Читать книгу Желание жизни - Татьяна Юрьевна Мохова - Страница 5

Было девять часов утра. В окно пробивался слабый лучик солнца. Мистер Челленджворс с трудом открыл тяжелые глаза, ощущая тупую боль по всему телу, смешанную с мерзким чувством разбитости. Он нашел себя на небольшой красной софе в углу незнакомой ему комнаты. Еще не до конца проснувшемуся, ему показалось, что он на корабле, потерпевшем кораблекрушение – вокруг в большом количестве было разбросано конфетти, ленты, какие-то бумажки и мишура, которые преобразовались в грезах полуспящего страдальца в обломки снастей и весел. Одна его нога находилась на спинке дивана, вторая – обреченно лежала на полу, а руки раскинулись в обе стороны. Окончательно проснувшись, аптекарь титаническими усилиями справился с затекшими конечностями. «Что со мной?» – такой была его первая фраза после пробуждения, которую он произнес в полный голос, со страхом озираясь по сторонам.

– Что здесь произошло? Как я… сюда попал?

– Кофе со сливками или без, сэр?

В дверь вошёл презентабельного вида слуга в белых перчатках и невозмутимо поставил поднос с напитком на маленький мраморный столик рядом с временным пристанищем растерянного гостя.

– Прошу прощения, уважаемый…гм, сэр.

Официант вежливо поклонился, но беспристрастное выражение не сходило с его лица.

– Я… Где я нахожусь? И простите, кто вы? И что вообще произошло?

– Вы находитесь в доме у мистера Роджерса де ла Льафш и его супруги. Вчера вы были на приёме, устроенном в честь видных предпринимателей нашего города и пожелали провести эту ночь здесь, что немедленно было удовлетворено, – быстро отрапортовал слуга, при этом ни разу не моргнув и даже не взглянув на собеседника.

«Пожелал провести ночь? Что за чушь молотит этот оловянный солдатик? И какой к черту мистер де ла Льафш?» – мистер Челленджворс приподнялся и отряхнул помятый фрак, к которому прилипла сотня разноцветных конфетти.

– Послушай, любезный, мне не до шуток. Я прекрасно помню об этом приёме (тут мистер Челленджворс немного польстил самому себе), но не заставишь же ты меня думать, что я мог вот так провести здесь всю ночь, заснув в одежде прямо на софе в гостиной?! – почти перешёл на крик уже окончательно воспрявший ото сна Джон Челленджворс

– Вы вчера долго веселились, сэр. И да, кх-м, с вами была молодая леди. Не думаю, что мне позволительно давать какие-либо оценки, но она была очень красива. Вы заснули здесь, а она долго потом разговаривала со своей … яркой подругой. Да, в этой комнате. Выпейте кофе. Возможно, он поможет вам всё вспомнить, – отрезал слуга и, невозмутимо развернувшись, спокойно вышел в раскрытую дверь.

«Вот это дела, – задумался Челленджворс, обхватив голову руками, – да, сейчас как будто что-то начинает вырисовываться… Леди? Какая леди? Помню мерцание, песню, что-то темное и мягкое, а еще фиалки… Эти лица, странные лица, я никого не могу выделить… Музыка, да… она была очень громкой… приятной…Громкой… Тошнит от кружения… Что-то падает на голову, светится. Кто-то о чём-то говорит, смеётся… очень много, противно смеётся… А еще там были крабы, и я нюхал цветы в огромных вазах…»

Челленджворс тяжело встал с софы и еле-еле зашагал по комнате, обставленной в духе французского вельможи восемнадцатого века. Его не покидало пугающее ощущение, что он медленно, но верно сходит с ума. Эти роскошные предметы интерьера – как будто он прогуливается по старинному дворцу, этот странный архаичный слуга… Сначала в его голову закралась мысль, что, возможно, его просто разыгрывают, но физиономия дворецкого в перчатках и белой жилетке была такой непроницаемой, что мужчине сразу же пришлось отвергнуть это подозрение. Этот полузабытый фантасмагоричный бал, в котором он принимал участие, а самое главное – фантасмагоричный он сам, человек, который никогда еще за всю свою сознательную жизнь не проводил ночь вот так, на чужом мягком диване, в одежде и ботинках и с золотистой тонкой ленточкой во рту. От одной этой мысли мистеру Челленджворсу стало плохо и даже захотелось вызвать доктора, но ему пришлось тут же в отчаянии встряхнуть головой, осознав, что точный адрес роскошного особняка ему неизвестен. Тем не менее он уселся за столик и решил всё-таки в целях успокоения прихлебнуть немного кофе и попробовать румяную, правда слегка черствую, булочку. Немного придя в себя, он бросил взгляд на круглые настенные часы.

– Господи помилуй, я… Аптека!

Всё, что произошло дальше, можно было уложить всего в пару минут. Вскочив как ошпаренный, мистер Челленджворс принялся лихорадочно осматриваться в поисках своих вещей, когда до него наконец окончательно дошло, что он не снимал ночью ни одного предмета своего парадного туалета. Быстро схватив портфель и плащ, которые лежали рядом с диваном, он выскочил в просторный тихий коридор и стал озираться в поисках выхода. В доме, казалось, не было ни души. Он метался от одной комнаты к другой (все они были прекрасны и пусты), случайно натолкнулся на небольшую кладовку и даже обнаружил миниатюрную комнатку, в которой вальяжно растянулся рыжий спаниель, но заветной двери так и не находил. Слуга-аристократ, как назло, куда-то испарился, и мистер Челленджворс уже готов был серьёзно выругаться, как, по его собственному потом признанию, откуда ни возьмись появилась отделанная золотом дубовая дверь, смутно напомнившую вчерашние приключения. Аптекарь тут же ринулся на улицу, даже не подумав попрощаться с хозяевами. Он подозревал, что дома их и не было.

