Читать книгу Обречённый играть - Тимоти Рувидо - Страница 6

ОБРЕЧЁННЫЙ ИГРАТЬ
– БУСИ —

Оглавление

Сначала в темноте зазвучала японская тарабарщина.

Мужской голос отрывисто что-то говорил, будто читал нерифмованные стихи.

Потом ему с придыханием ответила писклявая японка, и начался диалог.

Обычно в любой игре с пониманием чужого языка вопросов не возникало, поэтому Венсан, в смысле Генели, в смысле GR8M8 просто слушал и спокойно ждал, предполагая, что таким образом происходит необходимое погружение в атмосферу. Кто-то предпочитал видеоряд, кто-то – музыку. Разработчики «Буси» пошли своим путём. Это их дело. Ему платили не за удовольствие, а за результат. Результат и был его удовольствием.

Женщина взвизгнула.

Мужчина грозно закричал.

Голоса стихли.

На экране возникло табло.

Предлагалось, как водится, выбрать своего будущего персонажа.

Это выглядело довольно странно, потому что обычно сперва следовало введение в суть происходящего, показывалась некая предыстория, иногда давалось даже попробовать в ней поучаствовать и лишь затем определиться с аватаром. Здесь разработчики снова решили отступить от неписанных правил. Что ж, настоящий игрок никогда не играет. Ему некогда. Он принимает решения.

Для начала следовало определиться с полом. Авторы придерживались консервативной точки зрения, и потому выбор состоял всего из двух вариантов. Хотя, как известно из официальной истории, интеллектуальные самураи в пору расцвета своего класса, когда умению владеть мечом предпочитали владение пером или кистью, любили на старости лет вступать в близкие отношения – сюдо – с пригожими юношами. Чем всего лишь продолжили традицию тюдо – любовь между буддийскими наставниками и их послушниками.

От этих мыслей сидевшего за экраном GR8M8 передёрнуло. Однако надо было двигаться дальше.

А дальше шла просьба ввести дату своего рождения.

Система не могла не знать, кто в неё входит. Все игры, интегрированные в BubEsLab, наверняка автоматом получали полный профиль нового участника, стоило ему изъявить желание их попробовать. Значит, в вопросе о дате скрывался подвох. Разгадать который не представлялось труда.

Система хотела понять, готов ли он обманывать. От этого могло зависеть что-нибудь во внутренних настройках игры, поскольку с некоторых пор прежний выбор между уровнями сложности от «новичка» до «порву всех» перестал применяться. Считалось, что игры должны подстраиваться под то, как ты её проходишь, стараясь быть не слишком сложными, но и не слишком простыми.

Он ввёл ту же дату, которая соответствовала не GR8M8, разумеется, а Генели.

Кстати, отход от правды мог бы заставить систему насторожиться в этом направлении. Каждый участник BubEsLab должен был соблюдать условия и оставаться самим собой. Если вы, не задумываясь, то есть, быстро и чётко, вводите правильную дату своего рождения, вы, скорее всего, тот, за кого себя выдаёте, и чей профиль соответствует. Если вы придумываете другую дату, система может отследить, делаете ли вы это так же быстро и чётко, то есть просто ошибаетесь и пишите свою настоящую дату рождения, после чего за вами непременно станут следить. Если же вы вводите неправильную дату с паузами, подбирая цифры и месяцы, система подумает, что вы решили подурачиться и пофантазировать и отнесётся к вам менее пристрастно.

Наверное. Точно нельзя было знать ничего.

Поэтому, предполагая всё это, GR8M8 первым делом перевоплощался в Генели целиком и полностью.

После даты шли вопросы.

Первый из них звучал так:

Какой цвет ты выберете – серый или жёлтый?

Он выбрал серый.

Последовал второй вопрос:

Какое сочетание вы выберете – серо-жёлтое или серо-розовое?

Это уже напоминало разговор с мастером дзэн, который всегда зачем-то хочет узнать, как звучит хлопок одной ладони. GR8M8 читал много вариантов ответов, включая тот, когда сообразительный ученик похлопывает себя ладонью по пузу. Сам бы он ответил мастеру звонкой пощёчиной. Истинному знатоку дзэн это должно было понравиться.

Он выбрал серо-жёлтое.

Игра приняла информацию, задумалась и уточнила:

Птица или рыба?

Безсмысленность вопросов говорила о том, что и реагировать на них следует, не особо задумываясь. Программа сама сделает соответствующие выводы и примет одной ей понятные решения.

Вопросы на экране писались красивым иероглифическим шрифтом и всплывали под стилизованную японскую музыку с дудкой и деревянными барабанчиками.

Решив ещё несколько психологических головоломок и удовлетворив любопытство игры, он некоторое время наблюдал за причудливой пляской разноцветных узоров.

Узоры постепенно сложились в панораму рассвета с участием знаменитой горы Фудзи.

Пока понятно было только то, что он действительно оказался в Японии. Где именно, когда и, главное, зачем – предстояло выяснить.

Необычность открывшейся перед ним картины заключалась в том, что гора смотрела заснеженной вершиной вниз, на зависшее над бездной солнце. И покачивалась.

Люблю рассвет под Фудзи.

Земля нависает над небом.

Падает Аматэрасу9.


