Читать книгу О сломанных людях и зверях, бродящих в темноте - Тьере Рауш, Тьере Рауш - Страница 5

Тыквенной головой у нас называли новенького Ари с ярко-рыжей копной волос, молчаливого мальчишку, чьё лицо было сплошь усыпано веснушками. Неуклюжий паренек, с растерянным взглядом, будто он что-то потерял и никак не может найти пропажу. Говорили, он сильно отстает в развитии от всех, только родители не хотят, чтобы драгоценному ребенку разрушила жизнь справка о том, мол, Ари обучался в коррекционной школе, потому мальчишка ходил с нами в обычную. Ребята постарше, его недолюбливали и иногда могли поиздеваться над Ари, отобрав и бросая по кругу сумку, в то время как хнычущий Ари пытается ее отнять. Ну хотя бы на что-то более жестокое ребята не решались.

В столовой Тыквенная голова всегда сидел один, грустно уткнувшись в поднос, на котором обычно стояла тарелка с супом, сладкий пирожок и маленькая коробочка фруктового сока. Если подсесть к Ари и спросить почему он берет только этот набор, он охотно ответит, что его мама считает суп самым полезным для желудка, пирожок – для работы головы, а сок хорош для организма в целом. Так Ари однажды расспросил задира Сэм, а потом с хохотом удалился за стол к своим приятелям.

После окончания занятий, Тыквенная голова не торопился домой. Он мог долгое время сидеть во дворе школы, если это была осень или весна, а зимой нередко засиживался в столовой.

– Слушай, а почему его зовут Тыквенной головой? – спросил я как-то раз у Бобби, своего друга. Мы тогда сидели в спортзале, на совместном занятии физкультурой между двумя классами. Учитель заставлял Ари отжиматься до посинения, а тот послушно выполнял приказ.

– Потому что у него в башке, как в тыкве, ничего интересного, – протянул Бобби, потягиваясь, – еще он рыжий. И если треснуть ему по лбу, то получится такой же глухой звук, как когда стучишь по тыкве.

– Проверял что ли? – усмехнулся я.

– Не-а, – Бобби решил перевязать шнурок на правом кроссовке, – мне кто-то рассказал, вот и запомнилось.

Однажды я уговорил Бобби подсесть к Ари в столовой, а то у того был совсем печальный вид. Друг сопротивлялся недолго, пусть и отчаянно.

– Но когда к нам приклеятся какие-нибудь прозвища, ты вспомнишь мои слова и пожалеешь, – вздохнул Бобби, сморкаясь в платок.

Увидев нас, стоящих возле его столика, рыжеволосый мальчишка как-то сжался, втянул голову в плечи, придвинул к себе поднос поближе.

– Привет, Ари, – сказал ему Бобби, я тоже поздоровался.

Ари вытаращил глаза. Наверное, его удивило, что к нему обратились по имени, а не по прозвищу.

– П-привет, – выдавил из себя он.

– Мы можем присоединиться к тебе за обедом? А то все занято, – Бобби поставил поднос на стол. Тыквенная голова осмотрелся по сторонам. Столик прямо позади него был свободен, но парнишка кивнул.

– Здорово, – я тоже поставил свой ланчбокс на стол. Я редко покупал что-то в школе, обычно приносил еду из дома, иначе мама обижалась и начинала картинно закатывать глаза, мол, она так ужасно готовит, что сын не желает ничего брать с собой на обед.

Сегодня меня ожидало овощное рагу с рисом и тушеной свининой. Было бы здорово, если бы рагу не пригорело, а рис не переварился.

Тут я заметил, что набор на подносе у Ари поменялся. Вместо привычной тарелки супа, Тыквенная голова взял кусок рыбы в панировке, немного картофельного пюре и стакан чая.

Бобби снял очки, положил их в футляр. Он всегда так делал перед тем, как приступить к еде. Во-первых, чтобы ненароком не забрызгать стекла, а во-вторых, чтобы не разглядывать пищу лишний раз. Его и так мутило при упоминании школьных обедов.

