Читать книгу Висталь. Том 2 - Текелински - Страница 4

Пустыня песчаных барханов, заснеженная пустыня крайнего севера, и пустыня океана, отличаются только относительностью твёрдой почвы под ногами. И в своих размышлениях, наш разум всегда ищет именно этой почвы, дабы не утонуть в зыбучих песках, или волнах изумрудной воды собственных недоразумений. Висталь брёл в ночи по этой песчаной пустыне, и ему вспоминалась одна история. Это происходило недалеко от Южного полюса. Висталь встретил здесь человека, который в то время был единственным человеческим существом на тысячи миль заснеженной пустыни. Руаль Амундсен, исследователь и путешественник, чья воля могла сравниться лишь с волей мифического бога, сына титана Иапета и Океаниды Климены.

Зачем, ради чего человек покидает уют своего дома, и устроенность быта в социуме, и отправляется в самые неприветные и опасные места планеты? Мотивов множество, и все они, переплетаясь, образуют причудливые локоны самооценки, творческих порывов, самоотдачи и независимости. Но, в конце концов, срастаются в единую мощную «косу тщеславия». Тщеславие – самый мощный мотив, из когда-либо гнездившихся в сплетённых гнездах, висящих на верхушках деревьев душевного леса. Оно способно превратить в рудименты даже такие ведущие мотивы человеческого духа, как самосохранение и страх. Что уж говорить о более слабых, коими заполнена душа всякого обывателя, и всякого Великого поэта, и философа. Именно этот, нивелированный, опошленный и приниженный ныне мотив, мотивировал всегда, и провоцирует ныне сильного духом человека на самые невероятные поступки, и делает из него настоящего героя, чьё имя начертывается на скрижалях истории. Каждый выбирает свой путь, коих в жизни великое множество. И важно понять, и оценить свои способности, и выбрать именно тот, на котором ты достигнешь своей цели. В отвалах истории немало чудаков, так и не распознавших своего пути, и порвавших себе вены уже на старте. А многие просто ушли и не вернулись, сгинув на полях мирового океана, и уйдя в забвение в памяти людей.

Самый сложный путь, в тоже время самый достойный и почитаемый, он же и самый долговечный для людской памяти. Всё зависит от притязательности твоего тщеславия. Миллионы тешили себя ежеминутными удовлетворениями, всевозможными способами выходя на свет, и попадая на мгновение в луч прожектора социального взора. Но здесь конъюнктура меняется столь быстро, сколь незначительны и поверхностны сами поступки. Пошлость удовлетворяется пошлостью, мгновенный труд – мгновенным признанием. Всё закономерно, и награда, как правило, всегда соответствует напряжениям и достижениям. Великое тщеславие требует и Великого удовлетворения, а значит Великого достижения, и соответственно самозабвенного труда, и самоотдачи. Масштаб Великой личности тем и отличается, что в нём спит самый мощный и самый беспощадный «дракон тщеславия», разбудив которого, уже не усыпить, и он либо погубит своего носителя, либо возвысит до небес. Либо сделает и то и другое.

Каково же было удивление Руаля Амундсена, когда на бескрайней снежной пустыне, он встретил Висталя, идущего навстречу. Нечто подобное наверно испытали англичане, во главе с Робертом Фалконом Скоттом, когда пришли на Южный полюс, и обнаружили там Норвежский флаг, Водружённый прежде Амудсеном.

Признаться, я немало удивлён встрече с вами! Кто вы, и что делаете здесь? Не беспокойтесь, уважаемый Руаль, я не был на полюсе, и не претендую на первооткрывателя. Откуда вы знаете моё имя? Я знаю много такого, что не снилось никаким прорицателям и провидцам, чьё ремесло всегда вызывало недоверие у учёных людей. Но так как истина, на самом деле отличается от заблуждения только признанием в ней большинством неумолимой очевидности, то и всякое недоразумение может быть оправдано этим большинством, и возведено в ранг истинности.

Они зашли в небольшую палатку из оленьих шкур, и присев на ящики с провиантом, продолжили беседу. Так кто вы, и как попали сюда? Я путешественник, и меня зовут Висталь. Мои скитания по планете управляются только провидением, но в то же время, куда не забросила бы меня судьба, необходимость моего местонахождения неоспоримо фатально, и никак не связана со случайностью, в кою верит большинство обывателей земли. Вы не верите в случай? Но ведь он подстерегает всякого, чья жизнь протекает в рамках земного бытия. И мы молимся богу, чтобы он как можно меньше посылал нам неприятных сюрпризов, и вёл нас своей незримой рукой между холодных скал рока.

