Читать книгу Стихи о любви (сборник) - Тимур Кибиров - Страница 13

«Посреди высотных башен

вид гуляющего…» Как,

как там дальше? Страшен? Страшен.

Но ведь был же, Миша, знак,

был же звук! И бедный слух

напрягая, замираем,

отгоняя, словно мух,

актуальных мыслей стаи,

отбиваемся от рук,

от мильона липких рук,

от наук и от подруг.

Воздух горестный вдыхая,

синий воздух, нищий дух.

Синий воздух над домами

потемнел и пожелтел.

Белый снег под сапогами

заскрипел и посинел.

Свет неоновый струится.

Мент дубленый засвистел.

Огонек зеленый мчится.

Гаснут окна. Спит столица.

Спит в снегах СССР.

Лишь тебе еще не спится.

Чем ты занят? Что ты хочешь?

Что губами шевелишь?

Может, Сталина порочишь?

Может, Брежнева хулишь?

И клянешь года застоя,

позитивных сдвигов ждешь?

Ты в ответ с такой тоскою –

«Да пошли они!» – шепнешь.

Человек тоски и звуков,

зря ты, Миша. Погляди –

излечившись от недугов,

мы на истинном пути!

Все меняют стиль работы –

Госкомстат и Агропром!

Миша, Миша, отчего ты

не меняешь стиль работы,

все талдычишь о своем?

И опять ты смотришь хмуро,

словно из вольера зверь.

Миша, Миша, диктатура

совести у нас теперь!

То есть, в сущности, пойми же,

и не диктатура, Миш!

То есть диктатура, Миша,

но ведь совести, пойми ж!

Ведь не Сталина-тирана,

не Черненко моего!

Ну какой ты, право, странный!

Не кого-то одного –

Совести!! Шатрова, скажем,

ССП и КСП,

и Коротича, и даже

Евтушенко и т. п.!

Всех не вспомнишь. Смысла нету.

Перечислить мудрено.

Ведь у нас в Стране Советов

всякой совести полно!

Хватит совести, и чести,

и ума для всех эпох.

Не пустует свято место.

Ленин с нами, видит Бог!

Снова он на елку в Горки

к нам с гостинцами спешит.

Детки прыгают в восторге.

Он их ласково журит.

Ну не к нам, конечно, Миша.

Но и беспризорным нам

дядя Феликс сыщет крышу,

вытащит из наших ям,

и отучит пить, ругаться,

приохотит к ремеслу!

Рады будем мы стараться,

рады теплому углу.

Рады, рады… Только воздух,

воздух синий ледяной,

звуков пустотелых гроздья

распирают грудь тоской!

Воздух краденый глотая,

задыхаясь в пустоте,

мы бредем – куда не знаем,

что поем – не понимаем,

лишь вдыхаем, выдыхаем

в полоумной простоте.

Только вдох и только выдох,

еле слышно, чуть дыша…

И теряются из вида

диссиденты ВПШ.

И прорабы духа, Миша,

еле слышны вдалеке.

Шум все тише, звук все ближе.

Воздух чище, чище, чище!

Вдох и выдох налегке.

И не видно и не слышно

злополучных дурней тех,

тех тяжелых, душных, пышных

наших преющих коллег,

прущих, лезущих без мыла

с Вознесенским во главе.

Тех, кого хотел Эмильич

палкой бить по голове.

Мы не будем бить их палкой.

Стырим воздух и уйдем.

Синий-синий, жалкий-жалкий

нищий воздух сбережем.

Мы не жали, не потели,

не кляли земной удел,

мы не злобились, а пели

то, что синий воздух пел.

Ах, мы пели – это дело!

Это – лучшее из дел!..

Только волос поседел.

Только голос, только голос

истончился, словно луч,

только воздух, воздух, воздух

струйкой тянется в нору,

струйкой тоненькой сочится,

и воздушный замок наш

в синем сумраке лучится,

в ледяной земле таится,

и таит и прячет нас!

И воздушный этот замок

(ничего, что он в земле,

ничего, что это яма)

носит имя Мандельштама,

тихо светится во мгле!

И на улице на этой,

а вернее, в яме той

праздника все также нету.

И не надо, дорогой.

Так тебе и надо, Миша!

Так и надо, Миша, мне!..

Тише. Слышишь? Вот он, слышишь?

В предрассветной тишине

над сугробами столицы

вот он, знак, и вот он, звук,

синим воздухом струится,

наполняя бедный слух!

Слышишь? Тише. Вот он, Миша!

Ледяной проточный звук!

Вот и счастье выше крыши,

выше звезд на башнях, выше

звезд небесных, выше мук

творческих, а вот и горе,

вот и пустота сосет.

Синий ветер на просторе

грудь вздымает и несет.

Воздух краденый поет.