Читать книгу Рыцарь пяти королей. История Уильяма Маршала, прославленного героя Средневековья - Томас Эсбридж - Страница 6

Первые годы после освобождения Уильяма Маршала из плена прошли в относительном спокойствии. В Англии наконец закончилась разрушительная эра гражданской войны. Мир, заключенный в Винчестере, держался, и на короткое время король Стефан сумел восстановить в своей вотчине некое подобие королевской власти. Ему было уже под шестьдесят – внушительный возраст по меркам того времени, но все равно его смерть оказалась неожиданной. 25 октября его поразило то, что один из современников назвал «сильнейшей болью внутри, за чем последовало сильное кровотечение». В ту же ночь король умер. Как и планировалось, его место занял герцог Нормандский. 19 декабря 1154 года молодой анжуец (ему исполнился всего двадцать один год) был коронован и помазан как Генрих II.

Генрих, обладавший неуемной энергией и безграничными амбициями, со временем стал одним из величайших английских монархов Средневековья и центральной фигурой в жизни Уильяма Маршала. Генрих был человек среднего роста с короткими рыжими волосами (которые с возрастом посветлели) и проницательными серо-голубыми глазами, кроткими, когда он пребывал в спокойствии, и полыхающими огнем, когда он был в гневе. Молодой король основал новую династию – Анжуйскую, а величие и размеры его королевства затмили достижения его англо-норманнских предшественников[4]. Анжуйский мир, который некоторые современники уподобили империи, раскинулся от Шотландии до Пиренеев. В нем развивалась необычная карьера Уильяма Маршала.

Об оставшихся годах детства Уильяма не известно ничего. Изложив напряженную драму осады Ньюбери, «История» обходит конец 1150-х годов молчанием. Но, вероятнее всего, юный Маршал вернулся к жизни в семье. К 1160 году Уильям стал превращаться в мужчину. Его биограф сообщил, что он довольно скоро стал очень высоким юношей (хотя, учитывая, что в XII веке средний рост мужчины составлял 5 футов 7 дюймов, что примерно равно 1,7 метра, маловероятно, чтобы рост Уильяма превышал 1,8 метра). Кроме того, по мнению биографа, его тело было так хорошо сложено, что воплотить его было не подвластно даже самому искусному скульптору. Утверждают, что у Уильяма были изящные руки и ноги, каштановые волосы, смуглое лицо и такая большая промежность, что ему не было равных. Скорее всего, последнее утверждение относится к ширине его бедер и природной предрасположенности к езде верхом в седле. Короче говоря, Маршала легко можно было спутать с благородным римским императором древности. Словно понимая, что точность этого описания будет подвергнута сомнению, автор «Истории» добавляет: «Я могу утверждать это, потому что видел черты Уильяма и хорошо их помню». Хотя, по правде говоря, он мог встречать Уильяма только в более зрелом возрасте.

Вне зависимости от внешности и физических данных, не было никаких оснований предполагать, что Уильяма ожидает блестящее будущее, славное и богатое. Младший сын мелкого англо-норманнского аристократа мог надеяться прожить относительно комфортную жизнь (по стандартам того времени), но не достичь никаких особых отличий или известности. Низкое положение Уильяма в иерархии собственной семьи очевидно из юридического документа, составленного в 1158 году. В этой хартии, касающейся продажи земли Маршала в Сомерсете, Уильям был назван вместе с матерью, двумя сводными братьями и старшим братом Джоном. Причем имя Уильяма находилось последним в списке, и, если другие дети получили что-то от этой сделки – лошадь или некую сумму денег, Уильям не получил ничего. Джон, перворожденный сын от Сибиллы Солсбери, должен был унаследовать отцовские земли и должность главного королевского маршала, хотя к этому моменту должность превратилась в почетный титул, а реальную работу при дворе выполнял оплачиваемый администратор.

Единственное, что Уильям получил от семьи, – это имя Маршал, хотя официальный титул принадлежал его старшему брату. Маршал – ранняя форма фамилии, что довольно необычно для периода, когда людей идентифицировали по месту рождения, жительства или названию владений, отношению к родителям (король Генрих II почти всю жизнь называл себя «сын императрицы»), или по какой-нибудь отличительной физической черте (так, весьма корпулентного Людовика VI, короля Франции, звали Людовиком Толстым).

Уильяму не на что было опереться, кроме имени, поэтому его перспективы напрямую зависели от образования. Многие люди, жившие в XII веке, считали, что судьба индивида и его будущее определяется при рождении, и на ее изменение шансов нет. Известная святая Хильдегарда Бингенская, к примеру, утверждала, что мальчику, зачатому в двадцатый день после полнолуния, суждено стать грабителем и убийцей. Но кое-кто все же подчеркивал важность образования, подготовки и профессиональной практики. В тот период мальчиков благородного происхождения, как правило, отправляли из домашнего уюта к дальнему родственнику. Позднее детей стали закалять, отправляя в удаленную школу-интернат. Король Генрих II в детстве провел два года в Бристоле под попечительством своего родственника графа Роберта Глостера. Обычным возрастом для расставания с семьей считалось восемь лет. Но Уильяму Маршалу было уже двенадцать или тринадцать лет, когда о нем наконец вспомнили. Задержка может объясняться ухудшением положения его отца. Окончание гражданской войны урезало возможности Джона ловкостью и хитростью добиваться выгоды, а добиться долговременной благосклонности нового монарха он не смог. Он сохранил должность маршала, но краеугольный камень его власти в западной части страны, кастелянство в замке Мальборо, в 1158 году было разделено.

Около 1160 года Джон договорился о месте для своего сына в Нормандии у видного барона Гийома де Танкарвиля. Сказалось влияние Сибиллы – Танкарвиль был ее родственником. Таким образом, в подростковом возрасте Уильям Маршал отбыл в Нормандию, желая, как сказано в «Истории», «заработать почетную репутацию». В день его отъезда семья собралась вместе, чтобы попрощаться с мальчиком (хотя его отец, как обычно, отсутствовал). Уильяма должен был сопровождать только один слуга. По словам биографа, мать Уильяма при расставании рыдала, дети тоже. Это путешествие в неизвестность из знакомого мира, где прошло детство Уильяма, не могло не пугать. В те времена в средневековой Европе путешествия вообще были нечастыми. Люди жили на одном месте и могли всю жизнь не удаляться от него больше чем на день пути. Уильяму предстояло совершить поездку в Нормандию, с которой теперь было связано его будущее, то есть проехать около 150 миль на юг и пересечь Английский канал.

