Читать книгу Байкал. Книга 4 - Татьяна Вячеславовна Иванько - Страница 2

Я замёрз и страшно злился на моего брата и на самого себя тоже, дожидаясь его. Он заставил меня дежурить у проклятого самолёта весь день, с самого полудня, когда должен был начаться брачный обряд. Вначале я страдал тут, в песках, от жары, прячась от палящего солнца под крылом деревянной птицы и чертыхаясь без остановки, но всё же уговаривал себя, что я здесь, потому что брат умолял меня помочь ему, и я привык это делать. Тогда я начинал дремать. Но время тянулось невыносимо долго, и я проголодался, пришлось забраться в корзины, погруженные с собой и добыть пропитания из небольших припасов, я поел и снова осовел. Словом, бездарно проведённый день жизни, благо, что их у меня неисчерпаемый запас. Когда солнце село, я замёрз, потому что не рассчитывал сидеть в пустыне ночью. Да Арик и не предупреждал, что придётся тут ещё и ночь коротать. Поэтому я опять стал злиться и ругать брата про себя и вслух всеми бранными словами, какие знал и развлекался теперь тем, что придумывал теперь их новые формы и сочетания. Вот это надо же, я сын царя Кассиана, предвечный, способный делать то, чего не могут остальные, я сижу тут задницей в песке, потому что мой братец вбил себе в башку очередную блажь.

С самого начала мне не нравилась эта затея. Это было опасно, а я не хотел, чтобы Арик рисковал – это во-первых. Во-вторых: я не понимал, почему Ар не может подождать, пока Кратон помрёт сам по себе и Аяя освободится естественным образом, дольше ведь ждал. И в третьих: и самых, конечно, главных, я не хотел встречаться с Аяей. Я так радовался своей свободе от неё, свободе от мучительной, болезненной занозы, которой она торчала в моей душе столько лет, всё как-то затянулось, может и плохо, кривым рубцом, но зажило, я перестал вспоминать ту зиму, когда она была рядом со мной, и я таял от любви, растворяясь в ней, как никогда ни до, ни после. Я перестал верить в то, что она убежала не от меня, а от мстительной ревности Арика, что всё время лезло мне в голову вопреки здравому смыслу.

Я не хотел снова видеть Аяю, чтобы не будить в себе того, что похоронил и хотел забыть, чтобы спокойно и счастливо жить дальше, и страшно злился, что не могу отказать Арику, так и не смог придумать ничего, чтобы разубедить его сделать то, что он затеял. А он упрекал меня прошлым и говорил, что я должен ему за то, что сломал ему жизнь, и всему виной именно я, что я проложил судьбе этот ужасный путь, по которому мы все и пришли сюда, когда исхитил Аяю из его дома… И вот скажите, что он неправ? И я не мог сказать себе этого.

Поэтому я отсидел себе уже все ноги, зад и спину на этом дурацком песке, дожидаясь…

Сказать, что я испугалась, когда золотоволосый и златокрылый ангел, которого Кратон называл Гором, признавая в нём своего сына, внезапно обхватил меня рукой за талию и взмыл вверх, это ничего не сказать. Я забилась и закричала, надеясь, что Кратон сможет как-то остановить его, или я вырвусь из его рук и улечу, ведь я могу, и вернусь к Кратону. Но мы поднимались всё выше и тот, кто держал меня, крепко обнимая, из его рук не вырваться, сказал негромко в самое ухо:

– Тише, Аяя не бойся, я не причиню зла…

Это был голос Ария и пахнул он как Арий, свежим ветром, водой и горькой травой. И теплом, будто печь… откуда мне знать, как пахнет печь? И та, горькая трава, полынь? Я даже слов этих не знаю…

– Арий?!.. Арий, ты?!.. Ты… зачем?!..

Я уперлась в его грудь, отодвигаясь, да, это Арий, это именно он, но как тогда то, что я видела только что… хотя я почти не смотрела на этого Гора, так изумило меня то, какое произвело впечатление на всех его появление. Вся площадь, запруженная людьми, повалилась на колени, воздевая руки к нему, живому Богу, следовавшему через расступающуюся толпу, будто залитую золотым сиянием, что он распространял вокруг себя… и сам Кратон выглядел таким изумлённым, что я и не успела разглядеть, что этот ослепительный крылатый ангел – это Арий. Арий! Но тогда совсем непонятно…

– Арий… Ты что… ты что творишь?! – воскликнула я, теперь изумляясь ещё больше.