Это хокку10 родилось у него в голове из неоткуда, пока он собирался с мыслями и приходил к выводу, что с горой и солнцем всё в порядке. Это он висит вверх ногами.

На экране появилась перевёрнутая физиономия в широкополой соломенной шляпе.

– Ну что, дурак, готов отправиться к праотцам?

Ответов предлагалось целых три:

– Только после тебя, шляпа.

– Всегда.

– …

Он выбрал троеточие.

Незнакомец угостил его тумаком, и гора с солнцем закачались сильнее.

– Зачем ты поджёг наш храм? Зачем убил ирумана11 Изаки?

Процедил сквозь зубы:

– Кто ты такой, чтобы спрашивать?..

– Я – тюгэн12 Сато Хироси. – Незнакомец набрал в лёгкие воздуха и выкрикнул ему в лицо: – Отвечай!

– Нет. – Ещё тише ответил он. – Не моего ты сословия, Хироси.

– Ах, не твоего сословия, подлец! – Последовал удар кулаком в грудь. – Может, мне господина Нагаи пригласить прикажешь?

Мир медленно закружился, и стало понятно, что позади зелёный склон, а он висит подвязанный за ноги к суку дерева над лесной тропой. Тропа, как рука старухи, была исчерчена венами корней.

– Хочешь узнать, почему поджёг и зачем убил – пригласи.

– Мерзавец!

Ещё на тропе стояло двое подручных Хироси, вооружённых длинными посохами. Вполне достаточно, чтобы по команде превратить его в сносную отбивную.

– … или ты предлагаешь мне самому явиться к твоему господину и всё ему рассказать?

– Чтооо?!

– Вот и я не думаю, что он будет этому рад. Я надеялся, он правильно поймёт намёк с храмом и не станет доводить до кровопролития. А что до вашего гайдзина13, то он сам виноват.

– Да как ты смеешь!..

– Подними руку.

– Что?..

– Руку подними.

Хироси замешкался.

– Подними, не бойся. Вы ведь меня связали. Я не опасный.

Хироси поднял руку.

– Открой ладонь.

Открыл.

– А теперь вспомни, чем был убит твой ируман?

Перевёрнутый Хироси посмотрел на свою руку, посмотрел на него и только успел произнести «дро…», как в воздухе, действительно, взвизгнул дротик и со смачным чавканьем застрял в растопыренной ладони.

Ещё два взвизгивания, разделённых долей мгновения, два хрипа, два устало падающих на дорожку тела.

– Замри! – крикнул он.

Хироси застыл, прислушиваясь и с ужасом наблюдая, как по голой руке к локтю неторопливо стекает красная дорожка.

– Вот видишь, сегодня ты стал похож на вашего Христа. Можешь гордиться. Это ведь совсем не больно, да и крови почти нет, правда? Не слышу. Правда?!

Хироси, поджал побелевшие губы и судорожно закивал.

– А теперь отправляйся к своему господину и объясни ему, что будет, если он продолжит позорить веру наших предков и якшаться с ируманами и батеренами14. Скажи, что в следующий раз сгорит не только храм. Ступай. Ступай, я сказал!

Хироси припустил прочь, перепрыгивая через корни и держа руку навесу. Видимо, он всё-таки боялся, что может хлынуть кровь.

Фудзи насмешливо покачивалась.

Он продолжал висеть, прислушиваясь, но так ничего и не заметив, пока женский голос ни сказал над самым ухом:

– Откуда ты знал, что я за вами наблюдаю?

Путы на руках исчезли. Верёвка, на которой он висел, стала быстро опускаться. Оттолкнувшись от земли, сгруппировался и сел. Осталось освободить ноги.

– Ты не могла меня бросить, Казуко.

– Ещё как могла! Ты что, забыл, как велел мне катиться на все четыре стороны, когда…

– Я не забыл, но я был пьян. Прости.

– Ты не бываешь пьян, Кири.

Она вручила ему свой кайкэн15 с рукояткой, инкрустированной перламутровыми ракушками. Знала, что он не позволил бы ей резать верёвки на ногах.

Казуко GR8M8 понравилась. Типичная большеглазая девушка из японской манги, только гораздо более реалистичная и обладающая приятными для глаз формами, надёжно скрытыми плотной домотканой курткой, заправленной в расклешенные шаровары. Авторы игры явно не спешили придать облику своих героев полную историчность.

У Казуко были коротко стриженые чёрные волосы и длинная тонкая косичка, спускавшаяся по левому виску почти до груди и перевязанная голубой ленточкой. Такой же голубой, как её сказочные глаза.

За спиной девушки на широком ремешке висел изящный арбалет не совсем обычной конструкции. По сути это были три арбалета в одном, с тремя короткими луками, тремя тетивами и общим спусковым механизмом и прикладом. Нетяжёлый, но, как свидетельствовали два трупа с пробитыми дротиками шеями, мощный.

Дротики она, кстати, поспешила вытащить, вытереть о траву и сунуть в бамбуковый колчан на поясе.

– Нам пора уходить, – сказал он. – Скоро здесь появятся люди даймё16. Будет нехорошо, если они нас обнаружат.

Казуко кивнула и на прощанье обшарила куртки своих жертв, не найдя ничего достойного.

