Читать книгу Это не сон - Тереза Дрисколл - Страница 9

В недалеком прошлом

Первое, и самое сильное, потрясение было как гром среди ясного неба. Как взрыв.

Ба-бах.

Его последствия оказались необычайно жестокими, и их можно было ощутить почти физически. Как будто ты на бегу огибаешь угол здания, улыбаясь навстречу солнцу, – и вдруг врезаешься прямо в стену.

Еще совсем недавно мы обсуждали на берегу проект кулинарии, и моя обычная жизнь становилась гораздо счастливее, полнее и интереснее, и всё это благодаря Эмме… Что же случилось потом?

Неожиданно всё было раздавлено – разбито, как стекло, гладкое и блестящее в один момент и просыпающееся сквозь пальцы на пол острыми и злыми осколками в следующий. Всего одно мгновение – и вот уже на моей кухне сидела и внимательно разглядывала меня женщина из полиции. Она хотела, чтобы я всё повторила еще раз – всё с самого начала.

Но вся проблема была в том, что мне этого вовсе не хотелось. Только не это.

Я закрывала глаза и видела всё вновь. Алый цвет. И я совсем не хотела еще раз испытывать давление на грудь – это странное ощущение, источник которого находился как бы вне моего тела, как будто меня вообще не было: ни в этой комнате, ни на месте случившегося, ни во всей этой истории.

Детектив-инспектор Мелани Сандерс прочистила горло, я открыла глаза и перехватила ее взгляд, направленный на место возле окна. Она всё еще ждала, а я всё еще молчала.

«Так вот что значит настоящее потрясение? Когда ты как бы оказываешься вне своего тела? Когда ты наблюдаешь всё как бы со стороны, а не проживаешь это?» – размышляла я.

– Поверьте, очень неприятно вновь беспокоить вас, миссис Эдвардс, но мне надо обговорить с вами пару вещей.

После этого инспектор Сандерс задала несколько вопросов, и я поняла: она хочет, чтобы я еще раз рассказала ей всё в мельчайших подробностях. И я в конце концов сделала именно это. Медленно вернулась в комнату, в настоящее, и еще раз повторила ей всю эту гребаную историю.

* * *

Как все мы проснулись необычно рано из-за этих флагов. Часы на туалетном столике показывали шесть часов утра, а Бен уже стоял возле нашей кровати.

– Мамочка, там возле нашего окна дядя с лестницей.

Рассказывая, я повернулась к окну на кухне и ясно представила себе, как тогда отдернула шторы наверху.

Оказалось, что это был Алан – председатель нашего местного совета. Некоторые из украшений к ярмарке успели за ночь упасть. Я вспомнила, как помахала ему, будучи еще в халате, зевнула и подумала, что рядом с ним нет никого, кто подержал бы лестницу. После этого я тоже решила начать свой день пораньше. Так что в девять часов уже шагала по деревне и отмечала сделанное галочками в своем небольшом черно-белом планшете, радуясь тому, что погода, хотя и достаточно ветреная для палаток, была, по крайней мере, сухой.

«Я была счастлива. Я была абсолютно спокойна».

Это я заставила их зафиксировать во время того самого первого допроса.

«Со мной всё было в порядке».

Я еще раз рассказала детективу-инспектору Сандерс, что ярмарка каждый год начинается в два часа дня, и меня в тот день волновал только конкурс по уничтожению рояля – настоящий кошмар с точки зрения возможных травм. Наша страховая компания была от этого не в восторге, поэтому я заставила организаторов еще дальше отодвинуть ограждения, а в остальном всё было прекрасно.

– Так это была ваша идея, чтобы мисс Картер сыграла роль гадалки? – Инспектор Сандерс достала из сумки записную книжку и теперь просматривала свои записи. Книжка оказалась не похожа на маленькие и изящные блокнотики, которые видишь в кино, – она была довольно большой, такие обычно используют журналисты.

– Да. Послушайте, я всё это уже говорила вашим коллегам вчера вечером. Я вообще не понимаю, почему все так интересуются этой палаткой гадалки. Ради всего святого – вчера была ярмарка. Люди хотели веселиться. Это была просто уловка, чтобы собрать деньги на церковь.

