Читать книгу Брисеида. Тёмные всадники - Тифен Сиовель - Страница 8

7. Загадка

Оглавление

– Брисеида, Лиз, просыпайтесь!

Ее лодыжку энергично трясли через толстое шерстяное одеяло. Брисеида вздрогнула, не желая, чтобы ее сладкое путешествие на спине крылатого единорога, в милях над Каркасоном, угасло.

– Тебе не нужно молиться, – сказал единорог, поворачивая свою длинную шею, чтобы поговорить с ней. – До тех пор, пока тебя не волнует реальность…

– Брисеида!

Она вытянула руки, чтобы потянуться и заставить себя выскользнуть из сна. Ее кулак столкнулся с шершавой щекой. Энндал резко сел.

С соседней кровати до ее ушей донесся смех.

– Еще не проснулась, а уже смешит нас, – вздохнул полусонный Леонель, не без труда кутаясь в простыни, только что оставленные Энеем.

Брисеида посмотрела на крошечное окошко, закрытое льняной простыней вместо стекла.

– Но ведь еще ночь?

– Сейчас рассвет, а лауды проходят на рассвете, – ответил Энндал, потирая щеку.

– Что такое лауда? – спросил Эней.

– Месса. Нам нужно очиститься, прежде чем продолжать исследования.

Брисеида неохотно поднялась с кровати. Накануне до самой ночи они несколько часов упражнялись в рисовании химер. Она не выспалась.

Брат Хасин сопровождал их в собор. Весна явно не спешила наступать. Прохладный ночной воздух проникал под их длинные плащи и кусал лица.

Погруженный в темноту собор производил еще большее впечатление, так как ночь лишь сохраняла грозное выражение горгулий, расположившихся на его пиках. В этот час не нужно было верить в существование химер, чтобы увидеть, как оживают статуи. Внутри мрачного нефа уже царила удивительная суматоха. Обруганные канониками бедняки собирали свои скудные пожитки, сворачивали слои плетеной соломы, которую они расстилали на полу на ночь, и шли на площадь.

Человек в накидке, с потускневшими волосами остановился, увидев Энндала и его верный меч на поясе. Он протянул грязную, умоляющую руку к рыцарю:

– Пожалуйста, мой милый господин, сжальтесь над беднягой, который может не дожить до следующего восхода солнца.

– Солнце взойдет через несколько минут, – ответил каноник, – и ты все еще увидишь восход. Так что оставь рыцаря в покое.

– Пожалуйста, подайте милостыню, – стонал бродяга, схватив за запястье Энндала, который сделал шаг назад, почувствовав зловоние, исходившее от бедняги.

– Сейчас я ничего не могу сделать, но как только прибудет мой оруженосец с кошельком, тебе будет оказана помощь.

– Не обращайте на него внимания, мессир д’Имбер. Надеюсь, вы хорошо спали?

Энндал вяло кивнул, и Брисеида впервые осознала, что темные круги под глазами затуманили его обычно спокойный взгляд.

– Прошу прощения за беспорядок в соборе, – сказал каноник, – но в связи с собранием штатов все городские богадельни переполнены, и сенешаль не хотел оставлять этих бедняков спать на улице под взглядами архиепископа Тулузы и уполномоченных короля.

– Мы не можем жаловаться, ведь сами пользуемся вашей милостью.

– Я рад, что вчера вы благополучно добрались до богадельни, не всем это удалось.

– О чем вы?

– Разве Хасин не сказал вам? Ночью погибли три человека. Точная причина смерти не установлена, но все три жертвы находились в районах, где были слышны ночные крики. Отец Мартин был прав, когда просил вас поторопиться.

– Да пребудет с нами Господь. Пожалуйста, поблагодарите его за мое спасение, отец.

– Возможно, вы могли бы предложить своим спутникам, чтобы они прошли отпущение грехов после лауды? Нужно вести себя осторожно, когда рядом рыщет дьявол.

Краем глаза каноник наблюдал за Оанко, который не переставал исследовать пальцами деревянные статуи вдоль нефа, несмотря на неоднократные предупреждения Лиз.

– Мы так и планировали, – смущенно ответил Энндал.


Отец Нарцис провел лауду. Он говорил с прихожанами, которых в этот ранний час было немного, так пылко, как будто собрался весь Каркасон. Он рассказал о трех мужчинах, умерших ночью, и, как и архиепископ накануне, использовал все свои ораторские таланты, чтобы убедить аудиторию в необходимости всеобщего покаяния. Был ли он более одаренным, чем его наставник, или Брисеида стала более чувствительной к злым речам теперь, когда она пообщалась с демонами Каркасона? Когда она слушала его с тяжелым сердцем, стоя на коленях на необработанных досках, она чувствовала себя потрясенной убранством собора. Возможно, горгульи были только снаружи, но в каждом уголке здания произведения искусства напоминали ей о неизбежном падении грешников, о котором говорил каноник. Висящие на стенах картины, иллюстрирующие мучения в аду, а также застывшие в ужасе выражения монстров, выгравированные на темном дереве сидений… Ничто не оставалось без внимания. Куда бы она ни посмотрела, собор напоминал о дамокловом мече, занесенном над головами тех, кто осмелился пойти по неверному пути.

