Читать книгу Висталь. Том 2 - Текелински - Страница 6

Самые Великие вещи на земле, в то же время самые незаметные. По-настоящему поворотные и судьбоносные события, не замечаемы и представляются на первый взгляд чем-то обыденным и незначительным. Самые Великие люди, в тоже время самые скромные и неуверенные в себе, – люди без конца сомневающиеся, и не доверяющие собственным чувствам и умозрениям. Время необходимо расставляет всё и вся на свои места. И это действительно так. Только с высоты прошедшего времени, вся палитра человеческого бастиона, представляется в его действительном наиболее близком к правде, наиболее рафинированном свете. На белом свете ещё ничто и никогда не сохраняло свою маску длительное время. Всё чужеродное всегда сбрасывалось плотью реальности, и всякая надутая, неестественная оболочка, слетала вместе с осенним листопадом, оголяя всё действительно реальное, и правда жизни выступала неоспоримым естеством своего бытия, огорчая, или радуя своих наблюдателей, но всегда приводя, в конце концов, к неминуемому удовлетворению.

Жизнь Висталя, была похожа на жизнь всякого обывателя. Ведь он мог быть единовременно только в одном месте. А это значит, что все иные места ущербной нитью проходили через его сердце, и убеждали в том, что он находится не там и не в то время, что его корабль плавает не в тех водах, что самые значительные и по-настоящему Великие события остаются за его кормой. Что самые ныне освящённые значимостью места, остаются без его внимания. Жизнь же, настоящая её интерпретация, её самая значительная, центральная полисфера проплывает за горизонтом, и даже коснутся её, не представляется возможным.

Но иногда приступы самоуверенности посещали и его сердце. И он в полном убеждении, что мир крутится вокруг него, что это он вершит судьбы мира, и самый главный трон жизни находится под ним, получал инъекции тщеславия и гордыни, и вся палитра мира вдруг радугой разворачивалась над его головой. Но всякая радуга не долговечна. И как только дождь тщеславия уходит за горизонт, радуга исчезает с небосклона, и только свежесть насыщенного «озоном величия» воздуха, ещё некоторое время наполняет лёгкие, и ты по инерции ощущаешь перманентные всплески иллюзий, от опьянённого этим озоном, разума.

Висталь шёл по Московским улицам, и его нахождение в центре Великой страны, самой большой на земле, и самой таинственной и непредсказуемой, давало ощущение, что он залез на самую высокую гору, и оглядывает все окрестности, до самых дальних окраин. И в то же время обыденность улочек, и простое, ничем не выделяющееся мельтешение людей, превращало всё это величие места, в насмешку, в обывательскую суетность, и опускало сердце на пошлую ступеньку обыденного и незначительного момента. Висталь чувствовал, что вся эта чепуха и напыщенная ерунда относительно центральных, важных и значительных мест на земле, есть иллюзия тщеславного духа, кормящего душу «слабыми наркотиками самомнения и гордыни», и обманывающего его своими аффектами, развращая и нивелируя всё по-настоящему ценное в душе. Ибо в такие минуты отодвигается на задний план всё действительно важное и ценное, как, к примеру, ощущение родного, близкого и любимого, – всего того, что присуще именно перифериям, потаённым уголкам мира, что возникает только в местах покоя провинции, и способно расцветать лишь в минуты абстрагирования от всего «центрального» и всего «Великого», всего «столичного» и надменно-чванливого, – всего того, что мнит себя центром мира, и главным временем Вселенной.

Пройдя по Красной площади, Висталь постоял несколько минут возле Покровского собора, или храма Василия Блаженного, чья история, а точнее миф, вторил той красоте и тому великолепию, что словно однажды созданный шедевр искусства, в силу стечения многих обстоятельств, становится навеки непревзойдённым фолиантом, и украшает собой Великую летопись исторического пантеона человеческой судьбы, будучи единственным и неповторимым произведением зодчества, или сказать ещё метафоричнее, воплощённой в камне музыки.