Читать книгу Коробка феникса - Тимофей Гаврилов, Тимофей Контум - Страница 6
Коробка Феникса
Второй день
ОглавлениеЧерные развалины. Мой взгляд сам притянулся к этому зрелищу. Огонь стёр с этого дома всю его неприглядность, и сейчас все это было похоже на развалины Мэндерли.1 Я обжог губы чаем и от неожиданности уронил чашку в сугроб. Горячий напиток стал плавить снег изнутри.
Я поставил на пол металлическую коробку и двумя ударами молотка сбил замок. Внутри не оказалось ни денег, ни документов. Там лежала записная книга шоколадно-орехового цвета с бордовыми уголками, с бордовым обрезом в супер-обложке. На ощупь обложка была кожаной. Внутри книги были записи. Все выполненные каллиграфическим почерком. Я присел на стул и стал читать первую запись:
«Однажды, над бескрайним золотым полем, полным спелой ржи, над призрачной березовой рощей, над зеленым зеркалом болота, в темно-синем небе, плакала бледно-голубая посеребрённая Луна. Плакала она горько. В её слезах был непроглядный ужас и страх. Это заметила пролетавшая голубая сойка. Она взмахнула крылом и свет плачущей Луны мигом разукрасил её перья в серебряно-синий. Она подлетела к Луне и спросила:
– Что тебя тревожит, Луна?
Луна всхлипнула и, указав на свой тающий бок, с тихим ужасом прошептала:
– Я убываю. Скоро совсем исчезну!
Птичка удивилась.
– Так разве это беда? – Воскликнула она. – Через несколько дней ты опять вернёшься на небосвод и будешь освещать болото, поле, березовую рощу и всё, что видно, куда ни кинь взор!
Луна перестала плакать и тихо, но не без радости, спросила:
– Точно? Точно вернусь?
Сойка села на лунину макушку.
– Конечно! Ты всегда возвращаешься!
Луна немного покраснела и улыбнулась.
– А я то и не помню. Да уж, память уже не та!
Сойка взлетела, сделала круг и устремилась вниз. Около земли её остановил зов Луны.
– Постой, сойка!
– Да? – Отозвалась сойка.
Луна потупилась.
– А спой мне что-нибудь. Пожалуйста!
– Хорошо!
Сойка села на лунный бочек и весело запела.
Петь сойка закончила только под утро, когда луна стала растворяться в молочной синеве неба.
– До встречи, сойка! Спасибо тебе.
– До встречи, Луна!
Серые лучи рассвета стерли всё волшебство и сойка, разом поменяв окрас на бледно-прозрачно-синий, опустилась вниз на берёзу, что стоит около болота и уснула. Лишь перья трепал теплый ветерок. Все птицы к тому времени уже проснулись и стали заниматься своими делами, не замечая спящую сойку. Она тихо исчезала в ярких лучах солнца, не отбрасывая тень. Как только солнце скрылось за горизонтом сойка проснулась и вспорхнула вверх. Всё спало. Ночью все выглядит красивее и загадочнее. Она взглянула на то место, где еще вчера была Луна и, пронзив голубой молнией облако, вспорхнула к звёздам. Пролетев рядом с склонившимся Овном и помахав крылом Семи сестрам, она опустилась вниз.
Вскоре Луна вернулась и сойка как всегда у них завелось, пела ей неистово. Так было с давних времен. Так будет всегда: бледно-голубая посеребрённая Луна, ночь и призрачно-синяя сойка, что поёт золотые песни великому светилу.»
Я закрыл записную книгу. Похоже это просто сборник викиных этюдов. Хотя странно видеть, что она так красиво пишет. Не так уж она и глупа, как мне казалось.
Краем глаза я заметил какое-то движение в руинах «Мэндерли». «Это вы, вторая миссис де Винтер?» 2– пронеслось у меня в голове. Я положил записную книгу в коробку и быстро вышел из дома, на ходу слабо улыбаясь своей нисколечко не смешной шутке. «Вторая миссис де Винтер» заметила меня и бросилась наутёк. Узнав в этом книжном персонаже Вику, я бросился за ней вдогонку. Добежав до конца улицы она резко повернула влево и побежала по направлению к полю. На повороте я поскользнулся и, упал прямо на спину.
– Черт!
Я вскочил и, задыхаясь кинулся за ней. Девушка ускорилась (хотя куда еще быстрее) и скрылась из вида, повернув на право. Когда я добежал до поворота, то я увидел развилку.