Наконец им разрешили встать. Брисеида поднялась, колени болели, ноги сводило судорогой, а по позвоночнику пробегал холодок. Солнце только пробивалось сквозь витражи, когда Энндал указал на исповедальню, установленную вдоль трансепта.

– Что мы должны им сказать? – ворчала Лиз. – Только правду и ничего, кроме правды? Песочники, Площадь Времени и все остальное?

– Довольствуйтесь тем, что вы освободитесь от своих грехов.

– Дамы, вперед, – сказал Леонель, услужливо отступая в сторону, чтобы пропустить Брисеиду.

Она ответила на его улыбку вполне заслуженной гримасой.

Энндал открыл дверь исповедальни, и девушка оказалась заключенной в небольшой деревянный ящик. Створка перегородки открылась с резким лязгом.

В наступившей тишине Брисеида подумала, что от нее наверняка ожидают произнесения ритуальной формулы. Не в силах придумать подходящую фразу, она решила подождать. Наконец, до нее донесся слабый голос:

– Говорите, я слушаю вас.

– Отец, я согрешила, – сказала она в порыве воодушевления, которое, к сожалению, не продлилось долго.

Когда она шла к исповедальне, то пообещала себе, что постарается придумать, что сказать. Но у нее не получилось. Она не могла рассказать священнику, что списывала на контрольной по математике, ведь здесь женщины, конечно, не ходили в школу. Она также не могла рассказать, как брала у матери деньги на свою коллекцию открыток с приколами.

– Да?

Брисеида схватилась за края оконной рамы. Она только сейчас узнала Уголина Попьяна. Внезапно видение прошедшего дня вернулось к ней очень отчетливо.

– Отец… отец, вчера я видела на краю умывальни существо с носом, как у Пиноккио. Ну, то есть с очень длинным носом. И с очень маленькими круглыми глазами, и волосами, которые так легко парили в воздухе, что казалось, будто они движутся в воде… Вы видите зачарованных фей, отец?

Конечно, она тут же пожалела о своей неосторожности. Если Уголин не являлся частью Элиты, он обязательно передал бы ее слова другому канонику, который бы точно был связан с Элитой. Но она должна была знать.

Отец Попьян повернул голову, демонстрируя свое вытянутое белое лицо. Даже с расстояния менее метра, когда он смотрел в глаза Брисеиды, казалось, что он смотрит мимо нее, куда-то вдаль. Он робко улыбнулся:

– Во имя Отца и Сына и Святого Духа, я прощаю вас. Аминь.

– Ответственны ли они за смерть этих людей, отец?

С резким щелчком закрылся маленький деревянный затвор.

– Уже? – вполголоса сказал Энндал, увидев ее. – Видимо, тебе нечего было рассказывать.

– Там Уголин Попьян.

Менг решительно положил руку на плечо Энндала и поспешил в исповедальню: не волнуйтесь, он разберется. Энндал, кажется, сомневался в этом, но тут же он увидел, как Оанко уходит в сторону небольшой открытой часовни в задней части трансепта, исследуя каждое свое открытие кончиками пальцев. Он решил догнать его.

– Жрецы убьют тебя собственными руками, если ты прикоснешься к Плащанице, друг мой, – сказал он, уводя Оанко в безопасное место.

Менг не стал рассказывать о своей беседе с отцом Попьяном. Наверное, все прошло не очень хорошо. Каноникам удалось испытать нервы Брисеиды. Ей нужны были перерыв и свежий воздух. На площади горгульи казались вышедшими из Уст адовых, покрасневшими от яркого света восходящего солнца. Прекрасно и ужасно одновременно. Пока Брисеида ждала остальных, она решила пройтись в сторону верхней городской стены. Вид на нижний город и заснеженные горы, розовеющие в лучах восходящего солнца, был восхитительным.

– Не очень разговорчивый этот Уголин, – заметил Леонель, подходя к ней. – Но нас предупреждали. И его нельзя винить: священник в исповедальне просто слушает. В чем ты ему призналась? Что ты растяпа? О боже! Ты видела луг? Энндал расстроится!

Он указал на большое пространство травы возле рощи, где они накануне проводили свои эксперименты. Увлеченная пейзажем на горизонте, Брисеида не заметила, как начали возводить палатки и привозить бревна.

– Они готовят площадку для турниров, – сказал Энндал, подойдя вместе с остальными через несколько минут. – Мы не можем продолжать наши эксперименты там, нужно найти другое место.

