Читать книгу Очень мистические истории - Тери Аболевич - Страница 7
Тери Аболевич
Меж волка и собаки
ОглавлениеОн явно летел в какую-то пропасть. Черную, вязкую, вот сейчас – прямо сейчас! – он шлепнется и разобьется… Со дна бездны почему-то доносились крики чаек и плеск волн, но он по-прежнему летел в никуда. Сердце сделало сальто и замерло, дыхание перехватило – Миша вдохнул соленый морской воздух шумно, рывком…
… И проснулся. Оказывается, задремав, он уронил голову на грудь и дернулся во сне.
– Осторожно, двери закрываются, – прохрипел неживой голос из динамиков.
Вот же зараза. Паршиво это все-таки – засыпать в электричке. Прикорнул где придется, дергаешься, и кажется, будто все соседи на тебя смотрят – чего это он дергается?
– Следующая станция – Затемки, – из динамиков громко загудело и затрещало, но шум быстро стих.
Поезд схлопнул створки дверей, зашипел, чуть подался назад и двинулся дальше. За окном замелькали рельсы, деревья, «хрущевки». Отсыревшие остатки лета погружали город в болотные оттенки и вынуждали зевать.
Стоп. Какие еще Затемки? Миша катался по этому маршруту уже, пожалуй, года три. Не было на этой ветке никаких Затемок.
Он что, перепутал электрички? Сел не с той платформы, поезд на какой-нибудь развилке двинулся по другому направлению? Местность вроде знакомая. Или нет?
Он огляделся. Напротив него в окно смотрела пожилая дама с очень уж недовольным лицом. Слева читал газету крепкий мужичок, у самого краешка дедок размышлял о чем-то, глядя в пол. Кажется, все они точно знали, куда едут. Только Миша не знал.
– Затемки, – снова ожил динамик, – следующая станция – Плющево.
– Чего? – вырвалось вслух у Миши. Плющево – его ветка, сразу после Вешняков. Никаких станций и развилок между ними нет.
Мише захотелось завыть – что происходит-то? Он посмотрел на свое отражение в окне – нет, вроде, глаза не безумные. Только сонные, и оттого вокруг голубой радужки разлилась краснота.
Тем временем двери в Затемки закрылись, и поезд повез Мишу дальше, к знакомым станциям.
Может быть, все это ему приснилось?
Позже, уже к концу рабочего дня, он именно так и решил, перебрав все карты и схемы поездов Казанского направления. Похоже, станции Затемки вообще нигде не существовало. Почудится же всякое спросонья.
Вечером, на пути домой, он чутко вслушивался в объявления станций, но за Плющево оказались привычные Вешняки. Все как всегда. Ну точно приснилось.
На следующий день, покупая билет, он все же спросил знакомую кассиршу, теть Валю, насчет Затемок.
– Затемки? – уточнила она, поправляя очки. – Нет, Мишутка, знать не знаю. Так ты же уже сколько ездишь, а станций не запомнил?
– Мне просто показалось, – смутился Миша, – я даже почти уверен, что электричка там остановилась. Но, наверное, приснилось.
– Ох ты, – в полутемном окошке было заметно, как теть Валя перебирает пальцами, будто нащупывая на столе нечто невидимое. – Знаешь, что я тебе скажу, дурная это примета – посторонние станции слышать.
– А можно побыстрее? – в разговор влезла стоявшая следом за Мишей женщина.
– Да-да, секундочку.
Он наклонился поближе к окошку, чтобы лучше слышать.
– …примета дурная, Мишутка, так и знай. Ты мальчик хороший, светлый, а станции такие от лукавого, – кассирша протянула Мише билет, – не дури да мимо проезжай. Давайте, женщина, куда вам?
«Ну вот и теть Валя умом поехала, – подумал Миша, – в небывальщину ударилась. Видно, что-то такое в воздухе».
Почти неделю после этого случая ничего не происходило. Затемки никто не объявлял, Вешняки и Плющево соседствовали так тесно, как им и положено, и Миша уже стал забывать о случившемся.
Но потом он снова задремал в электричке. И опять его подхватила черная густая бездна, и зазвучали оттуда истеричный крик чаек и шум набегающих волн.
Когда Миша очнулся со вкусом морской соли на губах, голос из динамиков снова вещал, превозмогая треск и гул:
– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – Затемки.
Что-то изнутри как будто укололо Мишу.
«Нужно выйти, – подумал он, – точно нужно, а то так и буду потихоньку сходить с ума».
Он взял рюкзак и заранее прошел в тамбур. Воздух здесь был тяжелый и спертый, как будто недавно кто-то курил. По памяти из сна сюда же пробивался слабый запах йода – так пахнет на море. Чего оно ему снится постоянно? На море он не был уже лет семь, если не больше.
Снаружи мелькал привычный город: какая-то промзона, потом – жилые дома, дорога. Посмотрим, что это за Затемки такие.
Поезд остановился и с шипением раскрыл двери. Кроме Миши, из вагона никто не вышел.
В Затемках было пустынно. Голая безлюдная платформа, асфальт в трещинах. Не было ни касс, ни турникетов – только несколько ступенек до тротуара. Такого же, в трещинах.
В воздухе висел полумрак – будто день уже собирался заканчиваться, хотя по всем представлениям было утро. Через дорогу стояли пятиэтажки, обветшалые и уродливые, и ни в одном окошке не горел свет. Вывески магазинчиков, вон аптека даже есть – город как город. Только нет никого.
Мише показалось, что у него село зрение. Так бывает в сумерках, когда глаза не успевают привыкнуть к темноте, но сейчас вместе со светом словно уходили цвета. Он читал когда-то, каким видят мир собаки – серым, различая лишь слабые оттенки синего и желтого. Вот и он как будто превратился в собаку – вокруг все поблекло.