Они стали взбираться по склону горы, стараясь ни за что не хвататься, чтобы не оставлять после себя следов в виде сломанных веток.

Заслышав снизу голоса, остановились и присели за кустами папоротника.

На тропе, которую они только что покинули, уже появились три всадника. Двое спешились и теперь обследовали трупы. Третий отдавал распоряжения, размахивая боевым веером.

Они с Казуко молча переглянулись. Девушка кивнула.

Он следил, как она осторожно, но быстро, пробирается между кустами в сторону, подальше от него, занимает укрытие за стволом кедра, снимает со спины арбалет, вкладывает три стрелы и прицеливается.

Сейчас он был безоружен, если не считать её же кайкэна. Воспользоваться им придётся только в том отчаянном случае, если она промахнётся.

Чтобы действовать наверняка, он стал медленно спускаться обратно.

Вмешиваться или отвлекать людей из армии даймё на себя ему не пришлось.

Первым завалился на гриву коня тот, что был с веером.

Оставшиеся не сразу сообразили, откуда исходит угроза. Первый застыл на месте, оглядываясь, и в итоге схватился за простреленную навылет шею. Другой оказался хитрее и, не дожидаясь развязки, кинулся к своему коню, но в этом была его ошибка, потому что третий дротик всё-таки его опередил и попал в открытую между латами подмышку, явно достав до сердца, отчего горе-всадник замертво упал с коня, не успел тот сделать и трёх неуверенных скачков.

Конь убежал, помахивая хвостом, тогда как два других послушно остались, не привыкшие покидать своих хозяев.

Они с Казуко воспользовались ими, подвесили к лукам сёдел оружие, отобранное у бездарно павших самураев, и поскакали по тропе в сторону, противоположную убежавшему коню, зная, что в любой ситуации тот выбирает дорогу к дому.

Остановились лишь однажды, возле источника, чтобы напиться из деревянных кружек с длинными рукоятками.

Дальше начался долгожданный музыкальный пролог, объяснивший поэтическим языком суть происходящего.

Япония подпала под влияние европейской религии – христианства. Насаждать её прибыли посланцы ордена иезуитов из Португалии, Испании и Италии. Они проникли в Японию с юга, через остров Кюсю, который в итоге практически прибрали к рукам, заменив буддийские храмы христианскими. Время было выбрано самое удачное – разрозненная страна, погрязшая в междоусобных воинах гордых даймё. Императорский двор бездействует. Верховная власть формально принадлежит сёгуну, однако отдельные местные феодалы успешно оказывают ему сопротивление, не желая подчиняться. Даймё Кюсю охотно забывают веру предков в обмен на драгоценную селитру, из которой можно получать смертоносный порох. Всякий, кто пытается помешать христианизации, жестоко уничтожается. Сёгун в гневе. Он объявляет иезуитам и их японским прихвостням войну. Кири и его помощница Казуко – одни из проводников его грозной воли.

Всё это было рассказано под заунывную японскую музыку и сопровождалось бреющим пролётом над лесами, храмами и крепостями средневековой Японии. Получилось вполне атмосферно и многообещающе.

Наблюдая за последующими сценами игры, в которых ему приходилось принимать весьма пассивное участие, GR8M8 даже подумал о том, что его клиент потому купился на «Буси», что испытывает слабость к хорошеньким азиаткам. В Париже у него была не закрепощённая китаянка Лули, а здесь с первых же шагов началась любовь-морковь с японкой Казуко.

Оказалось, что на западной оконечности Кюсю, среди гор, у них прячется уютная «штаб-квартира» с собственным онсэном17, где оба не только отмокали после долгого пути, но и развлекались чувственными утехами.

Было только не совсем понятно, как отсюда можно увидеть вершину Фудзи, находящейся в реальном мире почти в тысяче километров по прямой. Условности, условности…

Что касается Казуко, то у GR8M8 были на её счёт свои догадки, которые ему предстояло проверить. Она могла существовать здесь обычным ботом, просто подыгрывающим главному персонажу и отвечающим за «правильное» прохождение игры с соблюдением сценария или сценариев. Однако GR8M8 доводилось слышать о том, что наиболее продвинутые разработчики в последнее время не гнушаются подключать в подобных случаях живых игроков, и тогда всё прохождение превращается в производный калейдоскоп событий, готовых в любой момент оборваться непредсказуемой концовкой.

Кто знает, будь его клиентом не Генели, а какая-нибудь дама, возможно, он бы сейчас оказался в шкуре Казуко и точно также рассуждал бы о том, является ли его Кири внедрённым в игру статистом или аватаром реального человека.

Пока действие развивалось плавно и довольно предсказуемо, но в дальнейшем, возможно, у него возникнет необходимость проверить свои теории. Смотря что стоит на кону. Клиент карт не раскрыл, а GR8M8 привык действовать по обстоятельствам, ничего не предвосхищая и не размениваясь ни на что лишнее.

Он играл для того, чтобы прожить как много больше жизней.