– Энндал, я тут подумала, – заговорила Лиз. – Ты прав, мы не должны идти за вуивром. Химеры терроризируют город, и Цитадель замаскировала свое вторжение, используя легенду об Ольховом короле, который управляет своими созданиями. В этой легенде описывается, как именно Цитадель отбирает своих студентов. Но в отличие от китайской легенды о ткачихе это гнусная история, конец которой может положить рубин вуивра. Лучшим способом избавиться от Ольхового короля и влияния Цитадели – пойти и получить этот камень… Если только легенда о рубине также не была возрождена Элитой. Если Цитадель будет сама контролировать сложившуюся ситуацию и ее решение, а мы окажемся втянутыми в ее игру, то она обманет нас, как в прошлый раз.

– Но почему священнослужители призывают нас не ехать на охоту? – спросил Леонель.

– Не все священнослужители входят в Элиту, – ответил Энндал. – Как и мастера фэн-шуй у Менга дома.

– Но те, кого мы подозреваем, в итоге оказываются частью Элиты, – ответил Леонель. – Как и мастера фэн-шуй у Менга дома.

– Есть те, кто не может удержаться, чтобы не прикоснуться к запретному плоду, – вмешалась Лиз. – Они отправятся на охоту именно потому, что духовенство запрещает ее. Элита будет ожидать такой реакции от потенциальных противников. Что касается остального… Цитадель хочет контролировать количество участников охоты. Именно это они делают сейчас, разрешая рыцарям передвигаться без сопровождения. Если кому-то удастся завладеть рубином и обнаружить, что он никак не влияет на присутствие химер в городе, то для этого смельчака все закончится плохо. Я сомневаюсь, что в самой Цитадели есть легенда, в которой говорится, как уничтожить поток химер. Мы не должны идти к озеру. Наша настоящая проблема сосредоточена в городе.

Менг задумчиво кивнул.

– Нужно осмотреть места, где погибли те мирные жители, – сказал он.

– Да, – признал Энндал. – Но я не могу рисковать и второй раз попасться на глаза с нашими приборами. Вам придется идти без меня.

– Ты когда-нибудь слышал о зачарованных феях? – спросила его Брисеида.

– Да.

– Кажется, я видела одну вчера вечером. Поговорив с Уголином, я поняла, что если будем рисовать китайских драконов, то далеко не продвинемся. Даже если энергия ци является общей для всех химер, каждая из них должна иметь свою собственную черту, характерную для ее культуры. Чтобы привлечь зачарованных, нам придется нарисовать именно их. Энндал, мы могли бы потренироваться, пока остальные будут исследовать город. А когда будем готовы, то покажем вам, как адаптировать ваши рисунки для этого времени, – сказала она, повернувшись к своим друзьям.

Поэтому Брисеида и Энндал остались в богадельне, а остальные спустились в нижний город, вооружившись своими приборами для исследований. Брисеида устроилась у изножья одной из кроватей и достала чернила и кисти. Энндал прислонился к подоконнику, он возился с кулоном Кассандры.

– Что ты хочешь узнать?

Брисеида пожала плечами:

– Не знаю, расскажи мне все, что знаешь, а там посмотрим.

Энндал рассказал несколько историй, услышанных им в тавернах. Зачарованные появлялись ночью, возле помойных ям, в пещерах или кустах, окруженные ореолом света. Брисеида приступила к работе. Если ей было трудно нарисовать свирепость чудовищного дракона чернилами, то по сравнению с нежностью существ, одетых в лунный свет, драконы казались сущим пустяком. Она чувствовала себя так, словно ей пришлось начинать все сначала. Время от времени она поднимала голову, чтобы спросить мнение Энндала – есть ли у зачарованных оружие? А ноги? – но каждый раз рыцарь, казалось, все глубже погружался в свои мысли, его взгляд скользил по горизонту, кончиками пальцев он касался кожаного мешочка Кассандры. Вскоре у нее уже не было сил беспокоить его. Брисеила все равно не могла сосредоточиться. Слова каноника во время лауды и слова архиепископа накануне поглощали ее и мешали думать. Кроме того, она уже некоторое время ждала возможности поговорить с Бенджи. Ему, вероятно, было интересно, что она задумала.

– Не против, если я сделаю перерыв?

Энндал неопределенно махнул рукой. Брисеида положила блокнот на колени, достала перо, дрожа от волнения.


Бенджи?


Шею начало покалывать, зрение затуманилось, и она с облегчением скользнула в Цитадель.

Бенджи ждал, сложив руки на груди, уставившись на минотавра, которого он теперь принял за визуальный ориентир. Брисеида уселась перед изображением химеры.

– В прошлый раз ты ушла слишком быстро.

– Прости, мне пришлось. Я вернулась, как только смогла.

– Я рад, что ты вернулась.

