Читать книгу Ось мировой истории. Авраамические религии и век разума - Тесла Лейла Хугаева - Страница 3

1) Кризис в гуманитарной науке

2) Научный материализм

3) Мистика бога и дьявола

4) Метафизика интеллекта

5) Теория психической энергии

1) Кризис в гуманитарной науке

Чтобы понять всю глубину кризиса наук о человеке (гуманитарных, социальных наук), важно понимать то значение, которое для этих наук имеет философия духа, и то плачевное состояние, в котором находится эта философия духа.

Прежде всего, далеко не вся философия признает субстанцию духа. Например, все направления философии материализма считают психику человека только функцией мозга, биологическим феноменом, который не нуждается ни в какой дополнительной психической или духовной субстанции для своего объяснения. На той же позиции стоят эмпирики. Достаточно вспомнить знаменитое определение «Я» у Давида Юма, которым он по меткому выражению Бертрана Рассела «изгнал субстанцию из психологии», чтобы в этом убедиться. «Что касается меня, то когда я самым интимным образом вникаю в то, что называю своим Я, я всегда наталкиваюсь на ту или иную единичную перцепцию – тепла или холода, света или тени, любви или ненависти, страдания или удовольствия. Я никогда не могу поймать свое Я отдельно от перцепции и никак не могу подметить ничего, кроме какой-нибудь перцепции», – пишет Юм.

Позитивизм, дарвинизм, даже фрейдизм – все это продолжатели традиции материалистов и эмпириков, «изгнавших субстанцию» из психологии и философии. Другими словами, упразднивших понятие Духа, – понятие столь необходимое для понимания существа человека.

Однако именно в силу того, что понятие духа составляет существо всего человеческого его невозможно безнаказанно изгнать из наук о человеке, из философии, из мировоззрения вообще. Оно обязательно появится вновь, в искаженном и извращенном виде, и в таком виде не принесет ничего кроме вреда. Но будет уверено существовать, потому что оно необходимо человечеству для понимания своего существа.

Так, в философии понятие духа возрождается как мистическая энергия абсолютной свободы воли. Такова например трактовка духа в спекулятивной немецкой философии, у Канта, Фихте и Гегеля. Примерно в том же ключе трактуют дух Шопенгауэр, Ницше и Сартр. Неслучайно поэтому, Гегель видит ось мировой истории в Евангелии Иисуса, Шопенгауэр в индуизме, а Ницше в греческой мифологии и зороастризме, как он его понимает. Трактовка духа как мистической энергии, не связанной с интеллектом (любовь, воля, всесилие), – это, по сути, религиозное понимание духа.

Кантианство вопреки традиции материалистов сводить всю активность человека, всю социальную динамику к функционированию биологии и экономики противопоставило им «науки о духе» Дильтея и философскую веру Ясперса. Однако, мистическое определение духовной энергии человека в философии Канта, блокировало всякое развитие научного понимания психики. Единственным надежным результатом этих попыток изучения духа стало само понятие субстанции духа как качественно отличной от биологии энергии.

Таким образом, на сегодня мы вынуждены констатировать наличие двух ложных представлений о духовной энергии человека:

1) Дуализм духа и тела. Эта позиция признает два качественно различных уровня энергии в человеке, и признает приоритетность духовной энергии. Однако, она сводит энергию духа к фантастике мистического всесилия и этим упраздняет ее. Что неестественно, то нереально.

2) Монизм тела. Эта позиция вообще упраздняет представление о человеке как союзе двух качественно различных энергий: биологической и психической (духовной). Она сводит психику к функциям мозга и этим упраздняет ее.

В итоге, у нас нет никакой приемлемой философии духа. Мы вынуждены жить с этими двумя ущербными мировоззрениями, соединяя их от безысходности в безобразное целое: немного научного понимания от дарвинизма и немного духовного понимания от религий. А в итоге получается гремучая смесь, которая не только не может удовлетворить наших запросов в знании, но и ведет ко все углубляющемуся кризису в экзистенциальной и социальной жизни человечества.

2) Научный материализм

«Наш мозг не есть обиталище, седалище, созидатель, не есть инструмент или орган, носитель или субстрат и т. д. мышления. Мышление не есть обитатель или повелитель, половина или сторона и т. д., но и не продукт и даже не физиологическая функция или даже состояние вообще мозга»

Авенариус «Человеческое понятие о мире»

В 1714 году увидела свет «Монадология» Лейбница. В ней он в частности утверждает:

«Если мы вообразим себе машину, устройство которой производит мысль, чувство и восприятие, то можно будет представить ее себе в увеличенном виде с сохранением тех же отношений, так что можно будет входить в нее, как в мельницу. Предположив это, мы при осмотре ее не найдем ничего внутри нее, кроме частей, толкающих одна другую, и никогда не найдем ничего такого, чем можно было бы объяснить восприятие».

Лейбниц, как известный последователь дуализма Декарта, тем самым хочет сказать, что нельзя познать субстанцию духа через субстанцию материи. Что если вы хотите изучать дух – изучайте дух. Изучение мозга вам ничего не даст. О том же говорит Авенариус в приведенном выше отрывке.

Однако, как известно ряд известных философов держались прямо противоположной точки зрения. Например, Огюст Конт или В. Ленин. У Конта, который поставил себе задачу изучить закономерности развития человеческого разума, не нашлось лучшего объяснения для этого процесса, чем френология. «Нам стыдно!», – говорит Милль, когда пишет в своей книге о позитивизме об этой позиции Конта. На этом основании Конт, как известно, вообще исключил психологию из своей иерархии наук (в остальном очень хорошей). Потому что он считал, что поскольку такого феномена как сознание вообще нет (а есть только мозг), то психология попросту не имеет своего объекта исследования. На ее место он поставил биологию и социологию, которую стремился сделать «социальной физикой», и потерпел сокрушительное фиаско, как верно замечает Джон Милль.

