Читать книгу Это не сон - Тереза Дрисколл - Страница 8

В недалеком прошлом

ВЕСЫ

Люди по-разному воспринимают время. Попробуйте спросить человека, страдающего бессонницей, сколько длится ночь?

– Я не нравлюсь твоему мужу, правда?

Со званого ужина прошла уже пара недель. Я наблюдала за волнами, разбивающимися о скалы, и повернула голову, чтобы проследить, как пена попадала в выемки, где дети любили сачками ловить раков-отшельников, моллюсков и, если очень повезет, морских звезд.

Не зная, что ответить Эмме, я вместо этого задумалась о своем гороскопе, который прочитала утром. Теперь это было моим новым порочным увлечением. Сегодняшний попал прямо в точку – люди действительно по-разному воспринимают время. Некоторых людей можно знать годами и в то же время не знать совсем.

А других?

Наконец я моргнула и повернулась к Эмме – от ветра глазам было больно.

– Марк просто ненавидит уикенды. Вся эта езда туда-сюда… Здесь нет ничего личного, Эмма. Его проблема – это Тэдбери, а не ты, или Хартли, или кто-то еще. Он ведь никогда не хотел переезжать. Я практически выкрутила ему руки. И в изначальном плане был перевод сюда бизнеса, но это не сработало…

Эмма выдержала мой взгляд, и, прежде чем она отвернулась, я увидела на ее губах полуулыбку.

Я подумала о Хартли. Когда после пресловутого обеда минуло пару дней, Джил пригласила меня и Эмму на кофе. У нее был недельный отпуск, и она приготовила великолепный яблочный пирог, который подогрела и подала с домашним мороженым и эспрессо в очаровательных оранжевых чашечках.

– Ну, и как простуда Марка? – Джил старалась, чтобы это прозвучало вежливо, но по взглядам, которыми они обменялись с Эммой, я поняла, что они это уже обсудили. Провальный званый обед…

Джил мне всегда нравилась, и я жалела, что не смогла устроить для нее приятный вечер. Она работала в горсовете Плимута, а Энтони преподавал. Ни для кого не было секретом, что она хотела иметь детей, хотя Энтони, казалось, они были не нужны, – и для нее это было очень тяжело. Время от времени я замечала, как она следит за Беном полными грусти глазами.

И вот теперь я сама посмотрела на двух малышей, которые в нескольких футах от меня строили гигантский замок из песка. И почувствовала приступ вины, заметив, как напрягся Бен, когда Тео с двумя ведерками побежал за водой, чтобы заполнить ею ров.

Я сама была виновата в этой ужасной водобоязни Бена. Во время самого первого совместного отдыха, который мы проводили на вилле, он упал в воду – я отвернулась всего на одно мгновение… И сейчас мой сын стоял на песке, крепко сжав кулачки, а я на расстоянии чувствовала, как он напряжен и испуган, наблюдая за Тео по колено в воде. Иногда Бен отказывался даже от ванны. «Она мне не нравится. Я не люблю, когда вода вокруг меня. Мамочка, не заставляй меня… Я хочу в душ».

Я прикрыла глаза, чтобы поточнее вспомнить картинку кашляющего и задыхающегося Бена и Марка, вытаскивающего его из бассейна. Ему тогда только исполнилось два годика. Он окаменел от ужаса. Крохотное тельце сына сотрясали судороги, когда мы заворачивали его в одеяло…

Моя вина. И мой вечный позор.

Я раскрыла глаза и увидела, что Тео возвращается от берега и подбадривающим жестом трогает Бена за руку, прежде чем передать ему одно из ведерок с водой. Он такой милый, этот Тео. Для Бена он был таким же подарком, как Эмма для меня.

Я опять перевела взгляд на нее. Да, мне хотелось бы, чтобы Марк изменил свое отношение к ней, – тогда они с Тео могли бы приходить к нам по воскресеньям. С того обеда Эмма встречалась с Марком несколько раз, но никаких подвижек к лучшему не произошло. Я решила, что пытаться что-то изменить бесполезно, и тяжело вздохнула.

Это моя подруга. Это мой выбор. И это еще не конец света.