– Итак, чтобы продолжить наш разговор и поскольку мы теперь доверяем друг другу… Не расскажешь мне, что теперь ты знаешь о химерах, когда вступил в третий месяц?

– То, что я теперь знаю о Цитадели, важнее всего. Мир Снов, о котором говорил твой брат Нил Куба-младший, действительно существует: мы находимся в самом его центре. Поэтому времени здесь не существует. Оно не нужно в метафизическом мире. Хотя я еще не до конца разобрался. Я не совсем понимаю, где ты находишься.

Брисеида сделала вид, что не заметила удочку, которую он забросил. Бенджи наконец сказал:

– Я знаю, что химеры – это существа из этого мира, из Мира Снов, но иногда они проскальзывают в физический мир по желанию человека, который своим искусством создает для них мосты в физический мир. Я также знаю, что Цитадель не случайно разместила здесь все эти картины. Она научилась контролировать определенных химер и заставляет их переходить из одного мира в другой через этот проход, комнату, где я сейчас нахожусь, и через многие другие, спрятанные в закоулках крепости. И я понимаю, как Цитадель использует химер в своих интересах в физическом мире. Еще я знаю, что тип переходного отсека, в котором мы находимся, называется «Химера-Цитадель», этот термин используют проводники, которые также время от времени говорят о переходе «Элита-школа». Что заставляет меня предположить посредством логического вывода, что мы с тобой попали сюда не через тайные переходы, скрытые за картинами нашего временного пространства, а именно через картины… Довольно безумно, не находишь? Все равно что сказать, что наша сущность подобна сущности химер. Химеры – это идеи, а что такое разум, если не скопление идей? Это объясняет, почему проводники так стремятся к тромплею.

Брисеида молчала. Она знала, что химера необходима для сопровождения души через картину, так как сама пережила подобное в Греции. Теория Бенджи не учитывала различные плоскости реальности. Но объясняла одержимость проводников тромплеем и была еще одним свидетельством незаурядного ума ее друга. Он был так близок к истине… Она не хотела рисковать, рассказывая ему о своей встрече с херувимом.

– Это для начала, – осторожно сказала она, – но ты забываешь о том, что мы узнали из статуи Нила Кубы-младшего.

– Девять дисков реальности твоего брата?

– Да… Для того чтобы пройти сквозь полотно картины, нужно отрешиться от физического мира. Думаю, такое возможно на верхних этажах, доступных только химерам.

– Да, наверное… Если только человек не спит.

Когда Брисеида попала в Цитадель, то была без сознания. Может он быть прав?

– А что другие думают о твоей теории?

– Уиллис и его команда? Они и так считают меня безумным, поэтому не вижу смысла рассказывать им.

Брисеида задумчиво молчала. Конечно, Уиллис не принял бы его слова всерьез. Хотя она знала, что только ее разум путешествует, она все еще не могла привыкнуть к этому.

– Ты когда-нибудь слышал о падении как о высшей мере наказания, Бенджи? Там, где я нахожусь, это слово у всех на устах.

– Полагаю, это наказание, предназначенное для химер. Те, которые не соблюдают договор с Цитаделью. Пока об этом ничего не известно, но я нашел много подобных картин. В частности, миф о падении сатаны.

– Ты думаешь, что сатана – химера?

– Сатана – создание человеческого разума, состоящее из тела человека и крыльев птицы. Разве не похоже на описание химеры?

– Но что, если дьявол действительно существует?

Бенджи пожал плечами:

– Каждый может называть его как угодно, придумывать для него разные происхождения, результат остается тем же. Ты так не думаешь?

– Я не знаю…

Она поняла, на что он намекает: если Сатана был выдумкой человека, то он оставался такой же химерой, как и все остальные, находясь под управлением Элиты. Поэтому им не стоило его бояться. Но Брисеида больше не была на стороне Цитадели. И представление дьявола как химеры не успокаивало ее, совсем наоборот… Она всегда представляла себе дьявола как фантазию из ушедшей эпохи, которая никогда не коснется ее. Но теперь она верила в химер, и если дьявол был таковым, то у него тоже существовало свое место в реальном мире. Страх, который она прочитала в глазах монахов, был оправдан. Брисеиде не очень понравилась эта идея. Можно ли представить себе более страшное существо, чем сам дьявол?

– Я также слышала, что Святой Грааль и библиотека – это одно и то же. В Святом Граале хранится высшее знание, которое Персеваль не сумел получить, потому что задавал неправильные вопросы, когда впервые нашел его.

Глаза Бенджи засияли.

– Я оказался умнее Персеваля. В его руках находилась тайна библиотеки, и он позволил ей ускользнуть. Я попросил у библиотеки песенную карту, чтобы вернуться в любое время, и получил ее.

Брисеиде захотелось рассмеяться. Бенджи считал себя конкурентом Персеваля и заявлял об этом со всей серьезностью. Он очень волновался, что его могут посчитать дураком.

