Читать книгу Щепотка яда на любовь - Тина Каверина - Страница 9

С минуту мы стояли молча. Я таращила глаза, позабыв от такого сюрприза, зачем собственно дверь открыла. А сердце скукожилось, потом расправилось и забилось часто-часто, словно у влюблённой дурочки. Глеб вроде тоже забыл, что у него вертелось в голове. Смотрел на меня, не моргая и не шевелясь, но затем заглянул вглубь комнаты и нахмурился. Я тоже последовала его примеру, то есть нахмурилась, и не зря.

– Вот матрёшка, – насмотревшись, сердито сказал он. Вновь перевёл взгляд на меня, а у меня такое жалкое лицо было, даже учитывая сдвинутые брови.

«Ну что за чёрт», – с тоской подумала я и разозлилась на себя, на свои чувства, после и на Глеба тоже. Мало того, что выглядел женихом: бежевый костюм и белоснежная рубашка, то есть жил вполне неплохо без меня, так ещё матрёшкой назвал незаслуженно. Не знаю, какое приветствие мне бы понравилось, но явно не это, а вкупе с сердитым тоном и желанием меня укокошить…

В общем, чтобы скрыться с глаз, я попыталась закрыть дверь, а он хотел сделал шаг, с намерением войти. В итоге ни я дверь не закрыла, ни он не вошёл. То есть мне почти удалось закрыть, но почти не считается. Жаль, ничего ему не прищемила. Он успел налечь плечом, я же навалилась спиной, только с его силой мне не конкурировать.

– Скажи на милость, ты какого хрена вернулась?! – орал он, сдвигая меня с места. Дверь потихоньку открывалась, щель становилось больше, я визжала. – Мне как от вас избавиться, а? Сонька дурища, а ты ещё хуже! Вот я сейчас войду и за уши тебя обратно отправлю. А то приехала она, бегите и спасайте её!

Нет, каков наглец? Я даже прекратила визжать.

– Не тронь Соньку! – повысила голос. Ноги скользили по полу, я старательно толкала дверь. Ни за что пускать его не хотелось. – И я тебя не звала. Сдался ты мне!

– Ты не позовёшь, ты же гордая и упёртая! Зато Соня… С песочницы мне нервы треплет. Надо было ещё тогда… лопатой по голове ей двинуть!

– Себе бы двинул. Может, мужик бы путный вышел. А так… Ни богу свечка ни чёрту кочерга!

– Вот как?

Глеб между тем налёг на дверь с такой силой, что я отскочила, но тут же вновь навалилась. Только он, подлец, успел просунуть руку и схватил меня за плечо. Я громче завизжала, понимая, что противостоять ему не смогу: он войдёт и уши мои пострадают.

Вот здесь и обратила внимание на Алёшу, о котором успела как-то позабыть. Всё это время он глухо постанывал, держась за стол и за хозяйство.

– Не хочешь помочь? – крикнула ему.

– Не хочу, – замотал тот головой. – Нельзя мне.

А мне настолько не хотелось сдаваться, что навернулись слёзы. Но потом ответ Алёши обмозговался: «нельзя ему…» – и реветь я прекратила. Занятно всё это, конечно. Кругом лжецы и хитрецы.

От двери отпрыгнула с таким рывком, что чуть не лишилась плеча. Глеб влетел внутрь, а я предъявила, ткнув в сторону Алёши.

– Твои друзья?!

– Кто? Я? – не понял Алексей.

– Ты-ты. Одни дикари кругом. Твоих рук дело? – я вновь накинулась на бывшего. Лицо у него было такое, что мне следовало замолчать, но я не замолчала. – Решил жизнь мне усложнить, да? Устроили спектакль, подослал друзей. Какой же ты мерзавец! Запугивать бедную девушку… И почему? Потому что я тебе отказала. Два года прошло, никак не угомонишься. Запугивать, чтобы примчалась. Какой дешёвый приём! Вот только я огорчу тебя: я не испугалась. И со всеми проблемами могу справиться сама! Понял? Как пристали, так и отлипнут. Уж я бы выбралась, оставила бы их с носом. И тебе звонить не собиралась. Зря старался, так и знай!

Ткнув пальцем уже в Рокотова, я преспокойно опустилась на корточки. Внутри, конечно, всю трясло и слёзы рвались наружу, но виду я не подавала. Сгребала с пола содержимое сумочки и ругалась шёпотом. Вот так он меня любит. Облюбил. Очень по-мужски. Свинья!

