Читать книгу Северный мир. Книга первая. Млада - Татьяна Волхова - Страница 4

«Я родилась далеко от этих мест. Отца не помню, мы с мамой вдвоём жили. Её не любили на родной земле, ведьмой считали, как и меня сейчас. А матушка никому плохого не делала, наоборот, помогала и жизни спасала деткам малым: она малышей хорошо лечила, сразу их болезни видела. И не её вина, что такой родилась. Не простили ей люди превосходства и осудили.

Однажды принесли к ней ребёночка, совсем кроху, горит весь. Матушка говорит:

– Не жилец он, забирайте.

А ей отвечают:

– Не тебе, ведьма, судить, жилец он или нет. Твоё дело ― лечить. Да смотри: покинет нас, тебе самой не жить.

А родители того младенца были из семьи старейшины, долго ребёночка ждали, все идолы дарами обложили, не приходило дитя к ним. А тут родился, да не жилец.

Матушка сделала всё, чтобы вылечить малыша, но у неё не вышло.

Впервые тогда видела я маму плачущей. Обняла меня и говорит:

– Бежать нам с тобой надо, девочка, не пощадят нас. Времени до утра лишь осталось. А ребёночка этого я не спасу. Слишком много худого этот род сотворил, не дают им наследника.

Собрали мы с ней всё необходимое и сбежали, пока не пришли утром ребёнка проведать. Мама что-то читала по дороге, чтобы следы спутать. Не догнали нас.

Когда позади раздавался вой волков, я пугалась, жалась к ней, а она только дальше что-то бормотала.

Скитались мы долго, пока на одной из ярмарок не встретили моего отчима. Он как матушку увидел, так и не отходил от неё, пока она не согласилась его женой стать. Привёз он нас в это селение. Нас с мамой сразу невзлюбили: чужие мы здесь, не похожие на других.

Мой отчим маму в обиду не давал. Дом построил, огородил, всех молчать заставил, что женщину без рода взял, да ещё с ребёнком. Только всё расстраивался, что матушка больше родить не смогла. А она мне говорила, что если бы первыми мальчики у неё были, то тогда рожала бы каждый год. А как только девочку родила, вся сила женская и ушла.

Жили мы спокойно несколько солнц, пока отчим не перешёл в царство Мары. Нестарый он ещё был, а ниточка жизни оборвалась. За ним и мама вскоре умерла. В последний свой вечер наказала мне, чтобы, как только её провожу, сразу покинула это селение. А я не послушалась и после смерти матушки решила остаться. Жаль мне было покидать дом ухоженный, да и по всей земле я больше ни одного человека не знала, а тут прижилась уже.

Пока матушка была жива, она научила меня многим премудростям, но людям свой дар не показывала. Они, может, и догадывались, что она лечить умеет, да не просили никогда.

А я глупая, решила похвастаться, что умею. Как-то заболел у соседки отец, я сразу почувствовала, что сердце у него не так бьётся, заварила нужный настой, принесла. Соседка на меня подозрительно посмотрела, но настой взяла. Когда близкий болеет, за любую соломинку схватишься, чтобы спасти. А мужчине и легче стало. А утром она сама прибежала, гостинцев принесла, просила ещё целебного отвара дать.

Так и пошла обо мне слава. Со всей округи страждущие приходили. А мне и радостно: дар не пропадает, людям служит, меня почитают. Да рано радовалась: люди ― они ведь только в нужде покладистые, а как силу возымеют, так сразу змеем оборачиваются.

Завидовать мне стали, что не делаю я ничего, а живу хорошо. А когда мне хозяйство вести, если то травы собрать надо, то живицу с деревьев снять, то коренья в нужное время выкопать. А ещё всё приготовить, смешать. Ведь каждому человеку своя порция нужна. Что одного вылечит, то другого покалечит. Порой и отдохнуть было некогда, в очереди болящие ожидали. В благодарность еду оставляли, самое лучшее несли. Так и получалось, что у меня в доме всё хорошее было.

Но никто о моей помощи не вспомнил, когда злость глаза застила.

Нежданно пришли в селение бедствия: лето в тот год было неурожайное, а зима холодная, зверь в капканы не попадался, и начался голод во дворах. Селяне на меня подумали, будто из-за моего колдовства их Боги наказывают.

