Читать книгу Гидеон из Девятого дома - Тэмсин Мьюир - Страница 8

В космосе Первый дом светился, как огонь на воде. Окутанный белым дымом атмосферы, голубой, как газовое пламя, он обжигал глаза. Он прямо-таки заливался водой, задыхался в этом голубейшем сиянии. Даже сверху виднелись плавающие цепочки квадратов, прямоугольников и овалов, пятнающие голубизну серым, зеленым, черным и коричневым: разрушенные города и храмы Дома давно мертвого и неубиваемого. Дремлющего престола. Где-то далеко его царь и император восседал на своем троне и ждал. Страж, защищающий Дом, но не имеющий шансов в него вернуться. Господин Первого дома был Господином неумирающим, и он не возвращался уже более десяти тысяч лет.

Гидеон Нав прижалась лицом к сетчатому окну шаттла и смотрела, как будто не могла насмотреться, смотрела, пока глаза не покраснели и не заслезились, пока перед ними не зароились большие прозрачные мушки. Все остальные окна были плотно закрыты на протяжении всего путешествия, которое заняло около часа. Они с удивлением обнаружили, что за экраном, который Харрохак спокойно подняла в ту же секунду, как они оказались на борту, не было пилота. Кораблем управляли дистанционно, а это обходилось недешево. Никто не мог приземлиться на территории Первого дома, не получив явного приглашения. Можно было нажать на кнопку и поговорить с далеким навигатором, и Гидеон ужасно хотелось услышать чужой голос, но Харроу снова подняла экран с решительным видом.

Она казалась усталой, измученной и даже уязвимой. Все время полета она сжимала в руке молитвенные кости и порой угрюмо ими щелкала. В комиксах Гидеон адепты Когорты старались сидеть на мешочках могильной земли, чтобы нивелировать влияние глубокого космоса, лишающего их источника силы. Наверное, для Харрохак это действовало как плацебо. Гидеон с удовольствием подумала, что это идеальный момент, чтобы надрать ей задницу и погонять ее по всему шаттлу. Но вполне естественное нежелание появляться рядом с некроманткой с переломанными руками спасло Харроу жизнь. Все мысли о драке исчезли с приближением Первого дома, когда отраженный свет яростно ворвался в окно пассажирского отсека. Гидеон, полуослепшая и задохнувшаяся, вынуждена была отвернуться. Харроу обвязала глаза полоской черного кружева, спокойная и безразличная, как будто за окном по-прежнему нависало унылое небо Девятой.

Гидеон прикрыла глаза ладонью и снова выглянула наружу, наслаждаясь невероятной красотой: бархатной чернотой космоса, усеянного бесчисленными белыми звездами, Первой, пылающим шаром раскаленной синевы, прочерченной ослепительно белыми полосами, и видом семи других шаттлов, выходящих на орбиту. Гидеон присвистнула, увидев их. Уроженке запертого в собственной могиле Девятого дома казалось странным, что все это просто не взорвалось и не сгорело. Некоторые другие дома, например Шестой и Седьмой, тоже приближали свои родные планеты к раскаленному Доминику, но Гидеон не могла понять, как они не сгорают сразу.

Это было невероятно. Это было прекрасно. Ее чуть не стошнило. Ей казалась безумием невозмутимость Харрохак, которая только приподняла экран, нажала на кнопку и спросила, сколько им придется ждать.

– Мы освобождаем вам проход для посадки, ваша милость, – затрещал голос навигатор сквозь помехи.

Харроу не стала его благодарить.

– И сколько?

– Сейчас ваше судно сканируют, ваша милость. Мы двинемся в то же мгновение, когда подтвердят разрешение сойти с орбиты.

Преподобная дочь развалилась в кресле и сунула молитвенные кости в складку рясы. Гидеон невольно поймала ее взгляд. На лице Харроу было написано вовсе не безразличие и не скука, как она ожидала: даже сквозь вуаль было заметно, насколько глубоко Харроу ушла в себя и сконцентрировалась. Губы она сжала так плотно, что черная краска собралась комочками.