Эмма вновь занялась сортировкой ракушек, которые вынимала из небольшой пластиковой емкости, а я подняла руки, чтобы убрать волосы в конский хвост. Дальше по пляжу какая-то собака рыла песок так, будто хотела добраться до центра Земли; трехлетка, находившийся рядом в коляске, визжал, потому что летевший песок попадал ему на лицо. И на его мороженое. И это задевало его гордость. Я посмотрела, как мать схватила ребенка и пристроила у себя на бедре, стараясь спасти рожок с лакомством. Личико малыша было красным от ярости, а хозяин пса уже бежал к ним, протягивая руки и рассыпаясь в извинениях.

* * *

Вот уже два месяца, как мы таким образом проводили время вместе с Эммой, – беседуя, гуляя, закусывая и притворяясь туристами. Мой гороскоп оказался верен, потому что с ней я уже достигла такого уровня покоя, который был выше, чем почти со всеми остальными моими подругами. Даже с Кэролайн.

Теперь я виделась с Эммой практически каждый рабочий день – хотя бы для того, чтобы выпить чашечку кофе. Каждое утро она звонила мне и начинала свои дружеские поддразнивания:

– Конечно, ты слишком занята уборкой, Софи, чтобы просто выйти и поболтать…

И не буду скрывать, что меня огорчили некоторые из старожилов деревни, которые ее так и не приняли. Особенно я была разочарована Марком. Но ведь все они были персонажами пьесы, в которой действующие лица ведут себя друг с другом с преувеличенной вежливостью и предпочитают ничего не значащие разговоры и невмешательство в чужие дела, чего категорически не могла принять Эмма.

Может быть, именно это мне нравилось в ней больше всего – эта ее способность во всем доходить до самой сути. Она умела открыто смотреть на тебя и задавать такие существенные вопросы, как будто, слой за слоем, освобождала тебя от всего наносного и обнажала то, что ты обычно предпочитала прятать от других.

А еще Эмма была невероятно энергичной, и это было как раз то, чего не хватало мне. Она стреляла по тебе залпами из всех орудий, при этом ее энергию и изворотливость я находила заразительными, а иногда и освежающими. Из всех, кого я знала, только она была способна сказать: «Смотри на жизнь проще» – с такими глазами, что ты сразу понимала: ее главной целью было развеселить, а не обидеть. А еще – и для меня это было самым важным – она была начисто лишена даже намека на нерешительность.

Взять, например, нашу первую поездку сюда, на остров Бург. Мы обе очень хотели увидеть отель, но я думала, что мы просто соберем проспекты на стойке ресепшна. Ну, или когда-нибудь в будущем, когда мальчики в сентябре пойдут в школу и в детский сад, психанем и вернемся сюда, все расфуфыренные, на ланч.

Отель меня потряс. Невероятно стильный интерьер – дань памяти тридцатым годам, когда Бург был местом паломничества богатых и красивых. Причудливое ар-деко в белых тонах на фоне быстро меняющейся природы острова. Когда отлив был достаточно сильным, до отеля можно было добраться пешком, используя полосу, обнажавшуюся из-под воды; в другое время хитроумное приспособление с протяжкой каната предлагало вам как способ добраться до острова платформу на ходулях, высоты которой едва хватало, чтобы пассажиры не замочили ноги.

Я уже бывала на острове, когда мы только переехали сюда, опять-таки с целью набрать проспектов. И надеялась вернуться сюда на обед с Марком, но почему-то это, как и многое другое, так и не сбылось.

Но первый визит сюда с Эммой… Это было нечто! Сначала мы позволили детям поиграть на пляже; я тогда была в этом жутком старом мешковатом свитере – и вдруг увидела, как Эмма решительно направляется к отелю, предлагая мне съесть там ланч. Это было чистое сумасшествие, особенно потому, что на дверях висела табличка «Только для проживающих».

«Ничего не получится, Эмма. Ради всего святого, вернись. Здесь же только для проживающих…»

У стойки Эмма была само очарование – служащие вели себя очень мило, но твердо стояли на своем. А потом она начала фантазировать о том, что занимается связями с общественностью и маркетингом в медиакомпании в Лондоне и сейчас оценивает гостеприимство различных туробъектов.

Я была в ужасе – наши вымазанные по уши в песке дети стояли прямо на пути разодетых в шелка и изысканную парусину пар, – но Эмма была совершенно невероятна. В конце концов она смогла выбить для нас кофе на террасе, и служащие принесли ей полный набор рекламных материалов.

