Читать книгу Хрустальные Маски - Terry Salvini - Страница 8

Итан почти бегом прошёл мимо, словно торопился убежать из конторы.

— Эй, Лорелей!

Она перелистывала дело, задержалась и взглянула на него поверх очков в голубой оправе. Через руку Итан перекинул черный тренч, в руке держал шляпу, с которой не расставался – это означало, что он идёт в суд или к какому-нибудь подзащитному.

— Тебя шеф вызывает, – сказал он, на лице появилось сострадание.

— Что, подвох намечается?

— Я и сам не знаю, но когда сказал позвать тебя, он как-то странно улыбался…

— Значит, ничего хорошего меня не ждёт; на сколько спорим?

— Я ставлю, только когда рассчитываю выиграть точно. Ну, я побежал. Ни пуха, ни пера, – с этими словами он подмигнул и исчез за дверью.

Лорелей вздохнула. Вот сейчас Килмер подсунет ей большущую свинью, думала она, подходя к кабинету шефа рядом со своим.

Вошла и увидела Килмера: в тёмно-сером костюме, сидит за письменным столом. Килмер скривился в полуулыбке, больше похожей на оскал, и протянул Лорелей папку с документами, она взяла папку, не сводя с Килмера глаз.

Лорелей читала скупые записи, напечатанные на листках, и её брало зло, но читала дальше, стараясь казаться невозмутимой. Она уже узнала из новостей про вчерашнее убийство недалеко от дома, где жили её родители, и поразилась жестокости, думала об убийстве с отвращением. Родителей жертвы она знала в лицо: семья предпринимателей на пенсии, у них была единственная дочь. Хватало одной мысли, что придётся защищать человека, который отнял дочь у стариков, от этого у Лорелей сводило желудок.

Шеф смотрел на неё строго и пристально, будто вызывал на поединок.

— А почему именно я должна этим заниматься?

— Итан занимается другим делом, а Патрик на больничном. А кроме того тип, который позвонил нам и доверил дело, попросил именно тебя; видимо, предпочитает женщин, – Килмер усмехнулся, но тут же опять посерьёзнел. – Очень жаль…

Врёшь, не жаль тебе!

Килмер откинулся на высокую спинку черного кожаного кресла, спинка под его весом заскрипела.

— Если понадобится помощь, не робей, спрашивай у меня, – дружески продолжил он, но Лорелей сразу показалось, что шеф кривит душой.

И не подумаю! – мелькнуло у Лорелей. Она захлопнула папку и крепко сжала в руках.

— Если закончишь до закрытия конторы, заскочи ко мне, подведём итоги.

Заскочить к тебе?! Ещё чего! Она постарается закончить после закрытия, подумала Лорелей и согласно кивнула головой.

— Шевелись: твой новый подзащитный ждёт.

Натянуто улыбаясь так же, как улыбался Килмер, когда Лорелей входила, она вышла из кабинета: плечи расправлены, шаг уверенный, как ни в чём не бывало; но ей сильно хотелось напинать шефу под жирный зад.

***

Защищать человека, которого, по её мнению, защитить невозможно, никогда не входило в планы Лорелей, и она не считала такую защиту лучшим способом продвинуться по службе, так что никак не могла переварить доверенное ей дело. Ей хотелось отказаться, но почва у неё под ногами и так стала зыбкой, когда Лорелей воздержалась от защиты Лин Сорайи Десмонд, и отказываться снова она не могла. Килмер стал бы метать гром и молнии и ухватил бы на лету возможность выбросить её из конторы. Она всегда чувствовала, что он относится к ней несколько неприязненно, но в последнее время ожесточился ещё пуще.

Шеф претендовал, чтобы она выкладывалась с большей отдачей, больше, чем требовал от Итана. Лорелей подозревала, что это потому, что она с рождения оказалась в привилегированном положении: молодая женщина, которой при желании стоит лишь попросить. Килмеру же, чтобы добиться определенного положения, пришлось попотеть и скопить приличный счёт в банке, пахая как вол тридцать лет.

