Читать книгу Стоик - Теодор Драйзер, Теодор Драйзер, Theodore Dreiser - Страница 4

На следующее утро в начале одиннадцатого Бернис позвонила Каупервуду, и он сказал, что ждет ее.

Она приехала, поднялась по приватной лестнице Каупервуда в его квартиру, где он с нетерпением ждал ее. В гостиной и спальне она увидела букеты цветов. Но сомнения Каупервуда в реальности его победы были столь велики, что пока она, глядя на него и улыбаясь, неторопливо поднималась по ступеням, он взволнованно всматривался в ее лицо – не появились ли на нем признаки того, что она передумала. Когда же она вошла в квартиру и позволила ему обнять ее, крепко прижать к груди, у него словно гора упала с плеч.

– Значит, ты все-таки пришла! – сказал он тепло и радостно, одновременно разглядывая ее.

– А вы думали, что я не приду? – спросила она, смеясь над выражением его лица.

– Как я мог быть уверен? – спросил он. – Ты никогда прежде не делала того, о чем я тебя просил.

– Верно, но вы знаете почему. Сейчас другое дело.

Она сдалась, ее губы раскрылись под натиском его губ.

– Если бы ты только знала, как твой приход подействовал на меня, – взволнованно продолжил он. – Я ночью глаз не сомкнул. И у меня такое чувство, что мне больше не понадобится спать… Жемчужные зубы… Серо-голубые глаза… Розовые губы… – восхищенно проговорил он и поцеловал ее глаза. – И эти пряди волос, как солнечные лучи. – Он восхищенно коснулся их.

– У мальчика новая игрушка!

Очарованный ее проницательной, но благосклонной улыбкой, он наклонился и поднял ее на руки.

– Фрэнк! Пожалуйста! Мои волосы – ты их все растреплешь! – шутливо протестовала она, пока он нес ее в спальню, которая, казалось подмигивает им пламенем камина, и поскольку он настаивал, она, приятно удивленная его нетерпением, позволила себя раздеть.

Время уже перевалило за полдень, когда он насытился настолько, что вновь обрел «здравомыслие и способность говорить», как выразилась Бернис. Они сели за чайный столик у огня. Она была настроена оставаться в Чикаго, чтобы быть с ним так часто и долго, как позволят обстоятельства, но они должны все так устроить, чтобы не привлекать внимания. С последним он согласился. Его печальная слава в то время достигла своего пика, и следовательно, его появление с такой привлекательной особой, как Бернис, могло породить целый поток сплетен, так как всем было известно, что Эйлин уехала в Нью-Йорк. Им придется не появляться вместе на публике.

В настоящий момент, добавил он, вопрос продления концессии, а точнее, ее отсутствия, не означает прекращения работ, тем более что прекращение неминуемо привело бы к потере его права собственности на городскую рельсовую дорогу. А в эту собственность вложены годы трудов, акции на нее проданы тысячам инвесторов, и ни у него, ни у инвесторов невозможно отобрать эти акции иначе как через суд.

– И вот что на самом деле надо сделать, Беви, – доверительно сказал он. – Необходимо найти финансиста или группу финансистов, или какую-нибудь корпорацию, которая приобрела бы эту собственность за справедливую для всех сторон цену. И это, конечно, невозможно осуществить за одну минуту. На это могут уйти годы. Да что говорить, я знаю, что, если не проявлю инициативу и лично не выступлю с просьбой сделать мне такое одолжение, никто, скорее всего, не придет сюда и не предложит своей помощи. Они знают, как трудно извлечь прибыль из городских рельсовых линий. А потом, есть еще и суды, которые должны будут вынести соответственные решения, даже если завладеть и управлять этими дорогами попытаются мои враги или какие-либо внешние концерны.

Он сидел рядом с ней, говорил так, словно она принадлежала к цеху его коллег-инвесторов или его ровне из финансистов. И хотя ее не особо интересовали подробности, которыми жил его мир финансов, она почувствовала, насколько пылок был его интеллектуальный и практический интерес к таким делам.

– Что ж, одно я знаю наверняка, – перебила она, – победить тебя на этом поприще по-настоящему не сможет никто. Ты слишком мудр и слишком хитроумен.