– Не хмурься, Софи, а то появятся морщины, – сказала Эмма, не поднимая головы от емкости, и я вновь заулыбалась, размышляя над тем, насколько изменилось мое отношение – и не только к Тэдбери, но и ко всему Девону – с того момента, как она появилась у нас.

– Знаешь, я прожила здесь целых четыре года, но так и не смогла насладиться всем этим… Пока не появилась ты. Все это прошло мимо меня.

– Прости? – Эмма все еще раскладывала ракушки по корзинкам в зависимости от их цвета. – А разве с Кэролайн вы не путешествовали?

– Нет. Никогда. Я как раз сейчас думала об этом. О том, сколько времени мы потратили впустую. У Кэролайн не было детей, поэтому она никогда не понимала Бена. Что ему нравится. Что вообще необходимо детям. В то время я думала, что это не так уж важно. Но оказалось, что это не так.

Эмма, не отрываясь, смотрела на меня. Это была еще одна ее способность, которая мне нравилась. Она умела поддерживать зрительный контакт. И делала это каждый раз, когда мы планировали очередную вылазку. У нее глаза всегда были широко открыты и полны энтузиазма. За один месяц мы посетили практически все места, упоминавшиеся в ее вырезках.

Прогулка на кораблике до «Гринвея», дома Агаты Кристи на реке Дарт. Поездка на паровозе из Тотнеса до Бакфастли. Пикники в Дартмуре, где Тео было позволено поплавать в протоках на каноэ, а бедный Бен следил за ним и махал руками, но слишком нервничал, чтобы присоединиться.

«Всё в порядке. Я постою на бережке».

Будь проклята эта вилла…

– Знаешь что, Эмма, после твоего приезда я чувствую себя так, словно помолодела.

– Рада это слышать, Софи, особенно сегодня, потому что я хочу обсудить с тобой кое-что важное.

– Слушаю.

– Ты знаешь, что я встречаюсь с Натаном?

– Ку-ку, Эмма, мы живем в Тэдбери.

– То есть люди сплетничают?

– Завтра собираются вывесить афиши.

– Да черт с ними, с этими сплетнями, – Эмма рассмеялась. – Мне на них наплевать. Важно, чтобы ты не слишком меня осуждала. Я знаю, что ты меня предупреждала, но уверяю тебя – я полностью его раскусила. Просто я нахожу его довольно забавным, и у нас с ним ничего серьезного. – Она склонила голову набок. – Я не хочу, чтобы ты расстраивалась.

– Я и не расстраиваюсь.

– Отлично. Потому что Натан рассказал мне о том, что произошло с Кэролайн. Об этой кулинарии. И вот я задумалась…

Я выпрямилась и вновь нахмурилась. Фиаско с кулинарией было не той темой, которую мне хотелось бы обсуждать в данный момент.

Мне очень нравилось, что мы с Эммой никогда не говорили о делах. Моим самым большим кошмаром был вопрос: «Ну и что ты собираешься делать?» Я все еще не была уверена, стоит ли мне заниматься поисками какой-то работы, ведь мы с Марком никак не могли прийти к консенсусу по поводу «программы продолжения рода». А Эмма, как мне казалось, наслаждалась тем, что не работает.

Честно говоря, я не знала, как она может себе это позволить. Эмма никогда не вдавалась в подробности – так же как редко говорила о времени, проведенном во Франции. Полагаю, что там были замешаны какие-то семейные дела, и из-за этого она чувствовала себя неловко, в шутку называя себя «еще одним чертовым художником, который совершенно никому не нужен на юго-западе».

Мой негромкий внутренний голос подсказывал, что Эмма слишком скромничает. Хизер позеленела от зависти, когда она распаковала вещи и на свет появились ее потрясающие работы из керамики. И, наконец, Эмма призналась, что изучала искусство в Лондоне и на севере, а также устроила несколько успешных индивидуальных выставок в ключевых художественных галереях.

И вот теперь, глядя на то, как ветер сдувает пряди волос с ее лица, я размышляла, куда может привести нас эта неожиданная беседа.

– Ладно, продолжай, Эмма. Ты сказала, что кулинария заставила тебя задуматься?

– Да. Ты же меня знаешь – мой мозг находится в постоянном поиске. Когда я услышала, что у тебя с Кэролайн ничего не получилось, у меня появилась идея. Натан как-то упомянул, что ты все еще хранишь кухонное оборудование, которое сложено где-то в пристройках?

