Читать книгу Байкал. Книга 6 - Татьяна Вячеславовна Иванько - Страница 1
Часть 23
Глава 1. Мир и воля
ОглавлениеДа, предвечные примирились. Ничего иного, конечно, и не оставалось нам, как примириться. Потому что можно было или всем перебить друг друга, перевернуть станицу древней, и не нами начатой книги, или же сжечь эту книгу, чтобы не осталось на земле воспоминаний ни о древних Богах, коими нас стали считать, ни о том, что предвечные существуют столько, сколько существуют люди, сменяя друг друга. А мы не сменяемся. Мы существуем неизменными. Бывает, болеем, толстеем, даже рожаем детей, умираем, но мы не умираем сами, хотя убить нас не сложнее, чем любого человека. Правда, не всех, есть избранные, коих не смеет касаться даже Смерть.
Аяя и Орсег вернулись через два месяца с лишком, к концу зимы, когда метелей и морозов уже не было, когда ночи стали пахнуть таянием, а утра застилаться туманом, поедающим снег. Над нашей долиной туман был гуще, чем везде из-за тёплого озера, в морозы тёплый дух озера создавал иней на всех окружающих поверхностях, теперь же сгущался, остывая по ночам.
Всё это время мы прожили здесь в долине относительно мирно. Басыр унеслась, но Вералга и Викол оставались с нами, как и пленный Мировасор, единственный пленный из всех.
– Ты не хочешь отпустить его? Их всех? – спросил меня Эрик.
– Я никого не держу, кроме Мировасора, он мой заложник, он выйдет отсюда, когда вернётся Аяя. И Орсег должен это знать.
Эрик помрачнел и сказал на это:
– А если она остаётся с Орсегом по своей воле?
Но я уверенно покачал головой, глядя на него:
– Она прислала бы весь о том. А так она прислала, что любит меня и вернётся. Что вернётся, чтобы только я ждал её и не думал иного.
– Где же она? Летим туда!?
– Я этого не знаю, не знает и она. Координаты звёзд птицы, коих она присылает, передать не способны… Но… В такие дали не долететь на наших самолётах. Через океан много дней без отдыха… вдвоём с нею можно, то один ведёт, то второй, одному не сдюжить. Орсег знал, где выбрать убежище недосягаемое для меня… – сказал я, потому что картина, где находится маленький остров, со всей ясностью была передана мне перелётной птицей через тысячу передач.
Агори был мрачен, почти не разговаривал, даже не ел, и только спрашивал, что ждёт Мировасора.
– Решать станем все вместе. И у каждого равное слово, – сказал я.
– А после? Что мы станем делать, после?
– Тогда и станем думать. У всех нас и каждого свободная воля. Напишем правила и законы для предвечных, коли они так угодны твоему учителю. Кстати, скажи ему о том, пусть начинает создавать.
Мировасор оживлённо и даже обрадовано занялся делом тут же, словно только и ждал позволения, к нему подключился и Викол, а Дамэ зорко наблюдал за обоими, не упуская ни единого слова, так что злого заговора возникнуть не могло.
– Заговора не будет ещё и потому, что Викол теперь вовсе не считает Мировасора мудрецом, как прежде. Проигранная битва и плен сильно стряхнули спесь с самозваного предводителя предвечных.
– Ну да, как пыль с молью со старого кафтана! – захохотал я.
Дамэ тоже засмеялся.
– Всем полезны встряски.
Мне не была полезна эта проклятая встряска. Меня трясло столько раз и так сильно, что никакой пыли во мне давно не осталось. Я теперь вовсе был словно обнажён, без кожи и даже без мяса, каждое слово, каждый звук, ветерок бренчали по моим нервам, оглушая меня, крючками цеплялись за них, в каждом звуке я угадывал возвращение Аяи, и разочарованно опадал всякий раз подрубленным ростком, и так было по тысяче раз на дню.
Эрик был неспокоен и говорил, что не хочет жить с Басыр, двуличной и властной, даже недолго, а ему придётся, если она исполнит обещанное и вернёт Орсега и Аяю.
– Я всегда сам выбирал себе жён и ошибся только раз, – мрачно повторял он снова и снова.
– Да, но очень крупно, – заметил я. – Теперь ты не хочешь, потому что тебя принуждают? Тебе же она была по нраву и не раз, её красота бесспорна, её склонность к тебе тоже не вызывает сомнений, а то, как истово она добивается тебя, польстило бы любому.
