Читать книгу Гидеон из Девятого дома - Тэмсин Мьюир - Страница 9

Их посадили в просторный атриум, похожий на пещеру или мавзолей, сделавший бы честь Девятому дому, если бы с развалин грязного сводчатого потолка не лил бы такой свет, что Гидеон чуть не ослепла. Здесь стояли мягкие диваны и кушетки с потрескавшимися обивками и торчащими пружинами, с поломанными спинками и ручками. Вышитые накидки на сиденьях походили на мумифицированную кожу – неприятно сырую там, где ее не касался солнечный свет, и выцветшую везде, где он ее касался.

Все в этой комнате было прекрасно и все пришло в запустение. Не как в Девятом доме, где некрасивые вещи состарились и поломались – в конце концов, Девятый дом всегда был мертв, а трупам свойственно разлагаться. Первый дом был заброшен и, затаив дыхание, ожидал, когда его использует кто-то кроме времени. Полы были деревянные, или из золотого мрамора, или радужной мозаики плиток, рассыпающейся от старости и небрежения. Огромная двойная лестница, покрытая узкими, изъеденными молью коврами, взмывала вверх. В трещины стеклянного потолка просунулись лианы, распустили щупальца, которые с тех пор успели посереть и засохнуть. Колонны, поддерживавшие сверкающий потолок, поросли толстым слоем мха, все еще живого, сочного, рыжего, бурого и зеленого. Он свисал со старого пересохшего фонтана – трехъярусного, из стекла и мрамора. В чаше все еще блестела лужица застоявшейся воды.

Харрохак отказалась садиться. Гидеон стояла рядом с ней, чувствуя, как от сырого жаркого воздуха ряса приклеивается к спине. Рыцарь Седьмого дома, Протесилай, тоже не сел, пока его хозяйка не похлопала по стулу рядом с собой. Тогда он беспрекословно повиновался. Скелеты в белом разносили подносы с чашечками терпкого, курящегося зеленым паром чая. Чашечки были смешные, маленькие, без ручек, горячие и гладкие, как будто каменные – только тоньше и ровнее. Рыцарь Седьмого дома взял чашку, но пить не стал. Его госпожа попробовала, но закашлялась и кашляла до тех пор, пока жестом не велела ему похлопать ее по спине. Не все некроманты и рыцари пили с удовольствием. Харрохак держала чашку, как живого слизняка. Гидеон, которая ни разу в жизни не пила горячих напитков, заглотила разом половину. Ей обожгло горло, запах оказался сильнее вкуса, а на обожженном языке осталось резкое травяное послевкусие. Краска с губ испачкала чашку. Она осторожно кашлянула, и Преподобная дочь адресовала ей взгляд, от которого сжались кишки.

Трое жрецов сидели на краю фонтана, держа в руках полные чашки. Гидеон вдруг показалось, что им ужасно одиноко – если только в каком-нибудь шкафу не пряталась толпа. Второй жрец весь трясся, хрупкие плечи дрожали, пока он возился с измазанным кровью поясом, у третьего было кроткое лицо и длинная, побитая сединой коса. Может, это была женщина, а может, и мужчина, или вообще нечто другое. Одевались они все одинаково, из-за чего походили на белых птиц на радужных шлейках. Учитель единственный из всех казался реальным. Он был энергичным, внимательным, живым. Его смиренные коллеги спокойствием походили на скелетов, застывших по стенам: тихие, неподвижные, только в провалах глазниц танцуют красные точки.

Когда все неуклюже расселись на пышных развалинах мебели, допили чай с неловкостью людей, не знающих, куда девать чашки, и не произнесли ни слова за это время, седая коса сказала бесцветным голосом:

– А теперь помолимся за господина нашего, что был уничтожен, припомним его милосердие, его могущество и его любовь.

Гидеон и Харрохак молчали, слушая молитву.