«Конт вовсе отвергает, как совсем ненужный процесс, психологическое наблюдение, или говоря иначе, внутреннее сознание. Он не дает места психологии в своем ряду наук и отзывается о ней всегда с презрением. Какое же орудие предлагает Конт для изучения „моральных и интеллектуальных функций“ взамен психологии им отвергаемой? Нам стыдно сказать, что средством этим является френология! Правда, говорит он, наука эта еще не сложилась, но она развивается. Он принимает только общее деление мозга на три области: наклонностей, чувств и ума, с подразделением последней области на органы размышления и наблюдения. Однако, он смотрит на простую первую попытку распределить умственные отправления между различными органами, как на освобождение науки о человека из метафизической стадии и возвышения в стадию позитивную. Положение науки о духе было бы истинно печальным, если бы именно в этом заключалось лучшая для нее возможность сделаться позитивной, ибо дальнейший прогресс наблюдений ведет не к подтверждению, а к отрицанию френологической гипотезы. Следовательно, не отвергая помощи, какую может оказать в психологии изучение мозга и нервов, мы можем утвердительно сказать, что Конт не сделал ничего для установления позитивного метода в науке о духе»

Дж. Ст. Милль «Огюст Конт и позитивизм»

Ничем не лучше определение сознания Ленина: «Сознание есть продукт деятельности высокоорганизованной материи – человеческого мозга». Именно вот это положение марксизма-ленинизма, разделяемое всей современной наукой, и стало тем источником цинизма советского правительства, который потряс весь мир. Во многом это удивление жестокости и цинизму советской репрессивной системы было наигранным, именно потому, что та же философия лежит в основе позитивизма и дарвинизма западной науки. Советская карательная психиатрия в свое время ставила себе цель лечить интеллигенцию от «бреда правдоискательства» прямым воздействием на мозг фармакологией или другими средствами. Однако, и сегодня в психиатрических лечебницах по всему миру исповедуют тот самый принцип физиологического лечения психозов через прямое воздействие на мозг пациентов. Еще во времена Хемингуэя практиковался электрошок: «Я был подавлен, но мог хотя бы думать, – сказал великий писатель после „терапии“ электрошоком. – Теперь я не могу даже думать». Вскоре он застрелился. Знаменитый фильм с Джеком Николсоном «Полет над гнездом кукушки» напоминает нам, как сравнительно недавно еще практиковалась лоботомия в психиатрических лечебницах самых развитых стран мира.

Интересно, что именно мозгу Ленина, как самой высокоорганизованной материи материалистов, было суждено стать той «мельницей» Лейбница, которую изучили вдоль и поперек. Как и предсказывал великий картезианский метафизик ничего такого, что говорило бы о закономерностях мышления и вообще духовной деятельности человека эти поиски не обнаружили.

На условных рефлексах, полученных из изучения собак Павлова, казалось, невозможно было построить никакой психологии человека. Однако, знаменитому сегодня гарвардскому профессору Б. Ф. Скиннеру это блестяще удалось. Его теория «оперантного обуславливания» с большим успехом у читающей публики доказывала, что сознание человека не более чем tabula rasa, чистый лист, на котором опыт пишет свои письмена, стирает и снова пишет. Гуманистическая психология выступила с резкой критикой бихевиоризма, сводящего человека к условным рефлексам животного. Так, Эрих Фромм пишет в «Анатомии человеческой деструктивности»:

«Поскольку бихевиоризм не владеет теорией личности, он видит только поведение и не в состоянии увидеть действующую личность. Для необихевиориста нет никакой разницы между улыбкой друга и улыбкой врага, улыбкой хорошо обученной продавщицы и улыбкой человека, скрывающего свою враждебность. Однако трудно поверить, что профессору Скиннеру в его личной жизни это также безразлично. Если же в реальной жизни эта разница для него все же имеет значение, то как могла возникнуть теория, полностью игнорирующая эту реальность? Необихевиоризм не может объяснить, почему многие люди, которых обучили преследовать и мучить других людей, становятся душевнобольными, хотя „положительные стимулы“ продолжают свое действие. Почему положительное „стимулирование“ не спасает многих и что-то вырывает их из объятий разума, совести или любви и тянет в диаметрально противоположном направлении? И почему многие наиболее приспособленные человеческие индивиды, которые призваны, казалось бы, блистательно подтверждать теорию воспитания, в реальной жизни нередко глубоко несчастны и страдают от комплексов и неврозов? Очевидно, существуют в человеке какие-то влечения, которые сильнее, чем воспитание; и очень важно с точки зрения науки рассматривать факты неудачи воспитания как победу этих влечений»

Однако, настоящим вирусом для современной социальной науки стала теория происхождения человека Дарвина. Речь именно об экстраполяции его теории эволюции на человеческое общество, а не о самой теории эволюции. В свое время Уоллес Рассел предупреждал Дарвина о том, что история человечества качественно отличается от истории животного мира, поскольку история человечества есть история развития разума, мышления. Но Дарвин очень жестко отчитал своего коллегу в письме. Первенство в теории эволюции по праву принадлежит обоим этим ученым, опубликовавшим свои труды в одно и то же время. Тем не менее, Дарвин стал распространять теорию эволюции на общество, а Уоллес Рассел этому воспротивился. Вот что пишет Дарвин в «Происхождении человека»:

«Но можно показать, что основной разницы в общем характере умственного склада между человеком и животным не существует. С другой стороны мы должны согласиться, что различия между одной из низших рыб и одной из высших обезьян гораздо значительнее, чем между человеком и обезьяной.…Точно также нельзя назвать ничтожной разницу в умственных способностях между дикарем, не употребляющим никаких отвлеченных выражений, и Ньютоном и Шекспиром. Различие подобного рода между величайшими людьми наиболее развитых рас и последними из варваров тоже связаны между собой тончайшими переходами. Поэтому можно думать, что они переходят одно в другое и развиваются постепенно»

Таким образом, он сводит на нет качественные различия между разумом человека и животного и прямо говорит об этом. В его интерпретации, как в интерпретации всех материалистов, разум предстает только инструментом приспособления организма к среде. Поэтому Дарвин считает совершенно естественным, что именно борьбе за выживание, жесткому биологическому отбору человечество обязано своим «развитием», своей эволюцией, своим разумом и своей наукой. Так он пишет в «Происхождении человека», что «борьба за существование не была еще достаточно жестокой, чтобы поднять человека на высшую ступень развития»:

«Естественный отбор проистекает из борьбы за существование, а последняя есть следствие быстрого размножения. …Но так как человек страдает от тех же внешних условий, что и животное, то он не имеет права ожидать пощады от пагубных последствий борьбы за существование. Не будь он подвержен естественному отбору, он наверное не достиг бы никогда высокого звания человека. Встречая в различных частях света огромные протяжения плодороднейшей земли, которые населены лишь несколькими бродячими дикарями, тогда как они могли кормить бы множество счастливых семейств, можно было бы подумать, что борьба за существование не была еще достаточно жестокой, чтобы поднять человека на высшую степень развития.