Случайность, это неосознанная закономерность. В этом мире всё предрешено, и не бывает никаких отклонений. Ибо всякие отклонения входят в общий лейтмотив этой предрешённости. Мир фатален от самой микроскопической своей субстанциональности, до космодействительности. Как сказал поэт; «И слова не вставить, и гвоздя не забить…» Мы уповаем на случай, точно так же как уповаем на бога, и в своих слабостях ищем опорные точки, словно лиана ищет крепкого ствола поблизости, чтобы, отперевшись на него, подняться ближе к солнцу.

Я всегда рассчитывал только на себя, и никогда не искал помощи. Потому я и разговариваю сейчас с вами. Если бы вы были обыкновенным обывателем, судьба вряд ли свела бы нас, тем более на этих бескрайних снежных просторах. В том то и дело, что ваша воля выходит далеко за рамки обыденности, и несёт в себе ту звезду, что освящает путь всем остальным, и дарит надежду на собственное настоящее, а не надуманное величие.

Вы меня смутили… Разве можно говорить такие вещи в глаза, ведь ваши слова опошляют сказанное, ибо сразу отдают блеском лести. Если бы вы меня знали чуть лучше, у вас бы и мысли не возникло в льстивости или преднамеренной лжи в моём сердце. Такие как вы – авангард человечества, но без этого человечества вы никто. Ибо пастух без стада уже не пастух, а слоняющийся по полю бездельник. Самодостаточный учёный только кажется самодостаточным. Его мысли должны непременно отражаться от чего-то, в противном случае они пропадут в бездне, как пропадает луч света, улетающий в бескрайний космос, и не находящий на своём пути препятствия, от которого он мог бы отразиться. И любовь, как бы нам не казалось обратное, не живёт в сердце без отражения. И засыхает, словно стебель без воды и солнца. Но найдя объект отражения, расцветает словно лотос, поражая своей красотой и божественной силой.

Чем больше вокруг пустыни, тем меньше её внутри. У человека нет никаких иных оснований для сравнения, кроме тех, что предлагает ему судьба. И он не знает на самом деле, что хорошо, а что плохо, пока для того не возникнет прецедент, и ему не представится возможность для сравнения. Только будучи достаточное время в пустыне, каждый может найти здесь себя. И встретившись с самим собой, обрести то сокровенное, что спрятано за семью печатями, и не достижимо в обыденной жизни.

То, что горизонт невозможно перешагнуть, есть Величайшая метафора жизни. Недосягаемость жизненных перспектив, невозможность достижения целей, и есть сама эта жизнь. Добраться до полюса, где никогда не было человека, конечно величайшая задача. Но она такая же иллюзия, как и всякая иная, коими наполнена жизнь всякого обывателя, и лишь масштаб определяет величие и ценность этой цели. Но масштаб – вещь относительная, и убеждённость в том, что именно эта задача является главнейшей из всех задач, ставившихся пред собой человеком, является лишь убеждённостью направленного на определённые вектора сознания, разума. Всякий убеждает себя в том, что именно его ремесло является главным и приоритетным из всех. В этом смысле гончар ничем не отличается от политика, художник от учёного, а бродяга от философа. В своих убеждениях каждый из них непоколебим, и знает точно, что человеку надо.

Я достигну своей цели, что бы это мне не стоило! – Так говорит одержимость. И человек, словно раб, вынужден подчиняться этой надменной и горделивой Стихее. И самая Великая, самая горделивая и надменная из всех, зовётся Истиной. Как некогда продекларировал в своей песне: «Туда, где голую святыню, не прячет истины гордыня…» Он хочет быть рабом Великой цели, и быть причастным к самой, на его взгляд благородной задаче. Не растратить свою жизнь, свою единственную жизнь – впустую. Не быть похороненным в неизвестной могиле, заросшей на века бурьяном. Не пропасть в отвале истории, где миллиарды душ свалены и забыты. Так стегает тебя собственный дух «плетью тщеславия», и обжигает «холодным пледом жалости» к себе самому. И стимулируемый этими архаическими инстинктами, он бежит по жизни словно мул, нагруженный подчас неподъёмными «тюками-намерениями».