– Да смилостивится Царь неумирающий, искупивший смерть, отомстивший смерти, уничтоживший смерть, да защитит он Девять домов и да услышит их моления. Да будет все сущее предано в руки его. Да склонятся те, что за рекой, пред священными адептами, первыми среди некромантов. Слава девятикратному воскрешению! Слава ликторам, назначенным божественным установлением! Рожденный императором стал Богом, рожденный Богом стал императором.

Этого Гидеон раньше не слышала. В Девятом доме знали только одну молитву, а все остальное время службы занимали проповеди и перебирание четок. Почти все присутствующие подхватили молитву, как будто знали ее с колыбели, но не все. Груда мяса, которую звали Протесилаем, стояла, не повторяя ни слова. Губы он плотно сжал, как и бледные близняшки Третьего дома. Остальные повторяли слова молитвы (рвение слышалось не во всех голосах). Когда прозвучало последнее слово, Учитель сказал:

– Может быть, посвященные Запертой гробницы прочтут нам свою молитву?

Все головы повернулись в их сторону. Гидеон застыла, а Преподобная дочь, сохраняя невозмутимость, сунула чашку в руки Гидеон и, глядя на море лиц – любопытных, скучающих и (лицо Дульсинеи) горящих восторгом, начала:

– Молю, чтобы гробница оставалась замкнутой…

Гидеон, в принципе, знала, что религия, которую практиковали в мрачных глубинах Дрербура, немного отличалась от религии других Домов. Но получить подтверждение этому было странно. Судя по выражению некоторых лиц – шокированному, или скучающему, или измученному, а в одном случае даже откровенно враждебному, другие с этим тоже раньше не сталкивались. Трое жрецов были в полном восторге.

– Как в старые времена, – вздохнул маленький согбенный старичок, не обращая внимания на испорченную службу.

– Преемственность – великая вещь, – согласилась седая коса, показав себя ужасно банальной.

– А теперь я приветствую вас в доме Ханаанском, – заявил Учитель. – Принесите мне ящик.

Наступила неловкая тишина, и все уставились на скелета, который принес маленький сундук из дерева. Он был не шире книги и не выше двух книг, уложенных друг на друга. Так показалось Гидеон, которая считала, что все книги одного размера. Учитель гордо откинул крышку и возвестил:

– Марта из Второго дома.

Очень смуглая девушка вытянулась. Отсалютовала она четко, униформа Когорты на ней сидела безупречно, а когда Учитель подозвал ее, она двинулась вперед чеканным шагом, таким же идеальным, как ее офицерский пурпур и снежно-белый галстук. Торжественно, как будто награждая ее драгоценным орденом, Учитель вынул из сундучка тусклый железный обруч размером примерно с колечко из большого и указательного пальцев. К ее чести, она не заколебалась и не дрогнула, просто взяла кольцо, отсалютовала еще раз и села на место.

– Набериус из Третьего дома, – выкликнул Учитель.

За этим последовал довольно утомительный парад увешанных рапирами рыцарей в различных одеждах, подходящих за таинственными железными кольцами. Кое-кто салютовал вслед за Второй, другие, включая увальня Протесилая, себя не утруждали.

С каждым именем Гидеон напрягалась все сильнее. Когда Учитель наконец произнес:

– Гидеон из Девятого дома, – она была разочарована простотой происходящего.

Она почему-то думала, что это окажется цельное кольцо, но на самом деле в руках у нее оказалась загнутая полоса с заходящими друг на друга концами. В одном конце просверлили дыру, а второй загнули на девяносто градусов, так что кольцо можно разомкнуть. Металл был тяжелый, зернистый. Возвращаясь на свое место, она понимала, что Харроу умирает от желания отобрать у нее кольцо, и сжимала его по-детски крепко.

Никто не спросил, что это такое. Гидеон решила, что это тупо. Она готова была сама задать вопрос, когда Учитель заговорил:

– Отныне скрепы Первого дома, горе Царя неумирающего…

Все обратились в слух.