– Как поживаешь? – спросил Бобби, отправляя в рот ложку с супом. Ари кивнул, заливаясь краской.

– С-спасибо, пойдет. Как вас зовут? Мы раньше не общались.

– Бобби, – мой друг протянул Тыквенной голове правую руку, предварительно вытерев ее о штаны. Я тоже представился, наколов на вилку кусочек свинины. Ну хоть она вышла съедобной.

Ари свое имя говорить не стал, вероятно, подумал, что мы его и так знаем. Обед прошел в неловком молчании, поскольку нам с Бобби было сложно придумать тему для беседы, а Тыквенная голова просто смущался.

Когда мы закончили, то прежде чем разойтись по классам, я предложил Ари после школы пойти домой вместе. Мальчишка как-то замялся, сказал, что с удовольствием составит нам компанию, но в тот день он нам больше не попадался на глаза.

– С Тыквенной башкой в дружбу играете? – присвистнул Сэм, тот самый задира из параллельного класса, подойдя и положив руки нам на плечи, – не боитесь, что он вас сожрет?

– Чего ты несешь, – Бобби нахмурился, скинул руку Сэма со своего плеча, – дебил.

Сэм смотрел на него с минуту, перекатывая во рту жвачку, потом надул из нее пузырь, лопнул его, цокнул языком.

– Это вы дебилы, ребят. Все знают, что у нашего тыквоголового в подвале имеется стратегический запас из засоленного и рассованного по банкам человеческого мяса. Есть отдельная банка с глазами, кстати, – серьезно произнес он. Я сморщился, потому как свинина начала проситься обратно.

Глядя на нас, Сэм загоготал.

– Точно дебилы, – отсмеявшись, вынес он вердикт нашим умственным способностям.

С Ари мы сидели практически за каждым обедом и Сэм не упускал возможности припугнуть нас чем-нибудь еще, кроме запасов мяса в подвале. Доходило до того, что Тыквенная голова на самом деле не человек, а двойник из его зеркала, который поменялся с Ари местами. Оттого-то паренек и тормоз, поскольку сидя в зеркале умным не станешь. Бобби шутил над Сэмом в ответ, спрашивая не потому ли Сэм сам такой тупой.

Меня больше волновало то, что Ари мог допоздна засиживаться в школе, ожидая пока за ним не приедет кто-то из родителей. Один идти домой он категорически отказывался. Сначала были вежливые отмазки вроде тех, что его кто-то из учителей оставил после уроков, что он должен сходить в библиотеку, но напуганный взгляд при упоминании дороги домой выдавал Ари с головой. Нам о причине отказов Ари не говорил ничего, но тот же Сэм сказал о том, что этот отсталыш может бояться пугала.

– Пугала? – переспросил Бобби, поправляя очки. Мы сами засиделись в столовой, пытаясь решить сложную задачу из домашнего задания по математике. Вместе оно как-то легче.

– Ага.

Сэм вообще-то собирался уже идти домой, он переобулся и забрал куртку из раздевалки, как захотел перед уходом попить, и наткнулся на нас, бормочущих себе под нос варианты решения.

– Я как-то ходил там разок, – Сэм распаковал трубочку, идущую в комплекте с коробочкой с соком, – просто до моего дома можно и по-другому дойти, а до дома тыквоголового одна дорога, вроде как. Через частный сектор. Вот в одном из дворов стоит пугало.

– Оно правда страшное? – поинтересовался я, подумывая о том, чтобы тоже купить сока.

– Ну, не страшнее тебя, во всяком случае, – сказал Сэм.

– Так смешно, что сейчас помру, ага, – я закатил глаза.

– Да ну обычное пугало, – Сэм хотел было закинуть ноги на свободный стул, но увидел, что в столовую вошла учительница биологии, и вообще спрятал ноги под столом. Нам не разрешалось ходить по школе в обуви, в которой ходим по улице.