С «ОТЦОМ РЫЦАРЕЙ»

Уильям Маршал жил в эпоху великих англо-норманнских и Анжуйских государств, когда английские короли и их главные подданные владели землями по обе стороны Канала. Поэтому для них пересечение Канала были жизненной необходимостью, и в будущем Уильяму предстояло совершать такие морские поездки десятки раз. Тем не менее морское путешествие оставалось делом опасным и непредсказуемым. Часто приходилось преодолевать более 70 миль, как, например, между Портсмутом и Балфлером, а вовсе не 21 милю – такова ширина Канала в его самом узком месте, между Дувром и Виссаном (что недалеко от современного Кале). Несовершенство средневековых кораблей и парусов также означало, что морские путешественники были вынуждены полагаться на милость стихий и молиться, чтобы море было спокойным, а ветер – попутным. Кораблекрушения были обычным делом. По некоторым оценкам, в середине XII века больше королевских подданных гибли в море, чем в боях за дело короны. Так что лишь немногие отправлялись в это морское путешествие без трепета. Первое путешествие Маршала прошло без неожиданностей, но ему не всегда так везло.

Уильям прибыл в Нормандию, страну, расположенную далеко от его родного дома, но одновременно страну его предков. Несмотря на воспитание, вряд ли он считал себя чистой воды англичанином. По рождению Маршал был норманном, и его первым языком должен был быть норманнский диалект средневекового французского, хотя, скорее всего, жизнь в западных графствах Англии определила его акцент[5]. После этого большая часть жизни Уильяма прошла в Нормандии, он полюбил эту землю и особенно привязался к региону, расположенному к северу и востоку от Сены – Верхней Нормандии, – пейзажи которого напоминали ему Уилтшир.

Именно там стоял внушительный замок Танкарвиль, уместившийся на высоком обрывистом берегу над северными берегами эстуария Сены. Сегодня там находится развалившийся заброшенный французский замок, который в течение многих веков достраивался и разрушался. Но когда туда прибыл Уильям, замок являл собой прочную каменную цитадель. Хозяин замка, Гийом де Танкарвиль, был человеком, занимавшим высокое положение и имевшим прекрасную репутацию. Современник назвал его человеком благородных манер, искусным в военном деле и необычайно сильным – всем на зависть. Он владел еще двумя замками в герцогстве и имел наследственную должность камергера короля.

Уильям Маршал приехал в его дом, преследуя конкретную цель. Будучи младшим сыном, Уильям, вероятно, мог пойти по стопам брата короля Стефана и ему подобных и сделать карьеру в церкви. Но Уильям желал двигаться в другом направлении. Он прибыл в Танкарвиль в возрасте тринадцати лет, желая приобрести навыки обращения с оружием, изучить искусство ведения военных действий и, в конце концов, влиться в ряды новой европейской военной элиты, став рыцарем.

Эволюция средневекового рыцарства

Рыцари занимают центральную часть широко распространенных представлений о Средних веках. Образ благородного воина, одетого в сверкающие доспехи и скачущего верхом на боевом коне, чтобы спасти прекрасную даму, – классический символ эпохи. Легко сделать вывод, что рыцари были жизненно важной, постоянной и неизменной чертой того далекого времени, и все, кто жил в Европе тысячу лет назад, хорошо понимали, что такое рыцарь, и точно знали, как он должен себя вести.

Рыцари действительно играли решающую роль в формировании этого периода истории, и некоторые, хотя и не все, их практики и верования соответствовали современным представлениям. Но сама концепция рыцарства начала появляться только во второй половине XI века и была еще в зачаточном состоянии, даже когда Уильям приехал в Танкарвиль. Уильям жил в то самое время, когда идеи, ритуалы и обычаи рыцарства соединялись в единое целое. Его славная карьера одного из величайших европейских рыцарей помогла сформировать этот класс воинов.

В сущности, средневековый рыцарь был просто конным воином. Люди больше тысячи лет сражались, сидя на спине коня, но только в ходе раннего Средневековья верховая езда стала чисто аристократическим занятием – характерным признаком знатности. Начиная с IX века, когда король франков Карл Великий и его последователи решили «перековать» Римскую империю на западе, ожидалось, что люди, стоящие у власти, будут владеть лошадьми и ездить на них. Примерно к 1000 году христианской эры скорость и маневренность конных воинов стала играть заметную роль в военных действиях, и в течение XI века постепенно появилось новое элитное поколение воинов.

Как правило, конные воины присоединялись к свите военачальников, графов, герцогов и даже королей. Сначала они являлись только ради платы, но потом стали ожидать более существенного вознаграждения за свою службу, в первую очередь – земель. Письменные источники того времени отразили появление первых рыцарей использованием более специфического языка, хотя терминология, использованная для идентификации этих конных воинов, была туманной и не слишком определенной. На латыни их называли equites (всадники) или milites (солдаты), на французском языке – chevaliers (всадники), на немецком и англосаксонском – knecht или сnichtas (слуги), от чего и образовалось современное английское слово knight (рыцарь). Такая неточность отражала зачаточную природу этого военного контингента. К началу XII века две концепции – всадника-аристократа и конного воина – военной элиты сплелись воедино. Определенно существовала естественная посылка: любой мужчина благородного происхождения (не принадлежащий к церкви) должен сражаться, как конный воин, или рыцарь. Постепенно понятие рыцарства расширилось. Появилось представление, что сама практика рыцарства подразумевает некоторую степень благородства. Тем не менее аристократическое происхождение не было непременным условием вступления в этот класс воинов.

В начале XII века основные признаки рыцарства были практическими. Эти элитные воины идентифицировались по использованию специального оснащения и оружия. Каждый рыцарь имел коня и меч, но большинство из них также владели копьем, доспехами и щитом. Когда Уильям Маршал прибыл в Нормандию, рыцарство уже стало возвышенной профессией. Чтобы приобрести необходимое оснащение, надо было потратить небольшое состояние. Его содержание также было далеко не дешевым. Особенно дорогими были кони. Начальные затраты составляли сумму, на которую среднестатистический рыцарь мог прожить год.

