Читать книгу В стране слепых я слишком зрячий, или Королевство кривых. Книга 2. том 4. Кровь - Татьяна Вячеславовна Иванько, Татьяна Вячеславовна Оськина - Страница 6

Часть 19. Мрак на небосклоне
Глава 6. Предложение странных людей, о любви, о детях и чуть-чуть о смыслах…

Оглавление

Марк вернулся домой около трёх утра, усталый, но нормальный, такой как обычно, вовсе не похожий на себя вчерашнего.

– Ты что не спишь, тоже недавно явилась? – спросил он, снимая одежду в ванной.

Я пожала плечами, а Марк засмеялся, потрепав меня по плечу.

– Что делала-то? Опять с нашими музыкантами весь день проторчала?

– Да нет, я у Боги была сначала.

– Сначала… так и не скажешь, что вы придумали там?

– Нет пока. Лучше ты расскажи, где ты был весь день.

– Да я всё по западным рубежам нашей необъятной родины… – он улыбнулся, забираясь под струи воды, и не стал закрывать дверцы душевой кабины.

Вчерашнее состояние Марка произвело на меня такое сильное впечатление, что сейчас я смотрела на него, будто это был и не он, такой контраст он составлял с самим собой вчерашним, но, к счастью, сам он не думал об этом, он был уже сегодняшний, иной, прежний: живой, ироничный, скрывающий внутри некую сумрачность, которую я ощущала в нём.

– В Калининграде, как я и думал, хитрецы… Вот не было бы у меня инсайдеров, не доказал бы ничего. А так всё легко оказалось. Проценты мои они снизить намерились, вообрази! Думали, ослабла моя система, если я лично к ним я не приезжал несколько месяцев. Пришлось напомнить, кто есть кто.

– Эти два, тоже с тобой ездили? – скривилась я, потому что он как-то чересчур много времени проводил с двумя парнями с такими каменными лицами и гранитными глазами, что мне казалось они оба подобными памятниками на кладбище.

– Не-ет, – усмехнулся Марк, выключая воду. – На что они мне там… Дашь полотенце?

– А дальше? – спросила я, наблюдая, как он вытирается, капельки исчезали с кожи, на плечах и груди, снова проступают веснушки, он очень белокожий, и солнце пристаёт к нему только в виде вот этих оранжевых пятнышек или красного облезлого носа, что делало его похожим на милого белого кролика, потому что при этом выгорали ресницы и брови добела.

– Ты про Киев? – Марк взглянул на меня.

– Ну да, – я подошла и вытерла капельки там, где он не достал – на лопатках.

– Там – плохо, – кивнул Марк, уже не улыбаясь. – Я не государственный человек, конечно, и не сотрудник спецслужб, но Радюгин не зря всполошился. Понимаешь, там проросло отторжение русскости, давно, конечно, пустило корни, но сейчас уже не скрывается, а значит, скоро станет лозунгом для тех, чьи предки под Бандерой ходили. Понимаешь?

– Вообще-то не очень, но это неважно, – сказала я, мне хотелось выйти их духоты ванной.

– Вот то-то и оно, что не важно, – кивнул Марк, запахиваясь в халат, он всегда боялся простудиться, потому что схватывал каждый сквозняк и после подолгу чихал и сморкался, но сейчас он думал о другом, не замечая сквозняков, гулявших по квартире, потому что я не успела закрыть форточки и принялась это делать сейчас, именно для того, чтобы он не заболел. Марк же, по дороге на кухню, продолжил говорить: – Но тебе имеет право быть не важно, а вот тем, кто с Радюгиным в одном учреждении служит – нет. Понимаешь, это всё не его дело, его не касается, только в части помощи вот этих бандеровцев нашим террористам, а точнее прямого участия во всей этой мерзости на Кавказе. Он, собственно, прямой именно целью это имел, но я чувствую, что мысли у него идут дальше. Как теперь и у меня…

– Хочешь сказать, в Киеве есть те, кто ненавидит русских? – удивилась я, мне это показалось таким странным и даже диким, что я даже стала вполне участвовать в разговоре. – Как это может быть?

– Всегда есть те, кто тебя ненавидит, дело не в этом. А в том, чтобы тебе не наносили вред, не покушались на твой дом и твою жизнь. Ты понимаешь?

– Пока не очень, – призналась я.

– Вот и я не очень понимаю, почему никто не занимается этим.

– И кто должен заниматься, по-твоему? Министерство иностранных дел? – мне было даже странно произносить это в отношении Киева и тех, кто там живёт.

– Это само собой, – кивнул Марк, садясь к столу, а я занялась чайником и вообще поздним ужином. – Активно, ясно: дружить так дружить, как мы с тобой хорошо живём с соседями по дому, верно? Здороваемся, помогаем, если надо, не мусорим на площадке и во дворе, собак их не обижаем, а хозяева им не позволяют углы обсыкать, и так далее. Но это люди в подъезде, в доме, всё на виду, и то, ты видишь и знаешь, что ждать от каждого. А страны не должны так просто глядеть только на то, что видят. На что тогда спецслужбы и разведка? Чтобы такие, как я, дилетанты, делали их работу? Довольно странно, нет?