Первый раз в своей жизни мистер Челленджворс опаздывал на работу. Это было немыслимо, невероятно, чудовищно и никак не согласовывалось с его системой ценностей, вымуштрованной годами. На ходу он попытался пригладить торчащие во все стороны волосы (вчера ему почему-то не пришло в голову положить в портфель расческу) и стыдливо-аккуратно проверял, все ли пуговицы на рубашке застёгнуты. Мужчина порывисто встряхнул рукой, чтобы посмотреть который час, но любимых часов на запястье не было. «Черт возьми! Неужели забыл у Роджерса?!». Делать было нечего –пришлось смириться с горькой потерей. Тонкий бежевый плащ без ремня продолжал развиваться на суровом ноябрьском ветру как парус: неожиданно резко похолодало, и в довершение ко всем неприятностям накрапывал мелкий назойливый дождик. Челленджворс посмотрел на небо и отшатнулся: тучи как будто грозились раздавить солнце и навсегда запретить людям на него смотреть. К чести нашего героя признаем, что такую погоду он ненавидел, даже не задумываясь, какую прибыль она приносит аптеке. Уже не первый год ему доводилось быть свидетелем щебетания своих ассистенток, предметом которого были «уютные темные вечера под пледом с чашечкой какао». «Как же это мило! – говорили они. – Как же это умиротворяет и расслабляет!» От таких разговоров аптекаря буквально бросало в дрожь. Он почти физически не переносил бездействия, и одни только мысли об отсутствии энергии и бодрости из-за погодных условий нагоняли на него такую невыносимую тоску, что, будь его воля, он вырвал бы все страницы в календаре после первого сентября. В то же время неистовый трудоголик прекрасно понимал, что, как бы он ни боролся с осенней апатией, хандра может неожиданно настигнуть и его, расстроив таким образом выработанный годами напряженного методического труда неукротимый рабочий настрой – то, что составляло если не цель, то важнейшую часть его жизни. Однако с удивлением для самого себя мистер Челленджворс отметил, что такой погоде в настоящую минуту он даже рад, так как дождь, бодрящий ледяной ветерок и угрюмое небо оказывают на его голову целительный эффект, угрожающе распухшую от пока еще не разгаданных калейдоскопов вчерашнего вечера и утреннего волнения. Сильный холодный ветер как будто очищал его сознание и прогонял назойливые эмоции, дождь смывал пелену еле различимых разговоров и вымученных фраз, как влага смывает пыль с улиц.

Мистер Челленджворс мчался как паровоз, метровым шагом пересекая улицы и забывая в целях безопасности смотреть по сторонам. В этот час уже было не так шумно: дети давно находились в школе, хотя изредка раздавались их громкие крики, от которых, как мы помним, мистер Челленджворс всегда подёргивался. Иногда мимо джентльмена проносились такие же обеспокоенные пешеходы, шлёпая прямо по лужам и окатывая его грязью. Время своего опоздания новоиспеченный директор магазина отмечал по их лицам: чем более хмурые и нервные физиономии ему попадались, тем неумолимее стрелка часов двигалась к страшной отметке. Наконец запыхавшийся взбудораженный мистер Челленджворс прибыл к месту назначения. Судорожное нажатие на дверную ручку, долгий вздох – и вот, он уже в «Доме».

– Эмили, это я! – мистер Челленджворс решил, что лучшим в этой ситуации будет широкая глупая улыбка. – Вот я и на работе! И да, здравствуйте, – закончил он фразу, снимая мокрый плащ и немного пошатнувшись.

Посетителей в аптеке не было.

– Мистер Челленджворс, – Эмили старалась говорить как можно более спокойно, – Доброе утро… Я вас ждала. То есть… я еще думала, что, может, теперь вы не захотите приходить так рано утром, ведь вы теперь директор и…Что с вами? Почему … Вы как будто испуганы, сэр?

– Боже, Эмили, я и забыл, кто теперь директор этого заведения!

– Забыли? Как это?

– А вот… так, – мистер Челленджворс растерянно, как ребенок, который в сугробе потерял любимую игрушку, посмотрел на ассистентку, – я, я… совсем забыл. Как будто это было … впрочем, что это я говорю?.. Пора нам приниматься за дела, – и он, немного помедлив, задумчиво направился к кабинету. Голос Эмили остановил его опять

– Ох, мистер Челленджворс, – Эмили не могла сдержаться и, преодолев смущение, продолжила неуверенно, – простите меня за любопытство, но… с вами, с вами ничего не случилось? Просто вы так странно, то есть так необычно выглядите…

Эмили смотрела на шефа широко раскрытыми глазами и не могла скрыть искреннего волнения. Мистер Челленджворс взглянул на неё: девушка сегодня была на удивление хороша и свежа, несмотря на недружелюбную ноябрьскую погоду. В её светлых волосах красовалась кокетливая голубая заколка в форме цветка, не из шелка или сатина, а из простого дешевого синтетического материала, но снобистскому вкусу мистера Челленджворса незамысловатый аксессуар показался сегодня очень милым и поднял настроение. Впервые за всё время работы Эмили аптекарь отметил, как она была одета: светло-коричневое полуприлегающее платье смотрелось просто, но элегантно. Серебряные дешевые сережки выгодно подчеркивали овал лица.

