Читать книгу Зеленый огонь - Тим Грин - Страница 4

Я знал, что Мирта должна быть с женихом в Колумбии, но во мне появилось какое-то непреодолимое желание ее навестить. Я оставил рюкзак в камере хранения на вокзале Конститусьон и прогулялся до ее дома в районе Сан-Тельмо.

Я постучал в дверь. Она открылась, и я увидел Мирту, стоящую в чем мать родила. Девушка радостно обняла меня, поцеловала в шею и ушла, чтобы одеться. Я подождал в гостиной, рассматривая ее фотографии на стенах. У Мирты были темные, чуть раскосые глаза и фигура, которой она хвасталась в нарядах с голыми ногами. Дом пребывал в чистоте, хотя моя подруга обычно была неряшлива.

Когда Мирта вышла, я, наконец, рассмотрел ее. Она подкрасила волосы и сильно похудела. Даже цвет глаз как будто изменился. Мирта давала себя разглядеть, подбоченясь передо мной в коротком хлопковом платье. Я смутился и спросил ее о женихе, она ответила уклончиво, что он на работе.

– Придет вечером или, может быть, завтра. Так что можешь спать на нашей кровати наверху, а я посплю здесь, – и она указала на потрепанный диван в глубине гостиной.

Ее ответ взволновал меня. От одной мысли, что я останусь на ночь в этом доме, меня бросило в жар. Мирта, казалось, это заметила и посоветовала расслабиться:

– Вы, грингос, все время в напряге. Только и делаете, что думаете. Хуже всех – писатели, – голос у нее звучал низко и немного хрипло. – Постоянно копаетесь в себе и не знаете, что еще об этом насочинять. Вместо того, чтобы жить здесь и сейчас.

Ее слова подействовали на меня. Я и правда приукрасил свое волнение, и дело было, скорее всего, во влажном и горячем воздухе на улице. Извинившись, я сказал, что мне свойственно нервничать по пустякам и что работа над заметками пойдет мне на пользу. Она улыбнулась и сказала:

– Надо жить здесь и сейчас, понимаешь? Брать то, что жизнь сама дает тебе.

Она усадила меня на диван, и я попросил ее рассказать, как они познакомились с женихом. Мирта придвинулась близко ко мне и произнесла, что я должен позволить своему телу делать то, что ему хочется.

Мирта смотрела на меня, улыбаясь. Не дождавшись ответа, она помогла мне разуться и предложила вытянуть ноги. Поза оказалась расслабляющей, но, когда она начала разминать мои ступни, я вскочил с места. Мирта застонала и закатила глаза.

Она закурила. Я сказал, что пойду в душ, и она мгновенно отозвалась, спросив, не нужна ли мне помощь, и мы оба рассмеялись. Холодная вода взбодрила меня.

Я вернулся в гостиную, где вместо Мирты в воздухе плавал дым, и начал ходить по дому, но ее нигде не было, она не отзывалась. Сперва я подумал, что обидел ее, но успокоил себя тем, что она просто ушла в супермаркет, и сел за заметки.

Ничего не выходило. Я не мог собраться с мыслями, перед глазами непременно возникало загорелое тело моей подруги. Я буквально выбился из сил, пытаясь что-то написать, и, в конце концов, разозлился. Какая-то часть меня сопротивлялась притяжению, которое излучала Мирта.

Нужно было проветрить голову. Я решил купить продуктов и приготовить чего-нибудь для Мирты, но, направляясь к входной двери, услышал ее голос:

– Куда это ты собрался?

Обернувшись, я увидел подругу лежащей на диване, едва прикрывшую гладкое тело простыней. Кажется, я разбудил ее. Мирта повторила свой вопрос. Я ответил, что хочу прогуляться. Она поднялась, придерживая ткань на груди, и стала кричать, что я в опасном районе и что здесь нельзя ходить, как гринго.

– Ми амор, чудо, что тебе еще не проломили голову!

Я не нашел, что ответить. Я был так поражен этим выступлением и видом ее голых бедер, что молча ушел на кухню.

В плетеных корзинах, стоящих на полу, я обнаружил несколько крупных картофелин, луковицу, подвядшую морковь и почти высохший зубчик чеснока, на полках нашлись мешочек с чечевицей, немного изюма, парочка яиц, банка с маслинами и даже кусок слегка заплесневелого твердого сыра.

