Читать книгу Мерцание. #чтобы знала ты, я есть - Татьяна Войнич - Страница 5

Роман

Лето 1990 г. Солнечногорск.

В зоне отдыха, на третьем этаже санатория, она небрежно развалилась в кресле, раздраженно сверкая глазами. В наушниках играл «Электроклуб».

«Юля пошли туда, Юля пошли сюда, Юля не ленись, Юля подъем»… И это – в каникулы, в семь утра по московскому времени.

Отец ни оставлял Юльку ни на минуту. «Взялся» за нее, как он это называл. То есть, в свой очередной не долгий отпуск, взялся за ее воспитание, как и обещал матери. Дело в том, что дочь была домашней примерной девочкой, но отец считал, что ее надо развивать, прививать навыки активного отдыха, закалять хилое здоровье, ведь все основное время они живут на севере, и это «может плохо отразиться на ребенке». Он купил Юле футбольный мяч, когда ей было 7 лет. Вообще, он хотел, чтоб у него был сын, поэтому, когда дочери исполнилось 6 – он купил ей футбольный мяч. Юля считала, что не виновата, что им приходится жить на севере, север вообще ей нравился, кто видел тундру – сразу влюбляется и хочет туда вернуться.

В конце июня, они с отцом приехали по путевке в военный санаторий, под Москву. Казалось бы, вот он – отдых! – начало заслуженных каникул, экзамены сданы. Но с отцом, военным офицером, привыкшим командовать подчиненными матросами, такое не прокатывало. Отец всегда был в напряжении, в тонусе, в ожидании вызова на службу, на вахту. Он установил свой режим каникул. Теперь, вместо того, чтобы нежиться в постели, Юля подрывалась по команде в 7 утра, хватала полотенце, и по примеру отца, мчалась к бассейну, как будто, бассейн мог высохнуть от московской июньской «жары», если промедлить хоть секунду. «Жара» – это утром максимум +15. Вот матери – всегда было все равно, чем Юля занимается, главное – вечером дома, поела, уроки сделала, читает, молчит, с разговорами не лезет, на кухню не заходит, когда взрослые курят.

Юля подозревала, что отец просто волнуется за нее, отчасти винит себя, что «ребенку приходится жить в полярных северных условиях». А ребенок – это в данный момент, уже девушка-подросток 13 лет, и никого, даже самых близких, даже отца – не интересует, о чем она думает, чего хочет. Она как удобная вещь, которую можно перекладывать с места на место, украшать, протирать от пыли, задвигать в угол.

Вообще, Юле было скучно. Папа пытался разнообразить полезные вечера чем-нибудь приятным – они ходили в местный кинотеатр, смотреть «картину». Было удивительно, откуда там берут такие фильмы, где имя мальчика «Венченцино».

Многие ребята из городка мечтали бы поехать на такой отдых, в санаторий – где теннис, бассейн, прогулки по аллеям, буфет, увидеть Москву, Красную площадь и ВДНХ. Но только не Юля – к спорту отец привил стойкую ненависть, Ильича в мавзолее она видела еще в детстве.

И тем не менее, сейчас она сидела в этой дыре, на третьем этаже и слушала заезженные песни. Мой друг – только плеер. Хотелось общения, внимания, шуток – в какой – нибудь компании таких же подростков. А то у папы, конечно, было не плохое чувство юмора, но все же главными словами его жизни оставались «полезно» и «надо».

В начале сезона, в санатории, не то что подростков, а вообще мало отдыхающих.

Юля раздраженно подошла к большому окну, внизу располагались корт и злополучный бассейн. Рядом, тоже у окна, стояла ветвистая пальма в кадке, такая же одинокая среди белого мрамора стен, как девушка у окна.

От невеселых мыслей Юлю отвлекли звуки, странно контрастировавшие с чинной тишиной Подмосковья. Возле лестницы стояли два пацана, лет 14-ти. Они громко разговаривали. Поняли, что девочка их заметила. Один, худой и белобрысый, косясь исподтишка на Юлю, демонстративно встал на перила и смеясь, балансировал.

Думает удивить, что ли, идиот. Она равнодушно отвернулась и пошла к себе в номер. Белобрысый парень проводил ее взглядом, выражение его серых глаз стало холодным и жестким. Затем, он глянул вниз. Внизу была только белая пустота, далеко виднеющегося первого этажа.