Сам мистер Челленджворс действительно выглядел, мягко говоря, необычно для рутинного рабочего утра: белая шёлковая рубашка серьёзно пострадала под натиском обстоятельств – две последние пуговицы безжалостно снёс шторм волнений, а беспощадность климатических условий заставила галстук-бабочку обреченно свешиваться с шеи на стойко преодолевшей все испытания шёлковой ленте. Помятые фалды фрака выглядели ничуть не лучше истрепанного и брошенного за ненадобностью галстука, а когда-то нескромно блестевшие ботинки сейчас с трудом угадывались под толстым слоем пыли и грязи, который мистер Челленджворс имел честь сегодня собрать на улице. Однако больше всего помощницу испугало его лицо, на нём отражалась смесь противоречивых и столь несвойственных этому человеку ранее чувств: волнение, или, если быть точнее, какой-то болезненный ажиотаж вкупе с встревоженностью и странной растерянностью, как будто бы мистер Челленджворс первый раз видел собственное рабочее место. Девушка смотрела на босса и, непонятно почему, осторожно улыбалась, опустив голову. С волос Челленджворса по-прежнему медленно стекали капли дождя, но, казалось, он не обращал на это никакого внимания.

– Ах, да, – он развел руками и невозмутимо обвёл взглядом свой костюм, – забыл вас предупредить. Ну что ж, бывает и такое. – От дальнейших объяснений он решил воздержаться и предоставил озадаченной девушке самостоятельно додумывать предысторию.

Как только её патрон скрылся в кабинете, когда-то бывшем тихим обиталищем мистера Грейтгрина, Эмили подбежала к большой зеленой тетради на прилавке, чтобы еще раз проверить, правильно ли она подсчитала выручку за вчерашний день. Её очень удивило, что шеф даже не вспомнил об этом важном для неё поручении. Всё прошедшую ночь Эмили провела в волнении, думая об этом разговоре, поэтому сейчас буквально валилась с ног и была бы рада сегодня вовсе не общаться с покупателями. Кроме того, за последние дни она немного похудела и как-то осунулась.

Раздался звон колокольчиков у входной двери. Эмили подняла глаза и удивленно посмотрела на приближающегося к ней молодого незнакомого серьёзного человека, который явно пришёл не за лекарством.

– Добрый день, сударыня, – посетитель сдержанно поздоровался, и Эмили содрогнулась от его неестественно выпученных глаз. Она была уверена, что где-то этого мужчину уже видела, но никак не могла вспомнить где. – Могу ли я поговорить с мистером Челленджворсом?

– Здравствуйте, сэр. Мистер Челленджворс у себя в кабинете, и обычно он просит его не тревожить в этот час. Могу я узнать, какое дело вас к нам привело?

– Д-да, – ответил господин неуверенно, не глядя на девушку, – но я бы предпочел сказать ему об этом лично. Видите ли, и дело очень серьёзное, и я думаю, мистеру Челленджворсу было бы приятнее узнать обо всём самому.

Не пытаясь скрыть своё волнение, Эмили попросила нежданного гостя присесть и почти побежала в кабинет мистера Челленджворса.

– Что это с вашим лицом, мисс Джинджер? Что-то стряслось?

Эмили готова была провалиться сквозь землю: мистер Челленджворс поспешно запахнул рубашку Грейтгрина, которую не успел застегнуть на все пуговицы.

– Сэр, я… извините, так неудобно…простите…

– Мисс Джинджер, разве я не говорил вполне определённо, чтобы ко мне не врывались вот так без стука, – по-прежнему испуганно держась за ворот, возмущался застигнутый врасплох фармацевт. – Вы просто меня удивляете сегодня.

Эмили повернулась боком и поспешно добавила.

– Мистер Челленджворс, у нас тут фос-мажор!

– Форс-мажор, мисс Джинджер, ФОРC- мажор!

– Да, простите, сэр…я.

– Ладно, говорите. Что у вас там? Ну, всё, можете посмотреть на меня. Успокойтесь. Что случилось?

Эмили опасливо повернула голову.

– Пришёл какой-то настойчивый зануда. Говорит, что к вам. И уверяет, что дело срочное. Со мной говорить отказался. Просит личной встречи.

– Хм. Странно. Кого могло принести в такой ранний час?

– Уже двенадцать, сэр, – немилосердно напомнила Эмили.

– Ах, да, – потупился Челленджворс, – м-да… Хорошо, мисс Джинджер, я жду его в своём кабинете. Пригласите и… – мистер Челленджворс внимательно посмотрел на ассистентку, – и давайте возвращайтесь к работе.

Эмили тихо согласилась и скрылась.

Не прошло и тридцати секунд, как в дверь вежливо постучали. Мистер Челленджворс успел-таки за это время завершить свой запоздавший утренний туалет – ему повезло, что предусмотрительный мистер Грейтгрин всегда оставлял в кабинете запасную одежду.

– Добрый день, дорогой Джон, – таинственный посетитель сразу же медленно закрыл за собой дверь.

Отвыкший от такого обращения аптекарь моментально встрепенулся.

– Иван?