Из примера некоторых южноамериканских стран мы можем, по-видимому, заключить, что нация более или менее цивилизованная, как, например, тамошние испанские поселенцы, способна впадать в бездеятельность и отступать в развитии своем назад, если условия существования становятся слишком легкими.

Весьма сомнительно, чтобы потомки людей добрых и самоотверженных или особенно преданных своим товарищам были многочисленнее потомков себялюбивых и предательских членов того же племени. Тот, кто готов скорее пожертвовать жизнью, чем выдать товарищей, часто не оставляет потомков, которые могли бы наследовать его благородную природу.

У дикарей слабые телом или умом скоро уничтожаются и переживающие обыкновенно одарены крепким здоровьем. Мы, цивилизованные народы, стараемся по возможности задержать этот процесс уничтожения; мы строим приюты для слабоумных, калек и больных; мы издаем законы о бедных, и наши врачи употребляют все усилия, чтобы продлить жизнь каждого до последней возможности. Есть основание думать, что оспопрививание сохранило тысячи людей, которые при своем слабом сложении в прежнее время погибли бы от оспы. Таким образом, слабые члены цивилизованного общества распространяют свой род. Ни один человек, знакомый с законами разведения домашних животных, не будет иметь ни малейшего сомнения в том, что это обстоятельство – крайне неблагоприятно для человеческой расы.

Хирург может заглушать в себе сострадание во время операции, сознавая, что действует для пользы больного; но если бы мы намеренно оставляли без внимания слабых и беспомощных, то делали бы это лишь ввиду могущего произойти отсюда добра в будущем, купленного ценой большого и верного зла в настоящем. Стало быть мы должны переносить безропотно несомненно-вредные последствия переживания и размножения слабых. Существует, по-видимому, только одно средство задерживать их размножение, именно, чтобы браки между слабыми и мало одаренными членами общества были реже, чем между здоровыми и способными. Эта задержка могла бы быть усилена до бесконечности, если бы слабые умом или телом совсем воздерживались от брака»

Трудно себе представить какую-либо другую теорию социального развития человека, которая оказала бы столь пагубное влияние на психическое и нравственное здоровье общества. Совершенно неслучайно, как пишет Дж. Гренвилл в «Истории 20 века» (1999), после победы дарвиновской теории происхождения человека начинается первая мировая война, которая выглядела как международное умопомешательство в попытках установить право сильнейшего на выживание. Еще более очевидна связь второй мировой войны с теорией социального дарвинизма, как пишет Ханна Арендт и ряд других исследователей, поскольку расовая теория Гитлера была всецело основана на дарвинизме.

Результатами дарвиновской археологии стало развитие направления селекционизма в антропологии, которое противопоставило теорию отбора теории адаптации. Появились труды по этологии (изучение поведения животных), а вслед за ними труды по сравнительной этологии и человеческой психологии. На основе этих работ дарвиновский селекционизм превратился в социобиологию, цель которой, пишет Л. Клейн в «Истории антропологии», показать общность эволюционных механизмов групповой этологии животных и коллективной психологии людей. Ричард Докинс (дарвиновский ротвейлер) пишет книгу «Эгоистичный ген», где развивает мысль о том, что выживают не организмы, а гены. Организмы приходят и уходят. А гены знают, как о себе позаботится, направляя все поведение людей в русле естественного отбора. Это очень эгоистичный ген. Даже человеческий альтруизм диктуется эгоистичными интересами генов. Теория эгоистичного мема Ричарда Докинса сродни эволюционной эпистемологии Поппера, у которого теории выживают в жесткой конкуренции. Так и мемы, будучи единицами культурной информации, способствуют выживанию в процессе естественного отбора. Мемы также эгоистичны, как и гены, пишет Клейн. Другой автор, Роберт Даннел пишет, что естественный отбор действует также в культуре, как и в природе, только он направлен не на генетическую природу человека, а на его культуру. Это именно естественный отбор, независимый от намерений и целей человека (как утверждал и Поппер в отношении своего «третьего мира» конкурирующих теорий). В отличие от Докинса у Даннела отбор действует не на гены, а на сами артефакты и лежащие в их основе идеи. Социобиологи заговорили о коэволюции, что было констатацией двух направлений наследственности, генетической и негетической (культурной). Таким образом, дарвиновская археология противопоставила адаптационизму Ламарка и Спенсера селекционизм естественного отбора Дарвина, который уже и культуру обосновал с позиций биологизма и селекционизма. Эгоистичные гены и мемы, конкурирующие теории, этология и социобиология – за всеми этими наукообразными терминами стоит стандартная для биологизма и материализма редукция интеллекта и сознания человека к животному миру. К каким последствиям это неминуемо ведет в области нравственности и как сказывается на здоровье общества, сомнений вызывать не может. Тем не менее, другой науки на сегодня у нас нет.

3) Мистика бога и дьявола

К сожалению, учения которые все таки признают реальность духа, ударяются в другую крайность, трактуя дух не как качественно отличную от биологии энергию, а как мистику всесилия. Не только религии, но и самые популярные сегодня философские системы третируют духовную энергию в мистическом ключе. Например, философия Канта, Фихте, Гегеля, Шопенгауэра, Ницше или Сартра. Это либо мистическая воля, подчиняющая космос своим капризам, либо мистическая свобода абсолюта, диктующего законы себе и вселенной.

Религии менее связаны теориями и бесхитростно признают, что материя от дьявола, а дух от благости божьей. Поэтому духовная энергия в религиозной интерпретации – это тоже некое мистическое всесилие, противопоставленное материи.