Глеб стоял на паспорте, я попыталась сдвинуть его ботинок.

– Отдай, – сказала сурово.

– Это, значит, твоя благодарность.

– Отдай.

– Отдам, отдам, – странным тоном ответил он.

Стоило подумать о возможной пакости и вскинуть голову, как моё ухо оказалось в плену. Всё случилось быстро. Мне оставалось взвыть, что я и сделала, пытаясь спасти часть себя. Одно хорошо – пропала необходимость прятать слёзы.

– Милая, я бы сто лет тебя не видел, – подняв меня на ноги, ласково запел бывший. – Это ты приехала. Это вы что-то устроили. А мне снова приходится спасать ваши задницы. Что Сонька на этот раз учудила?

– Пусти, дурак. Больно же, – скулила я.

– Ну… Больно… А вот так?

– Ой, мамочка… Ай-яй! – Я запрыгала на месте, подвывая и жмурясь. Как отцепиться от него не представляла, схватила за руку, но стало ещё больнее, тогда я забила кулаками по его груди. – Глебушка, отпусти, пожалуйста. Ухо-то тут причём? Отпусти!

– А ты чем слушала, когда я говорил: не возвращайся?

– Ушами… ушами… Только если одно оторвёшь, я точно мало слышать буду. Отпусти!

– Нет, дорогая. Мы сначала поговорим.

– А нельзя без рукоприкладства?

– С тобой? Нельзя. Ты зачем вернулась?

– Господи, – прошептала я в ладони. – Больно-то как…

– Тогда отвечай шустрее. Надолго этого уха не хватит. Придётся взяться за второе.

– К Соне. К Соньке я приехала! – заорала я. – В гости! Что ж вы пристали с этим вопросом?

– Ах вон оно как… В гости, значит?

– Значит! Я приехала, а тут сразу эти… Дурдом какой-то! Сначала, конечно, с другим говорила. Только потом с этими… Блин, Глебушка, отпусти, пожалуйста! Ты же сам их подослал, что ты прицепился ко мне?

– Я прицепился? Это мне пришлось мчатся сюда!

– Ой, хватит уже. Ты подослал, ты спас. Молодец, одним словом. Отпусти!

Тут он вновь вывернул моё измученное ухо. Я завизжала в ладони, Глеб проорал мне в лицо:

– Никого я не подсылал, идиотка! А Соньку твою при первой встрече поколочу!

– Она здесь ни при чём, – прорыдала я.

– Она? Разумеется, ни при чём. Она всегда в первые ряды случайно попадает. И сейчас город гудит по нелепой случайности. Все случайно вдруг решили, будто я что-то затеваю!

– Вот в это я верю, а в остальное нет. И отпусти уже! До жути больно. Отпусти!

Я заревела горше, он наконец отстал, и я плюхнулась на стул.

– Ну вот зачем ты так, а? – Прикрыв ухо, я жалобно всхлипывала. – Мы ведь взрослые люди, могли мирно решить конфликт. А ты устроил не пойми что. Вот теперь я точно Соньке нажалуюсь. Она покажет тебе…

– Чего-чего? – нахмурился Глеб и протянул руку. Заподозрив, что здоровое ухо перестанет таковым быть, я запищала.

– Я вам не мешаю? – вдруг подал голос Алёша. – Давайте я того… Выйду.

– Заткнись! – в два голоса ответили мы.

– Понял.

Я смотрела на Глеба в неясной надежде… Хотя зачем лукавить? Надежда была ясна – обычные девичьи грёзы. Он тоже смотрел на меня как-то по-особому: внимательно и долго. Неудивительно, что я размечталась, услышав сочувствующее:

– Больно?

– Больно.

– Били?

– Били… Пинки раздавали. Между прочим, это тоже больно.

Глеб присел, его руки оказались на моих коленях. И тут, несмотря на жалобы, мечты мои рухнули, потому что он радостно сказал:

– То ли ещё будет. А били тебя маловато.

Сперва, конечно, мне подумалось, что ослышалась. Ладони от ушей я убрала, он кивнул и повторил:

– То ли ещё будет.

– Свинья! – отпихнула я его.

– А ты дура!