– Рад, что ты… – гость секунду помедлил, – …вы не забыли меня. Хотя с нашей последней встречи прошло не так уж много времени, – гость заулыбался, но как-то неприятно и странно.

Это был тот самый розовощёкий восторженный Иван, с таким жаром приветствовавший вчера мистера Челленджворса на балу предпринимателей. Сейчас же ничто в его облике не намекало на шумно проведённый вечер: он был гладко выбрит, причесан и светился чистотой и опрятностью. Разве что глаза по-прежнему странно выпучивались, хотя для этого, вроде бы, не было каких-либо объективных причин.

– Конечно, я не забыл, Иван, – мистер Челленджворс инстинктивно почувствовал недоброе, – но что же привело вас ко мне в такой час? Эмили, то есть мисс Джинджер, говорила что-то о серьёзном деле. По-моему, мы сегодня не заказывали новые ящики для медикаментов.

– Да, Джон… Или вам было бы приятнее «мистер Челленджворс»? – аптекарю вдруг стало, тон Ивана на что-то неизбежно намекал, и как же нервировала эта чопорная таинственность.

– Я думаю, мы можем продолжить, как начали. Называйся меня, как сами считаете нужным. Ведь не ради же этого вопроса вы сюда пришли?

– Не нервничайте, Джон. У вас еще будут на то причины, – мистер Челленджворс встрепенулся. – Я пришел с недобрыми вестями. Видите, как всё быстро может измениться, буквально за считанные часы,.. – Иван медлили и будто смаковал каждое слово.

«А он уже не так лезет с объятиями», – отметил про себя проницательный аптекарь.

– Джон, вас вызывают в суд.

– Что вы сказали? Это такая шутка, да?

– Вас как главу этого предприятия, «Дом Асклепия». Кстати, до вас невозможно было дозвониться ни вчера вечером, ни сегодня утром, – Иван опять сделал раздражающую аптекаря паузу, – наверное, вас не было дома. Судебному приставу пришлось обзванивать коллег, с которыми вы недавно заключали сделки. Так он вышел на меня. Он позвонил полчаса назад, и я сразу же отправился сюда. Признаюсь, очень волновался, что не смогу вас застать.

Смысл сказанного поставщиком дошёл не сразу – мистер Челленджворс мог только машинально прокручивать в голове слова «суд – пристав – суд», «суд – пристав –суд», как будто под гипнозом. Однако на интонацию Ивана он обратил внимание в первые же секунды. Постепенно вчерашний вечер вырисовывался перед глазами подобно проявляющейся фотографии. Он вспомнил это радостное красное лицо. Эту протянутую ему с восторгом руку. Эту улыбку и поток дружеских, как он тогда думал, восторгов. Он вспомнил и себя, снисходительно увернувшегося от комплиментов и прекратившего общение так же быстро, как розовощёкий юнец его начал. Вчера его очень смущали бурные поздравления Ивана, хотя его юношеская непосредственность и открытость приятно забавляли. Сейчас же он многое бы отдал, чтобы увидеть опять это экзальтированное проявление чувств. Перед ним была та же внешность, но содержание не имело ничего общего со вчерашним приёмом. Когда Иван сообщал пугающую новость, его голос был даже не холодным (это бы аптекаря не так удивило) – молодой человек как будто … злорадствовал, хотя мистер Челленджворс в ту же секунду устыдился своих мыслей. «Что-то последнее время моё воображение работает в ускоренном режиме. Похоже, мне не помешает как следует успокоиться».

– Но…Иван, – голос владельца магазина слегка задрожал, – почему судебный пристав? Как судебный пристав? Что, черт возьми, я сделал?

Поставщик лекарств помолчал несколько секунд и, разглядывая собеседника из-под полуопущенных век, меланхолично продолжил.

– Не вы, Джон, не вы… Тут дело в налогах, о которых не позаботился ещё Грейтгрин. Впрочем, что это я вас только интригую – вам, вероятно, хочется посмотреть на всё самому и спокойно разобраться в одиночестве. Мне сообщили, что официальное письмо давно было отправлено. Месяца три назад. Поройтесь в ящиках у Грейтгрина – я думаю, быстро найдете то, что ищите.

И всё-таки этот тон Ивана, сразу вдруг потерявшего всю робость, щекотал мистеру Челленджворсу нервы и он с трудом сдерживал своё желание поставить юнца на место.

– Э-э, хорошо, Иван. Мистер…

– Инорк.

–Да, простите… Мистер Инорк. Я…я думаю, мне действительно нужно во всём разобраться… И в одиночестве. Позвольте поблагодарить вас за такое деятельное участие в судьбе нашей организации. И … как вчера вы провели оставшуюся часть вечера?

Иван по-прежнему стоял как на школьной линейке – прямо, вынужденно и глупо. Если бы мистер Челленджворс захотел разгадать по его лицу все тайные мысли, у него бы ничего не получилось; тем не менее в полуопущенных глазах знакомого время от времени улавливались быстрые яркие огоньки.

– Всё прошло прекрасно, Джон. Всё прошло прекрасно. Вот только… мы не попрощались. Но зато встретились сегодня, – бесстрастным тоном отчеканил совсем уже не такой розовощекий Иван.

«Хотелось бы мне, чтобы ты добавил, что повод не такой приятный», – подумал при этом мистер Челленджворс.