Для того чтобы научиться скакать на боевом коне и профессионально владеть оружием, требовались сотни, а то и тысячи часов упорных тренировок. Время являлось роскошью, доступной далеко не всем. Неудивительно, что рыцарство все больше становилось уделом избранных. Надо было родиться в богатстве или найти богатого покровителя. В целом Уильяма Маршала можно было отнести ко второй категории. Он приехал в Нормандию для обучения, но также в поисках богатого покровителя, который пожелал бы финансировать его карьеру. К счастью для него, лорд Танкарвиль был известен размером и качеством своей военной свиты, а современники называли его «отцом рыцарей». Уильяма он принял благосклонно.

К середине XII века западное общество создало более четкие ритуалы и обязательства, связанные с рыцарством. И Уильям, появившись в замке Танкарвиль, уже усвоил две фундаментальные концепции. Их природу и значение трудно объяснить, потому что средневековые французские термины, их обозначающие – mesnie и preudhomme, – не имеют точного перевода на современные европейские языки. Но именно о них думал Уильям, когда был подростком, да и впоследствии тоже.

Mesnie – это свита рыцарей, собирающаяся вокруг лорда, – сплоченная группа воинов, служащая как элитные войска и доверенные телохранители. Во многих случаях рыцари из благородной mesnie становились членами одной большой семьи, преданными сторонниками и ценными советниками. Слово mesnie передает ощущение близких тесных связей, поскольку происходит от латинского термина mansio (семья, домочадцы) и является взаимозаменяемым с другим латинским термином familia (семейство, дом – все домочадцы, включая слуг). Важно то, что концепция mesnie налагала обязательства на обе стороны. Рыцари служили своему господину, сражались в поле, выказывали верность и преданность, а господин, в свою очередь, оберегал рыцарей, защищал их статус и помогал карьере. На практике это означало не только выплату определенных сумм – «прожиточного минимума», но также финансирование содержания оснащения, оружия и коней. Также это могло означать выделение земли, пожалование титулов и даже устройство выгодных браков. Такая взаимность распространялась и на область статуса. Общественное положение рыцаря, естественно, повышалось, когда он вступал в mesnie могущественного барона или члена королевской династии. Но в ходе XII века все большее внимание уделялось публичной демонстрации военных свит, как признака могущества. В дни Уильяма размер mesnie имел большое значение, и знатные аристократы соперничали, показывая, у кого свита больше.

Уильям хорошо помнил, что за mesnie была у его отца. В «Истории Уильяма Маршала» сказано, что Джон Маршал окружал себя множеством достойных мужей, и отмечено, что рыцари в его mesnie состояли у него на жалованье, он оплачивал их одежду, а также гвозди и подковы для их коней. В «Истории» содержатся сведения, что он мог это делать, хотя и не был могущественным бароном, потому что понимал значение великодушия и знал, как привлечь и удержать доблестных рыцарей. Концепция mesnie сыграет решающую роль в карьере Уильяма Маршала, поскольку он служил в разных свитах, а потом собрал свою собственную.

Понятие рыцарства в обществе середины XII века также сформировалось под влиянием архетипа preudhomme – идеальный воин, буквально – «лучший тип человека». В те времена от достойных рыцарей ожидали соответствия определенному кодексу поведения. Достойный восхищения уважаемый воин – preudhomme – это человек, искусный в бою, смелый, преданный, умный, способный дать хороший совет, но также осторожный и даже коварный, если необходимо. Он – прямая противоположность сладкоречивым обманщикам, которые в 1152 году пытались убедить короля Стефана казнить юного Уильяма. То были люди сомнительной преданности и ума. Уильям прибыл в Танкарвиль, рассчитывая стать preudhomme. И во многих отношениях его жизнь сформировала и дополнила этот архетип.

История рыцарства, реальная и вымышленная

Представления Уильяма Маршала о том, что следует ждать от рыцаря и как такой воин должен себя вести, сформировались на основе реальной недавней истории и воображаемого псевдоисторического прошлого, а также мифов и полузабытых фактов. Веком раньше рыцари – его предки из Нормандии – лишь немногим отличались от наемников, которые использовали свои военные навыки, чтобы приобрести богатство и земли на службе у богатого господина – такого как Вильгельм Завоеватель. Их поведение в основном определялось собственными интересами. Но в ходе XI века римская (латинская) церковь озаботилась насилием и беспорядками, причинами которых становились хорошо вооруженные, мобильные люди, коих было немало по всей Европе. И папство стало обдумывать, как жизнь рыцаря может совместиться с христианской верой.

Уильям Маршал жил в средневековом мире, почти повсеместно христианском, где многие аспекты повседневной жизни определялись религиозной доктриной. Латинская церковь учила, что душа любого человеческого существа после смерти предстанет перед судом и будет или вознаграждена за христианское благочестие райскими удовольствиями, или осуждена за грехи на вечные муки в аду. Идея о том, что греховное поведение подвергает опасности душу, оказала мощное влияние на общество, в котором жил Уильям Маршал. Рыцари особенно тревожились, поскольку из-за своей профессии были вынуждены сражаться и проливать кровь, хотя и понимали, что насилие – грех в глазах церкви. Латинское папство и священнослужители неоднократно делали попытки контролировать и обусловливать поведение класса воинов, но сначала добивались только ограниченного успеха.

В 1095 году папа Урбан II загорелся эффективной идеей: он призвал христиан к оружию для участия в новой форме священной войны, в которой агрессия христианских рыцарей окажется перенаправленной за пределы латинской Европы. Им предстояло отвоевать у мусульман священный город Иерусалим. Когда Урбан объявил, что участие в этой войне поможет очистить душу от грехов, реакция оказалась восторженной. Тысячи воинов устремились на Святую землю в Первом крестовом походе, и многие из них, в том числе нормандский герцог Роберт, шли из англо-норманнского мира. После долгих лет, вопреки всем ожиданиям, крестоносцы в 1099 году добились великолепной, почти чудесной победы.