Потом мы перешли к взаимным упрёкам. Я, видите ли, в жёны не гожусь, потому что и дура, и готовить не умею, и в мужиках выгоду ищу. Ещё сердца нет – любить неспособна. Чтобы защитить себя и не остаться в долгу, он был назван вторично свиньёй; после мерзавцем; бесчувственным пеньком, не ценящим женщин; бабником и обманщиком к тому же. Последнее отчего-то его удивило.

– Интересно… Почему это я обманщик? – вытаращился он.

– Потому!

– Почему?!

– Потому что всё это, – взмахнула я рукой, – твоя затея, а ты делаешь вид, что нет. Обманщик!

Я вскочила, и мы продолжили. Он – никудышный отец, эгоист, тиран и узурпатор. Я – никудышная мать, лентяйка, балаболка и вообще кошмар любого мужчины и ужасное воплощение женщины. Под конец, когда обвинения исчерпались, а последнее слово должно было остаться за мной, я выпалила:

– Знаешь что? А Алёшка видел меня голой! И всё из-за тебя! – и, ткнув на Алексея, я заревела, потому что кому попало тело своё не демонстрирую.

Ревела как полагается: громко и закрыв лицо руками. Об ушах не беспокоилась, захочет и так вывернет или оторвёт. Пусть. В очередной раз будет в чём обвинить. Я сидела, сидела… Никто не спешил меня успокаивать. Даже в бок не пихнул, мол, прекрати играть, публика маленькая. Я вдвойне возненавидела Глеба и вновь назвала его бесчувственным пеньком.

И тут совсем рядом раздался хлопок, как от выстрела. Я вздрогнула, руки от лица отлепила. В комнате никого, дверь распахнута. Ещё и бросил меня, подлец.

Хлопков больше не последовало, но теперь, не рыдая, я слышала какую-то возню в коридоре. «Поворот однако, – подумалось мне. – Последняя стадия бандитских разборок. Только этим он меня точно не впечатлит. Надо удирать…»

Вытирая слёзы, схватила сумку, запихнула паспорт. И только собралась выглянуть в коридор, как внутрь, чуть не сшибая меня, влетел немного помятый Рокотов.

– Трындец борзые, – покачал головой. Захлопнул дверь и взялся за стеллажи. – Ни чести, ни понятий. На скотобойню таких надо. А ты чего встала? Бегом залазь на стол! – Он так рявкнул на меня, что я подпрыгнула и полезла, ни словечка не сказав.

Вход он забаррикадировал, забрался ко мне. Поглядел и виновато кивнул вниз:

– Забыл я, спускайся.

Прошу заметить, спускалась я недовольная. Это потом, когда дверь задрожала и раздался второй хлопок, подбежала к бывшему.

– Глебушка, а что они делают, а? – дёргала его за штанину и таращила глаза. Он что-то бурчал, потрясывая ногой. Пиджак снял, а я обняла Глеба. В доступности были только ноги, их и обняла. – Ты это брось. Хватит меня пугать. Я испугалась, честно. Больше не надо. Слышишь?

– Слышу. Ещё и Глебушкой называет… Кровопийца.

Топот и мужские голоса по ту сторону намекали на обратное. Никто не торопился прекращать дурдом.

– Глеб! – заорала я. – Немедленно отгони их!

– Отойди ты, дура! – склонившись, рявкнул он. – Кого мне отгонять? Я их не посылал!

Оскорблённая я отошла. В жизни теперь первая не обниму.

– Я тебя ненавижу!

– И я тебя, дорогая.

Пиджак он намотал на кулак, разбил окно. Осколки смёл вниз, но часть осталась. Чертыхнувшись и недобро поглядывая на меня, ему пришлось окончательно пожертвовать пиджаком. Он расстелил его и полез наверх. Вернее, подтянулся, причём сделал это очень легко, за что мне захотелось дать ему пинка.

– Давай сюда, – наконец скомандовал мне.

Я полезла на стол, но с той стороны, где нет осколков, то есть слева. Это ему тоже не понравилось.

– Вообще-то я босиком, если ты не заметил.

– Бесите меня.

Он опустился на колени, похлопал себя по плечам.

– Садись.

– Ещё чего? – возмутилась я, вспомнив, что без платья. – Не сяду я на тебя.

– Садись, говорю! Бестолочь, упрямая!

– Не сяду!