Одним вечером чувствую: тьма сгущается, обволакивает, дышать дома нечем. Выглядываю в сени, а там полыхает пламя. Еле выскочить успела. А на улице меня уже селяне ждали, да не с пустыми руками. У каждого кол в руках. Как я тогда от них убежала ― до сих пор не ведаю. От страха ни рук, ни ног не чувствовала. Через лес бежала, как по чистому полю. Через коряги перескакивала, как через травинки. В конце выбежала к незнакомой полянке. Я хоть лес и знала, но в этой части не бывала. Говорили, что здесь сила нечистая живёт, никто сюда не хаживал.

А тут смотрю, домик посреди полянки, вот этот, в котором сейчас с тобой сидим, а на пороге старик стоит, на меня смотрит. Постоял и в избу зашёл, дверь не закрыл. А мне деваться некуда, я за ним пошла.

Перешагнув порог избы, я поняла, что так и не могу отдышаться. А ещё меня охватил страх. Я не знала, где нахожусь. Вокруг висели шкуры зверей, от печки несло незнакомыми мне запахами, но самым невозможным для понимания был хозяин постройки. Он был много старше меня, выглядел как косматый старик, весь заросший и со шрамами на лице. Это я позже узнала, что ему всего сорок солнц, а тогда он показался мне древним стариком.

Я знала, что в эту часть лесу никто из селян не заходит, боятся старого духа.

«Неужели это он и есть?» ― подумала я, непроизвольно пятясь к двери.

Но всё-таки начала понимать, что передо мной человек, а не дух. Я слышала его дыхание, видела, как мужчина открывал дверь избы, значит, имел тело, на печи у него готовилась еда. А вот что он там готовит, я не знала и задрожала всем телом, представив самое страшное.

Старик внимательно смотрел на меня. Его взгляд прожигал меня до костей. Я хоть и сама умела читать мысли людей, перед ним была бессильна, а он видел все мои мысли, в этом я не сомневалась.

– Гнали тебя? ― спросил он.

Голос прозвучал хрипло и не совсем внятно, как будто старик давно не пользовался речью. Но голос точно был человеческим, и я немного успокоилась.

– Да, ― ответила я. ― Селяне сожгли мой дом.

Старик помолчал.

– Ничего не меняется в этой жизни, ― сказал он. ― Ты не из местных? Не похожа на этих людей, ― продолжал он.

– Мы с мамой переехали издалека, жили на краю селения. Мамы уже два солнца как нет. Перед уходом она наказала покинуть это место. Да идти мне некуда, вот и осталась, ― ответила я.

– Начала помогать людям, а они тебе жизни не дали? ― усмехнулся старик.

– Откуда вы знаете? ― удивилась я.

– А что здесь знать: со мной так же было, ― сказал он. ― Боишься меня?

– Да, ― честно ответила я. ― В селении говорят, что здесь живёт злой дух, он не щадит никого, кто забредает на его территорию.

– Как же щадить, если они меня не пощадили, око за око… ― проговорил изменившимся голосом мужчина.

Я начала замечать, что он не так стар, как мне вначале показалось. Просто его лицо было всё в шрамах от ожогов, что делало его более старым на вид».

Колдунья замолчала. А я будто очнулась ото сна. Мне казалось, что наяву увидела все картины, о которых вспоминала старая женщина. Как молодой девушкой бежала она по лесу, спасаясь от преследователей, как попала к старику в избу, в которой мы сейчас сидели.

– Сейчас здесь иначе, да? ― спросила я, оглядываясь вокруг.

– Да, за столько лет я всё изменила. Особенно, когда Валида не стало, ― услышала я ответ.

– Это так звали старика, с которым вы здесь встретились? ― уточнила я.

– Да, я осталась с ним жить. А куда мне было податься? ― продолжила свой рассказ колдунья. ― Старик оказался человеком, а не злым духом, как о нём рассказывали. Он жил в этой избе с тех пор, как селяне сожгли его дом, а в огне погибли его жена и двое сыновей. Мстили ему за то, что не похож на других. Силу имел могучую. Моя по сравнению с ним ― это слабый уголёк. Смотреть умел так, что насквозь прожигал. Обряды такие проводил, что звери из нор выйти боялись. Хотя зла никому не делал. Но страх людей сильнее разума. Не давали ему спокойно жить в селении, сначала жену изводили, потом дом подожгли. Вот и мстил он каждому, кто был причастен к гибели его родных. Люди же считали, что сам он в огне погиб, а его дух остался и мстит всем. У всех зачинщиков расправы дворы разорились и дети повымерли. Да только его детей это не вернуло.