Прошло меньше пяти минут, двигатели снова загудели, и шаттл медленно заскользил вниз. Рядом с ними семь других шаттлов сдвинулись разом, как падающие костяшки домино, и одновременно вошли в атмосферу. Харроу надвинула капюшон, потерла переносицу и сказала с удовольствием и ужасом:

– Эта планета невероятна.

– Она великолепна.

– Это могила.

Шаттл вошел в атмосферу, окруженный ослепительным светом. Не видно было ничего, кроме неба, но небо Первого дома оказалось таким же невыносимо ярким и голубым, как вода. Спуск на планету походил на пребывание в калейдоскопе. Крен сменялся шумом, когда воздушные ямы в плотной атмосфере заставляли двигатели визжать, тряской, когда выравнивалось давление. А потом шаттл полетел вниз, как пуля. Сияние стало непереносимым. Гидеон показалось, что сотни шпилей летят ей навстречу, вырываясь из сине-бирюзовой воды. А потом ей пришлось зажмуриться и отвернуться. Она прижала вышитую ткань робы к лицу и дышала носом.

– Идиотка! – далеким голосом сказала Харроу, плохо скрывая волнение. – Возьми вуаль.

Гидеон отчаянно терла глаза.

– Я в порядке.

– Надень, я сказала! Что я буду делать, если ты ослепнешь, когда дверь откроется?

– Я подготовилась, детка.

– Что ты вообще несешь…

Сияние изменилось, замерцало, и шаттл начал медленно снижаться. Свет стал чище и ярче. Харрохак бросилась к окну, закрыла его с грохотом. Они с Гидеон стояли в центре пассажирского отсека и смотрели друг на друга. Гидеон поняла, что Харроу дрожит. Пряди черных волос прилипли к бледно-серому лбу, пот грозил размыть краску. Потом Гидеон с ужасом осознала, что и сама дрожит и потеет. Неприятное понимание поразило их одновременно, и обе начали вытирать лица рукавами.

– Надень капюшон, – велела Харрохак. – Спрячь свои тупые лохмы.

– Тупые лохмы у твоей мертвой засохшей мамки.

– Сито, мы уже над планетой, и я снова способна на насилие.

Последний громкий щелчок. Полная тишина. Замки открывались снаружи. Завидев свет на краю люка, Гидеон подмигнула своей встревоженной спутнице. Сказала вполголоса:

– Но тогда ты не сможешь порадоваться вот этому!

И нацепила очки, которые раскопала еще дома. Древние солнечные очки с дымчатыми стеклами. Тонкая черная оправа и большие зеркальные линзы. Линзы размыли выражение недоверчивого ужаса на лице Харроу. Больше Гидеон ничего увидеть не успела.

Перед ними распахнулся Первый дом. Поток теплого воздуха растрепал рясы, высушил пот на лицах. Не успел люк до конца отъехать в сторону, как раздраженная Харроу исчезла: из шаттла выступила госпожа Харрохак Нонагесимус, Преподобная дочь Девятого дома. Выждав пять полных вздохов, Гидеон Нав, рыцарь Девятого дома, двинулась следом, молясь, чтобы непривычный клинок не запутался в полах рясы.

Они стояли на огромной, покрытой металлом посадочной площадке: наверняка ничего более впечатляющего Первый дом никогда не строил. И все остальные дома тоже. Впрочем, сравнивать Гидеон было особенно не с чем. Перед ними высился дворец – или крепость – из белого сияющего камня. Он раскинулся на поверхности воды, как остров. Он закрывал собой небо, и невозможно было разглядеть, что находится за ним и над ним. Его окружали террасы, которые когда-то были великолепными садами. От изящества и идеальности его башен глазам становилось больно. Это было воплощение богатства и красоты.