Если до этого я испугалась и не могла понять, для чего я непонятному ангелу, то теперь на миг блеснула надежда, что хотя бы беды со мной не будет… хотя… разве уже не беда?

– Ты что?!

– Не бойся.

– Не бойся?! – сразу разозлилась я, ударив его кулаками в грудь. – Да я не боюсь, дурак! Преступник!.. Что делаешь! Пусти! Пусти, я вернусь! Я вернусь к Кратону… Он мой муж! – я застучала в его твёрдую, но не каменную, какую-то иначе твёрдую грудь, будто на камне растет мягкий и тёплый мох. И откуда мне знать про этот мох на камнях… что же это такое в моей бедной голове?..

– Он не муж тебе! – сердито сказал Арий. – Он обманщик! Он взял тебя больной и слабой, не спросясь, не дожидаясь…

– А ты что же?! – перебила я. – Ты лучше делашь?!

– Я тебя не трону! Не заставлю спать с собой, я хочу…

– Чего? Чего ты хочешь?!.. Отпусти… верни меня! – опять забилась я.

– Нет! – сказал он, непреклонно.

– Дурак! – заплакала я. – Дурак же какой… патлатый!

Я плакала от бессилья и оттого, что вернуться и правда теперь невозможно. Как я вернусь? Как теперь на эту площадь пред всеми этими людьми? Перед Кратоном… где я была? Кратон – царь, не конюх, он не может взять в жёны сомнительную женщину… Непоправимая безысходность разверзлась передо мной.

Плача, я бессильно прислонилась лбом к его груди, и он уже мягко прижал меня руками, чтобы ловчее было нести. Мерно двигались громадные крылья за Ариевой спиной, мощными махами унося меня всё дальше от Кратона и от того, что было моей жизнью, маленьким кусочком тверди, за который я цеплялась, не зная больше ничего.

– Не плачь, Аяя, – Арий ласково погладил меня по голове, с которой свалилась и потерялась где-то корона, теплом выдохнул мне на волосы. – Всё теперь будет хорошо.

– Что ж… хорошо-то?.. что… ж?.. Молчи уж… – всхлипывая, прошептала я, уткнувшись в его тёплую грудь уже всем лицом, заливая слезами его рубашку.

Наконец, Арий спустился на землю, вернее, на песок, я оступилась, когда он отпустил меня, золотые сандалии давно слетели, потому что не имели ремешков, и босая нога подвернулась на мягком песке. Я упала, и Арий протянул мне руку, но я не приняла её, сердясь, ударила его по этой руке.

Кто-то засмеялся радостно и даже как-то светло.

– Что, не обрадовалась Аяя твоему появлению, да, Ар?! А я упреждал, – к нам подошёл высокий, как и Арий, ладный человек, светлолицый и совершенно незнакомый.

Он тоже протянул мне руку со словами:

– Здравствуй, Аяя, во веки веков!

– Ну и тебе не хворать, – со вздохом сказала я, и позволила ему помочь мне. Подниматься самой, барахтаясь перед ними в узком платье, и во всём этом тяжеловесном золоте не хотелось.

Разогнувшись, я огляделась, так и есть, мы в пустыне, темнота, ночь уже свалилась, будто крышкой накрыв всё вокруг, темноту разгоняет только факел, прикреплённый на каком-то странном сооружении, похожем на большую деревянную птицу.

– Ты кто такой, насмешник? – спросила я незнакомца.

Он засмеялся снова.

– Ну здорово, Ар! Ты даже не сказал, куда несёшь? – сказал он, обращаясь к Арию, будто меня вовсе здесь нет, али я безмозглая вовсе, вроде грудного уви в одеяльце. Хотя… многим ли я отлична от младенца?.. И всё-таки не хотелось позволить насмехаться над собой.

– Будешь шипериться, тресну в нос! – сказала я нахалу, исчерпав остатки терпения с ними двумя.

– Ого! Ну, ты можешь, мне ведомо, – сказал незнакомец, отступая, но не переставая снисходительно усмехаться. – Я – Эрбин, брат этого остолопа Ария. Он, видишь ли, придумал, что мы с тобой должны улететь из Кемета, и пожить где-нибудь в дали и уединении, пока ты не вернёшь прежние силы, и не вспомнишь саму себя и всех нас.