Многие исследователи отмечают в своих работах, что философия Канта и Гегеля разрушила рационализм, хотя и претендовала на построение нового рационализма, и как следствие, привела к скептицизму и агностицизму. Действительно, кантианство стало софистикой нашего времени, в чем нетрудно убедиться, если посмотреть на его последователей. М. Фуко с его археологией знаний прямо ссылается на Канта как на источник вдохновения, К. Леви-Стросс с его «Мифологикой», М. Вебер с его свободной от ценностей социологией, В. Дильтей с его науками о духе, признающими только дескриптивное, но не каузальное познание.

А. Швейцер пишет в «Культуре и этике» о том, что Кант, ставя своей целью углубление и ревизию рационализма, пришел к противоположному результату, поколебав фундамент и разрушив тем самым здание. Такой преданный философии рационализма мыслитель как американская писательница Айн Ренд много критиковала Канта за его субъективизм, скептицизм и агностицизм. Макс фон Лауэ, близкий друг Эйнштейна, пишет в своей автобиографии, что Эйнштейн терпеть не мог Канта. Поэтому неправильно говорить, что критикой Канта был занят только Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме», где его критика вполне справедлива. Бертран Рассел в «Истории западной философии» говорит в том же ключе о влиянии Канта на последующее развитие философии:

«Противоречия в философии Канта с неизбежностью вели к тому, что философы, которые находились под его влиянием, должны были быстро развиваться или в эмпиристском, или в абсолютистском направлении. Фактически в последнем направлении и развивалась немецкая философия вплоть до периода после смерти Гегеля. Непосредственный преемник Канта, Фихте (1762—1814), отверг „вещи в себе“ и довел субъективизм до степени, которая, по-видимому, граничила с безумием. Он полагал, что Я является единственной конечной реальностью и что она существует потому, что она утверждает самое себя. Но Я, которое обладает подчиненной реальностью, также существует только потому, что Я принимает его. Фихте важен не как чистый философ, а как теоретический основоположник германского национализма. Его непосредственный преемник Шеллинг (1775—1854) был более привлекателен, но являлся не меньшим субъективистом. Он был тесно связан с немецкой романтикой. В философском отношении он незначителен, хотя и пользовался известностью в свое время. Важным результатом развития философии Канта была философия Гегеля»

Действительно, философия Гегеля во многом результат философии Канта, а в мистическом характере философии Гегеля не сомневается никто из трезвых критиков. Об этом пишут Бертран Рассел и Альберт Швейцер, Жюльен Бенда («Предательство интеллектуалов») и Альбер Камю («Бунтующий человек»). Маркс, который сохранил диалектическую логику Гегеля, вместе с ней сохранил и всю мистичность его философии, хоть и воображал себя рационалистическим реформатором Гегеля. У Канта есть такие серьезные защитники как Ясперс, Бенда, Новгородцев, однако и Бенда и Новгородцев очень жестко говорят о иррационализме Гегеля.

Так или иначе, нет сомнений в том, что немецкая спекулятивная философия, разрушив рационализм греков и картезианцев, вместе с ним разрушила и представление о духе как об энергии интеллекта.

4) Метафизика интеллекта

«Ученый чувствует, что все вокруг связано цепью причин и следствий… Его религиозное чувство принимает форму восхищения и восторга перед гармонией законов природы, в которых ему открывается интеллект такой силы и высоты, что в сравнении с ним ничтожными выглядят все систематическое мышление и деятельность человечества. Несомненно это чувство очень близко тому, что испытывали религиозные гении всех эпох. Всякий кто серьезно занят научным поиском, приходит к убеждению, что в законах, правящих вселенной, проявляет себя некий дух, стоящий бесконечно выше человека… Таким образом, научный поиск ведет к особого рода религиозному чувству, весьма отличному от религиозности людей более наивных. Я верю в Бога Спинозы, открывающего нам себя в гармонии всего сущего, – но не в Бога, озабоченного судьбой и деяниями людей».

А. Эйнштейн «Цитаты и афоризмы»

Эмпирики прямо выступили против рационализма Платона и Декарта, немецкий идеализм делает это в завуалированной форме, прикрываясь понятием «нового рационализма». Так или иначе, и те и другие разрушили рационализм и вместе с ним метафизику интеллекта, без которой невозможна наука. А. Эйнштейн писал в этой связи:

«К религиозной сфере принадлежит вера в возможность того, что правила нашего мира рациональны, то есть умопостижимы. Не могу вообразить себе подлинного ученого, обходящегося без такой веры. Не знаю лучшего слова, чем „религиозность“, для уверенности в рациональной природе реальности, постольку поскольку она постижима для человеческого разума. Там, где это чувство отсутствует, наука деградирует до плоского и бездушного эмпиризма. Я глубоко религиозный неверующий… Вот такая новая религия».

Эйнштейн говорит о боге Спинозы, а Спиноза, как известно, наряду с Лейбницем один из самых известных последователей Декарта.

«Я мыслю, следовательно, существую» картезианской философии вполне отражает существо духовной энергии, как берущей свой источник в интеллекте. Таково же определение духовной энергии в философии Спинозы и в приводимых здесь цитатах известного физика, сделавшего ряд ключевых открытий 20 века.

Метафизика интеллекта предполагает первичность интеллекта, как форму задающую движение материи. Будь это мир идей Платона, законы природы Декарта и Спинозы или монады Лейбница – это всегда некая заданная идеальная форма, которая направляет движение материи, как составляющую содержание этой формы. В таком же ключе говорит об интеллекте и науке Френсис Бэкон в «Новом органоне»: «Таким образом, исследование форм, которые (по смыслу и по их закону) вечны и неподвижны, составляет метафизику, а исследование действующего начала и материи, скрытого процесса и скрытого схематизма (все это касается обычного хода природы, а не основных и вечных законов) составляет физику. Дело и цель человеческого знания в том, чтобы открывать форму данной природы, или истинное отличие, или производящую природу, или источник происхождения».