– Такое оно, в дырявой шляпе, вместо головы – тыква, прямо как у нашего тормознутого друга, – Сэм неспешно потягивал сок, не спуская глаз с биологички, – рубашка клетчатая, из под которой солома торчит. Что я вам рассказываю, как будто пугал никогда не видели.

Бобби пожал плечами.

– Не видел, представь себе. Вообще не знаю, зачем устанавливать пугало во дворе, пусть и частного дома, но в черте города. Их же вроде как раньше на поле ставили, не?

– Да ну, – покачал головой я, – в садах и огородах тоже ставили, чтобы птицы урожай не клевали.

Сэм удивленно вздернул брови.

– Зачем пугало вообще там нужно. Какой урожай, супермаркет под боком. Серьезно не видели?

– Значит, оно нравится человеку, который его поставил, – Бобби пересчитывал мелочь, найденную в кармане джинсов, – пойду куплю булочку.

Сэм допил сок, хотел было встать и отправиться домой, как вернувшийся Бобби предложил:

– А давайте прогуляемся до пугала.

Его глаза азартно сверкали. Сэм закинул на плечо сумку.

– Пошли.

Пугало оказалось не то чтобы страшным, больше вызывающим какую-то неприятную тревогу. На тыкве, что служила ему головой, были вырезаны глаза и острозубый рот. Рубашка, набитая соломой, изрядно поистрепалась, как и шляпа, что венчала голову уродца. Конструкция простая: одна очень толстая палка, к которой крепился низ пугала, и другая, перечеркивающая первую, была чуть тоньше. За нее уродец «держался» рукавами рубашки. Двор же, где это самое пугало было установлено, казался запущенным, как и сам дом, хотя вроде бы на втором этаже горел тусклый свет.

У меня мелькнула мысль, что пугало тут само по себе, совсем не к месту – дом выглядел достаточно современно, не так, как остальные, которым пугало подошло бы идеально.

– Я раньше пугал младшую сестру тем, что оно умеет прыгать. Стоит ему перепрыгнуть через забор, то пиши пропало, съест ее щеки, а потом и до кишок доберется, – задумчиво пробормотал Сэм, подходя к забору чуть ли не вплотную.

– Выздоравливай что ли, – пожелал я Сэму, отчего Бобби нервно засмеялся. Очевидно, его тоже несколько напрягало находиться перед пугалом. Я отчасти понимал Ари, которому приходилось идти здесь каждый день. И чем дольше я смотрел на пугало, тем тревожнее себя ощущал. Воздух вокруг как будто сгустился, повисла гнетущая тишина. Сэм нахмурился.

– Оно вроде в другом дворе было. Или я что-то путаю…

– Идем отсюда, – Бобби не выдержал первым, развернулся и пошагал прочь от дома. Я пошел следом, позвав Сэма с нами, но тот только махнул рукой и сказал, что быстрее дойти до дома отсюда, чем топать обратно.

Следующим утром Сэма в школе мы не увидели. Вплоть до обеда Бобби был бледен и неразговорчив, да и я сам странно себя ощущал.

– Привет, придурки, – Сэм подсел к нам за обедом за стол, за которым мы обычно сидели с Ари.

– Где ты был? – спросил я, чувствую, как становится существенно легче дышать. Будто тугой узел в груди немного ослаб.

– Ночью зуб разболелся, с утра мама потащила меня к стоматологу, – Сэм взял только компот, – есть нельзя теперь. Ну, пока нельзя.

Тыквенная голова сидел в самом углу и казался бледнее обычного. На предложение подсесть к нему туда, Бобби скривился, мол, еще чего, что, по всей столовой за ним бегать теперь? Не захотел сесть с нами, то пусть сидит один.

– Я уж думал, что тебя пугало сожрало, – произнес Бобби, но в его голосе звучало явное облегчение.

– Как оно сожрет? – засмеялся Сэм, – у него ни зубов нормальных, ни желудочно-кишечного тракта, чтобы переваривать меня.

Тут он как будто о чем-то вспомнил.

– Но!

Он полез в карман за смартфоном.