Вскоре Мирта пришла, завернутая в простыню, и извинилась. Она смущенно, но при этом и вызывающе улыбаясь, объяснила, что ноябрьская жара ее убивает. Она поведала мне, что первое время, после переезда в Буэнос-Айрес, без конца плакала. Не помогали ни открытые во всем доме окна, ни мокрые полотенца, ни хождение голой.

– И эта ужасная влажность! Хлеб плесневеет за пару часов, а волосы никогда не сохнут, посмотри, – она заставила потрогать ее волосы. Они не были мокрыми, как я ожидал, а скорее мягкими, приятными на ощупь. Это были очень крепкие волосы. От ее тела в простыне исходил жар.

В попытке сменить тему я сообщил ей, что приготовлю нам поесть, на что Мирта досадливо застонала.

– Еда – это, конечно, хорошо. Но ты можешь занять руки чем-то более важным для меня.

Я не стал уточнять, что она имеет в виду. Мирта ушла с кухни, а я принялся отмывать духовку. Изнутри она вся была испачкана засохшим жиром, что не вязалось с общей вылизанностью дома.

Прошло время, я поставил котелок с водой на огонь и подумал, что с Миртой нам нужно серьезно поговорить. Но, когда вошел в гостиную, увидел ее в хорошем расположении духа. Она вернулась в то хлопковое платье, которое ей очень шло. Мое желание разговаривать улетучилось.

За окном потемнело и начался ливень. Мирта распахнула дверь на улицу, и в прихожей запахло дождем. Солнце осветило стену дома напротив, и стоящую в дверях мулатку красиво очертил полумрак. Она начала танцевать, и я присоединился к ней. Поначалу мы просто дурачились, а потом я обнял ее, и мы закружились по комнате. Я почувствовал сильное возбуждение, и она прижалась ко мне теплым низом живота.

Я знал, что если поцелую ее, то пропаду. Перед моими глазами возник образ юной девушки. Она была в тяжелой шерстяной юбке и свитере, с волосами до плеч. Они обнимались на полу у кровати с каким-то молодым индейцем, сонно сражаясь за подушку. Я слышал ее голос. Она просила его этой ночью лечь на полу, чтобы самой поспать с дочерью.

Мирта, увидев мое лицо, растерянно отпрянула:

– Всё, милый, только не расстраивайся, – она подхватила меня под руку и отвела на кухню, – я не выношу слез. Ты хотел готовить? Давай я помогу. Что нужно с этим делать, порезать?

Мирта справлялась безупречно, и стук ножа замирал лишь на мгновение, когда она просила моих точных указаний. Зашипела сковорода, и запахло горелым маслом. Я еще не до конца вернулся из гостиной на кухню, но в четыре руки мы справились быстро.

Мирта с удовольствием накинулась на еду, сказав, что и правда проголодалась. Она похвалила нашу готовку. От еды и у меня улучшилось настроение. Ливень прошел, и мы сидели на пороге ее дома. Я смотрел в конец улицы, обрамленной ветвистыми деревьями, а потом от колеса автомобиля отвалилась тень собаки. Мирта спросила, что меня расстроило, и я пересказал свое видение во время нашего танца.

Я признался Мирте, что вернулся в Буэнос-Айрес, чтобы встать на землю обеими ногами, а не балансировать между прошлым и будущим, как акробат на канате. Мой рассказ пускал корни и ветвился, а Мирта слушала, куря сигарету за сигаретой, и в конце улыбнулась:

– Ты слишком много думаешь. Возьми то, что жизнь тебе предлагает сейчас. – она говорила мягким, совершенно неопасным тоном, и я обнял ее. Она шутливо оттолкнула меня и ушла в дом.

Я вернулся к своим заметкам. Какое-то время мне работалось легко, но затем я отвлекся, размышляя над поведением моей подруги. Прислушавшись к тишине в доме, я позвал Мирту, но она не ответила. Я пошел ее искать, однако Мирты нигде не было.

Почему-то я вспомнил, что раньше у нее жила кошка, но не нашел даже миски для еды. Эта маленькая деталь заставила меня вновь встревожиться. Я снова позвал Мирту по имени, и она отозвалась откуда-то издалека. Я шел на звук ее голоса, удивляясь тому, как странно выглядят коридоры и комнаты дома в полумраке.

Моя подруга сидела в мастерской на втором этаже, склонившись над столом, который был заставлен какими-то склянками. С потолка на тонких нитках свисали пучки трав и сухих цветов. Стол освещался тусклой лампой. Только сейчас я заметил, как стемнело вокруг. Мирта со смехом сказала, что я попадаюсь на один прием – прихожу, когда на меня не обращают внимания.