Декарт пишет в «Рассуждении о методе», что разница между человеком и животным не количественная (как утверждает Дарвин), а качественная, потому что у животных интеллект вообще отсутствует:

«Разница между человеком и животным выясняется, как мы видим теми же двумя способами. Примечательно, что не существует человека настолько пустоголового и тупого, включая и сумасшедших, чтобы связав различные слова, не передать речью мысль, доступную понимания собеседника; и наоборот нет никакого другого животного, включая лучших в своем виде и рожденных в самых счастливых условиях, способных сделать хоть что-то похожее. И виновато здесь не строение органов, потому что сороки и попугаи могут, как известно, произносить слова нашего языка, но не могут говорить как мы, то есть обнаруживать в словах свои мысли. Тогда как люди глухонемые от рождения, хотя органами речи способны пользоваться не лучше животных, изобретают обыкновенно знаки, посредством которых могут объясниться с теми, кто найдет время, оставаясь в их обществе, изучить их язык. Это доказывает не просто, что у животных разума меньше чем у людей, но что животные вовсе лишены разума. Ведь известно как мало ума требуется, чтобы научиться говорить».

Декарт говорит это с тем, чтобы обосновать свою философию познания, существо которой как у Платона в том, что познание есть встреча частей одной субстанции: мышления и законов природы, составляющих единую субстанцию интеллекта. Также говорит о процессе познания и Платон. Знание – это просто встреча двух частей интеллекта, которые подходят друг другу как ключ и замок именно потому что являются частями одного целого: встреча мышления и законов природы. Понятно, что в этом случае речь идет о метафизике, как первичности интеллекта, как некоей первичной творческой интеллектуальной активности, создавшей форму материи в виде законов природы и мышление человека, как инструмент для познания этой формы. Вот как пишет об этом Платон в «Государстве»:

«чем будет благо в умопостигаемой области по отношению к уму и умопостигаемому, тем в области зримого будет Солнце по отношению к зрению и зрительно постигаемым вещам. Считай, что так бывает и с душой: всякий раз, когда она устремляется туда, где сияют истина и бытие, она воспринимает их и познает, а это показывает ее разумность».

Отсюда уже очень просто сформулировать понятие о духовной энергии, как силе притяжения между полюсами интеллекта: активным полюсом (мышление) и пассивным полюсом (законы природы). Притяжение, которое люди переживают как фундаментальную страсть своего существа, как страсть к познанию. «Я глубоко убежден в том, – пишет в этой связи Эйнштейн, – что развитие науки связано прежде всего со стремлением удовлетворить жажду чистого познания. Состояние ума, дающее человеку возможность выполнять такого рода работу… сродни состоянию благоговейного верующего или влюбленного: ежедневные усилия определяются не сознательным намерением, не какой-то программой – они исходят прямо из сердца» («Цитаты и афоризмы»). Также и Платон уподобляет «влюбленному» страсть человека к познанию, когда он чувствует потребность коснуться мышлением родственного начала – истины законов природы. «Что человек, имеющий прирожденную склонность к знанию, изо всех сил устремляется к подлинному бытию? Он не останавливается на множестве вещей, лишь кажущихся существующими, но непрестанно идет вперед, и страсть его не утихает до тех пор, пока он не коснется самого существа каждой вещи тем в своей душе, чему подобает касаться таких вещей, а подобает это родственному им началу. Сблизившись посредством него и соединившись с подлинным бытием, породив ум и истину, он будет и познавать, и поистине жить, и питаться» Платон Государство

Эта метафора мыслителей встречается сплошь и рядом у самых разных писателей: Ницше называл себя женихом истины, Маркс и Кьеркегор роженицей, Гегель подчеркивал как Эйнштейн, что им движет жажда чистого познания. Более того, мыслители сплошь и рядом подобно Сократу, Боэцию, Бруно или Сиднею идут на смерть за истину, и уж, совершенно точно рискуют жизнью и жертвуют своим благополучием. Это общее место для всех мыслителей, что служит неопровержимым доказательством того, что страсть к познанию действительно составляет фундаментальную энергию человека. Мыслящего человека, так как увы, далеко не сразу человечество учится мыслить, и уж точно не рождается мыслящим человечеством.

Эмпирики не имели возможность определить духовную (психическую) энергию как притяжение противоположных полюсов интеллекта, переживаемое человеком как страсть к познанию. Прежде всего потому, что они не признавали никакого интеллекта и никаких законов природы. Поэтому когда Вильгельм Оствальд формулировал свою теорию познания как энергетику, он не смог предложить ничего лучшего как определить психическую энергию в качестве превращений биологической энергии нервных импульсов. Позже таким же образом будет объяснять свою теорию психической энергии З. Фрейд, с той лишь разницей, что он будет говорить о превращении биологической энергии сексуальных инстинктов в психическую энергию сознания. Однако, в такой интерпретации, они не выходят из границ философии материализма, как правильно заметил Ленин Оствальду: «Сказать ли материальное движение или двигающаяся материя, от этого суть дела не меняется». Действительно, психическая энергия становится качественно отличной от биологической энергии, если она имеет своим источником поле интеллекта, как субстанцию, отличную от материи.

Метафизика интеллекта позволяет сформулировать теорию психической энергии отличную от плоского материализма, редуцирующего разум человека до рефлексов животного с одной стороны, и в то же время дать строгое научное определение психической энергии, как природной энергии. Поле интеллекта, как источник психической энергии, позволяет сформулировать закономерности движения этой энергии, как мы постигаем закономерности любой другой природной энергии. «Свобода есть осознанная необходимость», – говорит Спиноза. Действительно, здесь уже нет места абсолютной свободе сознания Канта или Гегеля. «Наши действия должны основываться на постоянном сознании того, что в своем мышлении, чувствах и действиях люди не свободны – вся их жизнь также обусловлена причинно-следственными связями, как и движение звезд», – пишет Эйнштейн. Однако, это не значит, что энергия, которая имеет своим источником активный интеллект (мышление) совсем не отличается от всех прочих детерминированных энергий природы в основе которых лишь пассивный интеллект (законы природы). Человек, познавая, ставит под свой контроль природные энергии, получает доступ к их силе. Значит, он обладает относительной свободой в рамках доступного ему контроля силы природных энергий, в том числе контроля своей собственной психической энергии. Человек не обладает абсолютной свободой, как считали мистики Кант, Фихте, Гегель, Ницше Сартр. Но человек имеет относительную свободу, обеспеченной ему его научным интеллектом.