– Если ты можешь так легко найти библиотеку, почему бы тебе не вернуться? Почему мы просто обыскиваем лабиринт Цитадели?

– Потому что библиотека – это сердце Цитадели. Все защитные механизмы, которые использует Цитадель, множатся на десять. Тогда мы ничего не получим. Слишком много информации ускользает.

– Мы ведь даже не пытались.

– Однажды я подслушал разговор между учениками восьмого и девятого месяцев. Они говорили о специальной двери, через которую можно войти в библиотеку. По их мнению, только войдя в эту дверь, можно избежать всех ловушек библиотеки и получить от нее то, что желаешь. Они называли ее дверью к истине.

– Твой знаменитый рубильник, – весело заметила Брисеида.

Он улыбнулся ей:

– Я никогда не искал ничего другого… Знаешь что? Ты права. Мы должны хотя бы попытаться. Вот так, – сказал он, разворачивая зонтик с колокольчиком. – Мадам, ваша карета. В библиотеку!

Брисеида затаила дыхание, надеясь, что он забудет о своем недоверии и споет вслух песенную карту Цитадели. Но он только что-то невнятно пробормотал, как обычно.

– Нет смысла пытаться запомнить дорогу, – сказал он вдруг на перекрестке, угадав ее мысли, когда она на мгновение взяла в руки зонт, чтобы лучше ориентироваться на местности. – Поверь мне, это невозможно. В противном случае Цитадель давно бы пала. Это ее лучшая защита.

Брисеида не обращала на него внимания, сбитая с толку множеством коридоров и лестниц, через которые они прошли.

Через двадцать минут Бенджи остановился.

– Вот оно, – прошептал он с легким волнением в голосе. – Когда я прикасаюсь к этой ручке, мне кажется, что я стою на пороге своего дома.

Брисеида сразу же узнала приоткрытую, разогревавшую любопытство дверь, которую она заметила в первый раз, когда Бенджи привел ее сюда. Девушка никогда не забудет этот момент. Прилив воодушевления, когда она толкнула дверь, мурашки по рукам, волнующее ощущение того, что она стоит на пороге необыкновенного открытия… Затем дискомфорт в темноте, страх, когда она почувствовала шнур на своей щеке. Красота этого места, когда она потянула за шнур, активировав механизм, который открыл великолепные розовые окна, и бесконечную линию полок огромной библиотеки. Леденящий страх, когда она обнаружила книгу под названием «Брисеида», и рукописный текст внутри, соотносящийся с ее мыслями, описывающий каждый ее шаг… Потом был еще херувим, который вошел вместе с ней, скрытый под личиной ее отца… Воспоминания о погоне за крылатым существом, о нападении чучела крокодила, а затем обо всех химерах Цитадели, наступавших ей на пятки, – все это до сих пор вызывало тошноту.

Действительно ли она хотела снова войти в библиотеку?

– Помни, – сказал Бенджи, не давая ей взяться за дверную ручку. – Любой дискомфорт, страх, негативные эмоции, которые ты можешь испытывать внутри, исходят не от тебя. Это иллюзии, навязанные библиотекой. Это часть плана нападения. Не обращай на них никакого внимания. Сосредоточься на том, что мы здесь ищем: дверь к истине. Великую тайну.

Он надавил на дверь всем своим весом. Брисеида закрыла глаза и сосредоточилась на своем дыхании. Сильный порыв воздуха пронесся по ее лицу, прошелся по волосам. У нее не было причин бояться. Все происходящее – иллюзия.

Слабый свет пробился сквозь ее веки. Она сделала шаг вперед и открыла глаза.

Ее сердце бешено забилось.

Большие шторы были раздвинуты, открывая величественные розовые окна, от которых в библиотеке исходило мягкое цветное сияние. Чучело крокодила, свисающее с потолка, смотрело на нее таким же стеклянным взглядом, как и в первый раз. Но под его белым брюхом больше не было бесконечных проходов. Только винтовые лестницы, проходящие через этажи, возвышались посреди гладкого деревянного пола светлого цвета, а в центре – огромная яйцеобразная шахта, соединяющая круглые помещения. Ни одной книги. Даже полок нет.

Бенджи нервно рассмеялся.

– Конечно. Мой самый большой страх, да и твой, наверное, тоже: ничего не найти. Ничего. Небытие.

– Как думаешь, библиотеку перенесли в другое место? – встревоженно спросила Брисеида.

– Нет, библиотека всегда останется библиотекой. Вот она, мы нашли ее. И вот что она сейчас нам предлагает.

Брисеида закатала рукава:

– Мы просто должны что-то придумать. Давай вместе создадим идею. Я хотела бы получить некоторую информацию о Ниле Кубе-младшем. О Жюле. И о моем отце, конечно, тоже.

– И о Великой тайне.

– Не надо бросаться напролом. Ищем что-то другое, менее очевидное.

