Читать книгу Пленник ее сердца - Тесса Дэр - Страница 5

Черт. У нее почти получилось. Она почти заставила его смеяться.

Герцог нанял ее для того, чтобы изводить свою мать, но пару минут назад Полина поймала себя на мысли, что ей гораздо интереснее провоцировать его самого. Как бы он ни стремился показать, что ему все нипочем, она догадалась, что он не так уж непрошибаем, как хочет казаться. Чем дальше от Спиндл-Коув, тем плотнее окутывало его облако меланхолии, которое ей очень хотелось развеять, и не из благородных побуждений, это точно, но потому, что его настроение передавалось и ей, а у нее поводов для печали было никак не меньше.

Полине совсем не хотелось в Лондон: как хорошо было бы вернуться домой, к Даниэле, о которой она не могла не думать. Как там она: все еще плачет или успокоилась? Не испугается ли спать на чердаке одна? Может, мать догадается подняться к ней и успокоить, когда отец заснет? Догадается ли мать приготовить Даниэле ее любимые взбитые сливки, которые заставят бедняжку сразу забыть обо всех своих горестях?

Мысль о бланманже оказалась спасительной. После того как Полина вернется из Лондона, Даниэла сможет есть любимый десерт каждый день и сколько душе угодно.

Кстати, о еде… Количество принесенных слугами яств поражало воображение, и пустой желудок дал о себе знать громким урчанием. Полине так и не удалось толком поесть сегодня, а такого изобилия блюд она в жизни не видела.

– Мисс Симмз, – сказала герцогиня, – скажите, какие блюда вы видите на столе.

Полина искоса взглянула на нее, пытаясь угадать, что за проверку ей надумали устроить. Среди множества блюд не было ни одного экзотического, и ей не составит труда назвать каждое.

– Ветчина, – начала перечислять Полина, – говядина и йоркширский пудинг. Жареная курица, зеленый горошек, вареная картошка, суп – какой именно, не могу пока сказать…

Герцогиня забарабанила пальцами по столу.

– Неверно. Все неверно.

– Все? – Полина в недоумении захлопала глазами, уставившись на то, что имело вид, цвет и запах ветчины, и оно лежало на тарелке прямо напротив нее. Если это не ветчина, то тогда, скажите на милость, что?

– Это ветчина, мисс Симмз. – Герцогиня четко проговорила сочетание «тч» в середине слова. – «Ветчина», а не «вичина». И «отварной картофель», а не «вареная картошка». И мы едим курятину, а не вульгарную курицу. После ужина я вам покажу несколько упражнений на постановку дикции: очень полезно для правильной артикуляции.

«Дело табак», – решила Полина. Вместо того чтобы выполнять упражнения для губ и языка, она с удовольствием отведала бы этой самой «ветчины». Ухватившись за разделочный нож, который воткнули в ветчину, она с его помощью придвинула блюдо к своей тарелке.

И снова этот ставший ненавистным звук: стук пальцев о столешницу.

– Что я сейчас сделала не так? Даже слова не сказала.

– Вы поступили неправильно. Герцогиня сама себя не обслуживает, мисс Симмз.

– Хорошо. – Полина обернулась к лакею. – Эй, вы там, не соблаговолите ли…

Снова стук пальцев о стол.

– Герцогиня не должна просить, чтобы ее обслужили.

Полина в отчаянии уставилась на свою пустую тарелку.

– Тогда как, скажите на милость, мне быть?

– Наблюдайте за мной.

Полина подняла голову и уставилась на свою мучительницу.

– Вы внимательно наблюдаете?

– Да, ваша светлость.

– Я сделаю это только один раз. Герцогиня, к вашему сведению, ничего не повторяет дважды.

К этому моменту мозги у Полины закипели, тогда как суп под крышкой, наверное, уже остыл. Герцогиня была ходячей и говорящей копией пресловутой миссис Уортингтон с ее «мудрыми» советами, адресованными юным леди. Полина начала понимать, от чего именно сбегали в Спиндл-Коув все эти девицы.

– Я вся внимание, ваша светлость, – процедила она сквозь зубы.

Герцогиня искоса посмотрела на лакея, затем едва заметно качнула головой, что, по всей видимости, означало кивок, в сторону еды.

Слуги бросились к столу и принялись накладывать еду на тарелки.

– Слава богу, – пробормотала Полина.

– Спасибо, мисс Симмз, – сказал герцог, потянувшись за разделочным ножом. – Полагаю, ваши слова сойдут за молитву перед вкушением пищи.