Я вздохнула, как они всё решают, всё решили, два человека, одного из которых я вообще не знаю…

– Что вы делаете… – в отчаянии проговорила я. – С чего взяли власть надо мной и судьбой моей?.. Кратон был мне добрым мужем…

– Кратон тебе не муж! – воскликнул Арий.

– Пусть и так, но он был добр ко мне! – воскликнула я, чувствуя, что вот-вот расплачусь снова. – Я училась у Викола…

– Очень добрый, в постель затащил – всё, что ему надо было! А учить тебя и мы двое сможем, не хуже твоего хладнокрового Викола, – зло выгнув губы, проговорил Арий. И добавил, строго хмурясь. – Незачем теперь рассуждать, назад дороги нет. Вот самолёт, отправляйтесь теперь же, скоро догадаются предвечные, в сугон пустятся, дураков-то нет.

– Куда нам путь держать? В Вавилон? – спросил Эрбин.

– Пожалуй. Там Зигалит, там дом твой, семья. Я буду прилетать всякий день, как смогу, в злате нуждаться не будете.

– Не части с прилётами, поберегись, если до сих пор не изловила тебя Повелительница, не раскрыла твой обман, то до поры, пока не шепнёт кто…

– Кто шепнёт? Кто Повелительницы Царства мёртвых не убоится? – усмехнулся Арий. – Так что не беспокойся за то слишком.

Я отошла от них, с лёгкостью рассуждавших о моей судьбе и даже не спрашивающих меня, словно я вещь, которую они украли и решают теперь, как прятать… Слёзы душили меня, город виднелся как свет за горизонтом, состоящим из волн песка. Вот и всё, вот и кончилась моя счастливая и лёгкая жизнь, полная нежности и любви доброго Кратона, знаний, что я получала каждый день, жадно впитывая, как пересушенная солнцем земля. Я никогда не увижу ни самого Кратона, потому что даже вернись я теперь же, вот отпустили меня, ведь и не держат, и я долетела назад, как я предстану пред ним?.. Чистота утеряна и с ней потеряно всё…

Я заплакала и опять села на песок, ноги не держали меня. На что, вот на что они украли меня?! На дурное не хотели, так зачем? Какую-то невозможную ерунду придумали… Кратона винят в чём-то, но какое дело ему, Арию, до этого? А ещё говорил, что любит, ясными глазами смотрел… Что за любовь, когда покою не даёт? Бессовестный… ох, бессовестный.

Он подошёл ко мне. Коснуться не посмел, просто остановился рядом и сказал негромко и очень мягко:

– Яя… ты… Я виноват, конечно, и очень… Ты прости меня, но… Я всё объясню, всё расскажу тебе, но после, ты всё поймёшь… Теперь не время, вам надо лететь.

– Не время… – прогундосила я. – Что ты…

Я хотела засыпать его упрёками, но они как-то остановились, застряли во мне, так и не покатились с моего языка, что толку упрекать теперь? Что, он исправил бы что-нибудь? А потому я протянула ему руку, чтобы подняться на ноги, в таком платье можно только несколько шагов сделать с царём об руку и всё, а не босиком по песку таскаться. Я отвернулась, высморкаться, волосы растрепались от полётов, падений, слёз, заплестись надоть, украсы снять… Но они говорили что-то, я упустила в отчаянии своём.

– Погодите… вы говорили… Лететь? – проговорила я, рассматривая сооружение, похожее на громадную деревянную птицу. – Как полетим? На этом, что ли? Это что, само летает?

– Само, но с твоей помощью. Полетит сам, но подняться с земли, поймать ветер надо суметь. А дальше поддаться ветру и лететь.

Я обернулась на Ария, сказавшего это так просто, словно рассказывал, как буквицу кеметскую начертать…

– Да ты что, Арий?!.. Как же… А лететь куда?.. темень…

– Карты все, что были у тебя и у меня, там, в самолёте, но я помогу. И по ночному времени на путь направлю вас. Я теперь могутнее, чем был когда-либо…

– Ну ещё бы, Ангел С…

– Замолчи! – Арий перебил Эрбина на полуслове.

Тот пожал плечами:

– Как скажешь.

– Что скажешь? – уцепилась я. – Что за тайны? Не молчите теперь, говорите всё!

Если уж я оказалась с этими двумя людьми, я всё должна понимать, Эрбин посмотрел на Ария, предоставляя ему сказать, Арий видимо смутился и проговорил, хмурясь и пряча глаза:

– Я… я инде поведаю тебе, Яя. Не теперь.