Начало Крестовых походов оказало мощное влияние на концепцию и практику рыцарства, и это влияние продолжало ощущаться в 1160-х годах. В XII веке ожидалось, что рыцари примут участие в Крестовом походе, повторив славные достижения своих предков и став не просто milites (воинством), но militia Christi (воинством Христа). В свое время и Уильям услышал призыв к борьбе за высшее дело. Но священные войны также поставили вопрос: как христианские рыцари будут жить и вести себя, вернувшись на запад, что привело к некоторой эволюции существовавших кодексов. Именно чувство, что рыцари должны стремиться стать чем-то большим, нежели обычные конные наемники, привело к возникновению после Первого крестового похода первых христианских рыцарских орденов. Такие движения, как орден тамплиеров, объединили идеи рыцарства и монашества и фактически высмеяли существующее понятие европейского класса воинов, объявив себя «новым рыцарством». Тамплиеры оказались необычайно популярны, привлекли тысячи последователей и благотворительные пожертвования от европейской знати. В 1157 году даже отец Уильяма – Джон Маршал – передал тамплиерам поместье в Рокли, Уилтшир.

Таким образом, Уильям Маршал приехал в Нормандию, уже обладая знаниями прошлых достижений рыцарского класса и пониманием повышенных стандартов, которым теперь должны соответствовать эти воины. На его идеи, безусловно, оказали влияние рассказы, сочетающие правду и вымысел. Он воспитывался в аристократической культуре, в которой всегда чтили великие деяния воинов прошлого в эпических песнях – chansons de geste. Эти исполняемые публично средневековые французские поэмы соединяли сказания о доблести и чудесных военных подвигах с реальными историческими событиями и фигурами. К примеру, широко известная поэма Chanson d’Atioche являлась изрядно приправленным художественным вымыслом повествованием об осаде Антиохии участниками Первого крестового похода, в которой доблестные рыцари разрубали своих врагов-мусульман надвое одним ударом меча. Самая известная поэма этого периода – Chanson de Roland («Песнь о Роланде») – основывалась на событиях более отдаленного прошлого, которые имели место в VIII веке. В ней воспевалась героическая смерть Роланда – одного из командиров Карла Великого – во время неудачной попытки отвоевать Иберию у мавров.

Также Уильям жил в период, когда Западная Европа впервые увлеклась историями о короле Артуре и его рыцарях. Средневековая легенда о короле Артуре была составлена в 1130-х годах Джеффри (Гальфридом) Монмутским, монахом кельтско-норманнского происхождения. Его «История королей Британии» соединяет тонкие следы реальности с фантастическим романтизированным видением прошлого и представляет Артура сказочным героем, способным соперничать с Карлом Великим, прослеживает происхождение первых бриттов до Трои и включает пророчества Мерлина. Ученые историки второй половины XII века, такие как Уильям Ньюберийский, потешались над трудом Джеффри, называя его смехотворной паутиной вымысла, снабженной похотью и бесстыдным враньем, но это не помешало ему стать средневековым бестселлером. Латинский текст вскоре был адаптирован, украшен и переведен на местные языки – можно отметить «Роман о Бруте» Уэйса, после чего увлеченность артуровским миром распространилась по всему аристократическому обществу со скоростью лесного пожара[6]. Рыцари, принадлежавшие к поколению Уильяма Маршала, безусловно, попали под влияние этих историй – скорее вымышленных, чем реальных. Ричард Львиное Сердце отправился в Третий крестовый поход с мечом, который назвал Экскалибур (хотя довольно скоро ему пришлось его продать – нужны были деньги). Много говорилось о якобы имевшем место обнаружении могилы короля Артура и его супруги Гвиневры в Гластонбери в 1191 году.

СТАТЬ РЫЦАРЕМ

Уильям Маршал прибыл в Танкарвиль около 1160 года – подросток, готовый немедленно приступить к обучению. Биограф приводит только самые общие сведения относительно шести или семи лет, проведенных в Нормандии, – вероятно, сам Маршал плохо помнил подробности. В целом он изображен ленивым мальчиком, который больше всего любил есть и спать. В «Истории» сказано, что он ложился спать очень рано, а вставал поздно, и многие считали, что, помимо этого, в Танкарвиле он слишком много ел и пил. Его даже прозвали Обжорой – едва ли это прозвище можно считать подходящим для будущего героя, и, хотя лорд Танкарвиль якобы предсказал, что Уильям Маршал всколыхнет мир, это выглядит как попытка биографа улучшить непривлекательный образ.

Тем не менее именно в этот период становления карьеры Уильям развил некоторые аспекты мастерства, которые позднее выделили его из общей массы, способности, давшие ему возможность подняться по карьерной лестнице до самого верха и стать выдающимся воином. Поэтому разумно предположить, что он не все время ел и спал, и пусть даже подробности его преображения из необученного мальчишки во взрослого рыцаря неизвестны, в общих чертах можно понять, чем он занимался[7].

Благородная жизнь

Обучение Уильяма в Нормандии не ограничивалось одними только изнурительными военными тренировками, но включало приобретение самых разных навыков. Как и любому отпрыску благородного рождения, Уильяму следовало уметь вращаться в аристократическом обществе, усвоить этикет англо-норманнской военной культуры, понять ее нюансы. Центром активности любого аристократического общества – и замок Танкарвиль не исключение – был большой зал. Там каждый день собирались домочадцы для приема пищи, которую оплачивал и обеспечивал лорд, как знак своего великодушия и заботы. Такие собрания могли быть многолюдными и очень шумными. Нередко зал бывал забит мужчинами, женщинами и животными (на собак, хищных птиц и даже лошадей в зале смотрели благосклонно, а свиней и кошек не любили). В такой обстановке Маршал пользовался некоторыми привилегиями. Биограф утверждал, что Уильям ел те же блюда, что его господин, – это все равно что сидеть за столом для почетных гостей.

Интересный трактат о манерах, датированный концом XII века – Daniel of Beccles, Booek of the Civilized man, – дает некоторое представление о том, какое поведение ожидалось от знати в большом зале. В этом публичном руководстве предусматривались внешние приличия. Знатных людей предупреждали, чтобы они не причесывали волосы в зале, не чистили ногти, не чесались и не искали вшей. Как правило, не надо было снимать обувь, и следовало избегать мочеиспускания, если, конечно, ты не лорд и не находишься у себя дома. Тогда это допустимо.

Процесс совместной еды требовал особого этикета. За двести лет до повсеместного распространения вилок в качестве главного столового прибора использовали нож. Еду подавали на стол в больших блюдах, потом брали оттуда и помещали на личную тарелку, причем если человек желал показаться вежливым, то брал куски двумя пальцами – большим и указательным. Трактат Бекклеса советовал знатным господам за едой сидеть прямо, не класть локти на стол и смотреть в лицо старшему по рангу. Считалось неприличным говорить с полным ртом, ковыряться в зубах или носу. Культурным людям, если им надо было сплюнуть, следовало отвернуться от стола, а чтобы рыгнуть, надо было посмотреть в потолок.