Колдунья помолчала.

«Я осталась жить в доме колдуна. Сначала очень боялась его, сторонилась. Глаза его жгучие, казалось, светились в темноте. Когда приходила полная луна, он занимался колдовством. Говорил, что не уйдёт, пока не отомстит всем обидчикам своей семьи.

Селяне, причастные к расправе над детьми Валида, увидев, что происходит с их соседями, бежали в другие земли. Вот их он и искал в периоды полнолуний. Земли наши просматривал, ниточки жизни предателей запутывал. И никто от него не скрылся.

Так мы и жили. С охоты он приносил добычу, воды из родников в лесу брали, травы я с лета заготавливала, грибы да ягоды собирала. Скучала я по обычным людям, по разговорам с ними. Пару раз уйти собиралась, да лес кругом, конца и края не видно. Только к нашему селению выход есть. А от него до других селений ещё далеко. Мы с мамой на повозке ехали, когда прибыли сюда. У меня лошади не было. Так и осталась я с ним. Привыкла.

Не такой и страшный он был в обычное время. И не так стар, как мне сначала показалось. Шрамы многие затянулись, а силы ему было не занимать.

Стали мы жить как муж и жена. Мне казалось, что даже сердце у него приоткрылось мне навстречу. До этого закрыто на засов было. Как неживой он ходил.

Да только не было нам счастья. Двое мальчиков подряд, которых я родила, ушли в первую же Луну. Ни я, ни он не смогли им помочь.

После этого ещё больше замкнулся Валид. Ушёл на дальнюю часть леса, у него там хижина была сложена. На случай побега готовил. Так и жил там целое солнце. А я без него научилась справляться. Силки на мелких зверьков ставила, так и прожила.

Но его взгляд всё время чувствовала. Как будто присматривал он за мной.

А потом вернулся. И Лада-матушка послала нам дочь. Я сразу поняла, что будет девочка. Мальчики меня мучили, будто что-то тёмное поселялось во мне. Видимо, брали отцовскую силу, и бродила она во мне, наружу порывалась. Как те две беременности выходила, и не помню, всё в один сон слилось. Валид настои делал, чтобы не так тяжело мне было, да не помогали они.

А с девочкой всё было иначе. Легко прижилась она, легко носилась. Летала я, как на крыльях. Думала, счастье мне наконец отмерено. Будет у меня дитя любимое. Растить её буду, всем сердцем любя, всю себя отдавая. Все несчастья забуду.

А Валид странно на меня поглядывал. Но что думал, не говорил. Знала я, вреда он мне не причинит. Но взгляд его задумчивый ― настораживал.

И вот пришло время ребёнку родиться. Чувствовала я приближение долгожданной встречи, но на сердце неспокойно было. Как будто неотвратимое, неподвластное подбиралось ко мне.

Родилась наша девочка в светлую зиму. Мы оба с Валидом не могли налюбоваться на неё. Я чувствовала, как любовь заливает моё сердце, радостно было кормить её и ощущать тепло маленького тельца.

Она была прекрасна всем. Светлый, чистый ребёнок, смотрящий на мир невинными глазами.

В те несколько недель я думала, что все несчастья позади. Даже надеялась, что ради дочери Валид согласится уйти из этого леса и добраться до другого селения людей.

Я и раньше предлагала ему это, но он категорически отказывался, говорил, что никогда больше не будет жить среди слепых. Так он думал обо всех людях, не обладавших даром. Ведь они по незнанию боялись и ненавидели таких, как мы с Валидом.

Его дар был пугающим даже для меня. Валид многому меня научил. Но одно дело перенять знания, другое ― быть ими, чувствовать силу изнутри.

– Ты и светлая, и тёмная, ― говорил он мне порой, ― оба светила смешаны в тебе, и ни одно не берёт полную власть. Я поэтому и позволил тебе остаться у себя в избе, хотел посмотреть, что победит. В любом человеке равные половинки заложены, а вот кто как ими распорядится, показывает время.

Но быстро прошло время радости, пришло время испытаний.