– Слуги приносят овощи, суп, рыбу и другие блюда, – пояснила герцогиня, – а мясо за столом разделывают джентльмены.

И словно для наглядности, герцог отрезал толстый ломоть розовой ветчины и положил Полине на тарелку.

– Принимая во внимание, где вы служили, – заметила герцогиня, – я полагала, что вам известны эти правила этикета.

– В Спиндл-Коув у нас все по-простому, никаких строгих правил, да и за столом обычно сидят одни леди. Если бы они ждали, пока их обслужит джентльмен, то померли бы с голоду.

– Вижу, что работы у меня непочатый край. Как у вас обстоят дела с навыками, которыми должна владеть юная леди? – Встретив недоумевающий взгляд Полины, герцогиня уточнила: – Вы умеете, например, петь?

– Нет.

– А музицировать?

– Нет.

– Может быть, владеете иностранными языками? Или рисуете, вышиваете?

– Нет, ваша светлость. Ничего такого я не умею. Боюсь, не для меня роль герцогини, – с печальным выражением лица призналась Полина и лукаво улыбнулась герцогу.

Но вместо того чтобы ответить ей улыбкой, он недовольно нахмурился, и Полина не поняла почему, что ее раздосадовало.

– Мисс Симмз, – приступила к очередному нравоучению герцогиня, – не существует магической комбинации качеств, которые гарантировали бы успех в какой бы то ни было роли, в том числе и роли герцогини. Красота – качество полезное, но не жизненно важное. Остроумие также желательно. Обратите внимание на то, что я сказала «остроумие», а не «хитрость». Хитрость имеет то же свойство, что и румяна: стоит с ними перебрать, и женщина будет выглядеть безнадежно вульгарной, а острый ум с дозой никогда не ошибается.

Герцог откинулся на спинку стула и, казалось, забыл об ужине, наблюдая, как девушка с жадностью набросилась на отварной картофель. Она, в свою очередь, не могла понять, чем вызвала его недовольство: кажется, делала именно то, для чего ее и наняли. Он ведь хотел, чтобы она вела себя как неотесанная деревенщина, или нет?

– И наконец, – продолжала между тем его мать, – самое важное качество, которым должна обладать любая из герцогинь Халфорда, – это флегма.

– Флегма? – эхом откликнулась Полина, едва не подавившись картошкой. – То есть о голоде за столом говорить нельзя, а о флегме можно? – Полина подцепила вилкой ломоть ветчины. – Ну, если вам нужна флегма, так это пожалуйста. Меня научили плеваться мальчишки на ферме. Фокус в том, чтобы представить, что тебя душит кашель, а потом…

Герцогиня так и не донесла до рта ложку с супом из спаржи, сделавшись зеленее того самого супа.

– Я не эту флегму имела в виду, мисс Симмз. Я имела в виду хладнокровие. Спокойствие. Апломб, если хотите. Способность не терять головы, что бы ни произошло. Ни в коем случае нельзя недооценивать важность этого качества.

Ах, вот о чем она. Видно, она говорила про то, какими взглядами они с герцогом мерили друг друга в таверне «Бык и цветок». Словно два упрямца, не желавших ни в чем друг другу уступить. Или про то, как им хватило одного беглого взгляда, чтобы составить мнение о ее, Полины, жилище, – даже головой не пришлось вертеть.

Герцогиня отрезала мясо изящно и сноровисто, словно отпиливала, крохотными кусочками.

– Полагаю, это и будет для вас самым трудным – освоить искусство флегмы, – тщательно прожевав пищу, заключила герцогиня.

– Вы совершенно правы.

Когда кто-нибудь обижал Даниэлу или кого-то другого, кто был Полине дорог, она неизменно чувствовала одно и то же: в груди начинало саднить от гнева. Едва ли ей удастся сдержаться, да и не хотела она сдерживаться.

– Какой толк во всех этих титулах и богатстве, если даже собственные чувства вам не принадлежат? Вам вообще позволяется что-то чувствовать?

Ответ герцогини последовал незамедлительно:

– О, конечно, дозволяется, но нам не дозволяется идти на поводу у своих чувств. Никогда. Ни при каких обстоятельствах.

– Я понимаю. Было бы ужасно вульгарно, сидя за этим столом, открыто обсуждать наши чувства по отношению, скажем, к любви и браку.

– Разумеется, это было бы непозволительно пошло.