Молодой человек ушёл так же быстро, как появился. У аптекаря не было никакого желания удерживать странного посетителя, когда тот поспешно надел пальто и накинул на шею теплый вязаный шарф. Мистер Челленджворс, отгоняя другие невдохновляющие мысли, к которым он обещал себе вернуться чуть позднее, постарался полностью сосредоточиться на главном – катастрофе, крушении, позоре. Суд! Как это могло произойти? Суд!

Он просмотрел все стеллажи, расшвырял бумаги из ящиков, добрался даже до маленького, почти игрушечного комода рядом с большим цветочным горшком, взял его приступом, но обнаружил только маленьких фарфоровых человечков – мистер Челленджворс и не подозревал об этой коллекции бывшего шефа. Наконец, он хлопнул себя по лбу: «Боже мой, СЕЙФ!».

Документы, конечно, были в сейфе, код от которого мистер Грейтгрин забыл дать преемнику. Мистер Челленджворс подошел к стене и с тоской посмотрел на блестящий металлический ящик. Он взвизгнул от восторга, когда, приглядевшись, понял, что маленькая дверка прилегала к ящику неплотно. Сейф не был закрыт! «Он знал, что он мне рано или поздно понадобится, но не хотел, чтобы я узнал обо всё сразу», – с глубоким вздохом заключил опечаленный несчастливец.

В сейфе лежала целая стопка требований от налоговой уплатить штрафы. Тут же находились угрожающие предупреждения, что, если владелец аптеки не погасит задолженность в необходимый срок, его неминуемо ждёт разбирательство в суде. «Почему же он мне об этом ничего не говорил? Почему он не хотел со всем этим разбираться?» – Челленджворс в отчаянии вцепился руками в волосы и чуть слышно застонал. «Ну почему, почему он ничего не сказал?»

Перебирая злосчастные бумаги, удрученный предприниматель наткнулся на роковой для него договор. «Старик знал, что делал! Передать по договору все свои дела и счета на тот случай, если уйдёт с должности!» И мистер Челленджворс в своё время подписал этот документ. Жалел ли он сейчас об этом? Нет. На самом деле у него и мысли сейчас не было вызывать бывшего босса из-за границы, чтобы тот по справедливости отвечал в суде за свои промахи. Этот человек так любил свою работу, что для него давно не существовало чужих проблем в бизнесе. Поэтому он мужественно сгреб бумаги в охапку, сделал глубокий вздох и с выдержкой древнегреческого философа принялся досконально изучать письма, приняв весь удар на себя. К сожалению, он быстро понял, что одному в документах всё равно не разобраться (несмотря на любовь к деньгам, его экономическая эрудиция ограничивалась лишь аккуратным подсчетом материальных благ и дальше этого занятия не простиралась). Главный вывод, который сделал мистер Челленджворс, – речь шла о налоге на прибыль. Точнее, неверном налоге на прибыль. Банковские счета бывшего владельца предприятия показывали сумму в несколько раз превышающую ту, что значилась на годовой декларации. Надо признаться, что страсть мистера Челленджворса к получению прибыли никогда не побуждала его к нечестным манипуляциям и зловредным схемам делопроизводства. Сама мысль об обмане претила этому прямому характеру. Сейчас нужно было думать прежде всего о том, чтобы позорный инцидент не стал достоянием общественности. «Если об этом не пронюхали журналисты, еще ничего не потеряно», – аптекарь третий раз глубоко вздохнул и тяжело опустился в кресло.

Гул голосов из зала проник даже сквозь плотные стены кабинета. Челленджворс тут же почувствовал странное беспокойство, как будто до него доносился разговор не обычных покупателей, а судебных приставов, уже пришедших арестовать его и посадить в тюрьму. Мужчина попытался выбросить из головы страшные фантазии и сосредоточиться наконец на решении проблемы, но тревога становилась невыносимой. Чтобы хоть как-то взять себя в руки, он принялся разговаривать сам с собой: «Что же за безумный день сегодня? Вот бы вернуть, – мистер Челленджворс стыдливо запнулся, – вчерашний … вечер…». Ему было неловко признаться самому себе, что этот самый благодатный вечер он помнил только в отрывках, как бывает, когда мы пытаемся восстановить в памяти чудесный сон, но получается уловить лишь отдельные вспышки.

Голоса в зале становились всё громче, и теперь аптекарь был почти уверен, что они не походили на привычный рутинный шум. Почти в ярости от неопределённости и раздражения, он быстро выскочил из кабинета – и обомлел. Второй зал аптеки был отгорожен наспех сконструированной стеной из гипсокартона, и, судя по доносившемуся нестерпимому стуку и скрежету, за ней разворачивалась бурная деятельность. Эмили стояла за маленькой конторкой рядом с прилавком, опустив голову на руки.

– Мисс Джинджер! – мистер Челленджворс побледнел. – Что здесь, черт в… простите, что здесь происходит?!

– Эти люди от мистера Роджерса, сэр, – ответила девушка и виновато посмотрела на шефа, как будто сама была причастна к переполоху.

– От Роджерса? – тонкие губы мистера Челленджворса изогнулись.

– Вы помните… вчера, сэр. Вы продали мистеру Роджерсу второй зал…

Дверь с колокольчиками с шумом открылась, и двое рабочих в синих костюмах с гоготанием ввалили огромную тележку, набитую манекенами с париками самых разнообразных цветов. Не обращая никакого внимания на робкую старушку в дверях, они продолжали переносить стройматериалы и товары, загораживая собой весь проход.