Стала наша девочка беспокойной. Как Валид к ней подходил ― заходилась в крике, да и меня не особо принимала.

Я сначала думала, что дело в животике, сама не раз помогала молодым матерям справиться с ранними криками у детей. Но ни травы, ни заговоры не помогали моей дочери. С каждым днём она кричала всё громче и успокаивалась, только когда нас не было рядом.

Однажды Валид заставил меня положить кричащего ребёнка в кроватку и уйти за пределы нашей опушки.

И чем дальше мы уходили от дома, тем легче чувствовал себя ребёнок. Я прямо видела, как пелена отступает от неё, глазки открываются, и она начинает интересоваться игрушками, которые я для неё у колыбели повесила.

Но стоило нам с мужем начать приближаться к избе, как дочь менялась. На неё накатывал страх, и она начинала плакать.

– Как такое может быть, что дитя родное матери боится? ― со слезами на глазах говорила я Валиду.

– Ты сама молила об этом Богов, ― сказал муж, ― теперь видишь, к чему это привело.

– О чём ты говоришь? ― с ужасом спросила я.

– А не ты ли после ухода двух наших мальчиков, чьё тело не выдержало силу, им переданную, молила Богов, чтобы Сила обошла твоё дитя стороной, чтобы родилась у тебя обычная девочка, не наделённая даром, и могла она жить, как все слепые? ― ответил Валид.

– Я не об этом просила! ― воскликнула я и замолкла. Потому что была правда в его словах. Молила я, чтобы обошла стороной мою дочь участь её братьев, чтобы была у неё жизнь спокойная, чтобы не ведала она силу неземную, не боялись её селяне и не завидовали. ― Как же так получилось, что дитя чистое не выдерживает наше присутствие?

– Темнота наша на неё давит, ты ведь тоже темнее рядом со мной становишься. Сила не просто так в нас живёт, она источники ищет. А ребёнок ― наичистейший источник, ― ответил колдун.

– Ты говоришь, что мы своего ребёнка выпиваем? ― с ужасом спросила я.

– Не мы, а наша сущность её пугает, опасность от нас она чувствует, вот и кричит. Как все слепые: боится и спрятаться хочет. Но беспомощна пока, не может убежать.

Я не знала, что делать с этим. Доченька изводилась целыми днями, даже когда Валид уходил далеко, меня тоже чуждалась.

А через полсолнца девочка совсем увядать стала. Вместо развития становилась всё более тихой и тоненькой. Устала кричать, а сбежать сил не было. И усыхал мой цветочек, не успев зацвести.

Валид, вернувшись из дальней хижины, увидел, что совсем плохо ребёнку и никакие наши усилия не могли ей помочь. И принял самое сложное для нас решение.

– Мы должны отдать свою девочку, ― сказал он мне.

Несколько дней я ещё боролась за свою малышку, но как ведунья и мать чувствовала, что жизнь покидает её. Никаких видимых причин для этого не было, и все наши с Валидом знания не помогали.

Мы пытались поставить на неё защиту от нас, чтоб наша Сила на неё не давила, но не получалось, не держалась она. Пытались передать дочери часть своей силы, но девочке от этого становилось только хуже.

В один из дней Валид сказал мне:

– Я знаю одну семью в селении, они никогда в гонениях на нас не участвовали. Ты тоже их знаешь. Много лет они дитя ждали, Богов просили, но долго не одаривали их ребёнком. Незадолго до нашей дочери родилась-таки у них девочка. Хиленькая, слабенькая, по крови там немощь идёт, не помочь ей. В эту ночь её не станет.

Я внимательно слушала мужа, уже понимая, к чему он ведёт, но не могла в это поверить.

– Я подменю детей, ― продолжал Валид. ― Заберу их ушедшую девочку, а нашу принесу на её место.

Слёзы покатились из моих глаз.

– Ты хочешь отдать нашего ребёнка? ― спросила я, крепче прижимая к себе малышку, которая уже не могла плакать из-за слабости. ― Думаешь, она у них выживет? Смотри, какая слабенькая стала.

– Это единственное, что мы можем для неё сделать. Как только наше давление ослабнет, она поправится и больше никогда не будет болеть, ― ответил муж.

– Но как ты это сделать? Как ты незамеченным пройдёшь во двор?