– Может быть, – сказал он, польщенный ее похвалой. – Как бы то ни было, на все это требуется время. Годы уйдут, прежде чем у меня сумеют забрать эти дороги. И в то же время длительная задержка такого рода может в некотором смысле повредить мне. Предположим, если я захочу заняться чем-то другим, то окажусь в заведомо проигрышном положении из-за своих обязательств.

Несколько мгновений его большие серые глаза смотрели в никуда.

– Что бы я предпочел теперь, когда у меня есть ты, – задумчиво проговорил он, – так это побездельничать и попутешествовать с тобой некоторое время. Хватит, погнул я спину. Ты значишь для меня гораздо больше, чем деньги, несравнимо больше. Это странно, но я вдруг почувствовал, что я всю мою жизнь трудился не покладая рук.

Он улыбнулся и погладил ее по голове.

И Бернис, услышав это, исполнилась гордости и ощущения собственной силы, но и неподдельной нежности.

– Это чистая правда, дорогой. Ты работал, как какой-нибудь огромный паровоз или какая-то махина, которая разогналась на всю катушку, вот только не знает, куда мчится. – Она потрепала его волосы, погладила его по щеке, не переставая говорить. – Я думала о твоей жизни и обо всем, чего ты добился на сегодня. Я думаю, тебе на какое-то время надо съездить за границу, посмотреть, как живут в Европе. Я не понимаю, что еще ты можешь здесь делать, если только ты не хочешь заработать еще кучу денег. А в Чикаго явно заняться нечем. Я думаю, этот город просто ужасен.

– Ну, я бы так не сказал, – возразил Каупервуд в защиту Чикаго. – У него есть свои достоинства. Изначально я приехал сюда, чтобы зарабатывать деньги, и мне в этом смысле жаловаться не на что.

– Да-да, я знаю, – сказала Бернис, которую удивила подобная преданность, несмотря на горечь и трудности, пережитые им здесь. – Но, Фрэнк… – и тут она задумалась, стала тщательнее взвешивать каждое слово, – понимаешь, я считаю, что Чикаго слишком мал для тебя ты способен на нечто большее. Я всегда так считала. Ты не думаешь, что тебе нужно отдохнуть, оглядеться, посмотреть на мир не только глазами бизнесмена? Ты можешь найти себе какое-нибудь занятие, какой-нибудь крупный публичный проект, которым ты заслужись себе похвалу и славу, а не только деньги. Может быть, ты сможешь предпринять что-то в Англии или Франции. Я бы хотела пожить с тобой во Франции. Почему не поехать туда и не показать им что-нибудь новенькое? Например, какая сейчас ситуация с дорожным движением в Лондоне? Что-нибудь в этом роде. В любом случае тебе нужно уехать из Америки.

Он одобрительно улыбнулся ей.

– Ну, что ж, Беви, – сказал он, – мне представляется неестественным вести деловой разговор вроде этого, видя перед собой пару прекрасных голубых глаз и пожар волос. Но в твоих словах есть отзвук мудрости. В середине следующего месяца, а может быть, и раньше, мы отправляемся за границу, ты и я. А там, я думаю, смогу найти что-нибудь, чтобы порадовать тебя, потому что еще и года не прошло, как ко мне обратились с предложением, касающимся предполагаемого строительства лондонского метро. В то время я был слишком занят здесь, и у меня не оставалось времени ни на что другое. Но теперь… – и он похлопал ее по руке.

Бернис довольно улыбнулась.

Она и уезжала с улыбкой, когда наступила темнота, осторожная и сдержанная, села она в экипаж, вызванный Каупервудом.

Минуту-другую спустя уже совсем другой, уверенный в себе и гораздо более энергичный Каупервуд принялся за дело – начал строить планы на завтра: первым делом связаться со своим адвокатом, чтобы тот организовал встречу с мэром и некоторыми городскими чиновниками для решения вопроса о том, каким образом и какими средствами он может избавиться от своих многочисленных и громадных активов. А после этого… после этого… что ж, у него есть Бернис, та самая мечта его жизни, которая наконец-то сбылась. А поражение? Да не было никакого поражения! Не богатством единым жив человек, но и любовью.