Уильям, принадлежавший к аристократическому сообществу, питался лучше и разнообразнее, чем многие его современники, хотя основу его рациона составляли хлеб грубого помола, яйца, сыр и простые овощи, вроде гороха и бобов. Все пили эль, поскольку процесс ферментации убивал бактерии, и эль был безопаснее сырой воды. Вино тоже являлось популярным напитком. Аристократ такого уровня, как владелец Танкарвиля, мог позволить себе регулярно подавать на стол мясо – баранину, свинину, говядину и цыплят – и рыбу. Все это ели с остро пахнущими соусами, которые очень любили средневековые кухарки. Для них использовался шалфей, чеснок, горчица, кориандр, а также перец, мускатный орех и шафран.

Помимо приобретения некоторого опыта в большом зале, Уильям в подростковом возрасте получил урок средневековой моды. Учитывая провинциализм средневекового общества, модные тенденции в одежде и прическах менялись медленно, но тем не менее стили входили в моду и выходили из нее. Ключевыми элементами гардероба мужчины благородного происхождения были чулки из шелка или шерсти, рубашка – часто с отсоединяемыми рукавами, а также разные накидки, или сюрко (иногда отделанные мехом), которые надевали на улицу. Поверх всего – плащ или мантия. Популярные пристрастия того времени касались всего – от узости и цвета рукавов до длины плаща и плотности прилегания обуви. Периодически в моду входили такие узкие сапоги, что их стоило большого труда натянуть. Как это делают богатые и могущественные во все времена, европейская знать XII века использовала одежду как показатель статуса, отдавая предпочтение дорогим тканям редких цветов. Во время жизни Уильяма Маршала стало в высшей степени популярным для лордов и целых семейств носить на публике отличительные цвета, и очень скоро эта тенденция породила своеобразную форменную одежду для mesnie – яркий заметный символ коллективной идентичности.

Волосы в средневековом мире тоже были показателем статуса и идентичности. Несколькими веками ранее представителей королевской франкской династии Меровингов почитали за удивительную длину волос, а монахи использовали тонзуру – выбритое место на макушке, чтобы указать на свою принадлежность к церкви. Когда Вильгельм Завоеватель в 1066 году вторгся в Англию, у норманнов бытовала мода выбривать большую часть затылка – этот отличительный стиль можно видеть на гобелене из Байё. Веком позже появилась мода на прямые проборы, оставлявшие лбы скандально открытыми. К 1160-м годам моду начала устанавливать новая Анжуйская династия. Говорят, Генрих II предпочитал простые короткие стрижки. Большинство англо-норманнских и анжуйских современников Уильяма были чисто выбриты, хотя некоторые носили усы. Многие считали безбородое лицо показателем франкской идентичности. Ходили слухи (от крестоносцев), что мусульмане брили бороды, стараясь замаскироваться под франков. И вроде бы некоторые чересчур обросшие крестоносцы, отказавшиеся бриться во время затянувшейся осады, были ошибочно приняты за бородатых турок и убиты.

Образование Уильяма Маршала

Помимо обучения манерам и умению одеваться, мальчики, находившиеся в том же положении, что и Уильям, приобретали ряд навыков, которыми по стандартам того времени должны были обладать аристократы. Они учились читать, возможно, даже писать, практикуясь на восковых табличках. Знание латыни – языка закона, власти и церкви – всемерно приветствовалось. Сын Генриха II Ричард Львиное Сердце был очень опытным латинистом, свободно владевшим этим языком. В этом отношении Уильям Маршал был исключением, поскольку так и не освоил латынь, хотя, скорее всего, был человеком грамотным.

Мальчики также учились плавать, танцевать и петь, и многие увлекались азартной игрой того времени – упрощенной версией шахмат, включающей пари. Возможно, самым показательным из всех занятий средневековых аристократов была охота. Это был бесспорный символ социального статуса, потому что некоторые виды дичи и охотничьи угодья резервировались специально для знати. Этот спорт также считался ценным обучением для войны, поскольку требовал искусных навыков в верховой езде и стрельбе из лука. Средневековые аристократы по большей части охотились верхом, используя собак, соколов и ястребов, а их целью были олени, дикие кабаны и волки.

Многие короли, коих Уильям Маршал встречал на своем веку, были помешаны на охоте. Генрих II, по описанию одного из своих придворных, был большой знаток собак и соколов и увлекался тщеславным спортом (охотой), хотя говорили, что он занимается этим так часто только потому, что боится растолстеть. Разумеется, охота была занятием небезопасным. Брат Генриха I, Уильям Руфус, был убит на охоте в 1100 году якобы случайной стрелой (хотя присутствие на этой охоте Генриха и захват им короны тремя днями позже заставляет задуматься, действительно ли та стрела была случайной).

Уильям Маршал проявлял ограниченный интерес к танцам, музыке и даже охоте. Его страстью было искусство войны, и все шесть лет, проведенные им в Танкарвиле, он посвятил упорным военным тренировкам, закалявшим ум и тело. Он старался приобрести физическую силу и выносливость, необходимую для профессионального воина в Средние века. Как объяснил один из современников Уильяма, мужчина должен столкнуться с жестокими реалиями боя. Только после того, как он получит удар, увидит, как прольется его собственная кровь, и почувствует, как крошатся зубы под кулаком противника, но сможет продолжать сражение, можно будет утверждать, что он уверенно чувствует себя в бою. Правда, одной только силы было недостаточно. Чтобы войти в ряды европейской рыцарской элиты, Уильям должен был освоить три взаимосвязанных навыка: верховую езду на боевом коне, рукопашный бой и умение сражаться в средневековых доспехах.

Средневековые кони, оружие и доспехи

В XII веке успешные рыцари были в высшей степени искусными всадниками. Средневековые воины были искренне привязаны к своим коням, рядом с которыми проводили большую часть жизни. Конь был первым знаком рыцарского статуса, но одновременно близким другом, соратником в сражении, которому всадник доверяет свою жизнь. Неудивительно, что коней всячески холили и очень высоко ценили.