– А вот выкрасть собственного сына, а потом вынудить устроить весь этот фарс со служанкой и при этом делать вид, что ничего необычного не происходит, – это, по-вашему, не пошло?

Полина была уверена, что герцог подбодрит ее улыбкой, но не тут-то было: он буравил ее взглядом, словно хотел выжечь на ней дырку.

– Не могу сказать, что мне есть дело до какой-то там флегмы или как там ее. – Полина им назло говорила с набитым ртом. – Если честно, то мне не хотелось бы ее иметь.

– В последний раз повторяю, мисс Симмз: это не какое-то там блюдо, которое вы можете съесть или оставить нетронутым. Если вы хотите научиться быть герцогиней, то без хладнокровия вам никак не обойтись.

– Ну что же, тогда нам остается только ждать, пока моя кровь пожелает остыть до нужной температуры.

– Уверяю вас, я знаю массу способов ускорить процесс.

Полина покачала головой. Эта неделя обещает быть труднее, чем ей представлялось. Чувство юмора у герцогини имеется, но если она все же надеется скрутить подопечную в бараний рог, пусть знает, что не на ту напала.

Полина видела, что гордости Халфордам не занимать. Об их славной родословной она, кажется, узнала все, пока ехала в карете. Герцогиня Халфорд, конечно, была из очень знатного рода, а замуж вышла за представителя еще более знатного рода, что, по-видимому, приучило ее к мысли, будто все должны беспрекословно выполнять ее волю. Но и Полина умела за себя постоять – жизнь научила и не собиралась упускать шанс, который выпадает далеко не каждой деревенской девчонке: стать независимой и начать новую жизнь. Если уж она решила идти к цели, то сбить ее с пути не удастся никому, даже самой герцогине.

Свою тысячу фунтов она получит, чего бы ей это ни стоило.

Голод взял свое, и от разговоров все наконец перешли к еде. После закусок и горячего пришла очередь десерта. Слуги принесли фрукты: виноград, сливы, нектарины – и сыр. При виде бисквита с вишневым сиропом и взбитыми сливками у Полины потекли слюнки. Но пир на этом не закончился: лакей поставил перед ней блюдо с бланманже в форме пирамидки.

И тогда Полине вдруг стало трудно дышать и на глаза навернулись слезы.

Бедняжка Дани!

Ее захлестнула волна жалости к сестре, грудь сдавила тоска по дому. И, чтобы не разрыдаться на глазах у всех, она вскочила из-за стола и бросилась по лестнице вниз.

Не надо было ей соглашаться на эту сделку. Как далеко от дома они успели отъехать? Пятнадцать миль? Двадцать? На сытый желудок и по такой славной погоде она успеет дойти до дома до рассвета.

– Мисс Симмз? – Голос герцога отдавался гулким эхом, отражаясь от каменных стен лестничного колодца. – Вам что, плохо?

– Нет, – отозвалась Полина, торопливо утирая глаза. – Нет, я совершенно здорова. Простите, что вышла из-за стола без разрешения.

Звук его шагов по каменным ступеням казался особенно громким из-за эха.

– Не стоит. Вы были вполне убедительны, демонстрируя полное отсутствие каких-либо познаний о застольных манерах в приличном обществе, и я вас за это хвалю. Но моя мать выразила озабоченность состоянием вашего здоровья и потому я задал этот вопрос.

– Со мной все в порядке, правда. Дело в десерте.

– В десерте? – Гриффин нахмурился. – А что с ним не так? Я и сам терпеть его не могу, однако не настолько, чтобы рыдать.

Полина затрясла головой.

– Это любимое лакомство моей сестры. Я весь день по ней скучаю, но когда передо мной появилось бланманже…

– Вы расклеились, – закончил он и, спустившись еще на одну ступеньку, оказался с ней вровень.

– Точно, – кивнула Полина. – Мне вдруг стало трудно дышать и…

– Ничего не объясняйте: мне знакомо это ощущение.

– Правда?

«Возможно, и вправду знакомо», – подумала Полина, скользнув взглядом по его лицу. Почему она раньше не заметила этих скорбных морщинок в уголках его глаз, этой усталости во взгляде? Теперь она могла поверить, что он знаком с невеселой стороной жизни даже лучше, чем она сама.

– Ничего, все пройдет. Вам скоро станет лучше.

Внезапно стены лестничного колодца словно сдвинулись. Казалось, здесь не хватит места для них двоих. Он занимал собой все свободное пространство: высокий, плечистый, преступно привлекательный. Она остро чувствовала исходящее от него тепло, а еще острее его запах: крепкий, мускусный, невероятно мужской.