Ещё когда он только-только начинал идти по этой стезе, его больше всего привлекали те проекты, которые обычно всех раздражали: игры, где нельзя было сохраниться в любой момент, а нужно было обязательно достигать определенной точки, и тогда сохранение происходит автоматически, но не раньше. Ошибёшься в выборе или дашь себя убить – скатываешься к началу уровня. Да, трата времени, но если ты его ценишь, то в итоге у тебя как раз должно измениться отношение к игре как к жизни, которую можно улучшить или ухудшить, однако нельзя сохранить. Никаких черновиков, отходных путей и планов Б.

Между тем, отдохнув и подкрепившись, герои «Буси» закатали конфискованное оружие в тюки, уложили тюки на повозку и покатили всё это богатство куда-то вниз, к подножью горы, где раскинулся живописный городок Цукуми. Лошадей они с собой не взяли, объяснив своё поведение тем, что, мол, не хотят привлекать лишнее внимание. Человек, богатый настолько, чтобы иметь в средневековой Японии лошадь, и одет должен быть по-иному, и едва ли станет вести себя так, как повели себя они. А они вели себя сейчас, как простые крестьяне, которым нужно было попасть на местный рынок.

Кири катил по дороге телегу, а Казуко шла впереди и указывала путь.

Они обогнули рисовое поле, миновали высокие оранжевые ворота, преодолели дугу деревянного мостка через ручей и оказались на оживлённой площади. Здесь Казуко предусмотрительно перешла назад, чтобы кто-нибудь случайно не сунул руку в телегу. Это сегодня в Японии воровать не принято, а раньше только знай не зевай.

Как оказалось, сам рынок им не был нужен. Оно и понятно: кто станет продавать и покупать в открытую оружие, носить которое не самураям строго запрещалось? Но тем ценнее оно становилось, если знать доверенных продавцов и покупателей.

После храма местного Будды, они свернули в проулок.

Казуко снова оказалась впереди. Она первой открыла неприметную калитку и прошла на территорию храмового сада.

Колёса телеги зашуршали по мелкой гальке, которой здесь было выложено несколько дорожек.

Навстречу им на деревянный помост веранды, окружавшей здание храма, вышел бритоголовый монах в фиолетовой рясе до пола. Он остановился у куста сакуры и молча склонился в вежливом приветствии.

– Исами-сама18! – Казуко на мгновение замерла в ответном поклоне. – Можете ли вы принять нас с дарами гор?

Монах поднял хитроватый взгляд и посмотрел на Кири.

– Дары гор всегда желанны в нашей скромной обители.

Он двинулся вдоль веранды, безшумно переступая босыми ногами.

Они послушно последовали за ним, пока ни дошли до дальнего угла храма, закрытого от улицы густым кустарником.

Монах отодвинул бумажную дверь.

Казуко сбросила сандалии и ступила на доски пола. Кири передал ей один из тюков, взвалил на плечо второй, тоже разулся, и они все втроём прошли внутрь.

Их встретила просторная комната с низким потолком, выложенная поистёршимися, но чистыми татами. Ничего лишнего: молельные столики, потухшие палочки благовоний, позолоченный Будда в дальнем углу, несколько тонких подушек.

Монах задвинул дверь на место. Провёл большой ладонью по лысине.

– Слышал, дела идут неплохо, – сказал он, прищурившись.

Казуко уже развернула один из тюков и вместо ответа показала три отобранных у самураев меча – две катаны и вакидзаси. Из второго тюка Кири вынул три катаны и передал одну монаху. Тот с интересом рассмотрел плетение рукоятки, гарду, потрогал гладкость бамбуковых ножен и с резким щелчком обнажил лезвие на ширину ладони.

– Не думал, что христианские прихвостни по-прежнему знают толк в хорошей стали.

– Исами-сама, – снова поклонилась Казуко, – мы рассчитываем получить за клинки оплату сразу. Серебром.

– Конечно, конечно, – закивал монах, улыбаясь гостям. – Всё, как обычно.

И хлопнул в ладоши.

В комнате почти моментально появился послушник с подносом, на котором стояло три фарфоровых пиалушки, пузатый глиняный чайничек и лежал завёрнутый в бумагу прямоугольник.

Все опустились на татами, послушник поставил поднос на низенький столик, разлил по пиалушкам сакэ из чайничка и с поклоном отполз на коленках подальше.

Монах предложил угоститься. Поскольку чашки выбирали сами гости, это означало, что можно не бояться яда. Если бы он взял чашку первым, кто знает…

– Это тоже вам. – Монах протянул Кири маленький прямоугольный свёрток, приятно тяжёлый и твёрдый. – Благодарность за ваше содействие.

Кири сунул деньги за пазуху и посмотрел на Казуко.

Та пригубила сакэ. Выжидательно улыбнулась их гостеприимному хозяину, покосившись на мечи. Имела на это право: Исами был её доверенным человеком в Цукуми и крайним звеном в длинной цепи, уходящей вверх, к самому сёгуну. Ещё неизвестно, кто от кого больше зависел.

Монах сделал жест, понятный послушнику. Юноша вскочил на ноги и торопливо скрылся за ширмой, изображавшей пляшущих аистов.

– Думаете, наш недалёкий друг Нагаи оценит намёк и покается перед Буддой?