– О боже мой, что здесь происходит, извольте мне ответить! – подбежал к рабочим мистер Челленджворс, в припадке волнения размахивая теми самыми листами из налоговой, которые он совершенно случайно прихватил с собой.

– Эй, о! Успокойся, папаша! Всё путем, – пробасил один из синих, никак не реагируя на выражение ужаса на лице хозяина магазина, – мы тута работаем, командир, не собак гоняем.

– Командир? Па-паша? – вся стойкость железного характера мистера Челленджворса вмиг разбилась о гранитную скалу беспардонности и хамства. Терпеть этот психологический урон до сей поры ему приходилось только от высшего начальства, но никак не от развязных рабочих, разгоняющих к тому же его покупателей. Впрочем, пока аптекарь собирал все потерянные от потрясения слова, чтобы сложить их в гневное предложение и выставить наглецов за дверь, хохочущие жилеты, глазом не моргнув, прошествовали за перегородку и с новыми силами продолжили бурную работу. Не прошло и минуты, как тут же, за ними, показалась вторая тележка с другими синими жилетами, которые были заражены той же грубой смеховой лихорадкой и аналогичным безразличием к посетителям. На этот раз их поклажей были пластмассовые чудовищные яркие маски, напоминающие дешевый реквизит для комедийного фильма ужасов.

– Эмили, Эмили! – мистер Челленджворс напрочь забыл о своём положении начальника и подбежал к девушке с умоляющим выражением лица. – Эмили, объясните мне, что здесь происходит! Ради всех святых, мисс Джинджер!

Девушка опешила. Первый раз в своей жизни она видела мистера Челленджворса в таком состоянии.

– Что же я могу сделать, сэр? Это люди от мистера Роджерса.

– Он предупредил нас? – аптекарь даже не заметил, как перешёл на крик.

– Мм, кажется, нет, – Эмили испуганно посмотрела на патрона. – Нет, нет… вчера мы весь день были с Ларой, то есть с мисс Пуш, в магазине, и никто не звонил и не приходил…

– Проклятье! – мужчина стукнул кулаком по конторке. – Да, похоже, он чувствует себя здесь уже полновластным хозяином!

– Могу я …

В дверях раздался тихий голос пожилой дамы в элегантной бардовой шляпке. Она переминалась с ноги на ногу, держа в одной руке трость, а в другой – плетеную корзиночку с ярко-красными хризантемами. Посетительница попеременно смотрела то на растерявшуюся Эмили с уже примятым голубым цветком в волосах, то на главного фармацевта, волосы которого сейчас приняли преимущество вертикальное положение. Вид у дамы был испуганный.

– Могу я войти?..

– Миссис Степфорт! – Эмили вскинула руками. – Ну конечно! Прошу вас. Пожалуйста! – девушка пригласила даму приветливым жестом руки. – У нас сегодня просто небольшие … работы. Вы не обращайте внимания, миссис Степфорт.

Старушка сделала несколько робких шагов и, не обнаружив угрозы, с облегчением засеменила к прилавку, конфузливо улыбаясь.

Мистер Челленджворс с посетительницей не поздоровался и возвратился в кабинет, истерично пнув за собой дверь, да так, что она закрылась с переплюнувшим рабочих шумом. Через секунду мужчина развалился на рабочем столе. «Да пропади пропадом этот Роджерс! Всё, я должен думать только о главном», – мистер Челленджворс в который раз начал бессмысленно перебирать письма из налоговой и в конце концов пришёл к неоспоримому выводу, что ему срочно нужна компетентная помощь. О том, чтобы найти адвоката, он подумал сразу – теперь предстояло выбрать подходящую кандидатуру. Как это обычно бывает в совсем маленьких городках, о хороших специалистах обычно узнавали через знакомых. Нередко получалось и так, что эти хорошие специалисты устраивали настоящую диктатуру: работали втихаря и одновременно подавляли своих конкурентов. Маститые профессионалы здесь любили работать только на себя и не числиться в определённой фирме, поэтому их контакты было практически невозможно достать, если не знать соответствующее окружение и бывших клиентов – таким образом эти возгордившиеся виртуозы набивали себе немаленькую цену. Таково было положение дел в городке, где происходили описываемые события.

Мистер Челленджворс начал уныло припоминать вечернюю партию в вист у Роджерса с чрезвычайно предупредительными по отношению к нему предпринимателями. Кажется, он кото-то тогда обыграл. Или это они предложили не засчитывать его поражение? И, кажется, приходилось разговаривать о делах и обмениваться опытом, приправляя всё это внушительной порцией беззаботного смеха… Одним словом, всё прошло замечательно, и все были довольны. Вот только как мистер Челленджворс отчаянно ни старался вспомнить имена чудесных собеседников, у него так и не получалось. Он просмотрел все деловые колонки городских газет; пересилив себя, зарегистрировался в социальных сетях; от отчаяния даже включил местный телевизионный канал в надежде увидеть знакомое лицо, но всё было безрезультатно. Все мужские лица на вчерашнем званом приеме сливались у него в какой-то обобщённый, не обладающий характерными чертами образ. Аптекарь опять с ожесточением вцепился в прическу, угрожая своим волосам серьёзными проблемами в будущем. Единственным, кого он помнил хорошо, был поставщик лекарств Иван. Но думать о сегодняшнем посланце дурных новостей было невыносимо, несмотря на то, что номер телефона молодого человека он мог с легкостью воспроизвести по памяти. Что поделать: терпкий осадок после утреннего визита не давал покоя.