– Возможно, нам следует вернуться, – сказала она.

– Подождите. У вас что-то, – он прикоснулся к уголку ее губ, – здесь. Кристаллик сахара, я думаю.

Полина была готова провалиться сквозь землю – так ей было неловко.

Кончиком языка она медленно провела по кромке губ слева направо и обратно.

– Все?

Он сморгнул.

– Нет.

Она похлопала себя по щеке, пытаясь стряхнуть злополучный сахар!

– Позвольте мне. – Обхватив ее щеку ладонью, он большим пальцем провел по губам.

Боже, сжалься. Полина еще никогда в жизни не отъезжала так далеко от дома и сейчас чувствовала себя утлой лодчонкой, потерявшейся в бурном море эмоций. И его прикосновение… Оно было словно брошенный с берега спасительный канат.

Между ними возникла незримая связь.

– Да, – сказал он тихо. – Вам палец в рот не клади.

– Мне уже говорили, что язык мой – враг мой. Думаю, главный враг.

– Не уверен, что я с этим могу согласиться.

– Вообще-то недостатков у меня пруд пруди, – с деланой бодростью сообщила Полина. – Вот вам неполный список: дерзость, упрямство, гордость. Я ужасно неуклюжая, к тому же не прочь ввернуть бранное словцо.

Гриффин коснулся пальцем ее щеки, положил ладонь на затылок и приблизил ее лицо к своему.

– На этой неделе все ваши недостатки превращаются в достоинства.

Слова его лились ей в уши как самая сладкая музыка.

Полина попыталась улыбнуться, но дрожащие губы не слушались. Чувства ее были в смятении, ее бросало из жара в холод, опасение сменилось волнующим возбуждением, возбуждение – тревогой. В голове крутилась безумная мысль, что она ни в коем случае не должна шевелить губами, потому что…

Потому что этот мужчина вот-вот ее поцелует.

Полину целовали и раньше, пару раз, и она знала, как меняется при этом мужское лицо. Едва заметные складки в уголках его губ исчезли, и голова чуть заметно склонилась набок. Веки его потяжелели, опустились ровно настолько, чтобы она могла полюбоваться густотой ресниц, и взгляд сосредоточился на ее губах.

Лицо его было совсем близко, и она почувствовала, что дрожит. Настал момент что-то предпринять: закрыть глаза, если хочет, чтобы ее поцеловали, или ретироваться, если не хочет.

Только вот хотеть не следовало. Она догадывалась, чего избалованный герцог мог ожидать от служанки, и не хотела внушать ему ложные мысли о своей доступности. Но с тех пор как ее целовали, прошло столько времени, а уж доброго слова она не слышала и того дольше.

В конечном итоге Полина нашла компромисс, решив ничего не предпринимать, и будь что будет.

Но он ее так и не поцеловал: отстранился и, прежде чем спуститься по лестнице, бросил:

– Передайте от меня привет герцогине.

– А вы куда?

– В Лондон. Верхом. Сию минуту.

Гриффу удалось найти в конюшне постоялого двора мало-мальски приличного жеребца. Разумеется, его не сравнишь с племенными скакунами из его лондонских конюшен, но этот конь хотя бы выглядел пригодным для долгой дороги по пересеченной местности.

Взошла луна, полная и яркая, так что не придется скакать в темноте. Грифф старался не замечать неудобств от непривычно тонкой попоны и тесноватого в плечах сюртука. Дорога предстояла не самая приятная, но сейчас соображения комфорта волновали его меньше всего: главное – сбежать, и как можно скорее.

Только что на лестнице едва не случилось непоправимое. Она была так близко: теплая, волнующая, трогательно беззащитная. А губы… нежные, розовые, чуть приоткрытые и все еще влажно блестевшие, после того как она коснулась их язычком.

Ему ничего никогда не хотелось так, как поцеловать ее, испытать сладостное блаженство.

Проклятье!

Грифф был уверен, что справился: вот уже несколько месяцев ему удавалось избегать недвусмысленных предложений лондонских красавиц на любой вкус. Так неужели какая-то служанка со смазливой мордашкой, деревенская девка с обляпанным грязью подолом, в обносках, пусть и в сахарной обсыпке, сумела пробить этот защитный панцирь?