Поэтому днём раньше Лорелей пришлось принять неблагодарное дело, и оно не давало ей заснуть до поздней ночи.

Какую выискать зацепку, чтобы её подзащитный не провёл остаток своих дней в тюрьме? Тридцатилетний мужчина дома избил до полусмерти сожительницу и бросил её тут же умирать на полу, а сам пошёл разгуливать как ни в чём не бывало. Сколько ещё таких дел будет слушаться в залах судов? Не Лорелей судить, но как выстроить хорошую защиту, основываясь и на взаимном доверии с подзащитным, если она сама не чувствует никакого сопереживания к этому субъекту, никакого сочувствия.

Иногда она спрашивала себя, может, ошиблась, и надо было не на уголовных делах специализироваться. Может, это ей не подходит, и надо было заняться гражданским правом; или, может, просто пошла полоса неуверенности, столкновения с собственной работой. Кто знает…

Но Лорелей понимала, что, чтобы стать хорошим адвокатом, ей надо сделаться потвёрже.

В кабинете для допросов подзащитный заявил, что влепил сожительнице только пару оплеух и вовсе не убил её. Перед уходом он видел, как женщина в слезах поднесла руки к щекам. Она была жива и злилась.

Но убийца, который объявляет себя невиновным, вовсе не новость.

Официант поставил на стол заказанный Лорелей кофе, и она мысленно опять вернулась к делу: на газетной странице напечатали про убийство статью. Приводились имена обвиняемого и адвоката защиты – её имя.

Что за злобное извращение толкнуло человека избить до смерти женщину, которую он, якобы, любил? Или претендовать, чтобы она неотвязно оставалась при нём, когда женщина только и хотела, что освободиться от мучителя?

Про подобные случаи Лорелей наслушалась досыта, а есть наверняка и такие, про которые ещё никто не знает, потому что женщины часто терпят молча: большинство из страха, но бывает оттого, что привыкли безмолвно подчиняться. Лорелей вспомнилась одна университетская подруга, которая спаслась лишь потому, что вовремя заявила на своего парня, а потом обратилась к психологу и освободилась от чувства зависимости.

До каких пор жертва может считаться только жертвой, а не соучастником, потому что молчанием соглашается терпеть жестокость? К счастью, времена меняются, но недостаточно быстро. Пока нет.

Лорелей с досадой перевернула пару страниц и замерла, едва увидела заметку с фотографией высокого брюнета, выходившего из театра под ручку с рыжеволосой красоткой.

У Лорелей задрожали руки. Опять он!

С тех пор как мужчина чуть не умер от руки бывшей жены, его известность скакнула далеко вперёд, и про него узнали и те, кто до этого его ни разу не видел.

Коротенькую заметку Лорелей читать не стала; свернула газету и бросила на пустовавший соседний стул. Пошёл он к чёрту, этот тип!

Ей невыносимо захотелось расслабиться, а единственное, что могло отвлечь от работы – так это катание на льду. Да, можно, а почему бы нет? В этом месяце она ещё ни разу не сходила.

Лорелей допила кофе, расплатилась и остановила такси, чтобы доехать до дома и взять коньки и костюм. Она попросила таксиста подождать у подъезда, и не больше, чем за час доехала до Челси-Пирс в Гудзон-Ривер-парк.

Когда-то давно как раз здесь она впервые надела коньки. Тот день она отлично помнила, потому что в первый раз испытала, что значит упасть и, несмотря на страх, найти силы подняться.

Она с первого взгляда влюбилась в фигурное катание и стала отличной фигуристкой. Даже победила на нескольких соревнованиях местного значения, но, когда поступила в университет, тренировки пришлось сократить, а потом из-за несчастного случая она вынуждена была уйти из профессионального спорта. Начать кататься вновь оказалось нелегко, сковывал страх, что она снова упадёт и расшибётся; прежде чем вернуться на лёд, потребовалось много месяцев.

Но в этом сражении она победила.

