Читать книгу Парадокс параллельных прямых. Книга вторая - Татьяна Вильданова - Страница 6

– Привет, – ещё не открывая глаз, услышал Жан до боли знакомый голос.

Он открыл глаза и медленно сконцентрировался на бледном пятне перед собой.

– Ты как?

Пятно оформилось в лицо.

– Бывало хуже, – с трудом разлепляя спекшиеся губы, пробормотал он.

Несколько секунд он тупо смотрел на это лицо. Затем попытался приподняться, но резкая головная боль свалила его обратно.

– Это ничего, – девушка исчезла и снова появилась уже со стаканом в руке, – можешь сесть?

Доре уперся рукой в то, на чем лежал, оттолкнулся и сел, непроизвольно схватившись ладонью за затылок.

– Пей, это поможет, – поднесла к его губам стакан Этьена.

Мужчина глотнул и зажмурился от резкой горечи тягучего как клей напитка.

– Пей, – продолжая вливать в него зелье, с мягкой настойчивостью повторила она.

Проглотив всё, он некоторое время расслабленно сидел, с интересом ощущая, как боль стекает с головы вниз и растворяется в упругом материале кушетки. Затем, когда она окончательно растворилась, Жан с удовольствием просмаковал гулкую пустоту освобожденного сознания, а затем… вспомнил всё, что с ними произошло и резко распахнул ресницы.

– Так, – сев ровно, чуть ли не с угрозой произнес он, – что это было? И где мы, черт побери, находимся?

– В безопасности, – не сводя с него глаз, коротко объяснила Этьена.

– Отлично. Но где? – обводя взглядом помещение, повторил он.

Комната, в которой он находился, была круглой и гладкой, словно вырезанной внутри огромного бильярдного шара.

Ни углов, ни потолка, ни дверей…

«Как в психушке, – оглядывая гладкую поверхность, зябко поежился Доре, – хотя, для психушки окно широковато».

Действительно, окно, занимающее всю противоположную часть сферы, было просто шокирующе огромно. И абсолютно черно.

«Господи, – вдруг сообразил он, – а вдруг это действительно психушка?! И это не окно, а экран, за которым сидит врач»?

– Где мы?! – охрипнув от волнения, снова повторил он.

– У меня, – успокоительно положила ему руку на колено Этьена, – конечно, особых удобств здесь нет, – словно извиняясь, добавила она, – но здесь безопасно.

– И это твоё? – осторожно уточнил Доре.

– Да, – подтвердила Этьена.

– А почему в окно ничего не видно? И что ты здесь понаставила? – только сейчас заметив вытянутый под окном стол, вращающееся кресло и запутанный рисунок из цветных квадратиков и пятен, покрывающий стол и часть стены между столом и окном, недоуменно уставился на неё Доре, – «Наутилус» какой-то… мы что, на подводной лодке?

– Нет. Успокойся.

– Да что ты всё «успокойся» да «успокойся»! – вскакивая с места, неожиданно для себя заорал Жан, – в гробу я видел такое успокоение! Ясно! Где эта светящаяся дрянь?

– Не знаю! – взлетая с кушетки, также заорала на него Этьена, – и знать не хочу! Здесь мы в безопасности! Ясно?

Жан так опешил, что вместо ответа только шумно вдохнул воздух.

Этьена тоже глубоко до всхлипа вдохнула и отвернулась.

«Дурак, – глядя на неё выругал себя Доре, – кретин полнейший. Нашел время истерику закатывать».

– Извини, – не глядя на него, деревянным голосом произнесла Этьена, – тебе как, полегчало?

– Да, – выдохнул и опять вдохнул Доре, – а тебе?

– Мне тоже, – опускаясь на кушетку, виновато произнесла Этьена.

– Бред какой-то, – плюхаясь рядом с ней на кушетку, с шумом выдохнул Доре, – извини, что я…

– Я тоже… в смысле, что… – начала путаться Этьена.

– Нормально, – успокоил её мужчина, – на твоем месте я бы орал ещё громче. Хотя я и на своем орал довольно неплохо.

Ему вдруг стало ужасно неловко и стыдно. И очень неуютно. Прямо-таки физически тесно в этой странной комнате, стены которой так и норовили упасть ему на плечи.

– Странная у тебя берлога, – невольно поежился Доре, – я её поначалу за психушку принял.

– Да? – удивленно подняла брови Этьена, – а что, довольно похоже.

– Да уж, – подтвердил он, – только матрасов на стенах не хватает. Это что, бомбоубежище?

– Что? – не сразу поняла Этьена, – ах, да… что-то вроде этого.

– А окно зачем? В него же целый танк въехать может, – Жан встал и подошел вплотную к окну, – занятно, не знал, что ты любитель абстрактной живописи…

– Да… в некотором роде… – неуверенно подтвердила Этьена.

– Ну, и темно же, – приблизившись вплотную к стеклу, Жан приставил козырьком руку к глазам и прищурился, – ничего не видно, хоть глаз выколи… Ты в порядке? – когда девушка тоже встала, внезапно спросил он.