– Я бы хотел узнать, почему проводники считают, что у них есть шанс спастись, рисуя тромплей. Я хотел бы узнать, как работают переходные отсеки «Химера» и «Элита». Я хотел бы узнать подробности о работе Нила Кубы и Нила Кубы-младшего. Я хотел бы знать, где ты находишься в данный момент. Я бы хотел иметь возможность спокойно изучать вопросы, и чтобы Уиллис отстал от меня. Он следует за мной повсюду. Он становится все более и более настойчивым. Он не может поверить, что меня выбрали Альфой.

– Они выбрали тебя?

– Разве я не говорил тебе?

– Нет! – вскричала Брисеида, ее сердце забилось в горле.

Сколько времени потребуется Бенджи, чтобы стать таким же авторитарным и отвратительным, как король Агис, таким же коварным и хитрым, как канцлер Ли?

– На данный момент я продолжаю посещать занятия третьего месяца, как обычно, вместе с остальными. Но на четвертом месяце меня будут учить как Альфу. Вот что по-настоящему круто.

– Но ты же не веришь программе Цитадели.

– Не тому, что предназначено для Беты, которая может только подчиняться приказам. Альфа – это нечто другое. Мне больше не придется писать что-либо на листке бумаги, исследовать пустые комнаты, гоняться за иллюзиями вместе с призраком, как предателю, обычному вору. Меня будут ценить за то, что я есть, я стану частью истинной Элиты, той, с которой считаются и которой ни в чем нельзя отказать, включая Великую тайну.

Брисеиде был нужен воздух. Пустота. Пустота в сердце Бенджи. Она угнетала ее. Она выхватила у него зонтик и направилась к выходу.

– Подожди! – крикнул Бенджи, преследуя ее по коридору. – Прости, я так не думаю. Я предупреждал тебя, библиотека сделает все, чтобы испортить нам жизнь.

– Она залезла к тебе в голову и заставила тебя сказать то, что ты сейчас сказал?

– Нет… Я не знаю, как она это делает, но она способна сбить нас с толку, это точно. Я очень рад, что ты здесь. Я был бы еще счастливее, если бы ты вернулась на оставшиеся месяцы.

– Ты всегда говоришь то, что хочешь и когда хочешь. В этом вопросе Уиллис прав.

– БЕНДЖИ!

Бенджи схватился за ручку зонтика и потянул его вместе с Брисеидой за массивный доспех в оконной нише. Через несколько секунд Уиллис появился в конце коридора, его кулаки были сжаты.

– БЕНДЖИ! – снова закричал он, – Я знаю, что ты недалеко! Думаешь, если тебя назначили Альфой, то можешь делать, что хочешь? Ты ошибаешься, мой друг! Мы все еще команда, и пока ты не вернешься на правильный путь, я буду преследовать тебя!

Он на мгновение остановился, чтобы прислушаться. Парень замер на месте, а затем вышел в коридор, перпендикулярный тому, в котором прятались Брисеида и Бенджи.

– Кто-то может подумать, что я буду счастлив, если тебя выгонят навсегда. И тогда я бы мог стать Альфой. Но я не эгоистичный придурок! Я думаю о команде! И скоро мастера поймут, осознают свою ошибку и сделают меня Альфой вместо тебя! Ничего не решено до четвертого месяца! Покажись со своим дурацким зонтиком! Давай, покажи себя, если осмелишься!

– Сюда, – прошептал Бенджи, указывая на узкий проход за перекрестком, где несколько минут назад находился Уиллис.

Они неторопливо пошли в сторону прохода. Колокольчики на зонтике зазвенели, но Уиллис кричал слишком кромко, чтобы их услышать.

– Я же говорил тебе, что он заноза в заднице, – сказал Бенджи.

– Но почему? Чего он на самом деле хочет? Он же уже должен был понять, какой ты.

– Но он еще не понял, что я не передум…

Брисеида схватила Бенджи за руку, чтобы заставить его повернуться. Уиллис стоял перед ними и выглядел разъяренным. Бенджи крепко схватился за ручку зонтика и бросился в противоположном направлении. Уиллис рванул вперед, едва не врезавшись в невидимое плечо Брисеиды. Бенджи открыл дверь, а потом закрыл ее за ними и задвинул спасительный замок. Лихорадочно дергая за ручку, Уиллис колотил в дверь:

– Открой дверь, Бенджи! Открой дверь, или ты пожалеешь!

– Где мы? – прошептала Брисеида, как будто ее голос вдруг мог стать слышен всем в Цитадели.

Она чувствовала себя так, словно бросила вызов еще одному запрету. Она уже ощутила на себе неодобрительные взгляды целой армии стражников.

– Я не знаю… – пробормотал Бенджи, завороженный представшим перед ними зрелищем.