Когда-то давно, в смысле. Сейчас это был просто полуразрушенный замок. Многие сверкающие белые камни выкрошились, осколки падали вниз. Густая растительность лезла из моря и пожирала фундамент, обвивая его толстыми лианами и покрывая зеленой слизью водорослей. От садов остались серые тусклые трупики деревьев и кустов. Они цеплялись за окна, балконы и балюстрады и умирали уже там, покрывая фасад таинственной дымкой тлена. Золотые прожилки тускло сверкали в грязных белых стенах. Посадочная площадка тоже в свое время была весьма элегантна – огромная, она могла приютить не меньше сотни кораблей. Но теперь девяносто две заброшенные платформы покрывала грязь. Металл ржавел от близости морской воды. Гидеон почувствовала ее запах: крепкий, соленый, дикий и сильный. Все вместе это походило на несвежий труп. Но очень красивый труп, мать его!

На площадке царило оживление: пять других шаттлов приземлились и выпускали пассажиров. Но времени смотреть не было: кто-то шел их встречать.

Харроу не озаботилась герольдом. Она плыла вперед, как черный корабль под парусами. Тощая фигура, закутанная во множество слоев ткани цвета ночи, волокущая за собой кружевной шлейф. Вся украшенная костями, раскрашенная под труп, закрывшая глаза черной сеткой. Она упала на колени в пяти шагах от шаттла и принялась молиться, монотонно щелкая костями. Показуха. Гидеон подскочили к ней и опустилась на колени на нагретый солнцем металл. Подол рясы черной лужей расплылся вокруг. Она тайком рассматривала коричневатый от очков мир вокруг. Привычные щелчки костей делали все происходящее почти нормальным.

– Да здравствует Госпожа Девятого дома, – восторженно пропел голос, увеличив общее число людей, которые когда-либо были рады увидеть Харроу, до трех. – Да здравствует ее рыцарь! Да здравствуют они! Здравствуют! Да здравствует дитя далекой и темной жемчужины нашей империи! Какой прекрасный день!

Перед ними стоял маленький старичок. Крошечный, тощий, как самые древние старики Девятого дома, но при этом пышущий здоровьем и очень прямо держащий спину. Он походил на старое корявое дерево, все еще покрытое листьями. Он был лыс, носил аккуратно подстриженную белую бородку и золотое колечко в брови. У белой рясы не было капюшона, подол закрывал лодыжки, а на плечах лежала накидка из чесаной белой шерсти. Роскошный пояс мерцал тусклым золотом и отблескивал драгоценными камнями, выложенными в затейливые узоры. Они походили на цветы, завитки или и то, и другое одновременно. Казалось, что пояс этот изготовили тысячу лет назад, и с тех пор хранили бережно и аккуратно. Весь облик старика казался вечным и безупречным.

Харрохак сунула четки в карман.

– Да здравствует Первый дом, – проговорила она с выражением. – Да здравствует Царь неумирающий.

– Да здравствует Господин из-за реки, – пропел маленький жрец. – Добро пожаловать в его дом, благословенная Госпожа Девятого дома, Преподобная дочь. Девятые не навещали Первый дом большую часть вечности. Но твой рыцарь – вовсе не Ортус Нигенад.

Последовала крошечная пауза.

– Ортус Нигенад покинул свой пост, – произнесла Харроу из-под капюшона. – Первым рыцарем стала Гидеон Нав. Я госпожа Харрохак Нонагесимус.

– Добро пожаловать, госпожа Нонагесимус и Гидеон из Девятого дома. Когда вы закончите молитву, вас ожидают почести, а после вы будете препровождены в святилище. Я хранитель Первого дома и слуга Высшего Владыки мертвых. Зовите меня Учителем: не из-за моей учености, а лишь из-за того, что я представляю милосердного Господа нашего, превзошедшего смерть, и живу лишь надеждой, что однажды вы назовете Учителем его. Да назовешь ты его своим господином, а я тогда назову тебя Харрохак из Первого дома. Пребывай в мире, госпожа Нонагесимус, пребывай в мире, Гидеон из Девятого дома.