– Не теперь… – повторила я, всматриваясь в него, чего он не хочет говорить? Что за секрет у него?.. – Что же… ваша воля… мне не утечь уж…. – сказала я, покоряясь. – Так хотя бы переодеться дайте во что, мущины… не носить мне царских одежд…

Они переглянулись недоумённо, Эрбин быстро нашёлся:

– Я…э-э… у меня… ну… моё есть… Что ж ты, Ар, обо всём подумал, а про платье забыл?

Арий растерянно пожал плечами.

В том, что было на мне, нечего и думать, забраться в их самолёт, пред ними-то неловко, так оно узко и открыто… Эрбин залез в самолёт и достал мех, из которого вынул аккуратно сложенные рубашки, дал одну мне, потом и штаны. Я взяла одежду, во всё это таких как я двух можно засунуть…

– Босая, стало быть, буду… Ну… хотя бы не глядите, – сказала я.

Они отвернулись, но для верности я зашла за самолёт. Снова захотелось плакать, но надо было укрепиться, что толку рыдать теперь, ничего не поправить, надо думать, как быть. Так что я вдохнула глубже, и сначала сняла все украсы, а их было не меньше, чем полпуда, сняла платье, и стала одеваться в Эрбиновы одежды мягкого льна…

– Ты что ж про одёжу-то не подумал? – негромко сказал я.

Арик снова пожал плечами и показал мне кулак, едва я чуть повернул голову.

– Да не смотрю я! – отмахнулся я, хотя, признаться, подсмотреть хотел. – И не видно, спряталась. А она… вроде ещё похорошела, а?

– Эр… – зло прошептал Арик.

– Ну ладно, чего ты, я же не могу не видеть, – усмехнулся я.

– Смоги.

Наконец, Аяя вышла из-за самолёта, смешная до невозможности, привязала гашники штанов накрест, и рубашку узлом спереди, она ей почти до колен. Я протянул ей вязанку:

– Холодно, а наверху ветер, надень, замёрзнешь.

Она взяла со вздохом, а мне отдала свой свёрток с платьем и золотом, тяжёленький, надо сказать, и надела вязанку через голову, несколько прядок растрепались из косы, в которую она заплела волосы, она пригладила их и посмотрела на нас.

– Что глядите? Некрасивая стала? Сами виноваты, не хотели на царицу глядеть, глядите на бродяжку, – сказала она, со вздохом оглядывая себя. – Токмо… сандалий али… чего такого нету? А то босиком озябла уже…

– Есть носки, есть! Но, как и всё остальное, громадные, не обессудь, – сказал я, поспешив отыскать носки в том же мехе, что и остальные мои одежды были увязаны, мне тут навязали из тончайшей шерсти местных коз, Вералга показала невольницам, как вязать носки, сроду они такого дива не видывали, а мне надоело по дому босому ходить, вроде и жарко, а на каменном полу ноги стынут…

Арик смотрел на неё так, что мне стало не по себе, мне казалось, он хочет её съесть или себе за пазуху спрятать, поэтому, чтобы помешать ему теперь же совершить ещё какую-нибудь глупость, я сказал:

– Ну, так двинемся? Ночь скоро за половину перейдёт…

– Да-да… – сказал Арик, выдыхая. – Да. Яй, теперь на небо гляди, изучала звёзды уже?

Она покачала головой, не изучала. Вот надо же, сколько она мне в своё время об этих самых звёздах рассказывала, чего я нигде не читал, никогда не слышал и не догадывался, настоящий звездочёт. А теперь… не изучала. Арик подошёл ближе, объяснить, и показывал из-за её спины, так, чтобы она видела, а она слушала и переспрашивала, и верно, видит всё, что он там ей говорит, а он объяснял самые азы, что мальчикам в семь лет рассказывают… Н-да, Смерть постаралась обокрасть её, как могла.

Но, правда, она такая милая, когда вот так смотрит внимательно, и слушает Арика, а он, стоя у неё за спиной, вытянув руку, тычет в небо, но при этом я вижу, как он покраснел от её близости, её макушка щекочет ему подбородок, и его желания я легко могу угадать, и я на его месте хотел бы прижать её теперь же, зарыться в волосы лицом… Ну, началось… чёрт, Ар, какое ты мне испытание такое устроил, неужто некого больше попросить было позаботиться об Аяе?.. Я вдохнул поглубже, и отвернулся.