– Глеб, – позвал из-за двери Вадим. Мы переглянулись. – Ну что за цирк? Дай нам поговорить с девчонкой. Не тронем, обещаю. Мне бы потолковать глаза в глаза, убедиться, что не лжёт. Только и всего… А? Как тебе предложение? Мы довольны, вы довольны. А за пальбу прости, Алексей малость разнервничался. Разойдёмся с миром?

– Он врёт, – покусывая ногти, шепнула я. – Мы уже говорили. Я всё рассказала. Ему ни в чём не нужно убеждаться. Ничего у меня нет.

– А то без тебя не догадался, – скривил рожу бывший. – Вадя, ответ ты знаешь. Так что пошли вы… Это тоже знаешь куда.

– Дорога у нас одна. А ты воду мутишь. Козни какие-то планируешь. Нормально же уживались.

– Ага, порассказывай. Дурак я, что ли. Уламывает как бабу, – вздохнул Глеб, повернувшись ко мне. – Ты полезешь? Или с ними пойдёшь болтать? Я им без надобности. Сейчас прибудет подмога и станет весело.

Я хотела съязвить по поводу «уламывает как бабу», но не рискнула. Кивнув, забралась к нему на плечи.

– А почему ты без платья? – невинно поинтересовался он.

Господи… Мог бы промолчать. Ну почему не промолчал?

– А ты у Алёши спроси, – кашлянув, ответила я. – Алёша тебе расскажет. Лапал меня, бессовестный.

Вадим что-то говорил за дверью, но мы его не слушали. По крайней мере, я точно. Мне хотелось пожаловаться. Глеб придерживал меня за бёдра, поэтому я решила, что тот тоже не слушает. Вот поцеловал бы меня сейчас. Куда угодно.

– А я уже спросил, – вместо поцелуя и сочувствия заявил Рокотов. И заявил весело. – Алёша говорит: ты сама разделась с превеликим удовольствием. Это правда?

Закончил он уже иным тоном, то есть весёлость была ненастоящей, но я всё равно оскорбилась.

– Тебе лишь бы унизить меня.

– А вот это точно неправда. Так расскажешь поподробнее?

– Знаешь, кто ты?

– Знаю, – усмехнулся он. – Свинья и мерзавец.

Помогая выбраться, Глеб толкал меня в проём. Я убедила себя забыть на время, что задница – это какое-то особое место. Это та же рука или нога… Вот. И ничего такого, что его ладони на мне. И бельё совсем не прозрачное. В общем, я терпела и кряхтела, выбираясь.

Высунув голову в проулок, увидела какую-то тень, упаси господи рассматривать. Испугавшись получить по мозгам или дырку во лбу, я тут же полезла обратно.

– Что ты творишь? – недоумевал Глеб, пытаясь вновь усадить меня на плечи.

– Там кто-то есть, – шептала я.

– Кто? Прохожий?

– Откуда мне знать? Сам лезь и смотри.

Глеб посмотрел.

– Нет там никого, – потом спрыгнул на стол. Да так, что тот чуть не сломался. – Давай уже садись.

– А эти почему притихли? – спросила я, выбираясь наружу. От страха просто хотелось поболтать. Ещё, конечно, повторно о руках его не думать, которые странно поддерживали меня за ягодицы, сжимая их. – А если Вадим выбежит? Если они все выбегут? – Эта мысль настолько испугала, что я снова попыталась вернуться, но Глеб не позволил.

– Лезь уже, прошу тебя, – простонал он. – Никак они не выйдут, я запер выход.

– А как ты запер?

– Уметь надо. Давай уже.

Он вновь подтолкнул меня, и я наконец выбралась. Разумеется, он выбрался шустрее.

– Идём, – отряхнулся и взял меня за руку.

Я посмотрела на свои босые ноги.

– А туфли?

Его лицо предпочту не вспоминать в эту секунду. Одна туфля нашлась у входа в дом. Вторая, судя по всему, осталась внутри. Глеб развёл руками, я взяла её, прижала к груди, прощаясь, и перебросила через кирпичную стену с глаз долой. То, что там бизнес-центр вспомнила поздно, а у стены, видимо, располагалась парковка, потому как запищала сигнализация.

– Ей-богу, тебя когда-нибудь убьют, – сказал Глеб. На что я пожала плечами, горюя об утрате любимых туфель.

Потом он вновь взял меня за руку, а я даже не противилась. Поправила плащ и потрусила чуть отставая.

Главное, чтобы он не захотел всерьёз разделаться со мной.