– Всё так… но уж слишком он рьяно взялась за дело, мне иногда кажется, она обратиться в дракона и пожрёт меня.
– Тобой подавилась даже Смерть, куда справиться дракону? – засмеялся я.
Эрик покачал головой, ветер трепал его кудрявые русые вихры, а в глазах, устремлённых вдаль, словно он пытался прочитать будущее, сгустилась тёмная синь, подёрнутая инеем.
Но я чувствовал иное. Не в Басыр было дело, Эрик не хотел снова расставаться с Аяей. И это сводило меня с ума ещё больше, чем ожидание. Потому что его, как соперника я очень боялся, я не мог забыть, какими они с Аяей были тогда вдвоём на Байкале, куда я пришёл полуживой. Они были счастливы и соединены обоюдной любовью, такой, какая соединяет счастливых супругов, гармоничные семьи. Эрик любит Аяю, и хуже всего то, что она это знает. Именно это делает его таким опасным. Потому что не любить Эрика в ответ невозможно…
И вот Басыр вернулась в долину, усталая, даже похудевшая, но весьма и весьма довольная собой.
– Ну и потрудиться пришлось, Арий, чтобы разыскать твою беглянку. Наша Земля не так мала, когда ищешь кого-то, кто желает спрятаться… – усмехнулась она, жадно прикладываясь к кубку с водой. – Не из вашего хотя бы озера вода?
– Нет, из горных ручьёв, тает чистейший снег, получаются ручьи, – сказал я, выжидающе глядя на неё.
Басыр криво усмехнулась, напившись и утирая мокрые губы рукавом.
– Чистейший… Это хорошо, что хоть что-то остаётся таким… Хорошо… Потому что твоя любовница, из-за которой ты готов снести половину мира, вовсе этим не отличается. Хотя краса её засияла днесь ещё ярче, светит золотом и солнцем. Бело-золотая Богиня… Должно её хорошо любит жаркий Повелитель морей, слаще, чем ты, Арий, Снежный Барс! Объятия моря мягче и теплее, чем твои когтистые лапы, которыми ты держишь её все тысячи лет.
Я почувствовал, как гнев красным туманом застилает мой взор.
– Я нечаянно насадил тебе синяк на щёку в нашей битве и жалел о том, потому что не поднимал руку на женщин никогда в моей долгой жизни. Но… если ты произнесёшь ещё хотя бы слово, я осознанно одарю тебя вторым. Вем, буду стыдиться после, потому что это преступно – бить женщин… Ты хочешь получить второй синяк, Басыр?
– Ты ударишь жену своего брата, жену, носящую под сердцем твоего племянника?
– Жена моего брата – Аяя. Тебе неплохо было бы это помнить, прежде чем ты зачала своего выбледка, – отрезал я.
Басыр поджала губы, надуваясь, и побормотала:
– Если бы знала, что ты такой злобный и колючий, не стала бы носиться по миру, выискивая твою девку. А она – публичная девка, ежли, будучи женой одного живёт, и спит с другим. И не с одним даже.
– Ты искала её для себя, Басыр, и с одной лишь целью – получить Эрика. Мой брат готов ради меня на многое, даже на то, чтобы жить со злой и лживой женщиной, которую он не любит. И он выполнит обещанное, потому что слово значит больше даже, чем зерно, обронённое в землю, ибо и зерно может не дать всходов, слово дает всегда… Но назови ещё раз Аяю девкой, и я сделаю то, о чём предупредил.
Последние слова я произнёс, уже сжимая кулаки. Эрик увидел это или почувствовал, и сжал мой локоть горячей рукой. Я знаю, не потому что ему жаль Басыр, но потому, что он не хочет моего позора перед всеми, если я всё же не сдержусь и ударю её.
Орсег и Аяя появились немногим позже, чем через сутки после Басыр. Из того же ручья, куда Орсег нырнул с нею на руках шестьдесят пять дней назад. Мокрые, они вышли из воды и поднимались сюда, не разговаривая, но Орсег улыбался, и Аяя не выглядела несчастной, отнюдь, она изумительно похорошела, ушла чудовищная худоба и мертвенная бледность, и даже волосы стали отрастать и вились мягкими волнами вокруг всё той же тонкой золотой короны, которая была на ней в тот день, когда она исчезла. Но платье было другое, из разноцветного полупрозрачного убруса многослойно и замысловато сшитого, обнажающего руки, и теперь мокро облепившего её. Куда же делось прежнее, белое?..