Потом он что-то показывал ей на картах, разложив на крыле самолёта в свете факела, который, между прочим, вот-вот прогорит, а другого у нас нет, совсем темно станет…

– Вы долго ещё? – подал я голос.

Они обернулись, отвлекаясь от своих карт, и Арик сказал:

– Ты не бойся, Яй, ты в воздух только поднимись, а дальше само всё пойдёт, едва поймаешь ветер. Даже если с пути собьётесь, по картам найдёте и по звёздам, – закончил Арик. – Завтра нагоню вас, помогу, ежли что… в людных местах не садись, долетите за двое суток, если с отдыхом.

А я подумал, как она, вот такая, маленькая, потащит и самолёт и меня, здоровенного, и поклажу? Даже Арику, богатырю, было, помнится, непросто. Оказалось, довольно легко. Только вначале Ар немного подтолкнул самолёт, а дальше мы с нею поднялись и, качнувшись несколько раз, словно пробуя силу, она выровнялась, уже не тряся и не вибрируя, ловко вела руль, даже улыбнулась. При свете взошедшей луны я хорошо видел её лицо, и оно удивительным образом стало похоже на Ариково, когда мы вот так взлетали с ним…

– Когда ты научилась летать? – крикнул я.

Она лишь пожала плечами:

– Арий показал, оказалось, я умею…

– Не тяжело? Один я вдвое против тебя вешу, – спросил я.

Она засмеялась и посмотрела на меня:

– Ты… Что ты! Ты мне своей Силой помогаешь, – сказала она.

– Я? – удивился я. – Как же?

– Не знаю, – она пожала плечами. – Может, тебе нравится летать. А может, я тебе нравлюсь, но твоя Сила в меня перетекает, я чувствую.

Мне нравится летать?.. Ну… с ней определённо. Арик, удостоверившись, что Аяя утвердилась в полёте, оставил нас, поворотив назад, в Фивы, и мы летели довольно долго молча, так, что я привычно начал задрёмывать. Только бы она не дремала, не то разобьёмся… Я встрепенулся, посмотрел на неё, нет, и не думает, улыбается всё, подставив лицо ветру, тоненькие прядки ветер выдернул из косы и реют они вдоль его струй. Легко летит, Арик с куда большим напряжением поднимал самолёт…

Да, я проводил их немного, но, убедившись, что она почувствовала уверенность с самолётом и рулём, повернул назад. Мне ещё надо встретить остальных предвечных и убедить их, что я не имею отношения к похищению Аяи Гором. Что ж, Гор наложил на себя руки, но я сделал его бессмертным. Бедняга, Гор, мне было жаль его, попавшего в жернова судьбы, он как солнечный луч сломался, но, отразившись в нас, предвечных, как зеркалах, усилился и теперь станет светить вечно. Я постараюсь…

А вот Кратона я не жалел, я с наслаждением наблюдал на другой день его бледное лицо и потухший взгляд, он даже постарел сразу на несколько лет и осунулся. Вот так тебе! За Аяю, за то, что ты её, едва вернувшуюся из объятий Смерти, сделал своей наложницей, не разобравшись, что перед тобой чистый лист, ребёнок… Захватил мою Аяю… вот и страдай теперь. От неё мало счастья всем, как от истинной Любви…

Вералга, конечно, приступила с допросом, но к этому я как раз был готов, и отбился с лёгкостью. Все их обвинения мне – тьфу. Даже и Мировасора, который имел доказательства, если можно так выразиться, что это я под видом Гора похитил Аяю.

– Не ожидал я от тебя такого, Анпу, – сказал Мировасор, сам поймал меня в дворцовом саду, когда я уходил от полубольного Кратона, с котором мне было что обсудить каждый день.

– Ты о чём это, не пойму…

– Ты отлично знаешь, о чём. За что ты так жестоко поступил с Кратоном? Дал бы смертному прожить остаток жизни счастливым.

– Аяя не делает смертных счастливыми, разве ты ещё не понял? Как и Хатор.

Он долго смотрел на меня своими тёмно-серыми непроницаемыми глазами, потом спросил:

– Хорошо, на Кратона тебе плевать, это я могу понять, в конце концов. Но а сама Аяя? Так ли ей хорошо без него? Она была бы царицей, теперь она… кто? Твоя наложница? Где ты прячешь её? Не боишься мести Вечной?