Такие люди, как Уильям Маршал, отлично знали, что не все лошади одинаковы. Рыцарь должен был иметь по меньшей мере трех лошадей, и каждую воспитывали и обучали для выполнения разных ролей. Что касается стоимости и функций, разница между лошадьми была огромной. Для верховых прогулок и путешествий Уильям использовал легкого иноходца, и крепкое приземистое вьючное животное перевозило багаж, оружие и доспехи. Самым ценным и любимым животным Уильяма был боевой конь. По ценам 1160-х годов один боевой конь стоил как 40 иноходцев, 200 вьючных лошадей, 500 мулов или 4500 овец.

Большинство боевых коней XII века имели 150–160 сантиметров в холке и выводились не для одной только быстроты передвижения, а для разумного совмещения быстроногости, силы, выносливости и уравновешенного поведения в бою. Самой лучшей породой для этого считались арабские скакуны, которых часто импортировали через Испанию или Италию. О таких конях тщательно заботились, им создавали наилучшие условия. Лучшие боевые кони реагировали на любую команду всадника, даже без использования поводьев – ведь руки могут быть заняты мечом и щитом. Они также привыкали к оглушительному шуму и хаосу сражения. Доспехи для лошадей еще не были широко распространены, хотя в конце века их уже использовали, но боевого коня могли покрывать попоной, выполненной в цветах рыцарского дома.

К тому моменту, как Уильям Маршал достиг двадцатилетия, он, вероятно, провел уже не одну тысячу часов в седле. Он определенно стал искусным наездником и впоследствии не раз доказывал свою способность с большой ловкостью управлять конем, превосходя многих оппонентов. Успехи Маршала и на рыцарских турнирах, и в сражениях во многом зависели от компетенции в верховой езде. Но он также должен был уметь владеть самыми разными видами оружия.

Главным из них был меч – тотемное оружие рыцаря. Он играл центральную роль в ритуале посвящения в рыцари. Умение носить меч и его использовать стало напрямую ассоциироваться с этим элитным классом воинов. При жизни Уильяма типичным был одноручный меч с обоюдоострым клинком длиной около 34 дюймов (85 сантиметров), с широким кончиком и общим весом 2,5 фунта (1,1 килограмма). Мечи производились массово для больших военных кампаний, таких как Крестовые походы конца XII – начала XIII века, однако лучшие экземпляры оружия были настоящими шедеврами металлургов и кузнецов. Их изготавливали из специального сплава железа и стали, чтобы придать клинку прочность и гибкость, а также остроту. Такие мечи были отлично сбалансированы.

Первые дошедшие до нас европейские руководства по обращению с мечами относятся к началу XIV века, поэтому точно неизвестно, как именно Уильям учился и сражался, используя это оружие. Ясно только, что он ловко владел мечом и конным, и пешим. Это потребовало от него многолетних ежедневных изнурительных тренировок, чтобы приобрести силу и развить мышечную память, а также регулярных спаррингов для совершенствования координации движений. Став рыцарем, Уильям Маршал был эффективным бойцом, но его главным достоинством была не виртуозная техника, а спортивность и силовая манера, позволявшая ему наносить сокрушительные удары. По словам биографа, Уильям бил мечом как кузнец по железу. Вероятно, Уильям Маршал обучался владению и другими видами оружия, популярными в XII веке, – кинжалом, топором, булавой, боевым молотом и копьем. По конструкции копье – очень простое оружие. Часто это был всего лишь прямой заостренный деревянный (обычно из ясеня) шест длиной 10–12 футов (3–4 метра), однако им очень трудно пользоваться, сидя в седле. Копье держали под рукой (или наперевес) во время нападения, направив острие в мишень. Чтобы сделать это точно, требовался немалый опыт. Копья часто ломались после одного-двух применений, зато точный удар наносил сокрушительный вред противнику. Уильям неоднократно имел возможность убедиться в смертельном потенциале этого оружия, и однажды он был призван выступить против одного из величайших воинов своего времени, Ричарда Львиное Сердце, с копьем в руке.

Уильям Маршал научился ездить верхом и сражаться, используя защитные доспехи того времени. В 1160-х годах воины носили кольчугу (хауберг), сделанную из примерно 30 тысяч плотно прилегающих, сцепленных друг с другом железных колец. Такое одеяние обычно весило около 35 фунтов (16 килограммов) и покрывало верхнюю часть тела до колен и руки, но разделялось спереди и сзади, чтобы им можно было пользоваться верхом. Под кольчугой Уильям носил стеганый поддоспешник – акетон (для амортизации ударов) и, вероятно, кольчужные легинсы – шоссы. Популярными были хауберги с рукавами и кольчужными рукавицами. Со временем военные технологии совершенствовались, и в начале XIII века появились детали пластинчатых доспехов, которые носили рядом или поверх кольчуг, но понадобилось еще двести лет, чтобы полные пластинчатые доспехи (классический рыцарь в сверкающих доспехах) стали нормой.

В бою голову Уильяма защищало три слоя брони: стеганая подбитая шапка, кольчужный капюшон (который мог быть частью хауберга или отдельным койфом), часто включающий кольчужную секцию, которую можно было привязать, чтобы защитить лицо, забрало и шлем. В Танкарвиле Маршал, вероятнее всего, пользовался коническим шлемом с центральной планкой для защиты носа, который был популярен в XII веке. Но со временем конический шлем сменился более закрытым цилиндрическим шлемом с плоским верхом, закрывающим лицо и имеющим прорези для глаз. Такой шлем обеспечил больший уровень защиты, но ограничивал обзор и был чрезвычайно неудобен при длительном ношении. И наконец, Уильям использовал изогнутый треугольный деревянный щит, обычно усиленный или дубленой кожей, или металлическими пластинами. Он мог висеть на шее или на плече на специальном шнуре, чтобы освободить руки и защитить спину.

Двигаться и сражаться в таком облачении – с головы до ног в броне, с мечом, щитом, копьем и в шлеме – дело отнюдь не простое. Большая часть веса доспехов XII – начала XIII века распределялась по телу, так что какая-то степень свободы движения у Маршала все-таки была. Он мог ходить и садиться на коня без посторонней помощи, а также самостоятельно подняться, если его сбили с ног. Но для того, чтобы привыкнуть к весу экипировки и научиться двигаться, требовались годы тренировок и хорошее физическое развитие. Уильям приобрел необходимую силу и выносливость, однако, как и любой рыцарь того времени, носил полную экипировку, только если это было совершенно необходимо, и, как правило, путешествовал в намного более легком облачении.