– Будет зависеть от того, насколько он верит в поддержку людей с запада, – ответил Кири. – Я давно говорю о том, что сёгун напрасно опасается рассердить тех, кто к нам их послал, и обращает свой гнев на соплеменников. Если почаще карать ируманов с батеренами, их приспешники-даймё сообразят, что помощи им ждать неоткуда. Иначе мы просто перебьём друг друга в братоубийственных войнах на потеху гайдзинам и тем самым выполним за них всю грязную работу.

– Как я понимаю, Изаки был одним из них?

– Да, португальцем. Свои называли его Исааком.

– Похоже, дорогой Кири, вам не нужно специального разрешения сёгуна, – подытожил монах с улыбкой.

– Я рад, что вы меня понимаете, Исами-сама.

– Сёгун хочет дать всем заблудшим время одуматься. Поверьте мне, друзья, если в ближайшие же месяцы этого не произойдёт, меры к иноземцам будут применены самые жестокие.

– И сколько за эти месяцы будет ими убито тех, кто отказывается принять их крест?

Монах громко отхлебнул из пиалы.

Вернулся послушник с маленьким деревянным сундучком чёрного цвета. На лакированной крышке художник изобразил спящего Будду и сторожащего его сон тигра.

Под крышкой лежали прямоугольники завёрнутых в бумагу серебряных монет, подобные тем, что уже были выплачены им за удачно проведённую операцию. Каждый был помечен иероглифами, указывающими общую сумму, и запечатан специальным клеймом. Такие свёртки назывались «цуцуми кингин», и доверия к ним было больше, чем к отдельным монетам, которые могли изрядно произноситься или оказаться поддельными. Авторитет же избранных владельцев клейм оказывался столь велик, что цуцуми почти никогда не разворачивались.

– Пять катан и один вакидзаси, – подытожил монах, ставя сундучок перед собой и кивая послушнику, который стал по очереди передавать ему оружие для более детального осмотра. – Все в хорошем состоянии. Заточка не повреждена, выщерблен не наблюдается. Других и не ожидал. Вы ведь всегда сами отбираете лучшее, верно? Если не секрет, сколько пришлось забраковать на этот раз?

– Только один клинок оказался полностью цукарэ19, – призналась Казуко. – Разве что на кухню сгодится. Остальные да, на удивление новые. Видимо, были закуплены людьми Нагаи совсем недавно.

– Я правильно понимаю твой намёк, Казуко-сан? – Монах со щелчком вставил последний меч в ножны и поиграл пальцами в сундучке, подбирая подходящую награду. – Наши соседи вооружаются?

– Конечно.

– И вы наверняка уже знаете, кто их снабжает?

Кири протянул руку, подобрал с пола одну из катан. Уверенным движением перехватил рукояткой к себе. Казуко без лишнего напоминания вынула из волос и вручила ему тонкую заколку. Кири клюнул заколкой рукоятку между тугой оплёткой в двух местах. С противоположной стороны показались головки бамбуковых штырьков-макуги. Вытащить их до конца ногтями было вопросом нескольких секунд. Рукоятка соскользнула без усилий. Кири протянул обнажившийся хвостовик лезвия монаху. Тот наклонился и прочитал хорошо заметные между двумя отверстиями иероглифы:

– «Три дома». Миякэ. Я всегда подозревал, что этот Миякэ не заботится о том, в чьи руки попадают его творения. Я также слышал, что его кузнечная школа за последнее время сильно разрослась. Настолько, что скоро «Три дома» будут гордо украшать стволы пушек. А сами эти пушки будут повёрнуты в сторону Киото.

GR8M8 зевнул, заглянул в содержимое чашки и допил остатки кофе.

Японцы – мастера затягивать игры ни к чему не обязывающими сценами и особенно разговорами. Любят придавать происходящему ощущение важности и напыщенности, тогда как в итоге всё заканчивается примитивной поножовщиной и кровавыми разборками. Видимо, «Буси» не станет исключением.

– Вы сможете найти этого Миякэ? – продолжал тем временем монах, сам подливая сакэ себе и гостям.

– Мы его уже нашли, – в тон ему ответила Казуко.

– Он хороший кузнец, – продолжил за неё Кири, возвращая рукоятку катаны на место и вставляя штырьки. – Было бы разумнее попытаться сначала объяснить ему его ошибку. Сёгунату пригодятся такие руки.

– Согласен, – кивнул монах. – Обрубить их мы всегда успеем. Вот, – вручил он Кири достойную оружия сумму денег. – Хотел бы в следующий раз купить в два раза больше клинков – у самого Миякэ.

– Мы постараемся, – заверила его Казуко.

Аудиенция закончилась.

Когда они вышли на веранду, двое послушников граблями выравнивали дорожки. Их телегу они предусмотрительно переставили к калитке.

Попрощались.

Монах пожелал им счастливого пути и удачи.

– Буду ждать добрых вестей.

Они обменялись поклонами и расстались.

Выкатили телегу на улицу, дошли до рынка, бросили её там среди прочих и поспешно вернулись, прячась за изгородью. Казуко осталась сторожить у калитки, а Кири поторопился дальше, где за поворотом изгороди, как он знал, был ещё один укромный выход. Главными воротами в храм можно было пренебречь: тот, кого они ожидали выследить, едва ли воспользуется ими, если хочет избежать ненужного внимания.

Прошло несколько минут ожидания.