– Да. Только я не понимаю, – наморщила лоб Этьена, – как мы оказались в…, – Жерве, – подсказал Доре, – ты не помнишь, как приехала?

– Нет.

– А Николя? – напомнил Доре, – ты помнишь Николя? Ты звала его.

– Я, – наморщила лоб Этьена, – я его знаю, но я не знаю, почему я его знаю… я… я… это как сон…

– А что последнее ты помнишь? – внимательно глядя ей в глаза, очень осторожно продолжал допытываться Доре.

– Улицу… катакомбы…крыс! – вспомнив их писк и царапанье, передернулась Этьена, – фонарь… стрельбу… Но как мы оказались на побережье?

– В катакомбах ты простудилась, – внимательно глядя ей в лицо объяснил мужчина, – потом долго болела и тебя увезли из Парижа.

– Долго? – напряглась Этьена, – сколько?

– Ты только не волнуйся, – осторожно беря в ладони её руку, обеспокоенно произнес Доре, – хорошо?

– Сколько?!! – с дрожью в голосе повторила Этьена.

– Полтора года.

– Что?… – ошеломленно задохнулась она, – ты сказал, полтора года?!

– Не волнуйся, – попытался успокоить её Доре, – помнишь, мы же всё равно должны были уехать. Если бы мы не пошли тогда гулять, то я бы эти полтора года просидел в Лиле на станции у биологов, а ты сама посмотри, – пытаясь отвлечь её внимание, весело продолжал он, – ну, какой из меня биолог? Тем более, там были бы постоянные дожди, а ты наверняка их не любишь…

– Нет!! – не слушая его, в отчаянии сжала виски руками Этьена, – нет…

– Ну, успокойся же, – обнимая её за плечи, нежно проговорил он, но девушка шарахнулась, споткнулась о кресло, упала в него и опять сжала ладонями голову.

Жан растерялся.

За прошедшее время он столько раз до мельчайших подробностей вспоминал свою жизнь в её доме, её лицо, слова, жесты, нюансы поведения, что постепенно создал себе особый внутренний мир, в котором, независимо от реальности и войны, по-прежнему оставались он, она, её дом и Париж. Там, в этом виртуальном Париже, он столько раз обнимал её, прижимая затылком к своему подбородку, что иногда даже наяву чувствовал запах её волос. Он на ощупь знал упругость её спины и мягкость её кожи. Там, в залитой солнечным светом библиотеке он давно уже сказал ей слова, которые потом повторял так часто, что выучил наизусть. Так же, как и ответ, после которого он, как на крыльях, примчался за ней на побережье.

А теперь что ему делать в этой незнакомой ему Этьеной?

– Ну, что ты… что? – уже не смея коснуться её руками, Доре присел перед креслом и положил ладони на подлокотники, – успокойся. Ты же уже выздоровела. И ничего страшного не случилось…

– Полтора года, – не слушая его, повторила Этьена, – полтора…

– Успокойся, – не зная, что ещё можно сказать, снова повторил Доре, – всё будет хорошо. Ты выздоровела и теперь всё будет просто ослепительно…

– Значит, – медленно приходя в себя, опустила руки Этьена, – теперь уже сорок пятый?…

– Да, – повеселевшим тоном подтвердил Доре, – лето. И война уже закончилась. Удивительно, но ты оказалась права. Помнишь?

– Что? – шевельнулась Этьена.

– Наше пари, – улыбнулся Доре, – помнишь, ты утверждала, что война закончится весной. И она закончилась. И был военный парад. Первый послевоенный парад. Представляешь? Мы шли по Елисейским полям, а весь Париж стоял вдоль дороги…

– Значит, всё, – не слушая его, тихо и горько произнесла Этьена, – и тебе уже… – она закусила губу и зажмурилась: «… ничего не угрожает, и ты останешься жив. Полтора года, которые я могла бы быть рядом! А теперь я для тебя только знакомая из прошлого, из-за которой ты опять попал в неприятности», – изо всех сил стараясь не заплакать, она сжала дрожащие губы и сцепила руки.

– Перестань, – решительно развел её руки Доре, – что было, то было. Ты своё отболела и хватит. Конечно, полтора года жалко, но, в любом случае, они уже прошли и ладно. Не хватало ещё, чтобы ты опять свалилась.

– Это время, – подняла голову Этьена, – ты был здесь?

– Нет. Я приехал только сегодня. Точнее, – всё ещё сидя перед ней на корточках, так, что её лицо было почти на уровне его, Жан мягко опустил её руки на подлокотники кресла, – наверное, уже вчера.

Её глаза… губы… губы были так привычно близко, что он невольно качнулся и… наткнулся на её руки, решительно выставленные навстречу.

– Как ты меня нашел? – почти сурово спросила Этьена.

– Жерар… – не сразу сообразил Доре.

– Жерар? – её светлые до прозрачности глаза напряженно сощурились, – он всё ещё в Париже?