«А почему бы мне не позвонить самому Роджерсу?» – спросил он себя спустя несколько минут и тут же с горькой улыбкой подумал, что будет очень сложно определиться, с чего же начать этот разговор: с вежливой просьбы о помощи или с безумного возмущения из-за наглого поведения его рабочих. Наконец, после всех мучительных метаний обессиленный аптекарь всё-таки решился на разговор со своим вчерашним покровителем. Как только в трубке раздался вкрадчивый глубокий голос, мистер Челленджворс зачастил.

– Алло, Роджерс? Добрый день, добрый день! Надеюсь, не разбудил тебя этим …кх-м…довольно ранним звонком. Вчера был бурный вечер, старина, но утро для меня оказалось еще более безумным, представь себе, д-дружище. Я…

– Мистер Челленджворс, сэр? – аптекарь с содроганием узнал знакомую надменную интонацию. – Мистер Роджерс де ла Льафш сейчас на работе и вернется только поздно вечером, а быть может, даже ночью. Спешу предупредить вас, что он просил сегодня его не беспокоить.

Мистер Челленджворс понял, что попал на странноватого дворецкого, который словно сошел со страниц романов елизаветинской эпохи, но никакого умиления по этому поводу не почувствовал. Аптекарь боролся с желанием как следует встряхнуть малого за плечи и вытрясти из него весь этот тошнотворный церемониал, однако по телефону это было сделать невозможно, поэтому пришлось смириться.

– Не могли бы вы передать мистеру де ла… Льяшу, что мне совершенно необходимо поговорить с ним. Я мог бы даже приехать к нему сегодня вечером, ночью… Или… Я не знаю ни его мобильного телефона, ни полного адреса, но если бы вы мне подсказали…

– Боюсь расстраивать вас, сэр, но мистер де ла ЛЬАФШ ни под каким предлогом не разрешил бы мне распространять эту информацию. Я вынужден ответить вам отказом. И по поводу рандеву: только с разрешения мистера де ла ЛЬАФША я могу приглашать гостей от его имени.

– Но где я хотя бы могу его сегодня найти? Его рабочие здесь, у нас, в аптеке. Вам что-то известно об этом?

– Милостивый государь, отнюдь не в моих полномочиях просить отчета у мистера де ла Льафша о его передвижениях. Именно поэтому ваш вопрос я вынужден оставить без ответа.

Мистер Челленджворс понял, что разговаривать с этим фруктом бесполезно. Ему ничего не оставалось, как попрощаться в таких же выспренных выражениях и в очередной раз за сегодняшний день обреченно опустить голову на стол. Было уже три часа пополудни.

Он звонил в каждую мало-мальски известную юридическую контору в городе. Но свободных адвокатов не было. Или предлагали только юнцов – практикантов, готовых работать бесплатно, но гарантирующих только своё рвение и «незабываемый опыт сотрудничества». Аптекарь обзвонил всех немногочисленных родственников и знакомых, которых не поздравлял даже с прошедшим Рождеством. Никто из них слыхом не слыхивал об адвокатах в городе, а некоторые просто не взяли трубку. И мистеру Челленджворсу стало впервые за долгое время неуютно и грустно из-за такого бесславного одиночества. Положение становилось удручающим, и несчастный хозяин «Дома Асклепия» почувствовал нарастающий ком в горле. Охваченной тремором рукой он взял трубку телефона.

– Алло, – раздался спокойный голос.

– Иван, это…это Челленджворс. Рад, что застал вас дома, – аптекарь с трудом скрывал волнение в голосе и, чтобы хоть как-то успокоиться, принялся выводить на клочке бумаги гротескные геометрические фигурки. – Тут такое дело, Иван. Я…я не могу найти адвоката. Вы, наверное, понимаете, одному мне во всём не разобраться. Быть может, вы знаете проверенного человека? Я, разумеется, отблагодарю вас, – мистер Челленджворс немного понизил голос, – я могу заплатить вам.

Всё еще памятуя о восторженном к нему отношении на вечере у Роджерса, мистер Челленджворс до последнего надеялся, что и сам молодой человек не забудет, с каким самозабвением тряс ему совсем недавно руку. Как мы помним, герой этого повествования всю свою взрослую жизнь инстинктивно чурался дружеских отношений и даже боялся их, но вчера, может быть впервые за долгие годы, мужчина поверил, что они возможны.

– Джон, Челленджворс, – раздался холодный голос на другом конце провода, – мне сейчас говорить неудобно, я очень занят.

У мистера Челленджворса что-то перевернулось в животе. Он сморщился и почувствовал, что хватается за последнюю соломинку.

– Иван, это очень срочно. Если хотите, мы… мы сделаем вас единственным поставщиком для нашего предприятия… На месяц… На, на два!..

– У меня посетитель. Извините, бросаю трубку.

Это был финал. Конец. Позорное фиаско. Мистеру Челленджворсу было и страшно, и странно, и мерзко одновременно. «Последние два дня я как будто начинаю терять связь событий или просто постепенно схожу с ума», – подумал он в ярости на самого себя. Ему вдруг захотелось поговорить с Эмили. «Возможно, это шанс. Мисс Джинджер, Эмили… Она может кого-то знать».