Раздался условный свист.

Он бросился обратно и успел заметить изящную фигурку Казуко, свернувшую направо, за угол рисовой лавки.

Здесь начиналась оживлённая улица, соединявшая рыночную площадь с гаванью.

И всё равно, если кто-то сейчас следит за Казуко, он это увидит. Потому и поотстал. А уж она-то свою цель не отпустит.

Так они шли почти до самого океана: он смотрел по сторонам и не терял из вида девушку, а она, уверенная в нём, сосредоточилась на послушнике. Поскольку это был именно он. Послушник присутствовал почти при всём их разговоре с монахом и теперь куда-то явно спешил. Возможно, просто по делам. Возможно, чтобы донести кому следует на настоятеля. Возможно, выполняя поручение самого Исами.

Третий вариант крайне нежелателен и был бы ударом по последнему пристанищу веры.

Но ведь кто-то же помог накануне людям даймё его выследить и поймать…

Дальше на экране появились красивые монохромные воспоминания.

Вот он убивает удивлённого такой наглостью португальца, одетого на японский манер.

Вот забрасывает горящий хворост под крышу храма и поджигает облитые горючим маслом деревянные колонны.

Огонь трещит.

Слышны крики.

Крики ещё далеко, но на него уже кто-то наваливается сзади и подминает под себя. Несколько пар цепких рук не дают подняться, вяжут, отнимают оружие.

Он видит пол, по которому стучат сандалии-гэта и стелется серый дым.

Потом всё это разом исчезает – ему на голову напяливают мешок.

Который снимают только там, на склоне горы…

И снова он лавирует в толпе, уворачивается от рикш, кивает двум смеющимся гейшам под розовым зонтиком, с трудом обгоняет целую процессию носильщиков с длинными коромыслами, провожает затрещиной подвернувшегося под ноги бритоголового сорванца, перешагивает через кошку, машинально кланяется группе самураев перед входом в чайную, и наблюдает, наблюдает.

Нет, за Казуко никто не увязался. Никому, кроме него, до неё нет дела.

Послушника он не видит, но это не его забота. Главное – не упустить девушку и не попасться самому. Вряд ли, конечно, его кто-нибудь узнает – трупы оживают только в легендах – однако выделяться из толпы не стоит. Даже торопливой ходьбой. Поэтому он идёт особой манерой, не идёт, а скорее скользит, подворачивая бёдра в такт шагам, отчего каждый из них становится не менее чем на ступню шире. Со стороны незаметно, а скорость существенно возрастает.

Дома и лавки закончились, начались склады. Праздных прохожих поубавилось, что облегчало преследование, но усложняло скрытность. Вот-вот придётся действовать и действовать наверняка.

Словно почувствовав на расстоянии его мысли, Казуко оглянулась. Заметила. На её кукольном личике застыла улыбка. Знает, что делает.

Кири указал пальцем на свой глаз, хлопнул себя ладонью по губам и чиркнул большим пальцем поперёк шеи.

Поняла: высмотри, выспроси, уничтожь. Кивнула.

Это на случай, если ему придётся держать оборону.

Послушник явно не ожидал преследования. Кого может заинтересовать посыльный из храма, пришедший на склады забрать товар для кухни?

Он зашёл под большой навес, где суетились портовые грузчики. Шла разделка утреннего улова.

Казуко исчезла следом за ним. Она должна установить, с кем он там встретится. Если повезёт, подслушать разговор. Если не получится, придётся допрашивать отдельно.

Кири задержался у хижины рыбака через дорогу. Сам рыбак сидел на приступке и блаженствовал с курительной трубкой во рту. Ещё один «подарок» из далёкой Португалии.

Разговорились – о воде, о погоде, о сетях. Заодно Кири, прикинувшись перекупщиком с соседнего острова Сикоку, выяснил, у кого можно по хорошим ценам затавариться «дымком». Лишней такая информация точно не будет. Всё, что связано с отравой, будь то для души или тела, шло в Японию одними и теми же путями.

Пока они беседовали, из-под навеса вышел послушник и как ни в чём не бывало засеменил в обратном направлении.

Казуко не показывалась.

Подозревая неладное, Кири попрощался с рыбаком и перешёл улицу.

Что её могло задержать?

Под навесом в нос ударил рыбный дух.

Разумеется, игра не могла передать запах, однако GR8M8 не раз замечал, что в некоторых случаях его ноздри и даже язык реагируют на происходящее живее, чем можно было предположить. Либо такова работа богатого воображения, либо разработчики научились подкладывать в видеоряд нечто, что влияло на экстерорецептивные20 ощущения. Так один раз, попав в пожар, он чуть было не задохнулся по-настоящему и чтобы спастись, работал джойстиком, как бешеный.

Вокруг озабоченные лица. Ни одного знакомого. Ни одного женского.

Опасения рассеялись, когда ласковая рука взяла его под локоть.

– Я тут.

– Казуко…

– Он передал записку, – шепнула девушка. – Я посчитала, что записка важнее, чем продолжение слежки.

– Пожалуй, ты права. Кому?

– Думаю, здешнему старшине. Вон он, в красной косынке, разговаривает с тремя помощниками.