– Да… – восстанавливая равновесие, Жан опять схватился руками за ручки кресла.

– Это он послал тебя сюда? – не замечая, что мнет пальцами его рубашку, снова перебила Этьена.

«Жерар? При чем тут Жерар»?! – разом вдруг вспомнив все, что он когда-то передумал, чуть не заорал он.

– Он? – боль и злость так скрутили ему горло, что вместо слов из него вырвался какой-то клекот, – нет, – словно проталкивая через щель замазку, выжал из себя Доре, – не совсем… у меня были здесь дела, вот я и… – и вдруг, разом опротивев сам себе, резко закончил, – да, он.

– Значит… – увидев, что она сделала с его рубашкой, отдернула руки Этьена, – с ним всё в порядке?

«Ты ждала Жерара! – чуть не оглохну от звона, с которым рухнула его душе весь выстроенный им мир, вцепился в ручки кресла Доре, – а не меня»!

Жерара, который за всё время, прошедшее со дня освобождения Парижа так и не нашел времени приехать.

«Он даже не знал, что ты больна! – чуть не выкрикнул ей в лицо Доре, – отправил тебя сюда и забыл! В то время как я»!..

– Да… – чувствуя, что ещё секунда и он не выдержит и сотворит что-нибудь невообразимое, Жан вскочил на ноги и стремительно развернулся спиной к креслу, – у него все отлично…

Он наткнулся глазами на намалеванные под окном пятна и уставился на них так, словно собирался продолбить их взглядом.

Этьена молчала и кажется, даже перестала дышать, отчего за его спиной стало так тихо, что Жан оторвал глаза от рисунка и посмотрел в окно, в котором отразилось его лицо.

«Дурак! – глядя прямо себе в глаза, медленно и раздельно подумал Доре, – вообразил себя Ромео, а оказался мальчишкой при короле Марке. Примчался сюда, как Тристан за Изольдой. Вот только эта Изольда давно уже любит короля, а не меня».

– Он хотел, – как за врагом, следя за каждым мускулом на своем лице, медленно произнес Доре, – приехать сам, но он теперь большая шишка в полиции и не может распоряжаться своим временем.

– Да, – не глядя его отражению в глаза, поспешно согласилась Этьена, – конечно, я понимаю… да… – её взгляд зацепился за пуговицу его рубашки, воровато потянулся к подбородку, скользнул по губам и беспомощно сорвался в ямку у основания шеи, – как Гаспар?

– Хорошо… – сведенные судорогой связки не желали пропускать пустые, ненужные слова, которые ему приходилось выталкивать из себя, как грубые, шершавые камни, – он тоже вернулся… – казалось, с каждым словом те же камни всё больше пригибали её плечи, отчего под тонкой тканью платья рельефно обрисовались лопатки, – и Мадлена…

– А Симон?

– Симон?… – его взгляд оторвался от своего отражения в окне и осторожно, очень осторожно, так, словно мог причинить боль, опустился на её, – да…

– Хорошо, – встав, девушка шагнула Доре за спину и, исчезнув с окна, крепко сжала в кулаки ладони, – извини, я доставила тебе столько хлопот… – медленно и раздельно произнесла она.

Достаточно большое помещение за его спиной вдруг показалось ему таким низким и тесным, а собственное тело таким огромным и неуклюжим, что Жану нестерпимо захотелось наружу.

«Когда же эта ночь закончится! А с ней всё… всё… может, я, действительно, свихнулся»?..

– Извини, – снова повторила Этьена.

– Не за что, – он отвернулся от окна, вернулся на кушетку, сел и подобрал под себя ноги, – я, некоторым образом, твой должник…

– Да… – почти не слыша, перебила Этьена, – я – тоже… некоторым… я…

– Значит, мы, – пытаясь совладать с собой, криво усмехнулся Доре, – квиты.

– Да.

«Всё кончено, – четкие последовательности клавиш на панели расплылся перед её глазами, – зачем только Жерар послал именно его?! Лучше было бы больше не встречаться. Никогда! – она решительно вскинула подбородок, – нюня! Только бы не догадался, что я готова разреветься, как последняя дура», – плавным жестом она поправила себе волосы, попутно стерев со щек слезы.

Свет, льющийся ниоткуда, мягко обрисовал контур скулы, узел волос, открывающий длинную шею, прямую спину, руки.

«Жерар, – сосредоточив всё своё внимание на размеренном дыхании, подытожил Доре, – я же знал, что между ними что-то было. Возможно, для него всё уже в прошлом. А для неё, – вдруг сообразил он, – с их последней встречи прошла только одна ночь! Одна очень длинная ночь, – он медленно вдохнул и так же медленно выдохнул густой кисель, в который превратился окружающий его воздух, – Жерар меня не просил… но я же сам нашел его и сказал, что поеду! – вдох… выдох, – ему незачем было просить… – вдох… – я сам сказал, что поеду… и привезу ему… Дыши ровно, дьявол тебя побери!» – мысленно рявкнул на себя Доре.