– Серьёзно?!
Я вернулся домой, температура подскочила до 38,5. Я выпил антибиотики и лег спать. Мне снился пожар.
Проснулся я через пару часов в жутко напряженном состоянии. Прошедшее за сутки сильно смутило и встревожило меня. Открыв глаза, я понял, что испытываю жгучее желание излить скопившиеся во мне чувства.
Ещё с юношества я приобрёл привычку вести дневники. Так приятно бывает взять карандаш и строчку за строчкой писать и писать. После этого испытываешь какое-то приятное ощущение, как будто бы поговорил с очень близким другом.
Перечитывая свои записи через месяца два три в моей голове всё вставало на место. Все чувства прояснялись – я начинал понимать самого себя и то, кем я являюсь. Не просто так говорил Есенин, что «большое видится на расстоянье».3
Но, к моему теперешнему огромному сожалению, я оставил записную книгу и пишущие принадлежности дома. Я поискал все необходимое в ящике письменного стола, на втором этаже, но нашёл там только стопку белоснежной бумаги. Ни карандаша. Ни ручки. Выглядит как издевка, что-то из разряда: «смотри – но не смей трогать, трогай – но не пробуй на вкус, пробуй – но не смей глотать4». Вот так же и у меня сейчас: переживай – но не смей облекать эти переживания в слова. В попытке немного успокоиться я вышел прогуляться.
Свет солнца проходит через ледяные бледно-серые молочные облака и, отражаясь от толстой снежной перины, наполняет воздух чем-то прекрасно-удивительным. И это волшебство легкой, призрачной рукой успокаивает разбушевавшееся во мне море. И мне хочется, чтобы это продолжалось вечно, но, увы, фонари на нашей улице зажжены и в мою комнату слой за слоем ложатся зимние сумерки, до тех пор, пока в моей комнате не оказывается густой, как будто вязкий мрак, слегка прорезаемый бледным лучом, проходящем через грязные стекла. От туда же на меня смотрят сожженные руины, последние пристанище и временная могила. Я отвернулся от окна. «Надо – подумал я – съездить завтра в город и сообщить полиции и пожарным, что тут произошло, а на сегодня всё, баста! Надо себя чем-нибудь занять.»
Я включил свет, взял сборник этюдов из сгоревшего дома и уселся читать следующую запись:
«Каждый день, страдая от холода и тоски, он проклинал Небо, за то, что вместо него умерли они. За то, что бог посмел отнять у него самое дорогое, то, что дороже ему собственной жизни. Каждый день он, засыпая, надеялся, что больше не проснётся, что эта пытка кончится, но каждое утро он открывал глаза и понимал, что обречен на еще один день.
Температура на улице упала до минус пятнадцати, завтра начинается зима.
– Парень, есть мелочь? – Он вздрогнул от своего голоса, такой он был осипший.
– Нет! Найди работу! – Осудительно гаркнула ворона.
Он вздохнул:
Во рту стоял сильный тошнотворный вкус голода, больше похожий на болезнь. Он засунул руку в карман и, на ощупь, посчитал монеты. Вышло около сорока рублей мелочью, затем печально вздохнул и пошёл в магазин.
– Подождите! Постойте же!
Он почувствовал тяжёлую руку на своём плече.
– Чего же вы? – удивился бархатный голос.
Он обернулся и удивился. Ему показалось, что это ангел сошёл с небес: белоснежная, светящаяся в свете уличных фонарей, кожа, волосы из снега и бездонные голубые глаза. Он не знал, что ответить. Незнакомец продолжал:
– Я вижу, что жизнь вас помотала. Я проходил мимо и мне стало очень вас жаль. Я прошу вас, примите это – Незнакомец достал купюру в тысячу рублей. – Прошу вас, вам это точно нужно больше, чем мне. Не смогу себя сегодня порадовать сладким, зная, что кто-то столь несчастен. Возьмите, купите себе еды!
В смущении он отстранился от незнакомца, но тот сам положил ему деньги в карман грязной куртки.
– Не знаю, как вас отблагодарить… – Начал он, но незнакомец прервал его.
– Единственное чем вы можете отблагодарить меня – это побыть счастливым. Хотя бы один день… Ну ладно я очень спешу! До скорого свидания!