Осень, 1990 год. Кольский п-ов.

Сильно обведенный черным, глаз, внимательно следил в дверной глазок, как в подъезде по лестнице, вразвалку спускается парень, лет 14-ти. Гордо вскинув голову, он с вызовом смотрел на закрытую дверь, за которой, только что, поспешно спрятался зеленый глаз.

«Да! Как противно и глупо – „спрятался“. Ну почему было не остановиться, не встретиться с ним глазами, гордо и с вызовом поглядеть на него? Или, хотя бы просто кивнуть, и спокойно отвернувшись, открывать входную дверь!» – неприятно корил себя глаз.

«Ну что, он опять здесь „случайно“? Почему этот парень всегда оказывается там, где я. Уже добрался до моего подъезда. Да ну, брось, может он к другу сюда заходил, городок – то маленький».

……………………………

Из летнего отпуска, в свой городок, Юля вернулась с родителями перед самой школой. Ей впервые хотелось в школу, все стало как-то по новому, интересней. Вроде, все всех знают, но за лето повзрослели, неуловимо изменились, стали по особому нравиться друг другу. Ходили на дискотеки, кто-то уже целовался.

Юля с интересом ждала школьных будней, ей не терпелось увидеть Леху из параллельного класса, он ей нравился весь прошлый год, она ему тоже. Теперь, она, была уверена, что между ними что-то будет. Дурнушкой или забитой она никогда не была, мальчикам нравилась.

А потом, весь прошлый год, они с подружками травили Ксюшку, моль очкастую. Интересно, она изменилась?

Каникулы этим летом были неудачными. Сначала этот скучный санаторий, потом родители уехали на море, а Юлю отослали в деревню к бабушке. Юля очень любила свою бабушку, но в деревне оказалось тоже неожиданно скучно, хотя раньше, Юля рвалась быстрей к бабушке, чтобы и с удовольствием носиться по крышам с братом и компанией. Просто Юля выросла. В итоге, она стала посещать все индийские фильмы, которые крутили в местном ДК. В кино, хотя бы, можно надеть новые импортные белые босоножки на каблуках, и поржать над деревенскими тетками, которые с полотенцами на головах, и с красными распаренными лицами, лили слезы над судьбами страдающих индийцев. В детстве, Юлька думала, что тетки специально ходят в ДК поплакать, и для этого берут специальные полотенца, чтоб вытираться… ну и на тюрбаны индийцев похоже. Но это оказалось не так: просто эти тетки – вечером шли с бани, а домой не успевали зайти, поэтому, в чем были – в том и приходили в кино.

Наступила очередная пятница, время индийского кино в ДК. Юля одела белые босоножки, и проигнорировав бабкину просьбу «немедленно сесть перебирать ягоду» (дед опять привез опять 5 тонн земляники из леса), пошла в кино, четко впечатывая в пыль, каблуки новых босоножек, под осуждающее молчание перебирающих ягоду (тетки, бабули, бабы Любы и соседки).

«Ишь, вырядилась. Стыдно!»

Ну да. Юля не понимала, что плохого в том, что на ее длинных красивых загорелых ногах красуются белые босоножки. В деревне, ей в спину шептали «городская», как ругательство. Они считали, что стыдно нравиться себе и иметь босоножки.

Юля думала, что стыдно ходить по улице жирными пятидесятилетними тетками, когда им всего 35, с полотенцами на головах и красными «мордами» (так они сами называли свои лица).

Кстати, после отказа «перебирать ягоду» – бабушка продлила осуждающее молчание до конца лета. Юля не понимала, за что этот ягодный бойкот, и почему ей надо извиняться за свой «постыдный» выбор, в пользу кино и босоножек, а не ягод с бабками. Юля все так же любила бабушку, но злилась.

Даже брат уже не заходил в гости – был занят более важными делами – целыми днями ковырялся в мотоцикле или пропадал с отцом на рыбалке.

Приехав домой в городок, Юля поняла, что соскучилась. Она, в одиночестве, подолгу бродила по дождливым осенним улицам. На мокром асфальте, желтыми дорожками отражался свет фонарей, в наушниках играл «Мираж». Моросило круглыми сутками, но это даже подходило под ее настроение – летняя жара надоела. Небо низко повисло бесконечным белесым покрывалом над пятиэтажками. Воздух пропах свежим морским ветром, мокрыми холодными камнями и прелым мхом. Милые сердцу сопки пожелтели, и только вокруг школы, алые ягоды рябин вопили, что пора начинать. Почему-то, школа всегда ассоциируется с рябиной, сначала ягоды горькие и противные, а после мороза- мягкие и кисло-сладкие.