Гидеон из Девятого дома, которая готова была бы заплатить наличными за любое другое имя, встала, когда встала ее хозяйка. Они обменялись взглядами, враждебность которых не приглушила ни черная вуаль, ни слой темного стекла, но времени стоять и корчить злобные рожи не было. Гидеон увидела, что между шаттлами бродят и другие белые рясы, но не сразу поняла, что это были скелеты в простых белых тряпках, завязанных узлами на поясе. Длинными металлическими шестами они ковырялись в механизмах, которые надежно закрепляли шаттлы на площадке, действуя в странном единстве, как всегда двигаются группы мертвых. Были тут и живые, вставшие по двое, неловко отходящие от своих кораблей. Она никогда не видела столько разных людей за раз – столько людей не из Девятого дома, – и у нее чуть не закружилась голова, но не настолько, чтобы она могла не заметить подвоха.

– Шаттлов всего шесть, – сказала Гидеон.

Харрохак метнула в нее злобный взгляд за разговоры без разрешения, но маленький жрец хихикнул, как будто обрадовавшись.

– Отлично подмечено! Очень хорошо! Да, случилась накладка, а мы не любим накладки. Это святая земля! Нас можно обвинить в чрезмерной осторожности, но мы храним этот дом священным для императора… у нас редко бывают гости, что бы вы ни думали! Ничего особенно не случилось, – добавил он уверенно. – Это Третий дом и дом Седьмой. Не важно. Не важно. Я уверен, что они получат доступ уже в следующее мгновение. Необходимо все прояснить. Несообразность в обоих случаях.

– Несообразность, – повторила Харрохак, как будто катала во рту конфету.

– Да-да. Третий дом, разумеется, попытался нарушить границы. Разумеется… А Седьмой… впрочем, это всем известно. Смотрите, они приземляются.

Почти все наследники и рыцари уже вышли из шаттлов, и скелеты деловито вынимали их багаж. Последние два шаттла по спирали спускались к земле, обдавая площадку потоком теплого воздуха. Скелеты с шестами уже собрались под ними. Подошли и два живых жреца, по одному на шаттл. Они были живы и вполне здоровы, и одеты так же, как Учитель. Выходило, что жрецов не меньше трех, так что Гидеон перестала понимать, почему столько говорят о стариках именно в Девятом доме. Два новых шаттла приземлились неподалеку, Седьмой поближе, а Третий подальше, но достаточно близко, чтобы увидеть, что или кто выйдет из люка.

Гидеон с интересом уставилась на три силуэта. Первым оказался надутый юноша, пахнущий гелем для волос. На поясе у него висела богато украшенная рапира. Рыцарь. Потом вышли две девицы, обе блондинки, но на этом сходство закончилось: одна была высокой и изящной, с белоснежными зубами и волной золотых кудрей. Вторая – мелкая, незаметная, с прямыми волосами, бледными, как консервированное масло, и такой же безжизненной улыбкой. Роста они были примерно одного. Мозг Гидеон немедленно заявил, что слишком глупо полагаться на первое впечатление. Вторая девушка выглядела обескровленной тенью первой – или первая была раскрашенным отражением. Парень походил на кусок дерьма.

Гидеон пялилась на них, пока жрец в белых одеждах, перехваченных разноцветным поясом, не покинул эту троицу и не устремился к ним, не похлопал Учителя по плечу и не пробормотал встревоженно несколько фраз, часть из которых она услышала.

– Непреклонны… поддержка Дома… родились в точности… обе адептки…

Учитель снисходительно отмахнулся и визгливо хихикнул:

– Ничего не поделаешь, ничего не поделаешь.

– Но это же невозможно!

– Все беды ждут только в конце, и это беды для них.

Когда второй священник ушел, Харрохак с нажимом сказала:

– Близнецы – дурное предзнаменование!

Учитель развеселился.

– Как приятно слышать слова о дурных предзнаменованиях от той, что явилась из Уст императора!

От шаттла Седьмого дома волной шел испуг. Скелеты распахнули люк, и кто-то выбрался наружу. С каким-то мучительным замедлением, как будто время решило покрасоваться и потянуться подольше, существо вывалилось на руки ожидающему жрецу, старичку, совершенно к этому не готовому. Ноги и руки у него подкашивались. Существо опускалось на землю, угрожая рухнуть окончательно. На белой рясе жреца появились алые пятна. Он закричал.