Подняв голову, она увидела меня, и, сойкнув:
– Огнь! – взлетела сюда, ко мне в объятия. – Огник! Ох… только вся мокрая я.
– Верно, вся из воды… – сказал я, и счастливый, что, наконец, вижу её, могу обнять, и что она здорова, и, злясь, что она не выглядит замученной злодеем печальной пленницей, а прекраснейшим благоухающим цветком. Отсюда она исчезла совсем не такой, прозрачной, отстранённой, едва живой, теперь же в ней жизнь плещет золотым мёдом.
Неужели этим мёдом жизни наполнил её Орсег, что не спеша поднимался сюда, оскальзываясь на подтаявшем снегу и льду босыми ногами, будто не чувствуя холода своим полуобнажённым тёмным телом? Я с завистью смотрел на него, со жгучей и больной назолой: неужели этот морской проныра сумел сделать то, чего не смог я? Он тёплый и нежный, а я Снежный Барс с железными злыми лапами, в которых я душу Аяю всю жизнь?.. Я задрожал, думая о том, что происходило там между ними в эти два с лишним месяца.
Мне не терпелось избавиться от непрошеных гостей, что так надолго задержались, поэтому я решил без проволочек решить всё меж нами. А потому я взял Аяю за руку, оборвав и без того краткие объятия, будет у нас время на то, и не при этих людях, от которых я так устал за это время. Я спешил уже избавиться от непрошеных гостей, и поманил Орсега в пристройку, где теперь были все, чтобы покончить со всеми делами, и распрощаться. Аяя лишь попросилась переодеться из мокрого, и тут же последовала за всеми в пристройку.
Но они, Аяя и Орсег, похоже, не замечали времени, потому что когда я сказал, сколько их не было, Орсег нарочито удивлённо протянул:
– Прошло два месяца? А я думал всего седмицы три… – вот так, они и счёт времени потеряли…
Мы вошли под своды пристройки. Орсег огляделся и, увидев Мировасора, сказал с усмешкой:
– Так ты обманула меня, Басыр. Я и вернулся лишь за тем, чтобы спасти Мировасора из сарая со свиньями. Только это желание спасти друга и заставило меня. Но я вижу, я напрасно беспокоился, Мир вполне благополучен и даже, я вижу, растолстел.
– Ну, пополнел не только я, и Аяя теперь не похожа на тень тростника, обрюхатил-нето, Богиню Любви? Так спустя недолгое время не одна Басыр станет качать зыбку с младенцем! – сказал Мировасор, расчитанно громко и радостно.
– Не думаю, Мировасор, что тебе нынче стоит так хорохориться, – сказала Рыба, поморщившись.
– Разве кто-то давал слово женщине по имени Рыба? – вскинулся Мировасор.
– Если ты ещё раз посмеешь неуважительно обратиться к Рыбе или к кому-то другому здесь, я казню тебя уже без предупреждений, – сказал я.
А после оглядел всех присутствующих, а здесь, в этой просторной горнице собрались ныне все известные мне предвечные, кроме Арит и тех, кого Мировасор притащил из-за океана. Потому, считая, что собрание достаточно представительно, я сказал полным голосом, оглядев всех:
– Отныне и навеки все предвечные равны. И те, кто был природой сотворён таким при рождении, и те, кого чудом Силы наделила одна из нас. Каждое упоминание иного, паче оскорбление, будет считаться преступлением. И это будет первый закон предвечных.
Никто возразить не посмел. После мы расселись по лавкам. Точнее все сели, кроме меня.
– Я хозяин этих мест, остальные, кроме Аяи, пришельцы, потому говорить буду я. После выскажется каждый, кто будет не согласен или захочет оспорить мои решения.
– Стало быть, ты говоришь, как победитель? – спросил Мировасор.
– Именно. Потому что я победитель, – сказал я и заметил довольную и гордую улыбку на лице Эрика.
Вералга при этом побледнела, Викол выпрямился, словно должен был выслушать приговор. Орсег оперся локтем о стол и приготовился слушать с немного скучающим даже снисходительным видом, при этом довольное и наглое, котовье выражение его лица не ускользнуло от меня. Агори немного побледнел, подбираясь. А Рыба и Дамэ, переглянувшись, выдохнули и смотрели на меня, словно младшие брат и сестра. Я не видел только лица Аяи, не только потому, что она сидела за моим правым плечом, и мне пришлось бы обернуться, чтобы увидеть её, а вертеться я не хотел, но главное, я не хотел сейчас смотреть на неё, потому что тогда ясность мыслей изменила бы мне, слишком долгое и подозрительное её отсутствие лишало меня твёрдости и спокойствия. Сейчас я ощущал себя скорее на крошечном и шатком уступе скалы, чем на твёрдой земле. И чтобы не сорваться в свои разорванные мысли и перепутанные чувства, я должен был поскорее высказать то, что надумал.