Хотя доспехи, шлем и щит были тяжелыми, они делали Уильяма и других рыцарей практически неуязвимыми. Чаще всего удары меча и попадания стрел не пробивали защитные слои. Правда, всегда можно было получить смертельный удар в лицо. А сломанные кости, как следствие удара копьем, были обычным делом. Только стрелы арбалета пробивали кольчугу и поддоспешник и достигали плоти, и это объясняет, почему папство желало запретить их использование против христиан после 1139 года и далее. Но в большинстве случаев рыцари могли сражаться, почти не получая повреждений, а для тех представителей этого класса воинов, которые выходили на поле брани в полном защитном облачении, гибель от рук противника была редким, пожалуй, даже исключительным событием.

Ритуал посвящения в рыцари

В 1066 году, когда Уильяму Маршалу было около двадцати лет, его ученичество завершилось. Настало время пройти ритуал посвящения в рыцари. В середине XII века эта церемония стала в высшей степени замысловатой – во всяком случае, для высшего эшелона аристократии, – и ее традиции были полны символизма и глубокого смысла. В XII веке публичные ритуалы считались значительной частью жизни общества, их важность принималась безоговорочно. Люди верили, что человеческая душа может быть очищена посредством ритуалов евхаристии или исповеди, и соответствующая коронационная церемония создает короля или императора. В точности так же церемония посвящения в рыцари превращала обычного юношу в воина. Большинство средневековых ритуалов имели религиозный характер и требовали участия церкви. Но, несмотря на неустанные попытки средневековых церковников вмешаться в процесс рождения рыцаря, участие церковнослужителей в нем оставалось минимальным. Рыцарей создавали только другие рыцари.

Для членов богатейших или королевских семейств ритуал посвящения в рыцари выполнялся помпезно и больше походил на театрализованное представление. Утверждают, что отец Генриха II в 1128 году прошел именно через такой пышный ритуал. Его посвятили в рыцари в возрасте пятнадцати лет – вместе с небольшой группой высокородных подростков – «среди королевских празднеств». Церемония состоялась в Руане, столице Нормандии, и была частью подготовки к его женитьбе на дочери Генриха I императрице Матильде. В назначенный день Жоффруа принял «торжественное омовение» – акт физического и духовного очищения – и облачен в роскошные одежды. За «хрустящей полотняной рубашкой» последовало «церемониальное платье, перевитое золотыми нитями» – богатого красного цвета. После этого Жоффруа надел плащ, окрашенный в пурпур кровью устриц и моллюсков, и пару великолепных шелковых туфель с вышитыми львятами. Его спутники были облачены в аналогичные одежды. После этого молодые люди вышли из тайной комнаты на всеобщее обозрение. Толпа наблюдала, как Жоффруа получил великолепного испанского коня, который, как утверждали, мог обогнать птицу на лету, и много других подарков – оружие, доспехи и меч, ранее хранившийся в королевской сокровищнице. Говорили, что его изготовил мастер Уэйленд. Вслед за ритуалом начались торжества, пиры и военные игры, которые продлились семь дней.

Конечно, подавляющее большинство рыцарских церемоний не было ни экстравагантными, ни роскошными, хотя бывало и иначе. Обычно новоявленный рыцарь получал подарок (или подарки). Правда, часто подарок был всего лишь новым плащом. Этот предмет одежды означал повышение статуса. Стержневым элементом ритуала, универсальным в XII столетии, было вооружение. Слово произошло от французского adouber (вооружать) и означает «наделить кого-то оружием». Обычно оружие – меч – подвешивали новому рыцарю на поясе. Для людей вроде Уильяма получение этих двух предметов – пояса и меча – означало преображение в рыцаря. За вооружением следовало финальное действо – collée – рыцарь получал ритуальный удар, который мог варьироваться от символического легкого похлопывания по плечу до сильной затрещины. Происхождение и смысл этого действа остается неясным. По одной из теорий, удар должен напомнить воину о его обязанностях, по другой – это последний удар, который рыцарь получает без отмщения. Прошло больше века, прежде чем collée стали наносить по плечу плоской стороной меча. Отметим, что сегодняшняя церемония посвящения в рыцари, которая выполняется в Англии, не намного отличается от средневековой.

Уильяма Маршала произвели в рыцари на скорую руку. Это сделал лорд Танкарвиль во время простой церемонии, проведенной в замке на северо-востоке Нормандии. Уильяму подарили красивый новый плащ, после чего завязали на нем пояс с мечом, которым он должен будет нанести много ударов. После этого ничем не примечательного ритуала Уильям Маршал вошел в ряды европейской военной элиты. Поспешность проведения этого события стала очевидным результатом происходивших событий. В 1166 году Нормандия оказалась под угрозой – на горизонте замаячила война. И лорд Танкарвиль пожелал, чтобы его юный подопечный вооружился и впервые почувствовал вкус настоящего сражения.

СИЛЬНЫЕ УДАРЫ И ХОРОШИЕ ДЕЛА

В 1166 году начался пограничный конфликт между герцогством и его восточными соседями в графствах Фландрия, Понтье и Булонь. Точные предпосылки этого конфликта спорны, известно только, что Верхняя Нормандия начала готовиться к войне. Лорд Танкарвиль повел Уильяма Маршала и других рыцарей на восток в район Нефшатель-анБре, чтобы соединиться с другой нормандской знатью, среди которой был и коннетабль Нормандии. Это был первый визит Уильяма на границу, но впоследствии он будет участвовать во множестве военных кампаний в этом регионе. Крепость Нефшатель и прилегающий к ней небольшой городок располагались у реки Бетюн, в 15 милях от границы герцогства, проходившей по реке Бресла. Первоначальным намерением был сбор там всех военных отрядов, а оттуда общий переход к границе, чтобы отразить вторжение. Но в данном случае вражеские отряды организовали внезапный набег на территорию Нормандии, едва не застигнув лорда Танкарвиля врасплох. Он и его люди еще находились в Нефшателе, когда поступила информация о скорой неминуемой атаке.