– Стоматология находится недалеко от нас, потому в школу я шел той же дорогой, что вчера шел домой.

Сэм открыл галерею. На одной из фотографий пугало стояло уже в другом дворе. Меня прошиб холодный пот.

– Да кто-то поставил такое же, а ты нас сейчас напугать пытаешься, – неуверенно сказал Бобби, потирая лоб.

– Зачем мне вас пугать? – Сэм отложил телефон, – вы каждое утро смотритесь на свое отражение, иммунитет уже развился.

– Погоди-ка, – я пропустил мимо ушей его слова, – открой еще раз ту фотку.

Сэм покорно полез в галерею. Узел в груди снова затянулся

– Этот дом, во дворе которого оно стоит, – я показывал на часть дома, попавшую на снимок, – находится ближе к школе, чем предыдущий. Если не ошибаюсь, конечно.

Бобби страшно выпучил глаза, напрочь забыв о том, что ужасно хотел есть, сидя на уроке литературы. Сэм часто-часто моргал, явно растерявшись от такого открытия. Мы не стали делиться мыслями, просто приступили к еде. Я невольно поглядывал на Ари, возившего ложкой по тарелке с привычным супом.

После занятий, когда мы втроем пересеклись в раздевалке, Бобби предложил снова сходить поглядеть на пугало и проверить так ли все обстоит на самом деле, как мы подумали. Сэм потрепал и без того взъерошенные волосы.

– Ну пошли, – немного неуверенно сказал он, забрасывая сумку на плечо, посмотрел на меня, будто ожидая, что я стану протестовать.

– Идем, – тоже согласился я, натягивая куртку.

К своему ужасу, мы действительно обнаружили пугало во дворе дома, который стоял ближе к школе. И сегодня оно выглядело как будто еще хуже. Тыква, прикрепленное на место головы, начинала подгнивать. Может быть вчера мы этого не заметили, но сегодня это как-то сильно бросалось в глаза.

– Зачем оно к школе направляется? – нервно усмехнулся я, толкнув Бобби в бок. Тот побледнел, а Сэм хмыкнул.

– Башку новую себе ищет, сто процентов.

Мы переглянулись, а потом засмеялись. Только смех этот был натянутым, неестественным. Дураку понятно, что нам страшно, хотя храбримся. Хорошее ли дело, пугаться какого-то старого пугала, которое просто кто-то таскает туда-сюда.

Когда мы уходили, я снова посмотрел на двор. Как и предыдущий, он смотрелся очень неприглядным, словно с пугалом сюда перетащили и засохшую траву, и сорняки.

Решили, что Сэм будет идти домой этой дорогой через день, чтобы периодически смотреть куда еще могло добраться пугало. У меня почему-то не осталось никаких сомнений в том, что оно передвигается самостоятельно.

На следующий день, когда закончились уроки и мои дополнительные занятия, я спустился в раздевалку, чтобы забрать куртку и переобуться, прежде чем идти в бассейн на плавание. Бобби мучился на курсах по математике, Сэм собирался вот-вот ко мне присоединиться, большинство других учеников уже разошлось по домам. Только где-то наверху тоненький девчачий голосок старательно выводил какую-то песню под фортепьяно. В раздевалке не было никого кроме меня, по крайней мере, я так думал, пока не услышал сдавленные всхлипы.

– Кто тут? – позвал я, не придумав ничего умнее. Всхлипы на мгновение стихли, а потом стали громче. Я принялся ходить между рядами длинных вешалок, чтобы найти плачущего. В области желудка возникло неприятное ощущение, похожее на то, которое появляется при голоде, однако я был сыт. Наверное, таким образом мой организм пытался предупредить о надвигающихся неприятностях.

Я обнаружил Тыквенную голову, давящегося рыданиями, забившись под одну из вешалок и прислонившись к стене.

– Ари? – удивился я, – ты чего ревешь?