Поэтому, набрав в грудь воздуха, я сказал:
– Отныне никто не объявляет себя предводителем или властителем предвечных, облечённым правом повелевать любым из нас и всеми вместе. Любой, кто решит вновь собрать армию с целью убить или подчинить остальных – преступник, повинный смерти. Каждый, кто станет плести заговоры с той же целью – преступник, повинный смерти. В последний раз мы прощаем друг друга и расходимся, полностью стирая из нашей памяти обиды и ненависть.
Я снова посмотрел на всех, никто не думал возражать, и на лицах было, в общем-то, единодушие. И даже облегчение. Думали, я себя захочу назначить главным? Смешные, этого мне никогда не было нужно.
– Но все мы с вами разные и сильны по-разному, и любому из нас и всем вместе когда-нибудь может угрожать опасность, поэтому, думаю, неверным было бы и дальше жить разобщено.
– Я всегда говорил, что мы должны объединиться! – воскликнул Мировасор.
– Мир, сейчас говорит Арий! – строго проговорила Вералга, нахмурившись.
Я продолжил:
– Да, мы не должны быть разъединены, и хорошо бы помогать друг другу в беде. Вместе мы всесильны перед любыми невзгодами и даже перед смертью, что всё же маячит каждому. А потому предлагаю держать связь раз в месяц доступными нам с вами способами. Аяя может посылать птиц и животных навещать с весями всех. Вералга и Басыр облетать каждого, где бы он ни был. Тоже своим способом станет делать и Орсег. Тогда никто не будет брошен, не будет одинок и потерян. Если кто-то окажется болен или ранен, пленён, брошен в темницу, ограблен, несправедливо обвинён, мы сможем прийти на помощь.
– А как мы станем делать это?
– Это мелочи, Вералга – ответил я. – Скажем, первый месяц ты возьмёшь на себя труд облететь всех, другой месяц – Басыр, третий – Орсег, Повелитель земных вод, четвёртый – Аяины посланники.
– Но помощь может понадобиться внезапно, неожиданно, что же придётся ждать месяц? Как сообщить о нежданно обрушившейся беде? – спросила Рыба.
– Шепните любой твари, птице, рыбе, хоть мухе моё имя – Селенга-царица и свою беду. Мне домчат из любой точки мира, и уже скоро будут знать все, – тут же ответила Аяя.
Все облегчённо и удовлетворённо закивали, никому не хотелось оставаться одному в мире, как дондеже, и всем хотелось помощи и участия, когда понадобится. Одиночество вечности пугало каждого из нас всю жизнь.
– Но для того надо точно знать, где каждый из нас будет, – сказала Вералга.
– Басыр нашла Орсега, не зная, где он.
– Всякий раз искать так не будешь! – живо возразила Басыр.
– Верно. И я не найду, такого, как Басыр я не могу, – добавила Вералга.
– Значит, каждый будет должен сообщать, где он или куда направляется, – сказал Мировасор.
– Это ограничит нашу свободу, – заметил Эрик.
– Чем-то приходится жертвовать, – ответил я. – Но если врагов среди нас не будет более, то и бояться этого не надо.
Раздумчиво покачав головой, Эрик проговорил:
– Вообще-то… да, и идти голыми-босыми в одиночестве по пустыне тогда тоже не придётся…
– Тогда у нас должна быть общая казна, – негромко сказал Мировасор.
– Верно! – подхватил я. – Станем жертвовать каждый год определённую сумму, чтобы если понадобится использовать на благо одного или всех нас.
Обрадованный моей поддержкой, Мировасор продолжил:
– Пусть заведует казной Викол. Он не жаден до злата и не расточителен, он сможет сохранить всё до последнего гроша. К тому же они всегда вместе с Вералгой, нет опасности, что он сбежит с золотом.
Дальше мы договорились, что жертвовать станем каждый сто золотых в год, а если кто-то оказался стеснён и не может внести свою часть, то вносят за него остальные, разделив поровну на всех.
– А если кто-то повадится так-то? Не платить? – негромко проговорила Рыба.