Незнакомец быстрым шагом направился дальше, а наш герой остался стоять с деньгами в кармане и с тихой радостью от того, что ему повстречался такой добрый и бескорыстный человек.
Но вскоре его радость исчезла. Через пару шагов, к нему на встречу вышли два таких же бездомных как он. Хотя сравнивать их и говорить, что они похожи – бред. У них в глазах горел огонь зависимости, желания наживы, нетерпения и раздражения, а у него тускло, голубым огоньком горела тоска, боль и сожаление.
Он решил поскорее обойти парочку, но один из них схватил его за капюшон и притянул обратно.
– Слышь, это, либо быстро отдаешь баблосы и целёхонький возвращаешься под свою лавку, ли…
Его перебил второй:
– Либо, сука, кровью харкать будешь, понял?
Бедняга вырвал свой капюшон.
– Есть же еще один вариант: мы поделим деньги поровну…
Сильная рука стиснула его горло.
– Слышь ты, дипломат хренов, деньги отдал, или мы, в процессе естественного отбора, заберем и твою сраную жизнь!
Его напарник загоготал:
– Ну ты и сказанул «естественный отбор»! Аха-ха-ха, черт!
В нашем герое вдруг резко проснулся не привычный для него инстинкт самосохранения. Голодный организм, начхав на все чувства и эмоции приказал – «Беги!». Сильно ударив вора и толкнув его напарника он бросился бежать. У него была фора в пять секунд. Через метров шестьдесят они настигли его. Блестнул метал и наш герой с криком рухнул на наждачку асфальта. Кулаки выбивали из него слёзы, мольбы и под конец мучительный стон. Один уже успокоился и встал, но второй продолжал яростно молотить кулаками.
– Харе! – Стоявший схватил за своего напарника за плечи.– Там кто-то идет!
Оба резко насторожились. Действительно, где-то недалеко послышались звонкие шаги.
– Хватай деньги и погнали!
Нашего бедного героя перевернули на спину и стали рыскать по карманам.
– Сука! Где они?!
– Нашел! Все, погнали, погнали!
Он лежал в кустах, полу-мертвый, истекающий остывающей кровью. Шаги приближались, и, наконец на лицо бедняги упала тень и бархатный голос с испугом, воскликнул:
– О боже! Как они вас! Черт, это все я виноват! Вот я дурак!
Знакомый незнакомец попытался поднять бедолагу, но тот запротестовал.
– Я… Я хочу, присоединиться к ним, к ней, к моей Анюте… Я больше не хочу оставаться в этом мире…
Знакомый незнакомец присел рядом и положив ледяную руку, по жилам которой текли льды арктики, ему на лоб устало и тоскливо вздохнул.
Нашего героя пронзила слабая боль. Она прошла от пяток до головы и остановилась в затылке.
– Боже!
Его глаза тупо уставились на небо, с которого тихо шелестя, начал сыпаться снег. Он умер за минуту до зимы и, к сожалению, не смог увидеть начинающийся снегопад, который вскоре превратился в метель. Метель столь красивую, что я и не берусь расхваливать её, ведь мы все и так знаем красоту декабрьских метелей. Не так ли?»
Я захлопнул книгу. То ли это мне стало так плохо от рассказа, то ли температура опять поднялась. Я положил книгу на стол и рухнул в постель. Дурнота занавесом закрывала мой разум от меня самого. Реальность становилась плоской, бесцветной, нереальной. Я видел свои руки, и они казались мне чужими. Я закрыл глаза. Сцены убийства, бархатный голос, луна, сказочный лес и огонь. Огонь. Голова разрывалась. Я открыл глаза и понял, что мой дом охвачен пламенем. Не помня себя от ужаса, я бросился вон из комнаты и полетел вниз по лестнице. Каждая ступенька обжигала меня. Разум окончательно помутился и упав на пол первого этажа я понял, что не могу подняться. Вокруг кромешная тьма. «У просто брежу… – эта мысль постоянно выскальзывала из моих горячих рук – просто брежу…". Я попытался подняться, но обессиленный испугом, повалился на пол. Всё кружилось, вертелось, я попал в бесконечный калейдоскоп. Через час или может два, а может быть через всю вечность, лихорадка разжала свои тиски. Я лежал на полу, на спине, меня волнами накрывал озноб. Через двадцать минут я уже сидел на втором этаже и пил лекарство из огромной кружки. Пар исчезал во мраке.