Эмпиризм, особенно в лице Юма, с самым своим возникновением был философией скептицизма, поскольку доказывал невозможность нахождения причинных связей и доказательства истинности этих закономерностей опытом. Немецкий идеализм вообще снял эту проблему с повестки науки в субъективизме Канта, Фихте и идеализме Гегеля. Однако, теория психической энергии легко решает проблему Юма, которая казалось ему и нескольким последующим поколениям неразрешимой. Прежде всего, это возврат к философии рационализма и постулированию законов природы. Во-вторых, это теория энергетики в эпистемологии, то есть понимание объекта научного исследования только в виде природных энергий. Наука может изучать только закономерности природных энергий, все остальное не относится к ее компетенции. В этом Вильгельм Оствальд был абсолютно прав. Его энергетика провалилась заслуженно, и только потому что он строил ее на основе философии эмпиризма, тогда как энергетика возможна только на основе философии рационализма. Отсюда уже понятно, как легко доказать истинность открытых закономерностей (причинных связей) природных энергий опытным путем. Достаточно продемонстрировать доступ к силе открытых энергий. Например, как современная наука контролирует силу механической, биологической, химической, атомной, электрической и др энергий. Так решается проблема Юма в теории психической энергии.

5) Теория психической энергии

Что касается самой психической энергии, то тут мы вернемся к критическому очерку Джона Милля о позитивизме Конта. Так, Милль пишет, что наука выходит из эмпирического периода и становится стройным и связным учением, только когда найден ее основной закон, который становится как бы осью, вокруг которой систематизируются все остальные факты и закономерности:

«Однако, Конту не удалось сделать социологические исследования позитивными. Для этого надо открыть или доказать, проследив все их последствия, те из этих истин, которые способны служить связующей цепью в классификации наук. Истины эти должны относится к этой науке так, как закон равновесия и движения к механике, как закон тяготения к астрономии, как периодический закон к химии, как закон элементарных свойств тканей к физиологии. Как только такая операция исполнена, она характеризует конец эмпирического периода и дает возможность понимать науку как стройное и связное ядро учения. Вот чего не было сделано в социологии»

Дж. С. Милль «Огюст Конт и позитивизм»

Психология на сегодня вне всякого сомнения еще находится в эмпирическом периоде, поскольку хаотическое состояние противоречивых теорий очень далеко от «стройной и связной науки», какой являются например, физика, химия или биология. Гордон Олпорт пишет, что психология все еще не может указать даже «единиц анализа человеческой природы»:

«Ясно, что мы еще не решили проблему единиц анализа человеческой природы, хотя сама проблема была поставлена двадцать три столетия назад. Столь же ясно, что психология намного отстает от химии с ее периодической таблицей элементов, от физики с ее поддающимися верификации, хотя и неуловимыми квантами и даже от биологии с ее клеткой. Психология еще не знает, какой может быть ее „клетка“. Отчасти именно по этой причине скептики ставят под сомнение право психологии называться наукой. Психологи еще не достигли согласия в том, какие единицы анализа использовать».

Однако, теория психической энергии претендует на то, что может сформулировать как основной закон психологии, о котором говорит Милль, так и единицу анализа психологии, о которой сокрушается Олпорт.

1. Действительно, проблема единицы анализа очень запутана в психологии. Антропологи Дюркгейм и Леви-Брюль доказывали в своих работах первичных коллективных представлений по отношению к индивидуальному сознанию. Карл Поппер пишет в этой связи в «Открытом обществе», что институты первичны по отношению к институту. В то же время гуманистическая психология, в частности исследование самоактуалов А. Маслоу, говорит о нерасторжимости индивидуального и коллективного в здоровом сознании, о феномене трансцендентности сознания. «Всего полезнее для людей – соединиться друг с другом в своем образе жизни и вступить в такие связи, которые удобнее всего могли бы сделать из всех одного, и вообще людям всего полезнее делать то, что способствует укреплению дружбы», пишет в «Этике» Спиноза. В том же роде говорит Руссо в «Общественном договоре», Спенсер в «Социальной статике».

Так, что же в этом случае понимать как единицу исследования психологии, психику индивида или коллектива? Что есть атом и клетка психики?

Сложность этого вопроса только кажущаяся, если взглянуть на проблему с точки зрения эпистемологии энергетики. Если рассматривать психику как психическую энергию, то становится очевидным, что единицей психики не может быть ни индивид, ни коллектив, но только поле психической энергии. Если внимательно изучить найденные за годы исследований факты, то становится очевидным что таких поля психической энергии два. Именно эти два поля психической энергии и являются единицами исследования психологии.

Как эти поля соотносятся с психикой индивида и коллектива? Психика каждого индивида содержит оба поля. Коллектив – это соединение этих полей, причем каждое поле соединяется по своим собственным закономерностям, так что не составит труда отличить какого типа связь являет собой данное конкретное общество, какое поле в нем доминирует.

2. Теперь о главном законе психологии, о котором говорил Джон Милль.

Психологи в основном согласны в том, что самооценка является главным барометром психического здоровья. Здоровый человек – это человек уверенный в своих силах, с развитым чувством самоуважения. Так, Олпорт пишет, что «все исследования прямо или косвенно подтверждали первоначальное утверждение Хоппе, что субъект ведет себя таким образом, чтобы поддерживать свое самоуважение на максимально возможном высоком уровне». С ним согласен Фрейд, так он пишет в «Трех очерках сексуальности»: " Самочувствие кажется, прежде всего, выражением величины Я независимо от того, из чего оно состоит. Все, чем владеешь и что достигнуто, всякий подтвержденный опытом остаток примитивного чувства всемогущества содействует поднятию самочувствия“. С другой стороны, была замечена положительная корреляция между нездоровьем и низкой самооценкой: „Разные ученные пришли к выводу, что люди, у которых развилась шизофрения, особенно чувствительны к определенным стрессовым воздействиям типа реальной или переживаемой угрозы самолюбию или самооценке и что они могут реагировать и болезненно реагировать, на события, которые другие не сочтут огорчительными“. „Действительно низкое самоуважение создает проблемы. По сравнению с теми, кто недооценивает себя, уверенные в себе люди более счастливы; они обладают более устойчивой нервной системой, реже болеют язвой желудка и страдают от бессоницы, среди них меньше алкоголиков и наркоманов, и они более мужественно переносят неудачи (Brockner& Hulton, 1978, Brown 1991, Tafarodi &Vu, 1997)