Послав коня в галоп, Гриффин вдруг поймал себя на мысли, что недостаточно тщательно продумал стратегию своего дальнейшего существования в совершенно непривычной ему ипостаси Гриффина Элиота Йорка, решившего воздерживаться от зова плоти до конца своих дней. Только теперь он осознал, что это до сих пор давалось ему легко лишь потому, что чувства и эмоции, владевшие им, не оставляли места для низменных влечений. А если и случалось испытывать определенного рода… беспокойство, проблема решалась легко с помощью физических упражнений или самоудовлетворения.

Оглядываясь назад, Грифф признавал: с его стороны было непростительной глупостью даже пытаться убедить себя в том, что получится хранить целомудрие. Следовало предвидеть нечто подобное данной ситуации – ведь не монах же он в конце концов!

Ну почему это произошло именно сегодня?

Что в этой Полине Симмз было такое, что вызвало в нем самый живой отклик? Для девушки без роду-племени она на удивление горда и в то же время умна и честолюбива.

Гриффин в очередной раз напомнил себе, что их связывает лишь сделка, не более того: девчонка ему нужна, чтобы позлить мать, а вовсе не для того, чтобы самому попасться ей на крючок. И его не должны искушать ни ее раскосые кошачьи глаза, ни живость и природная смекалка. Он должен рассматривать эти ее качества лишь с точки зрения полезности для целей, что перед ней поставлены. Точно так же, как, подбирая каменщика, мы оцениваем твердость его руки, меткий глаз и крепость мускулов.

Мысль о каменщике оказалась кстати, потому что сумела направить поток мыслей Гриффина в нужное, полезное русло. Необходимо предупредить слуг, что герцогиня приедет не одна, а с гостьей. К счастью, домоправительница, миссис Томас, понимала хозяев с полуслова, так что можно не сомневаться: к приезду герцогини и ее подопечной будет все готово – и комнаты, и горничные, и еда, и ванна.

Уж что-что, а помыться гостье точно не помешает. И не наспех ополоснуться, чтобы смыть с тела остатки сахара, а полежать в горячей ванне, и подольше, чтобы распарились мозоли на руках и свернулись в завитки коротенькие волоски у нее на висках. И еще ей понадобится брусок душистого мыла и большое пушистое полотенце, чтобы завернуться, когда, искупавшись, поднимется из воды…

Гриффин представил эту картину настолько ясно и четко, что, казалось, даже почувствовал запах лавандового мыла от ее такой нежной, шелковистой кожи… Чтобы вернуть себе самообладание, пришлось остановить коня посреди дороги.

Стука копыт больше не слышно, но сердце ухало едва ли не сильнее и громче.

Почему она? Почему сейчас?

Как и на другие «почему?», «зачем?», «отчего со мной?», он опять не получил ответа. Все эти проклятые вопросы, терзавшие его вот уже три месяца кряду, были не более чем беззвучным криком в темноту. Одно ясно: от себя не убежишь. Сегодня, возможно, ему удалось справиться с искушением, удрать, но уже завтра оно будет жить с ним под одной крышей.

Но это будет только завтра, а до прибытия в Лондон ему предстоит нанести один визит.

Гриффин прибавил ходу – времени оставалось в обрез – и, свернув с главной дороги, по знакомой извилистой тропке помчал коня вперед.

Крохотная деревушка тонула в предутренней серой дымке. Гриффин спешился на зеленой лужайке, радующей глаз весенними первоцветами и, размяв ноги, принялся собирать цветы: покачивающие синими головками колокольчики и желтые стыдливые примулы. Ему все казалось, что букет слишком мал, что нельзя идти туда, куда намеревался, со столь скромным подношением.

На горизонте забрезжил рассвет, и Гриффин поймал себя на том, что пытается отсрочить неизбежное. Эта мысль вызвала у него улыбку: ну что за малодушие, медлить нет смысла.

За белой церковью с островерхой крышей, огороженный каменной стеной, раскинулся на холме погост. Гриффин отворил скрипучую калитку и уверенно направился к неприметной могилке.

Перед тем как опустить на плиту перед крестом из белого известняка свой скромный букет, он постоял возле нее несколько минут в неподвижном молчании, а когда захотел распрямиться, не смог – скорбь как боль зажала его в тиски. Тоска выедала ему душу. Там, в груди, вместо сердца он чувствовал зияющую пустоту, которую никто и ничто не сможет заполнить.

Вот к чему приводит потакание своим желаниям.

Чуть погодя боль отступила, и он снова смог дышать, а перед тем как уйти, поцеловал кончики своих пальцев и приложил их к прохладному зернистому камню.

Вот и ответ на вопрос, как бороться с искушением.