Лорелей надела черный облегающий костюм из эластичной водоотталкивающей ткани и начала завязывать на крючочки крест-накрест шнурки. Она ещё не закончила скучную, но важную процедуру обувания, как зазвонил рабочий телефон.

Лорелей нисколько не хотелось отвечать, она не бросилась доставать телефон из рюкзака, а несколько долгих секунд сидела и слушала «Танец с саблями» Хачатуряна. Она собралась было не отвечать вовсе, пусть звонит, пока не перестанет, но по новому делу требовалось, чтобы с ней могли созвониться весь день.

Лорелей взглянула на дисплей: незнакомый номер.

— Привет, Лорелей. Побеспокоил? Ты на работе?

— Нет, нет… – она попыталась понять, кому принадлежит этот мужской голос; не хотела опозориться, но так враз по голосу никто из знакомых в голову не приходил.

— Если у тебя есть свободный часик, мне хотелось бы поговорить с тобой. В последний раз, когда мы виделись, возможности не было.

— Вообще-то я занята и… – у неё перехватило дух. – Сонни?!

Она произнесла имя, выдохнув весь воздух, сколько было в лёгких.

— Извини, я рассчитывал, что ты узнала меня.

— Мы никогда не созванивались, у тебя как будто немножко другой голос.

На секунду – растерянное молчание, потом он снова заговорил:

— Может, мне не надо было звонить.

— Да нет! Просто ты застал меня врасплох. Я сейчас на катке в Челси-Пирс, – она ни разу не давала ему своего номера. Ах да, ведь он звонит по рабочему телефону, а этот номер можно найти и в интернете.

— Ты одна или с кем-то?

— Нет, одна, – ответила она и сразу пожалела. Если не хочет встречаться с этим человеком, надо было сказать совсем другое.

— Тогда я могу подъехать, если ты не против. Я не так далеко от Челси: могу приехать через двадцать минут.

Лорелей на секунду задумалась. Рано или поздно придётся встретиться: лучше сбросить гору с плеч сразу и объясниться про ту ночь, и снова зажить всегдашней жизнью.

— Тебе придётся взять на прокат коньки: я выхожу на лёд, – если не умеет кататься на коньках, смотреть, как он передвигается еле-еле и падает, будет весело.

— Это я понял. Скоро подъеду.

Лорелей вышла из раздевалки – волосы собраны в хвост, на коньках пластмассовые чехлы – и зашлёпала к корту.

Она отметила, что лёд только что восстановили и довольно улыбнулась, но надеялась, что народа будет меньше, а главное, меньше детей, так как из-за них она страшно беспокоилась. Тогда она упала именно потому, что попыталась увернуться и не налететь на мальчонка. Заработала черепно-мозговую травму и травму шейных позвонков, отчего у неё снизилось чувство ориентации, и, хотя она давно поправилась, сзади в шее до сих пор побаливало.

Лорелей сняла чехлы и сколько-то минут легко скользила по сверкающему льду, отдавшись ритму мелодии. Из-под коньков тянуло холодком и обволакивало всё тело, но ей прохлада казалась приятным объятием, то электризовала, то расслабляла.

Она прокаталась несколько кругов, чтобы размяться, попробовала подсечку и самые простые элементы, и только когда почувствовала себя уверенно, стала отрабатывать прыжки: сначала тренировочные, потом зубцовые флип и лутц, и наконец попыталась исполнить двойной аксель, вышло так себе, и она не стала пробовать второй раз. Лорелей закончила винтом и волчком средней сложности.

Из боязни упасть более вычурные фигуры пробовать не стала.

Послышались ноты медленной, нежной мелодии, будто хотели приласкать её. Лорелей оттолкнулась, нагнулась вперёд, подняла ногу чуть выше уровня головы, расправила руки на ширине плеч и полетела в ласточке. Лорелей подняла голову, и тело её заскользило на льду решительно и в то же время изящно.