Он понял, о ком она. Действительно, здоровенный детина с яркой повязкой на голове. Шагах в десяти он них. В жилистой руке разделочный нож. С таким по-дружески не договориться.

– Я его отвлеку.

Не успел он среагировать, как Казуко смело направилась к мужчинам и покорно остановилась поблизости так, чтобы они сразу же её заметили. Когда она хотела, то могла производить впечатление обычного мальчугана, на которого никто не обращал внимания. В другой раз мальчуган превращался в смущённую девочку. Очень смущённую и очень привлекательную.

Старшина прервал разговор, посмотрел на Казуко и что-то спросил. Кири со своего места не слышал слов, но видел, как она отвечает уважительным поклоном и пятится, явно приглашая следовать за собой. Собеседники старшины понимающе заулыбались. Один хлопнул его по широченному плечу. Нетрудно было догадаться, что Казуко нашла какой-то предлог, чтобы предложить обладателю косынки и не менее яркой мускулатуры уединиться. Обычно такие люди слишком уверены в себе, и их ничего не стоило уговорить совершить глупость.

Казуко, продолжая глядеть в пол, пошла к выходу.

Старшина заинтригованно двинулся за ней, оставив нож воткнутым в серую тушу безголового тунца.

Кири снова пришлось замыкать это странное шествие.

Они вышли на пристань.

Казуко юркнула за гору скопившихся поблизости ящиков и мешков.

Старшина, воровато оглядевшись, прошмыгнул следом.

Когда Кири, готовый к драке, заглянул за ящики, старшина во весь свой могучий рост лежал на досках причала, а Казуко быстро-быстро его обыскивала.

– Нашла! – обрадовалась она и показала бумажный прямоугольник со взломанной печатью. – Уходим.

Он помог ей затащить тело поглубже, чтобы его не сразу заметили грузчики, и они покинули пристань, пробираясь через заставленные склады. Некогда дружелюбный городок в одночасье превратился во вражеский стан, так что теперь приходилось соблюдать предельную осторожность и лишний раз не попадаться на глаза.

– Что в записке? – спросил Кири, когда звуки порта остались далеко позади, а они уже шли обратной дорогой между рисовыми полями, толкая перед собой полегчавшую тележку.

Остановились.

Казуко вынула из-за пазухи бумагу и вручила ему.

Развернул. Бумага пахла её разгорячённым телом. Прочитал:


Предупредите Миякэ. Люди сёгуна – Мицумоно Кири и Огава Казуко – постараются его переманить. Не получится убедить – убьют. Они очень опасны и не знают пощады. Лучше не оказывать открытого сопротивления, а постараться скрыться. Дайте знать, когда всё устроите.


– Ты знаешь почерк Исами? Он писал?

Девушка покачала головой.

– Почерка его я не знаю, но зато только он знает наши полные имена.

– Пожалуй, ты права. Хотя это подтверждает его предательство лишь косвенно. Он мог случайно открыть их послушнику. А тот упомянул их специально, чтобы вот в такой ситуации, как сейчас, мы подумали на Исами.

GR8M8 поставил игру на паузу.

Что-то уж больно сложно закручивается сюжет. Вместо того чтобы действовать, рубиться на мечах и зарабатывать деньги, какие-то ненужные разговоры и сплошные догадки. Интересно, конечно, чем закончится, но как-то уж больно затянуто.

Между тем, словно услышав его мысли, Кири и Казуко после паузы резко ускорились. Они чуть ли не бегом добрались до своей «штаб-квартиры», переоделись так, чтобы больше походить на самураев, которым подобает ездить верхом, и пустили лошадей галопом в одном только им известном направлении.

Дальше начинался вполне типичный квест, подтверждавший, что предыдущие события были всего лишь прологом к основному действию.

Следующие полчаса игры ушли на продвижение по горам и долам к заветным кузницам, «Трём домам», руководил которыми мастер Миякэ, чья фамилия так и переводилась21. По пути героям пришлось преодолеть несколько засад, вдоволь порубиться на мечах с горными разбойниками, потерять одного из коней и, оставив после себя внушительную гору трупов, в обнимку доскакать до деревни в излучине реки, отмеченной тремя столбами чёрного дыма из огнедышащих печей.

Поскольку они ни от кого не таились и вошли в селение открыто – Казуко сидела в седле, а Кири вёл лошадь под уздцы – их приняли хоть и настороженно, но вполне радушно для незнакомцев.

На расспросы ответили, что, мол, хотят заказать хороший меч, и что молва о качестве стальных произведений господина Миякэ дошла до их отца, старейшины клана Мицумоно из провинции Ивами. Себя они, разумеется, выдали за брата с сестрой.

Им предложили пройти в дом с красным бумажным фонарём при входе, прикрытом верёвочными занавесками, за которыми они нашли вполне ухоженную сельскую таверну.

Кири понял, что это своеобразная проверка, и потому, когда хозяин заведения уточнил, желают ли гости перекусить, охотно согласился, а основательным заказом продемонстрировал свою щедрость. О чём впоследствии не пожалел, поскольку поданное угощение замечательно восстановило их с Казуко потраченные в путешествии силы.

Пока они ели и отдыхали с дороги, кто-то доложил об их приезде, и в конце трапезы из-за отодвинувшейся перегородки к ним заглянул робкий юноша, сообщивший, что господин Миякэ готов их принять.