Я начал оправдываться, что увлекся работой над книгой. Она повернулась на стуле и внимательно посмотрела мне в глаза. Она спросила, зачем я занимаюсь этой ерундой. Я вспыхнул и стал защищаться. Мирта покачала головой:

– Если не перестанешь, я тебе врежу. Ты то любишь свою книгу, то потом ничем не доволен.

Не видя причин для ее выпада, я признал, что слишком переживаю из-за своих заметок и что, вероятно, мне нужно отвлечься.

– «Я, я, я!» – меня тошнит от того, что ты говоришь только о себе. Как будто вокруг больше никого нет. – Она сделалась какой-то грубой, с расплывшимся лицом. – Я чувствую, что одна в доме. Словно, когда ты садишься за книгу, я умираю.

Я напомнил Мирте, что мы танцевали и готовили еду вместе. Она выслушала меня и сказала:

– Твой испанский ужасен. Я не разобрала ни слова… Ты не понял самого главного. Ты не берешь того, что дает тебе сама жизнь.

Я сказал, что она, очевидно, влюблена, и жаль, что у меня нет ответных чувств к ней. Мирта заплакала. Я добавил, что мне лучше уехать. Она заплакала еще сильнее и промычала, что я все делаю наоборот, что мне плевать на нее и что я бросаю ее в беде. Я стал утешать подругу, гладить ее по голове и плечам. Тело Мирты тряслось от рыданий. Мне хотелось ей как-то помочь.

Мирта сказала, что очень устала и попросила отнести ее в спальню. Кровать в спальне была огромной. Я уложил ее, и она взяла меня за руку, упрашивая лечь с ней рядом. Я знал, что это плохая идея, и решил поскорее уйти. Слабым голосом она бросила вслед, что никто меня не съест.

Я вышел на улицу, чтобы подышать и немного успокоить мысли. Воздух был горячим, и сладко пахло цветами жакаранды. В неярком свете фонарей двигались мотыльки. Закрывая глаза, я видел Мирту, лежащую на кровати. Я не был уверен в своих чувствах и решил во что бы то ни стало разобраться с этим.

Я вернулся в спальню. Мирта сидела у изголовья кровати, поджав колени к груди, наблюдая за мной спокойными глазами. Казалось, она была готова к тому, что я вернусь. Она поблагодарила меня за прямоту и призналась, что просто нервничает перед свадьбой. Я сел на кровать.

Мирта заговорила о том, как прекрасен в постели ее жених, и добавила, что, в отличие от меня, он не убегает, когда испытывает настоящие чувства. Я понимал, что она хочет меня задеть. Я мог уйти, входная дверь была открыта. Но вместо этого как бы по-новому посмотрел на то, что происходило в комнате.

Ее платье и волосы были мокрыми.

– Ты очень изменилась, – сказал я Мирте. – Что с тобой произошло?

– Ты о моем теле? – спросила она, словно угадав мои мысли. – Я изменилась для тебя. Я тебе никого не напоминаю?

Ее слова вызвали во мне страх. Все это время я думал, что перемены, которые произошли с моей подругой, были связаны с подготовкой к свадьбе. Я понял, что мне не стоило возвращаться в ее спальню.

– Ты понимаешь, что поступила плохо?

– Плохо? Если бы я была плохой, я бы сделала вот так, – она повернулась ко мне спиной и подняла платье, показывая мне свой голый зад.

То ли от жары, то ли от нереальности происходящего я почувствовал, что у меня мутится рассудок. Я встал и начал рыться в столике у кровати. Отыскав полку с нижним бельем, я стал кидаться им в Мирту. Она ловила свои панталоны и подвязки, смеясь, как девочка. Вскоре мое помутнение прошло. Моя подруга встала с кровати и снова задрала платье, показывая, что теперь на ней сиреневые трусики.

– Я вас поняла, сеньор серьезность. Больше не буду.

Я смотрел на нее с недоверием. Ее лицо было совершенно милым.

– Расслабься, гринго. Я просто играла с тобой.

Казалось, будто в стекла застучали птичьи клювы, но это началась буря. Мирта раскрыла окна пошире, взяла пачку сигарет и легла на пол. Порой она была красива, как сейчас, во время ночной бури, когда дождь бился в окно, ветер бродил по дому и она, с горящими глазами, полураздетая, рассуждала сама с собой.