Он поднял на меня заплаканные глаза, убрав руки. Уголок рта с правой стороны лица, был разорван, словно Ари зацепился за огромный рыболовный крючок, как это бывают с рыбами, а потом его дернули обратно. У меня по спине пробежали мурашки. Только сейчас заметил, что его пальцы были измазаны в крови. Ари выглядел как побитый щенок, ожидая следующего удара.

– Тебе надо к медсестре, – неуверенно произнес я, чувствуя как бешено колотится сердце. Ари подскочил ко мне, ухватил за правую руку и кровь впиталась в рукав моей белой толстовки.

– Проводи меня домой, пожалуйста, – прошептал Ари дрожащим голосом, трясясь от ужаса, – мама не сможет, мама на работе…

– Эй, ты где? – я услышал Сэма.

– Сэм! – крикнул я. Он пошел на мой голос. Увидев изуродованное лицо Ари, он отшатнулся.

– Тебе к врачу надо, понимаешь? – я обхватил Ари за плечи, тот начал яростно мотать головой.

– Нет, домой! Надо домой!

Сэм поменялся в лице, будто что-то вспомнив, полез в свою сумку, достал платок.

– Он чистый, возьми, – пробормотал Сэм, вручая платок Ари. Тот часто-часто моргал, будто не замечая ничего вокруг. Тогда Сэм вложил платок ему в ладонь и приложил ее к разорванной щеке. Платок тут же пропитался кровью.

– Так-то оно получше будет, – тихо сказал Сэм. Ари подождал, пока мы переоденемся. Сам он был в куртке и ботинках, в которых ходил по улице. Как будто уже успел выйти из школы, но вернулся. Я нахмурился.

Выйдя из школы, мы замерли на месте, а Ари снова забился в рыданиях, машинально оседая на корточки. Пугало теперь стояло недалеко от школьного ограждения.

– Ну-ка давай обратно, – я подхватил Ари и мы вернулись в раздевалку, куда уже успел спуститься Бобби.

– Вот вы где… – начал было он, но увидев наши выпученные глаза и разорванную щеку Ари, он осекся на полуслове, ошарашенно сделал пару шагов назад. Сэм сказал ему, что пугало уже у школьного забора. Бобби снял очки, положил их в футляр. Во-первых, чтобы не забрызгало кровью, если она будет. А во-вторых, чтобы хуже видеть и меньше бояться.

– Надень обратно, – велел я, – если ты будешь как слепой котенок, то в чем прок?

– В плане? – подслеповато сощурился Бобби, доставая очки.

– Ну оно же не просто так сюда притащилось. Значит, будет нападать. Придется отбиваться.

Ари заплакал сильнее прежнего.

– Да оно только за мно-о-ой, – кое-как разобрали мы сквозь плач. Мы непонимающе уставились на него. Заикаясь и сбиваясь с нити повествования, Ари рассказал, что видел это пугало каждый день по дороге в школу и обратно. У мальчишки складывалось впечатление, что оно следит за ним своими черными прорезями. Сначала Ари старался не обращать внимания на гнетущие ощущения, потом решил побороть страх. Он стал подолгу останавливаться возле пугала, рассматривать его, говоря себе, что ничего не боится. Затем Ари даже пожалел пугало. Стоит тут в дождь, в солнечный день. А после мальчишка еще заметил, что тыква, служившая пугалу головой, начала подгнивать. Ари тогда сказал пугалу, мол, если бы он мог помочь, то дал ему новую голову, ведь судя по всему в доме, во дворе которого тогда стояло пугало, никто не жил. Соответственно, приготовить новую тыкву для пугала было некому.

И вот с того момента началось. Пугало начало перемещаться из одного двора в другой, вдоль дороги, которой обычно ходил Ари, а потом стало целенаправленно двигаться к школе. Понятное дело, что мальчишка насмерть перепугался, потому попросил родителей отвозить в школу и забирать оттуда. Сегодня мама не смогла. Ари пошел один, пугало стояло во дворе первого же дома в частном секторе, намного дальше от того места, где мальчишка повстречал его впервые.