– Ш-ш-ш-ш! – зазвучало совсем рядом. Миша испуганно дернулся в сторону и посмотрел под ноги.
Тощий черный кот злобно шипел на него, обнажая тоненькие клыки. У самых его лап валялась рыбья голова – открытый рот, мутные мертвые глаза.
– Эй, да ты чего ругаешься? Не нужна мне твоя добыча. Ну-ка брысь, – сказал Миша и топнул на кота.
Тот в ответ сощурился и утробно прорычал. Вот же зверюга! Миша топнул снова. Кот схватил рыбью голову и припустил через дорогу куда-то во дворы. Беги-беги, злобный валенок.
Глядя вслед зверюге, Миша заметил, что на улицах стали появляться люди. Вот прошла женщина в клетчатом пальто, совсем рядом прошмыгнул школьник, старушка с тележкой проковыляла поодаль. Они казались такими же обесцвеченными, как и все это сумрачное место. Может, и сам он уже такой?
Порыв холодного ветра заставил Мишу поежиться и втянуть голову в плечи. Куртка-то легенькая. Не нравится ему этот район – даже ветер какой-то пустой, что ли, без свежести. И чего сошел с электрички?
– Простите, не подскажете, что это за улица? – спросил Миша первого прохожего. Тот даже не повернул головы: как шел по своим делам, так и прошел дальше. Глухой, что ли?
– Извините, не подскажете… – но и другой человек продолжил шагать по улице, будто Миши не существовало на свете.
– Извините… – он уже попытался схватить за локоть третьего прохожего, но его ладонь прошла через человека, как сквозь воздух. Он ничего не почувствовал.
Внутри похолодело и пару раз екнуло. Что же это, а?
– Эй! – крикнул он во всю глотку. – Меня кто-нибудь слышит вообще?!
Никто не отреагировал – тишина как она есть. Прохожие даже не издавали звуков шагов. Мертво. У Миши закружилась голова, как будто от мозга отхлынула вся кровь. Он чуть пошатнулся, хватаясь руками за воздух.
Но тут, словно в ответ на его крик, невдалеке раздался звонкий смех. Миша повернулся и увидел, как из-за угла пятиэтажки выглядывает несколько детских голов, лет 6–8, все они смотрят прямо на него и смеются. На него ли? От этого хохота Мише почему-то стало жутко. Да ну, всего-то детский смех.
– Эй, вы меня видите? – спросил он детей.
Те только снова рассмеялись и скрылись за углом.
Нет, все. Хватит. Это уже не сон, не сумасшествие. Миша как будто попал в голову Безумного шляпника. Причем в самые запыленные и несуразные ее разделы.
Он почти бегом вернулся на платформу, пару раз споткнувшись о трещины и выбоины в асфальте. Чертовы Затемки. Говорила же теть Валя: от лукавого, и чего не слушал?
Электричка, слава богу, подошла почти сразу же. Прежде чем открылись двери, Миша еле удержался, чтобы не раздвинуть их руками – только бы поскорее внутрь, прочь из проклятого места.
Он пулей влетел в вагон. Было пусто: ни единого пассажира. Ну и ладно, может, так и надо, и на Плющево сейчас подсядут. Миша занял место у прохода и стал смотреть в пол. Не в окно, нет, вдруг он там увидит еще что-нибудь? Гигантские щупальца осьминога, протянувшиеся с небес? А может, в окно прямо сейчас смотрят детские головы и корчат рожи.
– Осторожно, двери закрываются, – протрещал голос, – следующая станция – Затемки.
Что?!
Миша вскочил было, но поезд уже тронулся, и его швырнуло обратно на скамью. Он больно ударился копчиком. Как так-то? Почему опять эти… Где Плющево, в конце концов? Мысли в голове запутались до такой степени, что быстро стали неразборчивым неподвижным комком.
Те минуты, что вагон гремел колесами по несуществующему полотну, Миша все смотрел себе под ноги. Там интереснее и понятнее, чем у себя в голове. Вон линолеум протерся и отошел, тут вот застаревшая прилипшая жвачка. Монетка блеснула. Пусть лежит.
– Затемки, – объявил голос из динамиков.
«Не буду выходить, – подумал Миша, – не моя станция».
Двери с шипением и стуком открылись, подождали немного и схлопнулись опять.
– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – Затемки.
Миша издал что-то среднее между воем и рычанием. Невозможно. Он ущипнул себя за руку так больно, что из глаз полетели искры. Не сработало. Еще несколько раз он уехал из Затемок и вернулся в них же. Осторожно… закрываются… Затемки… Затемки…
На очередном перегоне дверь тамбура вдруг отъехала в сторону, в вагон зашел молодой невысокий парень в джинсах и черной рубашке. Волосы и глаза у него тоже были почти черными. Показалось, что сейчас он достанет из-за спины гитару (тоже черную, конечно) и споет что-нибудь заупокойное. Было бы под стать обстановке.
Но Миша ошибся.
– Билетики! – весело, на весь вагон, объявил вошедший. Контролер.
– Билетик! – повторил он, подойдя к Мише. Тот какое-то время молча и туповато на него смотрел, но потом все-таки достал из кармана помятый билет.
– До Казанского вокзала, ага, – пробубнил контролер, – только мы туда не едем.
– Затемки, – в сотый раз провозгласил трескучий голос. Мише захотелось дотянуться до динамика и разломать его на мелкие кусочки.
– Давай-ка выйдем, – пригласил его контролер, когда двери в сотый же раз открылись в Затемках.