Я закрыла глаза и отвернулась – ничего не смогла с собой поделать.

– То есть тебе всё еще неприятно говорить об этом? Всё еще винишь во всем Натана?

– Послушай, – я глубоко вздохнула, – я винила во всем Натана, потому что не хотела винить Кэролайн. А может быть, и саму себя.

– Но ведь он действительно в этом не виноват?

– Нет. Знаешь, Эмма, без обид, но я не уверена, что мне хочется это обсуждать. Ладно? – Я играла со своим «конским хвостом». Все дело было в том, что я не хотела, чтобы Эмма узнала эту мою сторону. Тогда моя наивность не знала границ, и разочарование ей не уступало. Признаться ей, что я всё еще мечтаю об этом? Смешно и нелепо.

– Я слишком много вложила в кулинарию, Эмма. Представляла себе, как она решит все мои проблемы. Поможет мне справиться с эмоциями после рождения Бена. Поможет нам должным образом устроиться в Тэдбери…

Эмма ждала, стараясь прочитать мысли по выражению моего лица. При этом настолько пристально смотрела на меня, что почти казалось, будто она тоже видит эту мою мечту. Ощущает фартук с бело-синими полосками на моей шее. Вся продукция выложена на сверкающих чистотой подносах. Три большие емкости с паштетом собственного приготовления: из макрели с некоей изюминкой, из печени цыпленка и из дичи по моему рецепту. Еще теплый хлеб в корзинках. Объявления, возвещающие о только что полученных из Франции деликатесах в жестяных коробках: фуа-гра, утка в собственном соку, мусс из утки…

Днем я больше не позволяла себе думать об этом. Уничтожила все чертежи и финансовую документацию. Бизнес-план. Списки товаров и поставщиков. Проекцию развития на второй и третий годы – к тому времени я надеялась предлагать мясо и органические овощи, выращенные на близлежащих фермах. Колбасы по собственному рецепту. Нашим слоганом должно было быть: «Вкус Тэдбери – только местные продукты».

– Просто я удивлена, что ты никогда не говорила мне об этом, Софи. А как реагировал на все это Марк?

– Он сразу предупредил, чтобы я не мешала бизнес с дружбой. Но, в конце концов, не стал ничего говорить.

Это небольшое преуменьшение. Хотя, надо отдать ему должное, Марк не говорил: «Набивай себе собственные шишки». С самого начала он не советовал мне вкладывать в проект свои собственные накопления и предлагал в качестве страховки создать компанию с ограниченной ответственностью – взять соответствующий, и вполне безопасный, кредит в банке. Все абсолютно официально с самого начала. Но я бросилась в проект кулинарии с головой – так же как в наш переезд в Девон.

«Послушай, это же Кэролайн. Мы с ней друзья, Марк».

Я глубоко вздохнула и рассказала Эмме все – на тот случай, если Натан добавил ко всей этой истории свои собственные комментарии.

Я потратила шесть месяцев, чтобы разработать бизнес-план открытия кулинарии, – Кэролайн поддерживала меня своим энтузиазмом, но всю черновую работу я сделала сама.

В то время, когда «Приоратом» владела Кэролайн, в самом конце ее сада располагался переделанный одноэтажный амбар, который она сдавала за скромную плату. После того как несколько арендаторов кинули ее с арендной платой, Кэролайн решилась на эксперимент. Так родился проект общей «едальни».

Я могу с гордостью сказать, что моя готовка пользовалась успехом в округе. Еще до того, как мы переехали, я была неплохой поварихой, а потом стала заполнять пустые дни посещением профессиональных курсов и часто готовила для наших деревенских благотворителей. По идее Кэролайн, мы должны были начать с легкого разборного киоска, в котором продавались бы мои паштеты, выпечка, консервированные овощи и продукция с местных ферм и от небольших производителей.

А потом, когда ее очередной арендатор съехал, не заплатив за электричество, мы решили задуматься о чем-то большем.

Неофициальным путем мы выяснили, что местный совет с удовольствием поддержит открытие местной кулинарии. Нас волновало лишь одно: пешеходная доступность заведения. И именно здесь я совершила свою первую ошибку – вложила деньги не в архитектора и оформление документов об изменении формы собственности, а в подготовительные работы по созданию идущей в обход коттеджа дорожки, которая стала бы совершенно отдельным подходом к амбару. В то время это казалось мне абсолютно справедливым, ведь Кэролайн планировала войти в наше совместное предприятие с уже готовым помещением. Когда мы согласовали изменение формы собственности, эта моя вера в нее заставила меня сделать следующий шаг, а именно приобрести некоторое необходимое оборудование: кофеварку, холодильник, плиту.