Ари замолк, залился слезами. Щека наверняка болела невыносимо.

Сэм повесил сумку на крючок вешалки.

– Вроде биты так и лежат под скамейкой, да?

Бобби кивнул, а потом спохватился:

– Ты серьезно?

– Очень просто, – Сэм пожал плечами, – мы берем биты и разносим к чертям это сраное пугало. Что оно может нам сделать?

– Ну, очевидно, что какие-то трюки у него в запасе все же имеются, – я кивнул на щеку Ари.

Сэм только махнул рукой.

Биты для крикета, о которых говорил Сэм, и впрямь оказались в мужской раздевалке. Они лежали под скамьей, на которой мальчишки обычно переодевались. В крикет играли нечасто, однако учитель решил закупить все нужное. Кому-то игра действительно нравилась и после занятий осенью, когда не было дождя, или весной, ученики отправлялись на школьный стадион, взяв все необходимое. А чтобы лишний раз не дергать учителя, то в мужскую и женскую раздевалки, положили несколько бит и мяч.

Сэм обрадованно схватил биту. Наконец-то ему безнаказанно можно будет влупить ею кому-то по голове. Бобби вертел биту в руках, с сомнением глядя на остальных.

Ари тоже взял биту, но сказал, мол, это плохая затея и мы можем пострадать. Я заверил, что все обойдется, мы проводим его домой. Хотя у самого дрожали коленки.

Пугала нигде не было видно, когда мы осторожно выглянули из-за дверей на улицу. Посреди школьного двора стояла только та перекрещенная палка, на которой крепилось пугало.

– Что за черт, – пробормотал я, глазами выискивая драную шляпу и голову из тыквы. Бобби несказанно обрадовался отсутствию противника на линии горизонта.

– Повезло, – выдохнул он и на его губах заиграла счастливая улыбка. Осмотревшись еще раз, мы решили вернуться в раздевалку, чтобы забрать куртки и сумки. Можно было спокойно проводить Аи и самим разойтись по домам.

Однако на подходе к раздевалке, мы ощутили, что стало прохладнее.

– Окно не закрыли, – как бы в никуда сказал Сэм, а вот Ари снова начал плакать, едва успокоившись.

Ари все понял, еще до того как это «все» дошло до нас. Одно из трех окон оказалось разбито, вместе с несколькими лампочками, освещавших раздевалку. Разбросана солома. Мой взгляд наконец зацепился за одиноко лежавшую на полу истрепанную шляпу.

Моё сердце издало гулкий «ту-дум» и, едва вернувшись на свое законное место, снова обрушилось в пятки. Волосы на затылке встали дыбом.

– Назад, назад! – скомандовал Сэм, вглядываясь в полумрак, откуда доносилось шипение. Будто кто-то змею притащил в школу.

Пугало, вернее, то, что еще носило на себе голову из тыквы и рубашку, из которой вытряхнулась почти вся солома, ползло по направлению к нам, загородивших собой Ари, исступленно бьющегося в истерике. Бобби цыкнул на него несколько раз, но как будто только подлил масла в огонь.

Пугало подняло гниющую тыквенную голову, замерло, изучая наши перекошенные от страха лица своими черными дырами вместо глаз.

– Мать твою, – выдохнул Бобби, когда пугало начало остервенело биться головой об пол, издавая странный звук, похожий на скрип дверных петель. Меня передернуло. Сэму, наверное, надоело стоять и бояться, потому дико заорав, чем напугал Ари еще больше, бросился к уродцу, занес над ним биту.

Что-то черное и длинное, молниеносно вылезшее из одного рукава клетчатой рубашки, вцепилось в биту.

Это что-то было похоже на кривую ветку дерева, которая стучалась ко мне в окно каждую дождливую, ветреную ночь.

Голова пугала медленно повернулась своими прорезями к Сэму, ухнула, как сова.

Раздался громкий треск.