Кто на самом деле живёт более счастливой жизнью, учёный-исследователь, или какой-нибудь бармен из «Золотого якоря»? Вопрос на самом деле не столь очевиден, как это может показаться на первый взгляд. Ибо, не имея в душе возможностей, а значит и стремлений к определённому ремеслу, для человека не будет и поводов ни для радостей, ни для сожалений на этом поприще. Только собственная развившаяся в душе стезя, приносит счастье, как и горе, своему хозяину. Предвосхищение рождается только в связи с возникающими возможностями. И разочарование или чувство победы, всегда зависимы от этого предвосхищения. Если ты не мечтаешь о чём-либо, то тебе не грозит и разочарование. Ели же в твоём сердце родилась и развилась Великая мечта, достижение которой требует сил и времени, то только такая мечта, способна принести тебе настоящее счастье. Но ты должен понимать, что на самом деле «счастье землеройки», нисколько не меньше «счастья космонавта». И только с высоты относительного более сложного самочувствия космонавта, «счастье землеройки» кажется низменным и таким маленьким и незначительным. С точки же зрения «землеройки», её счастье самое надёжное и значительное. Ибо простота этого счастья, меньше зависит от проведения, и имеет меньше шансов на упразднение какой-нибудь роковой случайностью.

Кто на самом деле проживал более достойную жизнь, Эдмунд Хиллари, с его другом и партнёром Тенцингом Норгеем, или человек, всю жизнь незаметно и планомерно спасающий людей, работая доктором в провинциальной больнице, и пишущий на досуге Великие произведения литературы? Ответ так же не очевиден. Ибо всякое ремесло, всякое стремление, имеет собственные масштабы только в сравнении и в соответствии с тем, чаще всего глубоко надуманным резонансом, коим окружена всякая громкая цель, после её достижения.

Иметь в своём сердце Великую цель, значит стать рабом этой цели, и, растворившись в её бесконечно разрастающемся теле, превратится в рудимент, – в инструмент для её достижения. Всю жизнь, словно вол тащит плуг по полю такой «очевидный счастливчик». Он уже давно и не мечтает ни о какой свободе. Он подчинён своему «царю в голове», и при малейшем отхождении от его повелевающей воли, испытывает на себе плеть презрения, и наказывающие моральные лишения. Просто жизнь, для такого «счастливчика», превращается во что-то недостойное, что-то мелкое, обывательски обыденное, не несущее в себе никакой ценности. Только редчайшие личности сохраняют в своём сердце обе стороны, и способны ценить, как простоту собственной жизни, так её Великие цели. Не стать ни Мисологосом, ни Ортодоксом, не оставаться на одном поле, и не уйти с головой в море собственной одержимости, и в тоже время получать удовлетворение, как от собственных внутренних возвышенных институтов, так и обывательского бытия – Великая победа воли! И это, пожалуй, главный показатель настоящего психического здоровья. Люди слабы, прежде всего, психологически. И любая дорога, по которой идёт человек, волей-неволей обрастает заборами, и ты уже не видишь за ними ничего.

Мы увлеклись беседой, а между тем, обыденность и действительная реальность бытия, с непреодолимой фатальностью окружающая теперь нас, заставляет делать определённые поступки, и обеспечивать выживаемость собственному телу. Я желаю вам достигнуть своей Великой цели, и не пропасть тем самым, в отвале истории, уважаемый Руаль. Благодарю вас. Наш разговор я ещё долго буду анализировать в своей голове. И Висталь, пожав руку путешественнику, вышел наружу. Снежная пустыня вокруг, казалось, не оставляла ни единого шанса на выживание для такого изнеженного существа, как человек. Но его разум достойный соперник, и достаточно адекватный противник для любых враждебных природных стихий. Ибо, по большому счёту, сам является частью этой природной стихии. Руаль двинулся на Юг, к своей заветной цели, а Висталь побрёл на север, – туда, где с этой снежной пустыней соприкасалась пустыня моря, отчерчивая линию, которую в отличие от горизонта, можно было перешагнуть.

Идя ныне по песчаной пустыне в ночи, Висталь вспоминал другие пустыни, в которых ему довелось побывать. Но эта встреча в снежной пустыне, запала ему в душу более остальных. Что губительнее для человеческого существа, холод или жара? Что опаснее для его жизни, и для его психического здоровья, – пустыня мороза, или пустыня жары? Это, наверно, известно только тому, кто бывал всюду. При случае, спрошу у Фёдора Конюхова. Он бывал во всех стихиях, и ему, одержимому путешествиями, известно многое, что недоступно обывателям. Человек, чья жизнь – сплошное путешествие, страдает, когда ему приходится находиться в одном месте достаточно продолжительное время, также, как страдает привыкший к статичной, оседлой жизни человек, вынужденный ступить на путь скитаний. Вопрос привычки, – не праздный вопрос, но вопрос самой жизни, её главных консолей.