Вскоре я заснул.
Я не знал верить своим глазам или нет. Медные лучи зимнего солнца скоро должны были зажечь небо оранжевыми пятнами. На часах, кажется было пол шестого, хотя нет, пять пятнадцать – двадцать… Ну да, пол шестого, если округлять. Я уже как двадцать минут проснулся и разглядывал мраморное темно-синее небо, по которому плавно плыли белые тягучие облака, как вдруг я заметил яркий луч и какое-то движение на участке моих соседей. Сначала это движение было аккуратным, как-будто кто-то боялся, что его заметят (боялся, что замечу я), но потом оно стало уверенней и луч света поскакал по снегу прямо к развалинам. Я знал кто это, но не мог поверить в это. Она попала в блёклый луч моего фонарного столба. На ней была большая серая куртка (непонятно, откуда она её взяла). Я слез со стула и осторожно, словно шпион, стал наблюдать за ней. Она быстро подбежала к пепелищу и (о нет!) юркнула прямо под обвалившийся второй этаж дома. Через десять секунд я услышал её крик, а затем с силой сдерживаемые рыдания – она нашла своего отца (но, разве, она не его искала?). Как же мне стало её жалко. Бедная, еще совсем юная девушка, маленький цветок, лишилась дома и семьи. И, я уверен, что даже не смотря на то, каким был её отец, она всё-равно любила его. Теперь, слыша её слезы, моё сердце трещало по швам. Мне хотелось выбежать к ней на встречу, обнять её и закрыть ей глаза. Мне хотелось утешить её, стереть из памяти это жуткое видение, хотелось подарить ей покой, но увы – я не в силах сделать нечто подобное. Теперь ей поможет лишь время. Удивительно как иногда внезапно может прийти человеколюбие. Удивительно и то, каким мощным может оказаться это чувство.
То, что произошло далее, добило меня окончательно. Она вылезла и вытянула из-под руин своего мертвого, покушеного огнём отца, а за тем, за ноги потащила его по снегу. Бедняжка на середине пути, обессилев от тяжёлой ноши, с детским криком отчаяния, упала в снег. Её плач ломал во мне все оковы, разбивал в крошку все ледники моей души. По щеке скатилась невидимая слеза. Мне жутко хотелось помочь ей, но я боялся, что увидев меня она опять сбежит. Бедная девочка, продолжила тащить своего отца, своего горе-защитника, по снегу, по направлению к дыре в заборе.
Рядом с забором она успокоилась и, перебиваясь редкими слезами, вытащила мертвеца за ограду. Я отошёл от окна, но вновь увидев движение, прильнул к нему и стал с удвоенным вниманием наблюдать. Теперь я был уверен, что мой разум трезв. «Зачем она вернулась?». Она быстро пробежала участку и нырнула в пепелище. Десять, двадцать, тридцать секунд. Осознание пришло неожиданно. Я почувствовал вибрации исходящие от записной книги. Она изначально пришла за ней. Не за отцом, а за книгой… Но как она, придя первый раз на пепелище, не проронила ни слезинки? Ведь логично было бы предположить, что в пожаре погиб её отец… Хотя, быть может она подумала, что её отец был не дома в ту ночь? Хотя что за бред! Куда пойдёт пьяный (сто процентов он был пьян) человек ночью, когда в округе, кроме меня больше никого, а до ближайшего города идти и идти?… И, даже если и предположить, что ей в голову могла прийти столь глупая мысль, не понятно: как она, опять же, не расстроилась хотя бы из-за самого пожара? Ведь сгорел её дом?! Я стал путаться в этих вопросах, в голове стали появляться ужасные теории о том, что могло произойти в ту ночь, но я их упорно отгонял. «Бред! Бред! – твердил я себе – Будь проклята моя бурная фантазия!». Девушка вылезла из под руин и, сбивая следы, юркнула в темный зёв забора.
Яркое солнце через лобовое стекло моей машины больно било мне в глаза, дорога несла меня к давно проснувшемуся городу.
1
Отсылка к книге Дафны Дюморье «Ребекка»
2
Отсылка к началу книги Дафны Дюморье «Ребекка», где главная героиня во сне приходит к сгоревшему поместью.
3
Отсылка к стихотворению Сергея Есенина «Письмо к женщине»
4
Отсылка к фильму «Адвокат Дьявола». Режиссер: Тэйлор Хэкфорд