Разработкой планов помещения и всем юридическим сопровождением проекта занималась одна фирма в Тотнесе, но позже Кэролайн попросила Натана взглянуть на планы помещения, прежде чем строители установят оборудование.

И вот тогда всё очень быстро пошло наперекосяк. Изменение наших взаимоотношений с Кэролайн происходило настолько драматично, что я так и не поняла всего до конца, – до тех пор пока она не уехала из деревни.

Как потом выяснилось, Кэролайн была уверена, что некое соглашение с соседями запрещает любое строительство на ее участке. Но Натан, изучив все документы, выяснил, что это не совсем так. Первоначальное соглашение имело временные ограничения, и срок его действия уже истек, так что ничто не мешало Кэролайн превратить амбар в двухэтажный жилой дом, доход от которого будет гораздо существеннее, чем от кулинарии.

Соглашение с соседями было быстро достигнуто, и Кэролайн сразу же договорилась о продаже своего участка девелоперской компании, которая с удовольствием взялась за оба дома как за единый проект.

За полученные очень приличные деньги Кэролайн купила себе виллу в Португалии и перевоплотилась в «лайф-коуча»[25].

С тех пор слово «тараканообразное» стало любимым в моем словаре.

Эмма рассмеялась.

– Честно, это было очень тяжело – наблюдать, как они превращают амбар в дом, тогда как в нем должна была располагаться моя кулинария. Я была просто в ярости.

– Так ты заплатила за все оборудование? И оно у тебя осталось, Софи?

– Ну да. Пэкхэмы засунули его в одну из пристроек своих родителей. Я всё собираюсь разместить сообщение на «И-бэй» или найти какой-нибудь аукцион.

– Не торопись, потому что мне в голову пришла изумительная идея. Как насчет того, чтобы реанимировать твой план? Вдвоем – ты и я. Но не просто кулинарию, а бистро и галерею. Я посмотрела на помещение Натана – на то, как он демонстрирует картины на фоне беленых каменных стен, – и подумала, что амбар мог бы стать великолепным помещением для галереи. А потом, когда услышала о твоем проекте кулинарии, эти две идеи как-то перемешались у меня в голове.

– Нет, нет, нет и нет, Эмма. Я с этим окончательно завязала. Да и Марк с ума сойдет.

– Но я спрашиваю сейчас не Марка.

– Но ведь, если ты этого еще не заметила, амбар «Приората» занят твоими соседями. Это теперь жилой дом.

– Глупая, я ведь сейчас совсем не о нем. Я тут говорила с Артуром по поводу его одноэтажной постройки на Хоббс-лейн. Она у него пустует. И абсолютно не используется. В ней уже установлен туалет, а земля рядом с ней прекрасно подойдет для парковки. И размер – как раз то, что надо. Он сказал, что сдаст мне ее по сходной цене, но я не хочу входить в этот проект в одиночку. Никакого удовольствия.

Внезапно я почувствовала, как в кончиках пальцев у меня забился пульс. Кровь быстрее побежала по венам. Я не знала, что мне ей ответить, что подумать.

– Послушай, я понимаю, что для тебя это немного неожиданно. И довольно нагло с моей стороны, потому что идея-то – твоя! Но для нас, Софи, это будет идеальный проект. И он избавит нас от скуки после окончания каникул. Ты умеешь готовить. Я знаю, как демонстрировать керамику. Мы сможем сдавать художникам места для их произведений – это привлечет креативную публику во время мертвого сезона и туристов во время отпуска. Да и местным пойдет на пользу.

– Но художники не едят вне дома. Если верить Хизер, они вообще редко могут позволить себе поесть.

– Доверься мне. Если мы всё правильно продумаем, то это будет просто идеально. Вся эта художественная аура станет нашей главной фишкой. В мертвый сезон мы сможем организовать бюджетные ланчи для художников – суп и какая-то легкая закуска. Меню для туристов будет гораздо обширнее, включая даже ежедневные чаепития. Все это пройдет на ура!