В комнате находились ультрасовременные аппараты, расставленные на больших мраморных столах с глянцевым покрытием и освещенные тусклыми лампами. Брисеида никогда не видела таких приборов в Цитадели, и, судя по выражению лица Бенджи, он тоже.

– Выглядит как новая, более усовершенствованная модель зала архивов! Понимаешь ли ты, что это значит? Новая возможность найти информацию обо всем и обо всех! Это помещение еще не знает нас, поэтому нет никакого сопротивления, и Цитадель не сможет отклонить нас от нашей цели, – добавил он, уже роясь в ящиках столов. – Скажи мне, что самое важное ты хотела бы узнать?

– Все эти аппараты, все эти провода напоминают мне об экспериментах моего отца, – заметила Брисеида, не понимая, нравится ли ей эта мысль.

– Люсьена Ричетти или Нила Кубы?

– Разве есть разница?

– Точно, ты права.

В каждом ящике находились две или три черные картонные коробки, в которых плотными рядами лежали маленькие серые пластиковые диски. В порыве азарта Бенджи брал их горстями, возился с черным маркером, а затем бросал на пол.

– На этих дисках могут храниться тысячи материалов, – сказала Брисеида. – И эта комната не такая уж большая. Почему ты думаешь, что сможешь найти что-то о моем отце?

– В Цитадели ничего не происходит случайно. Ты заметила, что мы говорили об Уиллисе в библиотеке, и как только мы вышли, то столкнулись с ним?

– Он следил за нами с самого начала…

– Ты упомянула своего отца, и вот мы здесь, в комнате, которая напоминает тебе о нем и которую я никогда не видел. И тем не менее дело не в том, что я мало ходил по коридорам!

– Но я…

– ЗДЕСЬ! Вот оно!

Он с гордостью протянул ей один из серых дисков. Брисеида разобрала мелкий шрифт: «Теория физического сновидения, автор Люсьен Ричетти».

– Как ее прослушать? – задыхаясь, спросила она, в животе у нее образовался комок. Бенджи уже был у аппаратов и беспорядочно нажимал на кнопки.

– Ты знаешь, как ими пользоваться?

– Выясним.

Снаружи Уиллис перестал колотить в дверь. Брисеида опустилась на колени и погрузила руки в оголенные провода в овальном компьютере.

– Там есть разъем подходящего размера, – сказала она неуверенно.

В то же время Бенджи нажал последнюю кнопку. Заработал огромный вентилятор. Неоновый свет погас, и пятнадцать или около того фиолетовых лучей от небольших устройств, установленных по всей комнате, сошлись над одним из мраморных столов.

– Давай, вставляй диск, – судорожно произнес он.

Брисеида робко поднесла к разъему серый диск, и машина со скрипом втянула его внутрь.

– Кажется, я все сломала, – пробормотала она, беспокоясь, что не сможет вытащить диск.

Но тут же голос ее отца заполнил пространство:

– Запись 21. Нет, 22. Объяснение процесса обнаружения и набросок следующих целей, которые должны быть достигнуты.

Поэтому я… После фиксации активности моего мозга во время сна – не просто сна, а создания миров, определенной географии, чтобы понять, смогу ли я найти параллель между воображаемыми географическими областями моего сна и постоянно меняющимися областями активности в моем спящем мозге, – после фиксации активности моего мозга я пришел к выводу, что в этом нет абсолютно никакого смысла. Я не нашел никакой корреляции. Кажется, это было в начале прошлого года.

Но, по мере того как я практиковал свое воображаемое путешествие, мне стал сниться один и тот же сон снова и снова: сначала я оказываюсь в безводной пустыне из желтого камня. Затем я подхожу к краю обрыва, с которого открывается вид на большой луг с высокой травой. Потом появляется он. Все четче и четче, все яснее и яснее. Что-то вроде бесконечного города, вытянутого к небу, но построенного в один блок, как… как… Цитадель…

Мне стала сниться только она, даже вне моих опытов. Я больше не мог от нее убежать. Каждую ночь она появлялась, все более внушительная, все более реальная…

И вот однажды, несколько месяцев спустя, я обнаружил аномалию в магнитных полях, излучаемых моим мозгом. В тот самый момент, когда я заснул, сканер зафиксировал источник магнитной активности ВНЕ моего мозга. Это кажется невозможным, и все же…

Испускаемые магнитные волны скрещивались, как круги на воде от двадцати камней, брошенных один за другим в озеро. Каждый камень, каждый магнитный источник на первый взгляд казался не зависимым от других. Но когда я искусственно проследил порядок их появления, то понял, что они следуют по определенной траектории. Как будто один камешек бросили на поверхность воды, но он хаотично отрикошетил. Затем мне пришло в голову, что, возможно, существует только один источник магнетизма, который не подчиняется тем же законам времени, как наш физический мир…

Мой интерес к этой работе возрос в десять раз. Я перестал спать дома, а некоторое время назад начал пить, чтобы поиграть с состояниями сознания. Я хотел замедлить роковой момент засыпания, чтобы лучше изучить это явление. И у меня получилось.