Теория психической энергии объясняет эту связь между здоровьем психики и уровне самоуважения – законом сохранения силы психической энергии. Именно этот закон сохранения силы психической энергии применительно к двум силовым полям психики человека и составляет тот основной закон психологии, которые упорядочивает все известные на сегодня факты и приводит к синтезу противоречивые на первый взгляд теории. Именно этот закон сохранения силы двух полей психической энергии – тот закон равновесия и движения в механике, тот закон тяготения в астрономии, тот периодический закон в химии и тот закон элементарных свойств тканей в физиологии – который выводит психологию из эмпирического периода и делает из нее стройную систему зрелой науки. Действительно, необходимо учитывать два поля психики, поскольку самооценка, как закон сохранения силы, имеет совершенно различный характер на каждом из этих полей. Об этом писал Альфред Адлер в теории комплекса неполноценности, Карен Хорни в теории идеального и реального Я, Эрих Фромм в теории ложного эгоизма и подлинного Я, Карл Роджерс в теории идеального и реального Я, и наконец АБрахам Маслоу в теории самоактуализации. «Реальное Я» связано как правило с компетентностью, знанием, уверенностью, с мужеством, добротой и совестью. А «идеальное Я» основано на тщеславии, злорадстве, на стремлении к насилию и подчинению, на зависти и ревности.

«Все люди в нашем обществе (с редкими патологическими исключениями) имеют потребность в стабильной, обоснованной, обычно высокой самооценке, в самоуважении или чувстве собственного достоинства и в уважении окружающих. Следовательно, эти потребности можно отнести к одному из двух подклассов. К первому из них относятся сила, достижения, адекватность, мастерство и компетентность, уверенность перед лицом внешнего мира, независимость и свобода. Ко второму мы отнесем то, что можно назвать желанием хорошей репутации или престижа (определяя их как уважение или оценку со стороны других людей), а также статус, известность и славу, превосходство, признание, внимание, значительность, чувство собственного достоинства или внимательность. Эти потребности были в общем и целом выделены Альфредом Адлером и его последователями и были в общем и целом проигнорированы Фрейдом. Сегодня все большее и большее распространение получает признание их чрезвычайной важности как со стороны психоаналитиков, так и клинических психологов»

Мотивация и личность Маслоу

3. Нам осталось сформулировать этот основной закон психической энергии на языке энергетической теории, и показать, как он систематизирует и примиряет хаос противоречий современной психологии.

Итак, психическая энергия представлена двумя качественно различными энергиями. Назовем их Контрольной энергией психики (Контрольный ток психической энергии) и Детерминированная энергия психики (Детерминированный ток психической энергии). Коротко КТ и ДТПЭ. Понятно, что контрольная энергия связана с активным интеллектом и имеет своим источником поле интеллекта, тогда как детерминированная энергия имеет своим источником обычное физическое поле, как все прочие детерминированные энергии природы.

Контрольная энергия – это поле полюсов интеллекта, мышления и законов природы, притяжение между которыми и образуют ток психической энергии, ту самую духовность, которая составляет существо человека и переживается как страсть к познанию. Эту энергию изучает гуманистическая психология.

Детерминированная энергия представлена совершенно другим силовым полем. О нем писал еще Кьеркегор в «Болезни к смерти» как о «кривом зеркале» психики, в котором человек видит ложный образ своего Я. Это чувственная информация о себе и о мире, которую поставляет закон сохранения силы. Конечно это ложная информация, она представляет человека и весь мир как две противостоящие силы, как энергию всей вселенной в некоей единой количественной абстракции двух противостоящих сил. Чувственная информация о себе и о мире не может не быть искаженной, в корне ложной, поскольку только разум способен открывать истину в виде законов природы. Эту чувственную информацию поставляет Физический контроль Закона сохранения силы психики. И результатом этой информации становится вовсе не способность человека ориентировать в мире, а возникновение другого силового поля психики. Это кривое зеркало психики, с двумя противостоящими фигурами, есть на самом деле возникновение двух противоположных полюсов силового поля психической энергии. Зигмунд Фрейд обнаружил это поле следующим после Кьеркегора и Леви-Брюля (отчасти Дюркгейма). Он констатировал наличие двух чувственных противостоящих структур в психике, которые он обозначил как Эго и СУперЭго. Эти две противостоящие фигуры и есть силовое поле детерминированной энергии психики. Иначе, силовое поле Эгосистемы. Искаженный характер информации о себе и о мире на этом поле, противостоящий характер противоположных полюсов, которые являются образами себя и мира – все это объясняет страх «сверхъестественных сил», который Леви-Брюль констатировал как основную тональность психики первобытных людей.

«Как известно не сознательный субъект, а именно бессознательное совершает это проецирование. Следовательно, он только сталкивается с проекциями, а не создает их. Результат проекции – изоляция субъекта от его окружения, поскольку вместо подлинной связи со средой, отныне существует только иллюзорная связь. Проекции заменяют реальный мир репродукцией собственного неизвестного лица субъекта. Поэтому, в конечном счете они приводят к аутоэротическому и аутистическому состоянию; в таком состоянии человек выдумывает мир, реальность которого остается навсегда недосягаемой. Возникающее в результате чувство неполноценности, и еще более тяжелое ощущение бесплодности, в свою очередь объясняется – благодаря проекции – недоброжелательностью окружения, что по механизму порочного круга, ведет к дальнейшему усилению изоляции. Чем больше проекций втискивается между субъектом и окружением, тем труднее Эго видеть сквозь собственные иллюзии, что же в действительности происходит. (…) Часто печально наблюдать, как вопиюще человек портит свою жизнь и жизни других людей, и вместе с тем остается совершенно неспособным понять, что вся эта трагедия порождается в нем самом и что он беспрестанно подпитывает ее и не дает ей прекратиться. Не сознательно конечно, ибо сознательно он оплакивает и проклинает вероломный мир, все больше и больше удаляющийся от него. Скорее это бессознательный фактор прядет иллюзии, скрывающие его мир. А то что прядется становится коконом, который в конце концов полностью окутывает его» К. Юнг