– Я людям глаза отведу. Собак, правда, извести придётся, они не глазами живут, а чутьём. Но ничего, не впервой. Смотри, какая луна полная, она мне силы добавит. До следующего полного диска новая семья на ребёнка сквозь пелену смотреть будет. И видеть в ней свою дочь. А потом глаза начнут открываться, но дети в младенчестве быстро меняются, когда морок спадёт, они ничего не заметят, ― Валид помолчал. ― Выпей сонной травы, через молоко она дочке попадёт, и я смогу её неслышно донести и положить в людскую колыбельку.

– Ты отдашь её слепым? ― обречённо проговорила я.

– Это семья не совсем слепа. Они силу уважают и не завидуют нам, ― ответил Валид.

Я выпила настой и через некоторое время, уже засыпая, в последний раз покормила доченьку. Я чувствовала, как Валид аккуратно берёт её из моих рук, долго смотрит, запечатлевая её черты в своём сознании, и уходит из избы.

А я провалилась в небытие. Мне казалось, что я следую за мужем. Вижу, как он подходит к селению, просвечивает взглядом пространство, читает какой-то заговор, и все собаки, что могли его учуять, падают замертво.

Валид входит в избу, хозяева тоже крепко спят, а их ребёнок уже не дышит. Мой муж меняет местами младенцев и уходит в темноту. Моё же сердце остаётся рядом с доченькой. Я будто вижу обстановку вокруг неё, бедненькую, но пропитанную любовью. Старую бабушку на лежанке, уже немолодую пару, которая так долго ждала своего ребёнка и в эту ночь потеряла, обретя вместо него мою дочь.

Слёзы душат меня. Я порываюсь встать и пойти туда, забрать свою девочку, пока ещё можно. Пока никто не проснулся. Но ноги ватные, я не могу идти, всё больше проваливаясь в сон.

Проснулась я ближе к вечеру. Валида дома не было. Я по привычке поспешила к колыбели, но она была пуста. Я села рядом, и ни слезинки больше не вышло из моих глаз. Я как будто высохла изнутри.

С тех пор я стала ходить к дому, куда мы отдали свою дочь. Я больше не могла на расстоянии видеть, что в нём происходит, как в ту ночь, когда муж уносил нашу девочку. Мне надо было подходить ближе.

Я останавливалась так, чтобы меня не чуяли собаки, и смотрела внутрь. Сначала не получалось. Видела только сруб да двор. А так хотелось узнать, как там моя доченька. Лучше ли ей, жива ли она.

И я начала представлять, будто и я, и стены дома, и внутренняя обстановка прозрачные, как льдинка. И в один момент почувствовала, как сливаюсь с пространством, растворяюсь в нём и ощущаю то, что происходит внутри дома.

Так я чувствовала старушечью усталость бабушки, радость родителей, у которых начала поправляться дочь, и её саму. Слегка удивлённую, любознательную, откликающуюся на ласку подошедшей женщины.

Но как только я соединялась со своей доченькой, она начинала капризничать, и я ощущала, как заботливые руки начинали качать её и успокаивать. Тогда я шла домой.

Порой я хотела вернуться в селение, занять чей-то пустующий дом и жить среди людей, видеть свою дочь, когда она будет ходить с названой матерью по селению, когда девицей будет гулять с парнями.

Но случайная встреча в лесу с одной из жительниц, которая стала кричать мне: «Сгинь, ведьма!», убедила меня в тщетности моих желаний. Не суждено мне жить среди людей.

А Валид… Он больше не вернулся в избу, после того как отнёс нашего ребёнка людям.

Я чувствовала, что он ушёл в лесную хижину, и считала, что он рано или поздно придёт ко мне, как было после смерти наших мальчиков. Но он не вернулся.

Однажды ночью я проснулась от объявшего меня ужаса. Мне казалось, я слышу рёв медведя прямо рядом с избой. Но, сбросив морок сна, я поняла, что это происходит не здесь, а далеко в глуши леса.

Я чувствовала решимость Валида и свирепую ярость хозяина леса. Потом была короткая схватка, из которой Валид просто не мог выйти живым. Да и не пытался.

Я поняла, что он специально вышел на медведя и спровоцировал его на нападение. Пытаясь своим мученическим уходом искупить свои грехи и облегчить жизнь нашей девочки. Все его мысли в тот страшный момент были о ней…»