Бита Сэма разлетелась в щепки, а он сам завопил от боли – одна из них воткнулась ему в левый глаз. Пугало же продолжило методично расколачивать свою голову. Мы с Бобби просто стояли и смотрели, не в силах пошевелиться. Моё тело будто налилось свинцом. Ари все так же плакал.

Бобби понял на меня глаза, в которых читался животный ужас, и шепотом произнес:

– Хватаем Сэма и валим отсюда.

Я ошарашенно глядел на него, отрицательно помотал головой.

– Так нельзя!

– Ему нужен Ари, пусть забирает, – прошипел Бобби, придвинувшись ко мне вплотную. Наши лица отделяло буквально несколько сантиметра. Бобби тяжело дышал, обдавая меня запахом тунца, сэндвич с которым он купил по дороге в школу, чтобы не есть еду из столовой.

– А если мы будем мешать пугалу, то он нас или искалечит, или убьет.

Послышался чей-то радостный визг, перекрывший крики Сэма. Мы снова перевели взгляды на пугало. К горлу подступил комок. Что за черт, где все учителя?

Наверху продолжала петь девочка. Она пела о красоте осени, о золотых и багровых оттенках лиственного ковра, выстилающего узкие улочки загадочного городка.

Под оболочкой из тыквы оказалась маленькая сморщенная голова, похожая на младенческую, только совсем крохотная, угольно-черная. Глаз не было, две щели, сочившиеся густой жидкостью, отдаленно напоминавшей кровь. Вместо рта – такая же щель, только подлиннее, с несколькими темно-коричневыми зубами.

По коридору поплыл запах тухлой рыбы. Я зажал нос рукой, чтобы не вырвало. Бобби ухватил Ари за воротник и потащил мальчишку к пугалу.

– На, забери и проваливай!

Щели, сочившиеся мерзостью, вперились в лицо Бобби, будто пугало обдумывало какое-то решение. Ари орал, совсем уже отключившись от реальности.

Голос девочки становился выше, а музыка ускоряла темп. Где же все?

Сэм опустился на четвереньки, то поднося руку к щепке, торчавшей из глаза, то убирая ее подальше.

Черное нечто, походившее на ветку, вцепилось в лицо Бобби, от чего он заверещал. Очки упали на пол.

– Отпусти! Возьми его!

Я подошел поближе, протянул руку Ари, тот ухватился, видимо ненадолго восстановив связь с происходящим.

Шею Бобби отрезало с резким свистом, будто кто-то рассек хлыстом воздух.

Кровь брызнула на меня, на Ари, на Сэма. На очки. Я зажмурился и согнулся. Все-таки вырвало.

Отдышавшись, я помог встать Сэму.

Тело Бобби рухнуло на колени, да так и замерло на мгновение. Потом же упало на пол.

Голос девочки умолк, оборвалась и музыка. Я подхватил Сэма и Ари под руки, кое-как выволок их из школы на улицу, где все еще стояла перекрещенная палка, на которой крепилось пугало. Последнее, что я успел увидеть было то, как маленькая голова, прятавшаяся под тыквой, сжалась еще сильнее. Где же все?

Глаз Сэма спасти не удалось, правда, его это почему-то мало волновало. Отец купил ему повязку и он теперь называл себя королем пиратов. Ари в школу больше не пришел, не через месяц, ни через год. Мы довели его до дома, Тыквенная голова был в совершенно невменяемом состоянии. Кто-то поговаривал, что Ари загремел в психушку, кто-то настаивал на том, что мальчишка просто уехал куда-то с родителями, ведь он якобы не впервые меняет школу.

Бобби хоронили в закрытом гробу, историю замяли с трудом. Сослались вроде на то, что все произошло из-за какого-то несчастного случая. Какого именно – моя память, переставшая нормально работать после произошедшего, отказывалась вспоминать. Она будто старается все негативное, все страшное спрятать в своей пучине.

Фильмы ужасом забываются с легкостью, но почему-то пугало со знакомым лицом, иногда наполовину спрятанным под изодранной шляпой, которое стучится ко мне в окно по ночам, забыть не выходит.