Гидеон не бегала, если это не было абсолютно обязательно. Сейчас она побежала. Ноги ее двигались быстрее жутких мыслей, и она почти сразу подхватила обмякшую фигуру, вырвав ее из слабых рук жреца, и осторожно опустила на землю, пока жрец что-то удивленно бормотал. В ответ на это ледяной кончик клинка осторожно коснулся ее шеи у основания черепа, проколов капюшон.

– Эй, – сказала Гидеон, не двигая головой. – Отойди на шаг.

Меч никуда не делся.

– Это не предупреждение, – пояснила она. – Отойди, ей воздух нужен.

Потому что на руках у Гидеон оказалась девушка. Юная тоненькая девчонка с алыми от крови губами. Ее окутывали легкомысленные зеленые кружева, на которых кровь сияла особенно ярко. Кожа казалась почти прозрачной, до ужаса. Сосуды на руках и висках выделялись сиреневой паутиной. Она хлопала глазами: огромными, синими, с бархатными темными ресницами. Потом она выплюнула сгусток крови, испортивший всю картинку, и распахнула глаза.

– Протесилай, – велела она, – успокойся.

Меч не сдвинулся ни на дюйм, она выплюнула еще сгусток крови и печально добавила:

– Перестань, урод. У нас и без того проблемы.

Гидеон почувствовала, что лезвие убралось от шеи, и осторожно вздохнула. Ненадолго: на его месте быстро оказалась рука в перчатке и сжалась так, как будто ее обладатель хотел раздавить затылочную кость Гидеон. Гидеон почувствовала, что ее сейчас макнут головой в сортир, но тут послышался голос Харрохак – гулко, как со дна могильной ямы.

– Твой рыцарь, – тихо сказала Госпожа Девятого дома, – напал на моего рыцаря.

Пока Гидеон пыталась не сдохнуть от шока, цепляясь только за ощущение боли в спине, девушка снова жалко закашлялась.

– Прости! – сказала она. – Это все гиперопека… Он не хотел… Господи, вы же черные весталки! Ты рыцарь Девятой!

Девушка на руках Гидеон закрыла лицо руками и, кажется, разрыдалась, но потом стало понятно, что от смеха.

– Ну ты и молодец, Про, – выдыхала она. – Они могут потребовать удовлетворения, и станешь ты памятником на могиле! Господин или Госпожа Девятого дома, примите мои искренние извинения. Он поторопился, а я повела себя глупо.

– Да ладно, – ответила Гидеон. – Ты в обморок упала.

– Это так, – призналась она и хихикнула от радости. Кажется, ничего настолько же интересного с ней в жизни не происходило. – Боже, меня спасли сектанты из тени! Ой, извини! Спасибо! Это прямо как в романе.

Когда угроза насилия миновала, жрец с трудом опустился на колени, размотал узорчатый пояс и застыл. Девушка властно кивнула, и он принялся благоговейно обтирать кровь с ее губ. Он совсем не встревожился, но при этом казался… Гидеон не знала. Расстроенным? Смущенным?

– Ах, княжна Септимус! – произнес он дребезжащим старческим голосом. – И это уже дошло до такой стадии?

– Разумеется.

– Ох, госпожа, – грустно сказал он, – не следовало вам приезжать.

Она сверкнула улыбкой, показав испачканные алым зубки.

– Но разве не прекрасно вышло? – Она посмотрела на Гидеон, а потом мимо нее, на Харроу. Сжала руки. – Протесилай, помоги мне встать, чтобы мы могли должным образом извиниться. Не могу поверить, что мне придется смотреть в лицо девам гробницы.

Гидеон увидела огромные грубые лапы, а потом шестифутовый сгусток мышц вздернул девушку на ноги. Человек, который прижал клинок к ее шее, оказался неприятно огромным. У него были страшные бицепсы. Здоровым он не выглядел, походя скорее на огромный мешок. Угрюмый, рыхлый, с такой же странной, почти прозрачной кожей, как и девушка. На солнечном свету лицо его казалось восковым – возможно, от пота. Девушку он легко перекинул через плечо, как ребенка или ковер.