– Я не стану рассказывать того, что вы уже знаете, – продолжил маленький жрец. – Я всего лишь хочу прояснить подробности. Ликторы не рождены бессмертными. Им была дарована вечная жизнь, а это не одно и то же. Тысячелетия назад шестнадцать пришли сюда. Восемь адептов и восемь из тех, кого потом назовут первыми рыцарями. Здесь они были вознесены. Те восемь некромантов были первыми после Господа воскрешения, и они понесли его славу по черноте космоса, туда, куда не могли добраться другие. Каждый из них был могущественнее девяти Когорт, действующих воедино. Но даже божественные ликторы могут расстаться с жизнью, несмотря на свою мощь и свои мечи. Так и случилось за минувшие десять тысяч лет. Горе Императора только росло со временем. И лишь сейчас, когда первые восемь достигли заката, он прислушался к своим верным ликторам, которые просят подкрепления.

Он взял чашку чая и покрутил ее в пальцах.

– Вы избраны. Вы рискнете пройти страшное испытание и попытаться занять их место. И это все не гарантировано. Если вы возвыситесь до ликторов или попробуете и не справитесь, милосердный Господь поймет, что просьба оказалась непосильной. Вы – наследники и стражи восьми Домов. Вас ожидают великие дела. Если вы не станете галактикой, не так плохо стать и звездой, и дать Императору знать, что оба вы проходили его великое испытание.

– Или вы все! – добавил маленький жрец с неожиданным энтузиазмом, глядя на близняшек и их надутого рыцаря. – Сообразно обстоятельствам. Рыцари, если ваш адепт окажется не на высоте, значит, вы проиграли. Если не на высоте окажетесь вы, проиграет адепт! А если проиграет один или оба, мы не станем просить вас разрушать свои жизни, выполняя непосильные задачи. Вас не станут принуждать, если вы не сумеете идти дальше, если ошибется один из вас или оба, или если кто-то примет решение остановиться.

Он искательно посмотрел на лица собравшихся, как будто видя их в первый раз. Гидеон слышала, как Харрохак кусает щеку изнутри, как сжимает пальцы на костяных четках.

– Это не паломничество, где вам гарантирована безопасность, – продолжил Учитель. – Вас ждут испытания, возможно, опасные. Вы будете упорно работать и терпеть лишения. Буду откровенен – вы можете даже умереть. Но я не вижу причин не надеяться увидеть восьмерых новых ликторов вместе с их рыцарями. Они унаследуют радость и силу, которые жили десять тысяч лет.

Слова эти упали торжественно и мрачно и исчезли, как вода, уходящая в песок. Даже у Гидеон мурашки побежали по спине.

– Теперь о практической стороне дела, – продолжил он. – Все ваши нужды будут удовлетворены. Каждому будут отведены собственные комнаты и выделены слуги. Места у нас в достатке. Любые комнаты, ни за кем не закрепленные, можно использовать как вам угодно – для занятий или приема гостей. В вашем распоряжении все наши территории и все книги. Мы живем, как кающиеся грешники. Самая простая пища, никаких писем, никаких визитов. Использовать коммуникационную сеть нельзя. Здесь это запрещено. Раз уж вы оказались здесь, вы останетесь здесь, пока мы не отошлем вас домой или пока вы преуспеете в своем деле. Мы надеемся, что вы будете слишком заняты, чтобы скучать или страдать от одиночества.

Вот чего ждет от вас Первый дом.

Все вздохнули разом – по крайней мере, все некроманты и большинство рыцарей. У Харроу побелели костяшки пальцев. Гидеон захотелось плюхнуться в кресло или немного подремать украдкой. Все выражали полную готовность жить по заявленным правилам, а ей при мысли об учении хотелось сдохнуть. Церемония завтрака каждое утро, потом урок со жрецами в течение часа, а потом анализ скелетов, история крови, могильные изыскания, что-то вроде обеда и, наконец, «Двойные кости с доктором Скелеростом». Максимум, на что она могла надеяться, – на «Мечи», «Мечи-2» и «Мечи-3».