В тундре снег выпадает рано, но до настоящих холодов, природа устраивает пир: люди собирают идеальные, как на картинке, белые грибы, и сушат их наволочками; набирают специальными совками целые бочки черники, голубики и брусники. Этим богатством здесь никого не удивишь. Зато, когда в магазин привозили обычную сливу – туда сбегался весь народ и подолгу выстаивал в очереди, чтоб взять хоть килограмм, слива – раньше была редкостью на севере, как и остальные фрукты.

…Пока Юля гуляла, ей удалось мельком переглянуться с, куда-то спешившим, Лехой. Они приветливо улыбнулись друг другу.

Школа.

Теперь, каждое утро, Юлька очень тщательно собиралась в школу. Подводила жирные черные стрелки вокруг глаз, «как у Цоя», светло русые волосы начесывались по последнему писку моды, и пышной налаченой гривой спадали на плечи. «Львиная голова».

Одевалась джинсовая короткая юбка, собственноручно перешитая Юлей из маминых джинсов. Джинса была качественная, настоящая, из валютного магазина. В СССР, в тундре – джинсу можно было достать только там.

К юбке – обтягивающий свитер. По моде, рукава свитера, полагалось придерживать, натягивая их, до кончиков пальцев – как будто ты замерзла, и равнодушно ёжиться. Сумка «через плечо», доставшаяся родителям «по блату», и тенниски, обязательно, чтоб шнурки были фосфорного цвета – один салатовый, другой розовый. Между прочим, купленные в Москве, на ВДНХ.

Мама закрывала глаза на то, в чем ходит Юля, потому что единственное, что позволяла дочери – это быть красивой, даже в условиях ТАКОЙ моды.

В сентябре, в восьмые классы, пришли несколько новых ребят. В закрытых военных городках, все время кто-то уезжал или приезжал. За десять лет обучения – дети могли сменить несколько школ, потому что их отцов переводили по службе с одной военной базы на другую, а кто-то уходил на пенсию.

У большинства учащихся присутствовал интеллект «выше среднего», так как, это были дети – своих родителей, у которых по два высших образования и очень ответственная работа. Но учителя ревностно воспользовались веяниями перестройки, набиравшей оборот в стране, и расформировали классы на «математический», «исторический», «литературный», и отстающий – класс «двоечников». Между нами, самым отстоем – считался очкастый «литературный» класс, а самыми крутыми – конечно, «двоечники».

В «двоечники», определили несколько опытных прожженных девиц, уже встречавшихся с взрослыми мужчинами, эти девицы уже и сами выглядели как тетки. Еще там было несколько парней – пьющих, курящих и плевавших на пионерскую организацию, некоторые из них встречались с девицами из своего класса. В отстающий класс – попадали дети из неблагополучных семей, либо с отклонениями в здоровье. «Психи», короче. Кстати, эти девки и пацаны, у нас считались самыми авторитетными и привлекательными, отчаянными, а не распущенными, не пресной тухлятиной, как ботаны из «литературного».

«Психи» выглядели наиболее жизнеспособными, хотя многие из них – второгодники, зато все высокие, спортивные и деловые.

В этот класс и пришел новенький – Роман. «Отвязный», он сразу завоевал уважение парней и внимание девушек. Он был типичным «плохишом». «Симпотный Ромочка» – проконстатировала Катя. Ромочка – блондин со светло серыми глазами, упрямым ртом, твердым подбородком, и с кучей амбициями.

Пришлось и Юле его заметить, потому что Роман решил, что она ему нравится. Он ей – не нравился, блондины не в ее вкусе. Он же – ни на секунду не сомневался в том, что Юля будет с ним, но не знал, как к ней подойти. В школе она его, явно, игнорировала, а на дискотеки не ходила. В его кампании сказали, что он ей «не пара», что девочка из хорошей семьи, не курит, не пьет, на дискотеки не ходит, и с хулиганами не дружит – родители запрещают, следят в оба за дочкой. Рома огорчился – «даже нет общих тем – ну там сигаретку предложить, или, наоборот – стрельнуть».