Покинув таверну, они следом за провожатым прошли по единственной в деревне улице в направлении всё тех же по-прежнему поднимающихся к небу столбов дыма.

Теперь лошадь вела Казуко, а Кири вышагивал впереди, войдя в роль и изображая богатого заказчика. Хотя лицо его светилось полнейшим равнодушием и умиротворённостью, он успевал подмечать малейшую деталь, которая могла сыграть немалую роль в их дальнейшем успехе или провале. Так он заметил, что работники двух печей трудятся под присмотром совсем не по-деревенски одетых людей, которые ни во что не вмешивались и лишь пристально наблюдали за процессом.

У некоторых из них из-за пояса торчали короткие мечи.

Юноша проводил их до дальней из трёх печей, точнее, до кузницы, и с извинением предложил подождать. На иное они и не могли рассчитывать: это в храм может войти любой, а кузница – место не только святое, но и надёжно скрывающее свои тайны.

Ждать пришлось недолго.

Им навстречу вышел невысокого роста кряжистый мужчина, лицо которого скрывала странная костяная маска. Маска была телесного цвета. На всей поверхности лишь две удивлённые дырочки для глаз да смеющаяся прорезь-рот.

GR8M8 подумал, что он похож на средневекового хоккейного вратаря.

– Я – Миякэ, – представился человек в маске, вытирая испачканные сажей руки о передник. – Чем могу помочь?

– А почему у вас, у кузнеца, маска из кости, а не из железа? – невинно улыбнулась Казуко.

– Если вы пришли только за ответом на этот вопрос, я отвечу, но тогда вам придётся нас покинуть, – не дрогнув голосом, ответил Миякэ. – У нас тут много дел.

– Видишь ли, милая сестрица, – оглянулся Кири через плечо, – железо у огня сильно греется, а кость – нет. – И продолжил, обращаясь к кузнецу: – Как я уже говорил вашим людям, нас интересует меч. Для нашего отца.

– Я не создаю мечи, – сказала маска. – Разве вы не знаете, что для этого сегодня нужно специальное разрешение сёгуна? Если это всё, то до свидания.

Кузнец повернулся, красноречиво давая понять, что не заинтересован в продолжении разговора.

– У нас сложилось другое мнение, – остановил его Кири. – Вот и господин Нагаи шлёт вам привет. Вы ведь знаете этого замечательного человека?

– Нет, не знаю. Я уже сказал…

– Послушайте, Миякэ. – Кири понизил голос. – Наш отец приближён ко двору сёгуна и может поспособствовать в получении того самого разрешения, о котором вы только что упомянули. Ваше ремесло не пропадёт даром. Подумайте хорошенько. Для этого вам всего лишь придётся перестать выполнять запрещённые заказы. Я понятно говорю?

– Нет, совсем не понятно. Поэтому я бы попросил вас…

Казуко прервала его:

– Мне с лошади неплохо видно, чем занимаются ваши подмастерья вон там и вон там. Как вам кажется, если мы проверим, что они грузят на телеги под видом длинных бамбуковых пеналов, мы обнаружим в них клинки для мечей с вашим клеймом или каллиграфические кисти?

Миякэ явно не ожидал такого резкого поворота разговора и на мгновение застыл, не находя, что ответить. Кири воспользовался паузой.

– Как вы видите, мы пришли не с армией, а всего лишь с деловым предложением, и надеемся на ваше понимание. Мы сделаем вид, будто не замечаем на одежде тех людей нашивок с эмблемой рода Нагаи, и даже не помешаем им уйти восвояси с полученным от вас заказом. Но за это мы всё же попросим вас уделить нам достаточно времени, чтобы мы объяснили вам…

Он не договорил.

– Кири… – ослабевшим голосом позвала его Казуко.

Оглянулся.

Девушка изо всех сил держалась за уздечку, но при этом неотвратимо клонилась к гриве. Глаза её были закрыты. Лицо искажено болью.

– Кири…

Картинка на экране стала медленно расплываться.

– Надеюсь, вам понравилось наше угощение, – откуда-то издалека сказала маска.

9

Аматэрасу – богиня-солнце и одно из главных японских божеств пантеона синто.

10

Хокку – старое название жанра традиционной японской поэзии хайку.

11

Ируман – искажённое португальское irmão – «брат».

12

Тюгэн – старший слуга в доме самурая.

13

Гайдзин – просторечная форма от гайкокудзин – «иностранец» (яп.)

14

Батерен – от португальского padre – «отче».

15

Кайкэн – уменьшенная разновидность танто (кинжала самурая). Обычно кайкэн носили спрятанным в оби – поясе кимоно. Отличается от обычного ножа – хамоно.

16

Даймё – крупный феодал. Даймё («великое имя») считались элитой среди самураев.

17

Онсэн – горячий источник.

18

Сама – суффикс, выражающий почтение к собеседнику.

19

Цукарэ – (букв. усталость) «похудевший» вследствие частой заточки клинок.

20

Экстерорецептивный – отражающий свойства внешней среды: зрительные, слуховые, вкусовые, температурные и тактильные.

21

Миякэ (яп.) – три дома

Обречённый играть

Подняться наверх