Теперь я точно знаю: когда я засыпаю, открывается дверь. На мгновение сквозняк проникает через эту дверь и дает мне возможность заглянуть на другую сторону, в Мир Снов. Нефизический мир, где время не подчиняется единым правилам. Если бы только я мог найти способ держать эту дверь открытой… Если бы мой бодрствующий разум мог найти путь к Цитадели, тогда я смог бы, наконец, понять, что она собой представляет и почему она так меня завораживает. Я знаю, что истина находится за этой дверью.

Я собираюсь провести перенастройку магнитоэнцефалограммы. Все дело в терпении. Я доберусь туда. Я должен сделать все правильно.


Аппарат выплюнул диск, как кусочек жевательной резинки.

– Есть ли другие? – сразу же спросила Брисеида.

– Возможно, мы поищем. Но не сейчас.

– Почему?

Ответ пришел с другой стороны двери.

– Здесь? – спросил низкий голос.

– Да, он забежал внутрь и заперся. У вас есть ключи?

– Минутку…

– Иногда я хочу задушить его своими собственными руками, – прорычал Бенджи. – Хорошо, что он помог нам обнаружить это место, иначе, думаю, я задушил бы его прямо сейчас! Иди, мне лучше убрать зонтик, пока они не вошли…

Брисеида неохотно опустила перо.


Силуэты растаяли в туманной массе, а затем вернулись в очертания их комнаты в богадельне Каркасона. Почему время, проведенное с Бенджи, всегда должно быть ограничено? Ни одни часы не могли определить, сколько времени прошло с тех пор, как она ушла к нему, но блокнот здорово пополнился, а запястье болело. Однако Энндал не двинулся с места. Он все еще сидел на подоконнике, рассеянно теребя кулон Кассандры.

– Ты в порядке? – сказала она, убирая перо и блокнот в сумку.

– Хм? Ах, да, да… Теперь я лучше понимаю поведение Менга в Китае. Очень странно возвращаться домой. Все кажется таким реальным, и все же вы все еще здесь. Два мира сливаются воедино. Это как новое измерение, которое трудно постичь…

Его взгляд снова устремился в темноту. Голос Энндала был глухим. Брисеида никогда не видела его таким хмурым. Она прочистила горло:

– Ты не голоден?

– Нет.

– Я могу принести нам что-нибудь выпить, если хочешь.

– Хорошо, как хочешь.

Брисеида схватила свою сумку и спустилась вниз, в главный зал богадельни. Когда она оказалась на первом этаже, чувство вины заставило ее пожалеть о своем побеге. Она долго не пыталась нарисовать зачарованных. Что она скажет остальным, когда они вернутся после поисков в нижнем городе? Но ей нужно было успокоиться после того, как она услышала запись отца. В большом зале никого не было и на кухне тоже. Она решила поискать брата Хасина возле собора. Если повезет, появится возможность снова встретиться с Уголином Попьяном и задать ему несколько вопросов.

Собор также казался пустым. Брисеида шла вдоль нефа в тени прохода к южному трансепту. Отца Попьяна не было видно. Она уже собиралась повернуть назад, когда увидела отца Нарциса. Он шел со свечой в руке. Брисеида была не в настроении читать проповедь. Она спряталась за массивным деревянным столом по другую сторону исповедальни, чтобы подождать, пока он пройдет.

На столе лежало множество предметов. Брисеида занялась их изучением, поскольку отец Нарцис не торопился. Кусок красного воска, чаша с чернилами, страница из дубленой кожи, сложенная вчетверо. Она развернула бумагу и обнаружила, что та пуста. Расправляя страницу, она чуть не уронила маленький кусочек позолоченного дерева. Повертев его между пальцами, она увидела, что на одной стороне выгравированы четыре переплетенные струны. Ей показалось, что она уже видела этот рисунок раньше. Но где?

Ответ внезапно пришел к ней, и по коже побежали мурашки: на сургучной печати, которой было запечатано письмо ее отца и которую она сломала на Площади Времени во время первой встречи с письмоносцем, незадолго до их путешествия в Китай. Она достала письмо из своего платья, чтобы подтвердить свои догадки. Идея казалась такой абсурдной…

Конечно же, письмо, которое она сейчас держала в руках, было вторым приношением письмоносца. Оно было не запечатано, а просто сложено, и на белой бумаге не было следов воска.

Брисеида поднесла красную восковую палочку к свече, чтобы растопить ее, свернула письмо, аккуратно нанесла воск и вдавила в него печать.

Результат не оставил сомнений. Это была та самая печать. Она смотрела, как воск застывает, когда кто-то схватил ее за руку:

Брисеида. Тёмные всадники

Подняться наверх