Гидеон внимательно оглядела его. Одет он был богато, но одежда казалась довольно поношенной: длинный линялый зеленый плащ, килт с ремнем, сапоги. Сияющая гравированная цепь обвивала его руку, а на бедре висела рапира с бугельным эфесом. На Гидеон он смотрел пустым взглядом.

Она решила, что рыцарь, конечно, огромный, но очень неуклюжий, и она с ним справится. Рука на затылке расслабилась. Гидеон не получила даже болезненного щелчка по черепу. Какое бы наказание ни отмерила ей Харроу, оно будет выдано после, наедине. Она допустила ошибку, но не могла даже пожалеть об этом. Когда Гидеон собралась и встала, госпожа Седьмого дома улыбнулась ей. По ее детскому личику сложно было определить возраст. Семнадцать. Или тридцать семь.

– Что мне сделать, чтобы заслужить прощение? – спросила она. – Мой дом оскорбил Девятую в первые пять минут, и я чувствую себя… невоспитанной.

– Держи свой клинок подальше от моего рыцаря, – сказала Харроу тоном стража гробницы.

– Ты слышал, Про. Нельзя туда-сюда махать рапирой.

Протесилай не отрывал взгляда от Гидеон и до ответа не снизошел. В результате повисла неловкая тишина. Девушка добавила:

– А теперь я могу поблагодарить тебя за помощь. Я – госпожа Дульсинея Септимус, княжна замка Родос, а это мой первый рыцарь, Протесилай из Седьмого дома. Седьмой дом благодарит тебя за твою любезную помощь.

Несмотря на это милое и почти льстивое извинение, госпожа Гидеон лишь слегка склонила голову. Глаза ее ничего не выражали. С ледяным неодобрением в голосе она ответила:

– Девятый дом желает здоровья госпоже Септимус и благоразумия Протесилаю из Седьмого дома. – С этими словами она развернулась на каблуках и ушла, взмахнув полой рясы.

Гидеон вынуждена была последовать за ней. Остаться было бы глупо. Но перед уходом она успела посмотреть в глаза госпоже Дульсинее. Не было в них ни ужаса, ни жеманства: выглядела она так, как будто оскорбление Девятого дома было главным достижением в ее жизни. Гидеон могла бы поклясться, что ей еле заметно подмигнули. Жрец Первого дома суетился, хмурился и складывал расшитый пояс, запятнанный кровью.

Они привлекли всеобщее внимание. Любопытные взгляды других адептов и их рыцарей останавливались на Девятых, одетых в черное. Гидеон с неудовольствием ощутила взгляды бледной близняшки на себе и Харрохак разом. Ее светлые глаза жгли, как точки лазерного прицела, а губы холодно кривились. Что-то в этом взгляде очень не понравилось Гидеон, и она встретила его так твердо, что девушка опустила голову. Понять, что думает Учитель, было непросто. Были в его взгляде меланхолия и, кажется, покорность. Он не сказал ни слова о поступке Гидеон.

– Дурная кровь передается в роду правителей Седьмого дома, – только и пояснил он. – Она минует почти всех, но немногих все же убивает.

– Учитель, госпоже Септимус поставлен соответствующий диагноз? – поинтересовалась Харрохак.

– Дульсинея Септимус не должна дожить до двадцати пяти, – ответил жрец. – Пойдемте, пойдемте. Все уже собрались, и все взволнованы. Какой день, подумайте, какой день! Нам найдется о чем поговорить.

«Двадцать пять, – подумала Гидеон, не обращая внимания на мрачную ухмылку Харроу, обещавшую впоследствии много разговоров – неприятных для Гидеон. – Двадцать пять, а сама Харрохак, скорее всего, будет жить вечно». Они послушно двинулись за жрецом, Гидеон вспомнила синие глаза, и ей стало грустно.