«Общее значение этих нарушений в жизни пациента вполне очевидно. То, что он не является активным определяющим фактором своей собственной жизни, создает у него чувство глубокой неуверенности, неважно, насколько оно прикрыто вынужденной жесткостью. Он не чувствует своих чувств, и это делает его неживым, неважно, насколько велика его поверхностная живость. Он не отвечает за себя, и это отнимает у него внутреннюю независимость. Вдобавок, бездеятельность его подлинного я оказывает значительное влияние на развитие его невроза. Именно здесь яснее всего видна та грань отчуждения от себя, которую составляет механизм порочного круга. Сам являющийся порождением невроза, он становится причиной его дальнейшего продвижения. Ибо чем больше отчуждение от себя, тем более беспомощной жертвой гордыни становится невротик. У него все меньше и меньше живой силы, чтобы ей сопротивляться». К. Хорни «Невроз и личностный рост»

«Состояние застоя. Больной как бы оказывается в заколдованном круге, не позволяющем приблизиться к фактам жизни, увидеть настоящее, приспособиться, испытать свои силы и ответить на вопрос, что он собой представляет».

А. Адлер

Из приведенных цитат видно, что вся психопатология человека связана с этим полем эгосистемы, которое искажает информацию человека о себе и о мире, и становится тем «заколдованным кругом» между человеком и действительностью, которая блокирует его истинную, здоровую энергию (поле интеллекта и совести). «Страх сверхъестественных сил» – это мотивация боли, которую запускает закон сохранения силы на поле эгосистемы. Понятно, что «сверхъестественные силы» – это просто искаженная информация в виде количественной абстракции противостоящих сил космоса и человека. Действительно, поскольку оба поля образует закон сохранения силы психики и поскольку информация поля говорит об угрозе силе Я со стороны громадной силы мира, то именно так закон сохранения силы провоцирует страх и последующую активность эгозащиты, которая и составляет существо активности детерминированной энергии. Она бессмысленна и вредна с точки зрения разумного поля человека, но имеет смысл как заурядная детерминированная энергия природы, основанная на цикличном гомеостазе равновесия-неравновесия.

Здесь получают свое объяснение наблюдения многих психологов о том, что психика имеет два характера мотивации – цикличный гомеостаз неравновесия, провоцируемый страданием (мотивация боли) и стремлением к покою, и с другой стороны потребность в удовольствии и росте (мотивация удовольствия).

Тут мы переходим к фундаментальному полю психике, к собственно духовной энергии, которая составляет существо человека, образуя его реальное, подлинное «я». Мы уже знаем что оно образовано полем интеллекта. Что его самооценка связана со знанием и научным (интеллектуальным) контролем закона сохранения силы. Поэтому информация о мире, которую дает научный контроль этого поля – адекватна. Поэтому равновесие не цикличное, как в случае с эгозащитой на поле мистического страха, а устойчивое. Человек обретает реальные знания о себе и о мире и устойчиво контролирует свое взаимодействие с миром. Если самооценка поля эгосистемы связана с противоборством всех эго, с завистью, ревностью и насилием, то самооценка научного контроля поля интеллекта связана с сотрудничеством, энергией дружбы, совести и сочувствия. Если эгозащита запускается страхом сверхъестественных сил как компульсивной мотивацией боли, потребности избежать страдания, то научный контроль связан с мотивацией удовольствия в любви к миру, в страсти к познанию, к совместному творчеству и общению.

Таким образом, два контроля закона сохранения силы – физический и интеллектуальный, образующие два силовых поля психики, и составляют тот основной закон психологии, который систематизирует весь эмпирический материал и превращает психологию в зрелую систематическую науку.

Понятно, что поле эгосистемы, порождающее детерминированный ток психики (ДТПЭ) – это паразит на теле фундаментальной энергии психики (КТ). Что ДТПЭ подобен раковой опухоли, разъедающей тело здоровой, разумной, живой энергии психики человека. Но при этом это неживая энергия. Оствальд проводит разницу между живой и неживой энергией природы в зависимости от характера закона сохранения силы: у живых энергий он имеет вид самосохранения. Так вот если КТ – это самосохранения, то ДТПЭ – это неживая энергия, эгозащита не защищает никакого реального эго, так как эго и суперэго – это только чувственная информация человека о самом себе, образующая полюса силового поля детерминированной энергии. Эго подобно отражению человека в зеркале, которое нельзя приравнять к самому человеку. Таким образом, эгозащита не носит характер самосохранения живой энергии.

Тем не менее, мы можем с уверенностью говорить, что не только вся патология психики, все психозы, вся беспомощность имеют источником поле эгосистемы детерминированной энергии психики, но и все то, что принято называть злом, пороком и безнравственностью. А следовательно, зло не имеет нравственной оценки, но только медицинскую. Злые люди – не плохие люди, а глубоко больные люди.

Еще один вывод, к которому мы приходим, анализируя основной закон психики, состоит в том, что психотерапия может быть только когнитивной терапией. Только знание и следовательно система образования могут справиться с врожденной болезнью психики в виде активного поля эгосистемы детерминированной энергии. Поскольку остановить детерминированный ток и дезактивировать поле эгосистемы можно только знанием о двух полях психики, способности идентифицировать Эго и отделить его от реального Я, и доказать что физический контроль сохранения силы в виде эгозащиты на поле мистики – есть ложный контроль, который на деле провоцирует паразитическую энергию, разъедающую реальную силу организма. Именно закон сохранения силы психики автоматически отключит поле эгосистемы в тот самый момент, когда психика человека убедится в том, что физический контроль – ложный контроль. Таковы механизмы, которыми господь бог предусмотрел избавление человека от его болезни «первородного греха» по мере того, как человек будет овладевать знаниями и найдет в конце концов знания о своей собственной психике.