– Мы просим, – добавил Учитель, – не открывать запертые двери, не имея на то позволения.

Все ждали. Ничего не происходило. Они смотрели на маленького жреца, он смотрел на них, совершенно спокойно, положив руки на обтянутые белым бедра, лениво улыбаясь. Из слегка прогнившей картинной рамы выскочил гвоздь.

– Вот и все, – сказал Учитель.

Взгляды, загоревшиеся при мысли о «Двойных костях», гасли. Кто-то робко спросил:

– А в чем заключается обучение? Как стать ликтором?

Маленький жрец снова на них посмотрел:

– Лично я не знаю.

Его слова поразили всех, как удар молнии. Казалось, что стало холоднее. Предвкушение «Двойных костей» скончалось и было погребено в забытых катакомбах. Одного взгляда на доброе открытое лицо Учителя хватило, чтобы понять, что он не издевается. Все обалдели от смущения и злости.

– Это вы возвыситесь до ликторов. Не я. Я полагаю, что путь откроется вам без наших указаний. Кто мы такие, чтобы учить первых после Царя неумирающего? – И добавил с улыбкой: – Добро пожаловать в дом Ханаанский.

* * *

Скелет отвел Гидеон и Харроу в крыло, выделенное Девятому дому. Пришлось углубиться в крепость Первого дома и миновать собрание разрушенных скульптур в доме Ханаанском, мертвом громоздком особняке, расплывшемся вокруг. Они проходили комнаты со сводчатыми потолками, залитые зеленым светом – солнце пробивалось сквозь слой водорослей на стеклянных крышках. Видели разбитые окна и окна, исцарапанные солью и ветром, темные арки, за которыми скрывались прогнившие комнаты, где уже нельзя было жить. Друг другу они не говорили вообще ни хрена.

Разве что Гидеон, спустившись в комнату, выглянув в окно и увидев там только бескрайнюю черноту, сказала беззаботно:

– Свет погас.

Харроу посмотрела на нее в первый раз после выхода из шаттла. Глаза сверкали под вуалью, как светлячки, а рот она собрала в кошачью гузку.

– Сито. Эта планета вращается куда быстрее нашей. – Гидеон молчала. – Ночь уже, дурища.

И они снова замолчали.

В темноте Гидеон вдруг почувствовала, насколько она устала. От темноты было не спрятаться, хотя самые светлые закоулки Дрербура были куда темнее самых мрачных теней Первого дома. Их крыло располагалось очень низко, прямо под посадочной площадкой. За огромными окнами мелькали только редкие огни. Стальные столбы, поддерживающие площадку, отбрасывали густые синие тени. Где-то далеко внизу шумело невидимое море. В комнате стояла кровать для Харроу – огромная, завешенная легкими изорванными занавесями – и кровать для Гидеон. Ее поставили в ногах у Харроу, то есть в самое хреновое место на свете. Она сгребла сырое белье и подушки и устроилась перед окном в соседней комнате, оставив мрачную Харроу в спальне, в компании ее мрачных мыслей. Гидеон слишком устала, чтобы смывать краску с лица или раздеваться. Изнеможение сковало ей ступни, сжало лодыжки, заморозило позвоночник.

Глядя в окно, в синеватую черноту ночи, она услышала громкий скрежещущий звук, ритмичный скрип металла о металл. Гидеон смотрела, застыв, как один из очень дорогих шаттлов быстро и тихо рухнул с посадочной площадки, как будто выбрасывался из окна. Завис, серый и блестящий, в воздухе, а потом исчез из виду. Слева она увидела еще один, потом третий. Скрежет прекратился. Шаги скелетов затихли.

Гидеон спала.