– Ослабли спецслужбы, – сказала я. – И давно. Потому страна и развалилась.

– Теперь… ох, Таня, хлебнём мы ещё… «бескровная революция» как же…

Он вздохнул и принялся за еду, я разогрела ему цыплёнка с обычным картофельным пюре, сама есть не стала, давно привыкла блюсти диету, когда каждая булка или вот, куриная ножка, на учёте, очень дисциплинирует.

Ничего я из рассказа Марка не поняла, признаться, кроме того, что он встревожен, и что мир, каким он кажется на первый взгляд, совсем не такой благополучный и простой. Меня удивляло одно: контраст, каким Марк был вчера, и как он вновь стал самим собой сегодня. Что могло случиться, что так потрясло его накануне? Спрашивать снова я не хотела, потому что не хотела, чтобы он вновь возвращаться туда. Тем более что он обещал рассказать сам.

– Завтра в «Иллюзионе» «Тени забытых предков» Параджанова, пойдём? – сказала я.

– Во сколько?

– В шестнадцать ноль-ноль.

– В четыре можно и пойти…

Мы действительно пошли в кино на другой день, и насладились замечательным произведением искусства, я обожаю фильмы Параджанова и могу смотреть их бесконечно, потому что ничего красивее и осмысленнее в кино я больше не встречала. И костюмы, и лица, и пейзажи, дома, музыка, что называется «фон» – изумительно прекрасны. Мы вышли на улицу, где уже стемнело, и двинулись вниз по улице по мокрому асфальту, светящемуся в свете фонарей, как ёлочные шары.

– Почему люди ненавидят друг друга? Воюют? Враждуют? – проговорила я, думая о том, что он рассказывал о своей поездке.

– Ну… почему… Из-за тестостерона?

– Не-ет… – уверенно возразила я.

– Из-за тестостерона строят, покоряют новые земли, изобретают, сочиняют, в космос летают, он не даёт сидеть на месте, и ржаветь человечеству, потому что женское как раз для этого – сохранять и взлелеивать то, что вы завоевали. Вы – клинок, мы рукоять, эфес. Для любви тоже необходим тестостерон, потому что это тоже движение вперёд, покорение и развитие. А война – это распад и гибель.

Марк захохотал:

– Типично женская точка зрения! Война – самый мощный двигатель прогресса.

– А это – типично мужская! – засмеялась я.

– Ну нормально, – сказал Марк, и притянул меня к себе за плечи. – Хуже было бы, если бы мы с тобой рассуждали наоборот.

– Это да, – я склонила голову ему на плечо, но наши шаги были разной длины, и мне пришлось снова просто взять его за руку.

Этот день мы провели вместе, ещё долго гуляли по городу, сходили в кафе, всё время весело болтая и смеясь, будто и не было ничего странного и пугающего вчера. Но не в наших правилах было умалчивать хоть что-то, что-то держать недосказанным или невыясненным, так, чтобы сомнения не давали спать или думать о чём-то другом. Поэтому, в конце концов, я решилась спросить его о том, что было той ночью, когда он вернулся в ненормальном состоянии. Марк помрачнел, взглянув на меня.

– Я ничего не собираюсь от тебя скрывать, Танюша, но есть вещи, о которых просто неприятно рассказывать, понимаешь? Но не надо думать, что там случилось что-то важное, о чём ты должна знать. Просто поверь мне.

Я привыкла верить ему, за столько лет он ни разу меня не обманул, поэтому я поверила и теперь, я понимаю, что в жизни мужчины, особенно такого, как он, ведущего настолько сложную, какую-то многоуровневую жизнь, не может не быть неприятных происшествий или разговоров, которыми он может не захотеть делиться с женой. Так что я не стала докучать ему этими расспросами. И даже перестала думать об этом…


…Я не перестал. Да, я так и не смог сказать Тане то, что впустил в свою душу в тот момент, когда нажал на курок и вышиб мозги из гнилого черепа Никитского. Быть может, если бы я рассказал, мне стало бы легче, я перестал бы об этом думать, чувствовать всё время тяжесть рукоятки в руке, тяжесть, перетекшую в мою грудь из этой рукоятки и осевшую в глубине сердца. Но я боялся увидеть ужас и отвращение в её глазах, если расскажу об этом. Я боялся этого больше всего на свете, потому что тогда она по-настоящему, полностью уйдёт к Книжнику. И не важно, что я сделал это в отмщение за неё, я не сомневался, что она не одобрит меня, что убийства она не сможет принять. Даже тот разговор о войне, когда она сказала, что война это распад и гибель, подтверждал это. Так что – нет, я ничего не сказал, и больше того, понял, что чем дальше от того дня, тем меньше вероятность, что я вообще когда-нибудь расскажу. Мне не хотелось рисковать нашей с ней идеальной совместной жизнью, потому что и так над ней висел как топор палача Книжник.

В стране слепых я слишком зрячий, или Королевство кривых. Книга 2. том 4. Кровь

Подняться наверх