– Призовём на суд, – ответил Дамэ. – Разберём причину и примем решение, наказать, или определить жить при ком-то, дабы научиться зарабатывать. Впрочем, здесь нищих бездельников нет, все вполне способны добыть золото.
– Вот как? И каким ремеслом владеешь ты, Дамэ? – поднял густые брови Мировасор.
– Он воин, – ответил за Дамэ Орсег. – Любой царь золотом осыплет такого воеводу. Или личного телохранителя.
Дамэ заметно смутился.
– Не красней, Дамэ, – проговорил Орсег, выпрямляясь.
И сказал для всех:
– Мало кто может одолеть меня в прямом бою, Дамэ смог это сделать без труда. С тех пор я предпочитаю видеть его среди друзей.
– Стало быть, все мы теперь друзья? – усмехнулась Басыр.
– Именно так, Басыр, всесильная предвечная, и тебе следует позабыть ревность и зависть.
– Мне некому завидовать, – фыркнула Басыр.
– Рад слышать это, – сказал я. – Тогда…
Я снова оглядел всех.
– Тогда мы теперь вечные союзники в горе, радости, в любых испытаниях. Не бросаем и не предаём друг друга.
– А если появится новый предвечный? – спросил Мировасор.
– Ты имеешь в виду тех двоих, что привёл с собой с чужих земель?
– Нет, они не новые и не сильны ничем, кроме того, что служат божками своих народов. Но ведь может родиться новый.
– Значит, мы введем его в наш сонм так, как ты описал, как вошёл каждый из нас. Ничего такого, чего не было раньше.
– Кто это сделает? Тот, кто найдёт его?
– А это пусть выберет сам новый предвечный. Для этого мы соберёмся вместе, – сказала Вералга. – Думаю, не стоит больше пускать на самотёк такие вещи. И воспитывать предвечного тоже лучше сообща.
– Да будет так! – сказал я. – Есть у вас, что ещё сказать? Говорите, предвечные!
– Всё сказано, – ответила за всех Вералга.
– На том и порешим, – сказал я. – А коли так, коли всё закончено, я как хозяин и как победитель, приглашаю всех отпраздновать наше примирение и наш союз.
И был приготовлен пир, все, обрадованные и испытывающие явное облегчение, впервые не только после битвы, но и вообще, потому что впервые мы все, предвечные, сбросили все маски, как одежды, отмыли всю грязь злости, недосказанности, обид и зависти. Быть может, они вырастут в нас снова, но сей день все сердца и души были легки и пронизаны светом. Мы приготовили угощения, мы веселились и пили вино, припасённое мною так давно, что я почти позабыл о нём, мы пели и танцевали вокруг костра, пока Агори играл на дудочке, достав её откуда-то из своих котомок, сказав:
– Ничего особенного, но моим детям нравилось.
А Викол соизволил играть на самодельном барабане, который он соорудил табурета, сказав, что учился когда-то в детстве.
– И в какой стране прошло твоё детство? – засмеялся Орсег, обнимая Рыбу, забавно подергивавшую большими грудями в танце, слегка навеселе.
Викол пожал плечами:
– Если бы помнить! Я помню только снега, холод и длинные-длинные ночи. Так что… где то было, не знаю, но, думается, на севере.
– Значит, недалеко и от моей родины! – сказала Вералга. – Поэтому я так люблю тебя, мой дорогой Викол!
Все смехом ответили на это.
Почти всю ночь до рассвета мы радовались окончанию вражды, а когда пришла бы пора ложиться, Вералга и Викол взялись за руки, усталые и расслабленные, как и все мы, и я понял, что они намереваются перенестись отсюда прочь.
– Куда держите путь?
– На большой остров на севере – в Британию, там нет ни одного предвечного, грохочут войны и неразбериха, так что нам легко будет затеряться среди людей.
В это время Мировасор расцеловался с Рыбой, пожал руку Дамэ и сказал:
– А я отправлюсь на новый континент, откуда привёл нашествие на тебя, Арий. Постараюсь в искупление улучшить их жизнь, осветить науками их умы… Стану, как раньше и всегда был, хорошим, копить ненависть так утомительно.
– Возьми меня с собой, Мировасор! – воскликнул Агори, выскакивая вперёд. – Я построю им чудо-города, научу как ик!.. план-ик!-ровать и строить… ик!
– Да ты набрался, молодец! Пьяный совсем, – засмеялся Эрик. – Давай лучше со мной.