– Значит, предложение исходило не от мисс Картер? Вы в этом абсолютно уверены?

«Боже, дай мне силы… Что не так с этими людьми?»

– Абсолютно уверена. Более того, ее пришлось уговаривать. Послушайте, Эмма – новичок у нас в деревне и своим согласием оказывала мне большую услугу. Она вообще не хотела этого делать, поэтому я вправду не понимаю этих ваших вопросов. – Я посмотрела инспектору прямо в глаза. – Это была просто глупость. Чтобы немного повеселить публику.

Если уж на то пошло, я хорошо понимала нежелание Эммы принимать в этом участие. Сначала она вообще наотрез отказалась, сказав, что всё это поставит ее в затруднительное положение. Что гадание по руке и на чайных листьях среди друзей – это одно, но брать за это деньги?..

Она сдалась лишь тогда, когда я решила использовать ее же собственный метод убеждения: «Эмма, я тебя умоляю, смотри на жизнь проще. Никто не обратит на это внимания. Всё делается ради церковной крыши».

– И последнее, – детектив Сандерс вновь обратилась к своей записной книжке, но на этот раз – демонстративно, как актер, который изображает неуверенность. Я взглянула на часы, раздумывая над тем, когда появится Марк, и сожалея о том, что сама послала его за газетами. – Просто когда я просмотрела те записи ваших показаний, которые сделала вчера вместе со своими коллегами…

Я взглянула на дверь игровой комнаты. Она была прикрыта, но, хотя я слышала, что там достаточно громко работает телевизор, я вдруг разволновалась, что Бен может нас услышать. Подошла к двери и закрыла ее, ощутив рукой неожиданный холод бронзовой ручки. И вспомнила то, другое ощущение, которое всё это время тщетно пыталась выбросить из головы. Ее тепло на моих руках. Ее запах. Ее текстуру. Мое желание убрать руку и в то же время понимание, что я не могу этого сделать. Не должна этого делать.

– Понимаете… Для вас это, должно быть, стало настоящим кошмаром, миссис Эдвардс. Ужас. Но я не могу понять одну вещь, – тут офицер сделала паузу, – из ваших свидетельских показаний никак не следует, что вы закричали. Я имею в виду, позвали на помощь.

Я отпустила дверную ручку и несколько раз вытерла ладони о джинсы.

– У вас есть дети, инспектор?

– Нет, – она выглядела сбитой с толку. – А почему вы спрашиваете?

– Я не закричала, потому что на пороге стоял мой сын. – Я продолжала вытирать руки о джинсы. – Я попросила его подождать минутку. Он – послушный мальчик и обычно выполняет мои просьбы. Но если б я закричала, он вбежал бы в дом. А ему всего четыре.

Детектив Сандерс попеременно смотрела то на меня, то в свою записную книжку.

– А. Ну да, конечно. Понятно. Это нечетко отражено в ваших вчерашних показаниях, – она еще раз проглядела свои записи, проводя ручкой сверху вниз по странице. – Вы сделали всё, что смогли. Я ни в коей мере не предполагаю… – Она как будто защищалась от меня, но ее голос звучал по-доброму. – Что ж, я думаю, это всё.

В этот момент я наконец услышала, как Марк поворачивает ключ в двери. Мы обе посмотрели в сторону прихожей, и, когда он появился в комнате, выражение его лица изменилось с озадаченного на раздраженное.

– Мы с миссис Эдвардс обсудили пару вопросов…

– Но мы же уже занимались этим вчера. И много часов подряд. Моя жена совершенно измучена. Вы только посмотрите на нее. Она почти не спала.

– Да, конечно. Я уже выяснила всё, что хотела. Прошу прощения за это вторжение. И благодарю вас.

Инспектор встала, спрятала записную книжку в сумку и заторопилась к выходу. Марк следовал за ней по пятам.

Я слышала, как они о чем-то шепчутся, и ждала, пока дверь не захлопнется и Марк не вернется на кухню.

– Она – детектив-инспектор. А это значит, что из отдела уголовных расследований, так? Марк, как ты думаешь, почему этим занимается отдел уголовных расследований?