Теперь уже пришла моя очередь включить мозги – и перед глазами у меня возникла раскадровка: графические изображения кофейных чашечек и мольбертов, или кисточек и блинчиков…

– Нет, нет, с меня этого хватит. Хватит этих разговоров, Эмма.

– И на этот раз всё будет пятьдесят на пятьдесят. В письменном виде. Пока мы здесь с тобой беседуем, Натан рисует планы помещения и подает запрос на разрешение устроить парковку. Городской совет – тоже с нами.

– Ты что, шутишь? Неужели ты всем этим уже занимаешься?

– Всё, что от тебя требуется, Софи, это сказать «да». Иначе мне придется найти кого-то другого, а это будет просто ужасно. Хартли тоже говорили мне, что ищут, куда бы вложиться, но я с бо́льшим удовольствием займусь этим с тобой.

Я почувствовала сильный внутренний удар, когда представила себе, насколько легко Эмме будет найти партнеров для реанимации моей мечты. Эмме, с ее оптимизмом и способностями. Эмме, которая, в отличие от Марка с его чертовой простудой на этом кошмарном званом обеде, мгновенно всех очаровала – особенно чету Хартли. И хотя это и было сверхзадачей того вечера – помочь Эмме завести новых друзей, – я вспомнила, какое у меня было настроение перед ссорой с Марком. Что же это было? Ревность? Неужели я приревновала Энтони и Джил, когда увидела, как легко они сошлись с Эммой? Эмма гадала им по руке, я скучала, а Марк играл в человека-невидимку.

– Послушай, может быть, я и была не совсем справедлива по отношению к Натану. Я имею в виду этот случай с Кэролайн. Скорее всего, он просто выполнял свою работу…

– Так ты подумаешь над этим? – Эмма улыбнулась.

– Я этого не говорила.

– Вот и отлично. Бумаги я принесу сегодня вечером.

Сегодня, 17.25

– Извините. Прошу прощения… Вам необходимо вернуться на поезд.

Я не обращаю внимания на эти слова и смотрю на свой телефон. Связи почти нет. Взбираюсь чуть выше на насыпь, но результат – тот же.

– Мадам, вы меня слышите?

Сейчас я замечаю, что от поезда до меня доносится шум множества голосов. Голос проводника – самый громкий из них. Твердый, но – по крайней мере, пока – спокойный. Однако я не поворачиваюсь в сторону голосов. Это пассажиры что-то обсуждают между собой. Раздаются звуки открываемых дверей.

Я же продолжаю искать глазами дорогу. Или тропинку. Хоть что-нибудь, что поможет мне определить, где я нахожусь и есть ли какой-то другой, более быстрый способ добраться до Бена. Но ничего нет. Вокруг только трава, насыпь и коровы…

Внезапно тональность звуков, доносящихся с поезда, меняется.

– Ладно. С меня – довольно. Вы двое, немедленно вернитесь. Я не шучу. Мы не можем допустить, чтобы кто-то еще сошел с поезда…

Я поворачиваюсь и вижу, что еще два пассажира спустились из вагона на насыпь. Мужчина средних лет с седыми волосами. Довольно симпатичный. Высокий. С добрым лицом. И с ним женщина, моложе его, с волосами, забранными в высокий конский хвост.

– Я говорю абсолютно серьезно. Мне придется сообщить об этом, что задержит нас еще больше. – Голос проводника звучит гораздо громче, и сейчас в нем слышится растущая тревога. – Я прошу вас, мадам. Это небезопасно. Вы должны вернуться на поезд…

Он смотрит прямо на меня широко открытыми глазами, сжимая в руках мобильный телефон.

– Нас могут продержать здесь много часов. А я не могу здесь застрять. Мне надо домой.

– Нам сообщили, что мы отправимся максимум через десять минут.

– Тогда почему вы не объявили об этом по внутренней связи? Почему вы просто бросили нас в полном неведении?

– Мы ждем подтверждения.

– Полная ерунда. А как насчет того поезда неделю назад, когда пассажиров оставили на несколько часов без кондиционера, туалетов и внутренней связи? Вообще без всего. Мы, знаете ли, не можем просто сидеть, позволив вам запереть нас на этом поезде и обращаться с нами таким же образом. – Я наслаждаюсь этой сварой. Получаю удовольствие от того, что могу направить свой гнев и неудовольствие в новое русло.

К этому моменту в окнах торчат десятки физиономий пассажиров, наблюдающих за мной. Мужчина с седыми волосами тоже смотрит на меня, но по его лицу видно, что он не сильно меня осуждает.