Уже не такой взволнованный, а, наоборот, почти впавший в ступор от обилия переживаний, мистер Челленджворс медленно открыл дверь и увидел, что его помощница спокойно читает раскрытую на прилавке книгу. Обычно в это время она всегда носилась от одного прилавка к другому.

– Эмили, что случилось? Почему вы не работаете?

Девушка оторвала взгляд от книги, но, чувствовалось, сделала это с трудом – так её увлекло чтение.

– Мистер Челленджворс, – тихо сказала она, – у нас сегодня никого, никого почти нет…

– Что? Что вы говорите, мисс Джинджер? – мистер Челленджворс покачнулся и вдруг осознал, что у него сегодня и маковой росинки во рту не было.

– Я… я не знаю почему, – девушка выглядела такой испуганной и виноватой, как будто собственноручно заперла сегодня всех жителей города в своих домах и квартирах. – Я не хотела вас беспокоить еще и этим, но… у нас сегодня такой вот пустой, то есть неприбыльный день. Кроме миссис Степфорт, сегодня утром к нам никто и не захаживал.

И тут мистера Челленджворс прорвало. Он не мог больше держать всё это в себе. Он дрожал, его голос дрожал, он рассказывал, перескакивал с одной мысли на другую и снова возвращался к исходной точке. Ему было стыдно, тошно, неудобно, иногда с губ срывались тяжелые стоны. Он изливал тревожные чувства, опустив голову и уткнувшись локтями в колени, и посмотрел в глаза мисс Джинджер, только когда дошёл до телефонного звонка Ивану. Его гордость при этом страдала беспощадно: делиться проблемами фирмы с, по сути, обслуживающим персоналом. Докатился! Всё это время Эмили пристально смотрела на шефа и нервно теребила ручку с золотым колпачком.

– Ну вот, всё, мисс Джинджер. Теперь вы в курсе положения дел в нашем магазине. Как вы понимаете, нам срочно надо что-то делать. Точнее, я должен что-то делать, – аптекарь поднял глаза и сразу же увидел светло-серые пластмассовые серьги Эмили, блестевшие на выглянувшем солнце.

– Мистер Челленджворс, я … я поражена. Как всё это неожиданно свалилось, как снега на голову…

– Снег, Эмили, снег, – без былого азарта поправил девушку аптекарь.

– Ну да… Снег. Но вы, вы не расстраивайтесь, – мистер Челленджворс скривился, – ведь наверняка можно же что-нибудь придумать. Я уверена, что можно что-нибудь придумать! Я сегодня позвоню своим знакомым и… Изабелле.

– Ваша сестра в городе?

– Она приезжает завтра поздно вечером. Но, как я поняла, у неё уже здесь есть какие-то связи.

По лицу Эмили были видно, что она не желает развивать эту тему, поэтому мистер Челленджворс не стал задавать лишних вопросов, но в его душе затеплилась спасительная надежда. Он нутром чувствовал, что сестрица Эмили способна выудить информацию из ниоткуда, даже если приезжает в покинутый несколько лет назад город. А ещё его шестое чувство подсказывало, что с этой дамочкой нужно сразу переходить на деловые рельсы. Мужчина еще раз посмотрел на ассистентку, и вдруг ему стало спокойно и хорошо.

– Мисс Джинджер, можете вы мне дать телефон вашей сестры? Я позвоню ей сам.

– Д-да… – со слабой ноткой разочарования ответила Эмили, но мистер Челленджворс этого совсем не заметил.

Всё, что оставалось сделать, – разработать стратегию и еще раз пересчитать выручку за последние полгода – капитал, который мистер Грейтгрин бескорыстно ему оставил. «Да, и у старика были на то причины», – прошептал нынешний хозяин с грустной улыбкой.

Чуть повеселевший аптекарь свалился на стул и бросил портфель на колени. Впервые он обратил внимание, что сумка как-то странно выглядит. Золотые застёжки были перекошены, их как будто кто-то трогал. Мистера Челленджворса обдало холодной дрожью, и он сразу все понял: к его портфелю прикасались! Липкими от пота руками фармацевт лихорадочно разворотил затейливую пряжку и с бешено бьющимся сердцем молниеносно засунул руку в одно отделение, потом – в другое. Его любимых золотых часов фамильных не было. Не было! Джентльмен побледнел, ему стало сложно дышать, и он почувствовал резкую боль в груди, которая заставила второй раз за день пошатнуться. Он начал припоминать сегодняшнее утро, такое ужасное сегодняшнее утро. Боль в спине, помятый фрак, софа, дворецкий… этот подозрительно респектабельный дворецкий. И он, кажется, говорил что-то… Как будто бы важное. А что было вчера? Вчера он бежал, бежал и кружился в водовороте блёсток, фантиков и света и одновременно черноты, какой-то бархатной усыпляющей темноты. Вдруг он вспомнил голос. Точнее, что-то раздалось в его голове – медоточивое, приятно щекочущее нервы и опять усыпляющее, усыпляющее все чувства и все мысли. Мистер Челленджворс стиснул голову руками, желая остановить это падение, падение куда-то далеко, в бездну сновидений наяву. «Я начинаю видеть этот день! – воскликнул он в исступлении. – Я начинаю видеть этот странный приятно-ужасный день!» И тут как острая стрела, как вспышка пугающей огромной молнии на ночном небе, пронеслась мысль, воспоминание, одно только слово, разрастаясь и, казалось, оглушая всё своим сумрачным эхом – «Лина?»

«Лина…» – разверзлось в его сознании ещё раз.