– Не имею ни малейшего представления.

А потом мы молча следили сквозь кухонное окно, как женщина идет не к полицейской машине, припаркованной на площади, и не к полицейскому оцеплению возле церкви, а по дорожке, ведущей к дому Эммы.

– Может быть, мне стоит позвонить Эмме? Предупредить, что к ней гости?

– Ни в коем случае. Думаю, что тебе следует сделать то, о чем я прошу тебя всё утро, – немедленно лечь в кровать.

* * *

Я послушалась его – и сразу пожалела об этом, потому что, как и ночью, ярче всего видела всё, именно когда ложилась, словно сцена была отпечатана у меня на веках и ждала лишь, чтобы я закрыла глаза.

Я всегда думала, что нормально отношусь к крови: иногда у Бена случались кровотечения из носа, и эти потоки не волновали меня. Но сейчас всё было иначе, и совсем не так, как показывают по телевизору. Не так, когда ты узнаешь лицо. Глаза.

Именно поэтому я сомневалась, что смогу заснуть, зная заранее, что в тишине и покое воспоминания оказываются самыми яркими. Ее тепло. Ее запах. И, конечно, ощущение ее самой у меня на руках. Я размышляла о случившемся вчера и дважды выскакивала в ванную комнату, где меня выворачивало наизнанку. Из-за двери раздавался голос Марка, который спрашивал:

– С тобой всё в порядке, Софи?

– Конечно, со мной не всё в порядке, Марк…

Я видела самое страшное, что люди могут совершить друг с другом. И это были мои друзья и соседи. Как же со мной может быть всё в порядке?

Я тогда вошла в комнату, веселая и расслабленная. Мой сын ждал меня на пороге. Ничего не ведающий. Невинный младенец. И я. Софи. Женщина, якобы живущая в золотой клетке.

Я вошла с улыбкой и увидела сцену, которую никогда – никогда! – никому не пожелаю увидеть. Ни своему сыну. Ни своему мужу. Ни даже инспектору полиции с ее неправильной записной книжкой и дурацкими мыслями обо всех нас.

Это было просто нереально. Вот как это всё выглядело.

Ужасающе и нереально.

* * *

Вчера в семь часов вечера мы отставали от расписания. Вечерние ярмарочные конкурсы задерживались, потому что Энтони Хартли не изволил явиться, и я помню, как была зла на него, оттого что все остальные пришли вовремя и в течение всего дня мы четко придерживались графика.

Энтони – человек со странностями… Боже! Был человеком со странностями.

Но, знаете, он мне нравился. Даже очень нравился.

Привлекательный мужчина – длинные светлые волосы и глубокие карие глаза, похожие на глаза ребенка. В этом-то и заключалась его привлекательность – Энтони окружала аура человека, так и не ставшего до конца взрослым.

Когда в тот вечер Хартли пришли на обед с Эммой, я заметила, что ей они тоже понравились. Они очаровали ее своим нетрадиционным образом жизни, так же как и меня.

Джил и Энтони жили скромно, но счастливо в крохотном домике с двумя комнатами на втором этаже и двумя на первом. На первом этаже имелась пристройка, в которой располагалась ванная комната, а это значило, что было невозможно воспользоваться туалетом без того, чтобы все присутствующие об этом не узнали.

Помню, как я впервые пришла к ним на ужин и с ужасом думала, что будет, если мне захочется пи-пи, – мне казалось, что все в доме меня услышат. Но у Джил и Энтони была эта способность заставлять людей расслабиться. Они умели смеяться над собой.

Что ж, теперь мне кажется, что у Джил нет другого выхода – то есть, скорее, не было. Она уже многие годы была единственным кормильцем в семье, в то время как Энтони предавался мечтам. И в своих мечтах он видел себя то поэтом, то драматургом, то кем-то еще. В общем, творцом со степенью магистра гуманитарных наук.

Поэтому Джил оплачивала аренду жилья, в то время как Энтони лелеял свои мечты, о чем свидетельствовали горы книг, разбросанных по всему дому. Иногда их скапливалось так много, что между ними трудно было пройти.