Я чувствую, что мои руки начинают дрожать, и, чтобы остановить это, крепко сжимаю кулаки. А еще у меня начинает кружиться голова, и мне приходится шире расставить ноги, чтобы не потерять равновесие, – я не хочу, чтобы проводник заметил мое состояние.

– У нас свои правила, мадам. Процедуры. Пока нас задерживают только на пятнадцать минут.

– Пока!

Это выкрикнул кто-то, находящийся в поезде за спиной проводника. Я его не вижу, но благодарна за поддержку.

Проводник поворачивается к поезду и знаками призывает пассажиров к спокойствию, прежде чем вновь посмотреть на меня и парочку на насыпи.

– Послушайте. Это последнее предупреждение. Вы все трое должны вернуться в поезд. Прошу вас. В противном случае мне придется сообщить об этом. Вызвать помощь. Полицию. «Скорую»…

– Полицию?

– Мадам, сейчас вы стали причиной довольно серьезного происшествия. И подвергаете себя и других опасности. Мы не можем этого допустить. Прошу вас. Я предупреждаю в последний раз. Возвращайтесь на поезд…

Неожиданно я чувствую, как меня охватывает паника. «Скорая помощь»? Что он этим хочет сказать? Мне не «Скорая помощь» нужна, а машина или вертолет.

Мужчина с седыми волосами подходит чуточку ближе:

– Вам что, нехорошо? Вы очень побледнели. И на ногах держитесь нетвердо… Я – врач и с удовольствием попытаюсь вам помочь.

Он смотрит на проводника. Выражение на лице последнего меняется.

Мне совсем не нравится то, как оба они смотрят на меня.

– Я не псих. – Произнеся это, слегка подаюсь вперед. – Вы что, думаете, я псих? Что у меня с головой не в порядке?

– Нет. Ну, конечно, нет…

На мгновение я задумываюсь, не выгляжу ли действительно как псих.

И внезапно вижу всю эту сцену как бы со стороны и начинаю паниковать, потому что проводник упомянул «Скорую помощь». А вдруг они меня закатают? Что, если у них есть на это право?

Из окон поезда на меня смотрят сотни незнакомых лиц, и вдруг я наконец-то вижу его. Всё вокруг как будто замирает на мгновение, а потом окно открывается и он зовет меня по имени. Я испытываю одновременно и шок, и облегчение – меня ставят в тупик мириады обрушившихся на меня эмоций.

А в следующий момент Марк уже спускается из вагона и оказывается рядом со мной.

– Это моя жена. Бог мой… Софи! – Он, не отрываясь, смотрит на меня, но моя поднятая рука заставляет его замолчать.

– Ваша жена? – Видно, что проводник окончательно запутался, так же как и все остальные. – Но вы ведь ехали порознь…

– Я не знал, что она на этом же поезде… У нее нет с собой ее обычного телефона.

Я смотрю на говорящего Марка и с большим трудом сдерживаю слезы.

– Нас срочно вызвали домой, – он смотрит на проводника.

– Мне нужно к Бену, Марк.

– Я знаю. Всё знаю, любимая… – Марк вновь поворачивается к проводнику: – Наш сын попал в аварию в Девоне. Сейчас его оперируют. Нам позвонили из полиции, но мы не знаем, что в действительности произошло.

– Боже мой… Мне очень, очень жаль.

Выражение лица доктора тоже меняется, и он пристально смотрит мне в глаза.

– Вы, должно быть, в шоке. И в отчаянии…

Теперь я действительно с трудом сдерживаю рыдания. Почему-то мне не нужна эта его доброта – она делает всё еще хуже.

– Нам необходимо добраться до Девона. Последнее время моей супруге было очень тяжело. Множество потрясений, которые она испытала еще до этого….

Марк говорит очень мягким, «докторским», голосом, а мне хочется, чтобы он замолчал. Может быть, он и пытается убедить их не давать делу официальный ход, но я не хочу, чтобы Марк продолжал.

Я… не хочу… чтобы он… продолжал.

Достаточно того, что они знают о Бене.

Я не хочу, чтобы они узнали, что случилось прошедшим летом. О том, другом, потрясении…

Я закрываю глаза, и на мгновение в памяти оживает вся эта сцена. Алый цвет. Кровь, покрывающая мои руки…