Я сдержался, чтобы не сказать ему всё, что я думаю о подобных расспросах, но в конце-концов именно благодаря ему, его идее, мы все вместе и спасли Аяю…

– Если ты не станешь призывать Её, всем будет лучше, – негромко сказал я. – У Неё очень чуткий слух, Мировасор, мне бояться нечего, у меня Печать Бессмертия, а вот тебе… ты предвечный, но не бессмертный.

– Ты угрожаешь мне?! – изумился Мировасор.

Я улыбнулся как можно слаще.

– Ни в коем случае, Мировасор, но, что-то теряя, мы приобретаем. Кратон потерял сына, но Кеми остался в его руках, он потерял наложницу, но вот-вот возьмёт себе женой свою невестку и получит нового наследника от неё и не одного. Аяя не родила бы ему детей.

– Откуда тебе знать? – спросил Мировасор, прищуриваясь. Побледнел, всё же испуган. Что ж, Мировасор, пришло время немного сбить с тебя спесь, непонятно с чего ты так уж уверился в своем величии.

– Я знаю, – уверенно сказал я.

Но в действительности я, конечно, не был уверен, но я не думал об этом все две с лишним сотни лет, пока носился в поисках её по свету, и потому ответа на этот вопрос я в себе не нашёл, и перестал думать об этом, тем более что у меня было достаточно забот. Теперь, когда моё сердце не горело ревностью и злостью, я мог спокойно заниматься тем, к чему приступил с таким рвением.

Под моим началом было уже несколько сотен жрецов, которых я учил особому искусству бальзамирования. Я долго думал, с чего начинать, просто ли научить, в каком порядке и что делать с мёртвым телом, чтобы остановить разложение, или же объяснить суть так, чтобы всякий, кто брался за это дело, понимал, что он делает и что за чем должно следовать. Что происходит с телом после смерти, как влияет окружающий воздух, какой концентрации нужно взять солевой раствор, чтобы тело не брала гниль, чтобы ткани остались эластичными, а не стали ломкими. Как нужно поступать с органами, и прочее. Это искусство я изучил в своих многочисленных и уже давнишних путешествиях, всегда делал записи и сохранил их, к счастью, они хранились у Эрика, потому что после моего возвращения мы долго жили мирно, и я многое отдал ему, потому что он интересовался всем новым. Это было ещё до гибели Байкала, того Байкала – нашей с ним столицы, которую мы после погубили, утопив в Великом Море…

Стройки по всему Кеми шли быстрыми темпами, и, думаю, через год-другой начнутся уже постоянные обряды в храмах Анпу. Вот только человеческие жертвы я приносить не стану, как бы ни настаивала Повелительница Царства мертвых. Ничего, довольна будет и без этого.

С присоединением ко мне Дамэ, Рыбы и Арит пришлось подумать о собственном доме. Вералга недоумевала по этому поводу:

– Для чего тебе отдельный дом, не могу понять? Добро бы ты оженился, а то ведь… Возьми жену, Арик, не след человеку холостым, дурно.

– Ну, фараон и тот не женится, а ему необходимо, – отшучивался я.

– Ну… фараон… Он невесту потерял, что ж, из камня, сразу на другой жениться?

Но что до женщин, то Эрикову наложницу мне пришлось сделать своей ненадолго, когда Орсег носился по дому Вералги в поисках доказательств своих подозрений о похищении Аяи. Потому что когда её, сонную напугали, ворвавшиеся в его почивальню всей дурацкой толпой предвечные, а мне пришлось нагишом предстать пред ними, представ в виде Эрика, ничего иного не осталось, как исполнить до конца его роль и, улегшись в постель с девицей, чьего имени я так и не узнал, предаться любовным играм, что я сделал с полным удовольствием. Потому что впервые за долгое время моё сердце было умиротворено, я был доволен собой, доволен жизнью и тем, что мне всё удалось, что сороковой день пройден и теперь Аяя и я тоже неуязвимы для Хозяйки Завесы. Конечно, кроме смерти у неё много ухищрений, но жизни Она уже не отберёт. Не знаю, заметила ли моя мимолётная любовница подмену или нет, но грустили по Эрику все рабыни в доме, это я приметил в последовавшие после его отъезда седмицы, пока не переехал сам. Вероятно, мой брат успел приласкать каждую.