– Не-ет… ик! Ты теперя обженисся на Басыр, ик!.. детей растить… ик!.. А я што? Я тоже оженюся. Без жены нехорошо, ик!.. Тебе, Мировасор, тож надо бы жениться.
– Женюсь, не волнуйся, как же иначе, коли теперь такое благоденствие у нас всех, – сказал Мировасор. – Вот ежли Дамэ свою жену отпускает, так и женюсь на ней, на Арит. Давно меня дожидается в Кемете, небось, уж и надежду потеряла.
– Не знаю насчёт надежды, но родила уже – это точно, – усмехнулся Эрик. – Ты, Мировасор Арит добру-то теперь научи, коли ты такой хороший у нас теперь. И новые законы тож. А вообще держи при себе, не отпускай, от неё большие беды могут быть, ежли без мудрого догляда.
Мировасор кивнул соглашаясь:
– При добром муже и змея добра. Доставишь нас, Вералга? В Кеми, а после на дальний западный континент.
Вералга вздохнула, кивая.
– Что ж делать с вами…
– А нам, Арий, позволишь тож уйти? – спросил Дамэ.
– Мы тут вам с Аяей вовсе лишние будем, – добавила Рыба.
– Куда же вы?
– А в Рим. Хочу узреть великий город, куда ведут все дороги их Ойкумены.
– Я буду скучать, – сказала Аяя, обнимая вначале Рыбу, потом Дамэ.
– А по мне не будешь? – спросил Эрик и я вздрогнул.
Он подошёл к ней и положил руки ей на плечи, погладил легко, едва касаясь. От меня не ускользало ничто, что происходило вокруг Аяи.
– Ты весточки почаще присылай, Яй, как вы тут?.. – сказал он, заглядывая ей в лицо, и мне показалось, что даже в темноте у него из глаз полился синий яркий и мягкий свет.
Они обнялись вполне невинно, хотя Эрик и сжал ей большими руками, прижимая к себе, но не стал удерживать дольше мига, и поцеловал только в волосы на макушке, казавшиеся огневатыми в отблесках костра.
– А я скучать не буду, – сказал Орсег, подходя. – Буду навещать. Уж не обессудь, Арий, можешь злобиться на то, но каждому охота Богиню Красоты-от видеть и сердце своё бессмертное оживлять.
– Не части, – только и сказал я, глядя, как он прижался черноволосой большой головой к её головке, склонившись, и поцеловал её легонько в щёку.
– Ну уж, не командуй, никто теперь не повелитель! – усмехнулся Орсег, и в несколько прыжков добежал до края площадки и бросился в ручей.
За ним, и Басыр взяла Эрика за руку, со словами прощания. У моего брата был при этом такой вид, словно его повели в тюрьму. Но я успел только за миг до того, как они с хлопком пропали заметить это.
– Не думаю, что этот союз продлится сколь-нибудь долго, – со вздохом сказала Вералга. – Напрасно Басыр поступила так с ним…
– Любовь толкает на любые глупости, – отозвался Викол.
Вералга посмотрела на него с удивлением, и покачала головой:
– Любовь? Ни о какой любви тут и речи нет… нет-нет, Басыр… обида, зависть, месть, разочарование, сомнения в себе, всесильной и древней, восхищение, и чёрт её знает, что ещё, но только не любовь. Здесь нет даже её следа. Любовь чиста, как алмаз, совсем не то в душе у Басыр… впрочем, не мне судить её.
Она посмотрела на Агори и Мировасора.
– Готовы, что ли?
– А чего мешкать, летим! Обниматься не будем, от Богини Любви после не оторвёсся! – засмеялся Мировасор, пожимая мне руку вслед за Агори.
Все трое растаяли в воздухе. Викол посмотрел на нас.
– Рады, небось, до смерти, что мы исчезнем все.
– Рады, что всё кончилось. Вся эта вражда, – сказала Аяя.
– Это да, но… Вералга не зря о Басыр…
Но тут Вералга появилась снова.
– У-уф!.. Далеконько забрались, конечно, наши братья предвечные, там у них ещё вчерашний день не догорел, у нас уж новый занимается… Летим, Вик?
Мы обнялись. Викол и Вералга исчезли как раз с первыми лучами восхода.
– Спать идём, а? День-от новый начинается, а мы старый ещё не закончим никак, – улыбнулась Аяя.
Розовое рассветное сияние, нежно окрасило её всю, глаза блестели, будто и не утомилась она…