Прохладный ветерок мягко гладил по лицу и приподнимал длинный белокурый хвост волос. Она закрыла глаза, и её обуяли сладостные ощущения, будто она летит в никуда, в бесконечный покой.

Но вдруг она почувствовала, что вокруг неё люди, и она рискует столкнуться с ними, Лорелей вмиг распахнула глаза. Она ощутила, как её руки, всё ещё разрезавшей воздух, коснулась чья-то чужая рука. Лорелей обернулась, распрямилась и поставила ногу на лёд.

— А-а… пришёл!

— Не хотел прерывать тебя, – сказал Сонни, представ перед ней, как по волшебству. Одет в тёплую куртку, на шее шарф, на голове шерстяная шапочка, он катился рядом с ней, стараясь не отстать.

Лорелей замедлила шаг.

— Не извиняйся, это мне не надо бы вертеть пируэты, когда так много народу.

Обычно она ходила на каток в определенные часы, когда знала, что посетителей будет очень немного, но сегодня не придержалась разумной предусмотрительности.

Мимо неё, почти задев, стрелой пролетел мальчишка, Лорелей вильнула в другую сторону и приблизилась к Сонни, он жестом защитника положил ей на плечо руку.

— Давай не будем тут стоять, а то нас сшибут, – сказал он, окинув взглядом каток.

— Я предпочитаю вообще не стоять… – миг – Лорелей с силой оттолкнулась и укатила от него на противоположную сторону корта, где за большими стёклами открывался прекрасный вид с близкого расстояния на реку Гудзон и на мол, на котором стоял спортивный центр.

Сонни смотрел как она лавирует, обгоняя катавшихся, которые попадались ей на пути. Он прекрасно мог бы догнать Лорелей в считанные секунды, но решил не бегать за ней. Ясно, что она пытается отложить момент, когда им придётся объясниться, и Сонни не хотел здорово нажимать на неё.

Что он ей скажет? Что ему жаль, что они позанимались любовью? И она поверит? Он и сам себе не верил. Пусть даже не помнил тютелька в тютельку, в каких именно позах они этим занимались, он знал, что никогда раньше не давал волю своим самым животным желаниям так, как в ту ночь; может, потому что был выпивши, но теперь это нисколько неважно. Его больше беспокоило совсем другое.

Из всех баб, что были на свадьбе, прямо-таки сестру Ханса надо было в постель тащить!

Он выпил, да, но не столько, чтобы не понимать, что за женщину поволок к себе в номер. Зачем именно её-то? Если Ханс узнает, он не поверит, что так уж вышло; нет, заявит, что Сонни это специально сделал.

Сонни пожал плечами. Ну и чёрт с ним!

Лорелей – взрослая женщина. Она была согласна, пьяная, но согласна, и даже приняла активное участие. Никто не сможет осудить его, и зря он себе проблемы создаёт, тем более что из номера она улизнула втихаря, даже не подождала, пока он проснётся, ни словом с ним не обмолвилась.

Тем утром он с трудом припомнил всё, что случилось; поначалу вздохнул с облегчением, что девчонка испарилась: не придётся извиняться и выслушивать объяснения, но потом подумал, что пока они не поговорят, всегда останется что-то недоговорённое.

Он отодвинулся к борту катка, подождал, когда она подъедет, и расплылся в самой очаровательной улыбке.

— Сколько лет занимаешься фигурным катанием? – спросил он.

— Начала в пять лет, но потом в первый год университета бросила. Захаживаю сюда развлечься и поразмяться. Вредно сидеть часами в конторе или в суде. А к тому же, мне очень нравится кататься на коньках. А тебе?

— Я играл в хоккей, когда был ещё почти мальчишкой. Но давно забросил и занялся музыкой.

— По тебе не скажешь.

— Наверное, это так же, как кататься на велосипеде: долго не ездишь, потом сядешь на велик, и кажется, что буквально вчера последний раз слез. А сейчас будет лучше, если мы пойдём поговорить куда-нибудь в другое место; может, выпьем что-нибудь здесь в баре.