Хотя Джил это совсем не напрягало.

– Однажды он за всё воздаст мне сторицей, – обычно говорила она. – Когда напишет свой бестселлер.

После этих слов они обычно заговорщически хихикали, не отрывая глаз друг от друга, – в этом было столько неприкрытой сексуальности, что для человека со стороны это казалось выходящим за рамки приличия.

Казалось, что Джил – постоянно в работе, в то время как Энтони постоянно пытается очаровать кого-то. Каждый раз, когда мы к ним приходили, нам предлагали обсудить нового писателя или философа, так что Марк возвращался домой, неодобрительно вздыхая.

Но только про себя, черт побери.

И если говорить начистоту, то я завидовала их мечтам и простоте их жизни. Две комнаты наверху. И две внизу.

Так что вчера вечером, направляясь к ним домой, я улыбалась про себя, думая об Энтони, который непременно выигрывал все соревнования в кегли. Мне представлялась Джил, светящаяся от гордости на заднем плане, которая подмигивает Энтони при вручении ему очередного кубка. Я думала о том, как им повезло, потому что их мечта отличается от нашей с Марком – с ее неподъемной ипотекой и кредитами, которые мужу придется выплачивать. А мне придется сидеть дома. И увязать в этом доме все больше и больше. Проживая свою идеальную жизнь.

Итак, я оставила Бена на пороге, чтобы поторопить Энтони.

– Бен, милый, постой здесь минутку. Я ненадолго.

Когда они не ответили на звонок в дверь, я не придала этому значения, потому что Хартли проповедовали теорию «открытых дверей», и я очень часто входила к ним, не пользуясь звонком. «Входите без всяких церемоний», – говорили они обычно. Я так и вошла, зовя их по именам.

Если честно, мне никогда не нравилась эта идея с «открытыми дверями». И я вечно боялась, что застану их в момент ссоры или, что еще хуже, в момент примирения. Именно поэтому я оставила Бена на пороге, прошла через кабинет в столовую и довольно громко позвала: «Энтони! Джил! Вы куда подевались? Пора начинать игру в кегли. И все хотят знать…»

А потом я увидела. Алый цвет.

Яркий и раздражающий, он был… повсюду.

Через всю стену шли капли крови, походившие на еще не высохшую абстрактную картину.

А он лежал в большой и кошмарной алой луже и смотрел в потолок невидящими глазами. Мертвый.

Возможно, инспектор была права. Любой нормальный человек на моем месте позвал бы на помощь. Закричал бы.

Но я могла думать лишь о том, что Бен не должен этого увидеть. Я зажала рот руками, крик звучал только в моем воображении.

Я даже не проверила его пульс. Просто прошла на кухню. Не знаю, почему в тот момент не подумала о мобильном, – перед глазами у меня почему-то был телефон на кухонной стене.

«Быстрее к телефону, Софи. Быстрее к телефону…» – вот и всё, о чем я в тот момент думала.

А потом… потом я увидела ее. Сидящей на полу, прислонившись спиной к буфету. Она тоже смотрела ничего не видящими глазами. Кровь лилась у нее из раны на животе и по волосам. Она повернула глаза в мою сторону. И ничего больше. Только глаза.

А кровь все продолжала течь. Густая. Теплая. Алая.

Я изо всех сил пыталась зажать рукой рану на животе. Пыталась остановить ее.

«Боже, прошу тебя, пусть она остановится».

Я слишком боялась трогать рану у нее на голове, потому что ее края очень широко разошлись – там виднелось что-то белое и отвратительное, словно ее мозг вытекал сквозь череп. А так как теперь из-за Джил я не могла дотянуться до телефона, то вспомнила о мобильном в кармане своей куртки. Я не знала номера дома, так что мне пришлось описать горшки с петуниями перед ним. «Торопитесь, вы обязаны поторопиться!» И лишь потом я позвонила Марку.

– Бен стоит на пороге. Дома Энтони и Джил. Тебе необходимо прийти, Марк. Немедленно. Это просто кошмар. Уведи его. Не позволяй ему войти в дом. Что бы ты ни делал, не позволяй ему войти.