Лорд Танкарвиль всегда отличался хладнокровием. Он собрал двадцать восемь рыцарей, среди них был и Уильям, и повел на перехват противника к мосту, расположенному на окраине города. Уильям буквально кипел от нетерпения, и, пока свита Танкарвиля ехала по городским улицам, он все время старался вырваться вперед. Только ему не позволили. Хозяин несколько раз останавливал его, приказывая пропустить других вперед, тот неохотно подчинялся, но потом опять начинал пробиваться в первые ряды.

Все мысли о рангах были забыты, когда впереди показался отряд вражеских рыцарей. Противники немедленно устремились в атаку, и началось сражение. Средневековая война похожа на вихрь. В ней нет места сдержанности и порядку. Это беспорядочное смешение рыцарей, кричащих и погоняющих своих коней и старающихся нанести удар. При первом же контакте копья были сломаны, щиты продырявлены, и рыцари могли наносить друг другу удары только обломками копий или мечами. Шум стоял такой, что не было бы слышно даже грома небесного. Как отметил биограф Уильяма, ленивые угрозы и похвальба были забыты, как только началась настоящая драка.

Уильям Маршал в тот день прошел проверку на стойкость. Он не ударился в истерическую панику и не оказался парализован страхом. Вместо этого, когда его копье было сломано, он взял меч и бросился в гущу сражения. Неудивительно, что автор «Истории» использовал первое столкновение, чтобы высветить военную доблесть своего героя, так что поведение Уильяма описывается только в хвалебных выражениях. Он прорубил себе дорогу сквозь толпу, нанося удары направо и налево. Когда пыль осела, обе стороны предположительно согласились, что Уильям показал себя превосходным воином. Хотя, конечно, доблестным рыцарем, коим его беззастенчиво назвал биограф, он стал позже, а пока был двадцатилетним новичком, впервые узнавшим, что такое война. Но даже если так, мы все же можем получить представление о том, как разворачивалось сражение в районе Нефшателя.

Удача улыбалась то одной стороне, то другой. В четырех случаях нападения врагов удалось отбить, но только для того, чтобы они перегруппировались или получили подкрепление. В один из моментов Уильям оказался отрезанным от основной группы рыцарей Танкарвиля. Он заехал за ограду примыкающего к дороге дома, а нормандские силы как раз в этом момент отступили. Время шло, но никто, казалось, не заметил одинокого рыцаря, отставшего от своих собратьев. Этот опасный момент вполне мог завершиться пленением Уильяма. Юноша подхватил брошенное копье и вылетел обратно на улицу, во весь голос крича: «Танкарвиль! Танкарвиль!» Попутно он выбил из седла зазевавшегося противника. Услышав боевой клич, норманны снова устремились в атаку, и сражение продолжилось. Так Маршал узнал значение внезапного нападения с фланга.

Позднее, когда сражение уже близилось к концу, он попытался повторить тот же самый трюк, но на этот раз последствия оказались катастрофическими. Уильям вернулся за тот же забор, но обнаружил там тринадцать фламандских пехотинцев. При нормальных обстоятельствах это не было бы проблемой. Даже оказавшись в меньшинстве и в окружении, Уильям был в доспехах и верхом на боевом коне. Но ситуация изменилась к худшему, когда предприимчивый фламандец схватил длинный шест с крюком, который обычно используют, чтобы стаскивать горящую солому с крыш, и попытался стащить Уильяма из седла. Железный крюк зацепился за звено кольчуги на плече, причинив боль. Стараясь во что бы то ни стало удержаться в седле, Уильям пришпорил коня. Сила этого неожиданного рывка была такова, что крюк вырвал часть кольчуги и оставил глубокую рану на теле, но юному рыцарю удалось освободиться. Только через некоторое время, когда он уже был на улице, Уильям заметил, что его конь тяжело ранен. Он быстро терял кровь, и смерть животного была неизбежна. Вскоре после этого солдаты Фландрии, Понтье и Булони отступили, оставив норманнов в Нефшателе. Так Уильям уцелел в первый день сражения, но лишился своего боевого коня.

Вечером лорд Танкарвиль устроил грандиозное пиршество в честь победы. С расходами не считались. Пригласили даже рыцарей из других отрядов. Столы ломились от яств, а благодарные за спасение горожане несли рыцарям дорогие вина и фрукты. В тот вечер безудержного веселья Уильям усвоил важнейший урок, который запомнил на всю оставшуюся жизнь. Он все еще горевал о смерти коня, но тем не менее гордился своим поведением на поле боя. В зале было шумно, велись оживленные разговоры о мощных ударах и славных делах. Уильяма все хвалили. Но потом один из рыцарей сказал: «Маршал, сделай мне подарок, по дружбе. Дай мне упряжь или, в крайнем случае, старый хомут». Не понимая, что над ним подшучивают, Уильям честно ответил, что у него нет ничего подобного. Рыцарь удивился и заявил, что такого не может быть. Он своими глазами видел, что Уильям в тот день одолел многих врагов в бою, а значит, у него должна быть добыча, чтобы поделиться с друзьями. При этом все рассмеялись. Рыцари понимали, что военные подвиги – это прекрасно, но в реальной жизни следует, наряду с этим, проявлять практичность и думать о хлебе насущном. Уильям в Нефшателе сражался смело, но не захватил ни добычи, ни ценных пленных, которых можно было бы обменять на выкуп. Все, с чем он остался, – это поврежденные доспехи и мертвый конь.

Кризис Уильяма

Конфликт на границе Нормандии вскоре сошел на нет, и в северную часть Франции вернулся мир. Рыцари возвратились в Танкарвиль. Но, учитывая отсутствие перспективы военных действий, лорд Танкарвиль решил уменьшить численность своей mesnie. К своему ужасу, Уильям обнаружил, что оказался в немилости. Причина этого до сих пор не ясна, «История» обходит ее стороной. В ней только сказано, что хозяин не был добр к Уильяму, и тот очень этого стыдился. Представляется, что в юном рыцаре, не имевшем опыта, попросту не было необходимости. Его не изгнали из Танкарвиля – сказались родственные связи с хозяином, пусть даже и дальние, – но благосклонности и покровительства он лишился. Хуже того, у него теперь не было боевого коня, равно как и перспективы его получить. Профессиональный воин оказался без главного инструмента своей профессии.

Это был первый кризис во взрослой жизни Уильяма Маршала. Да, он был знатного происхождения, но беден. Его биограф отметил, что бедность принесла бесчестье многим знатным людям и погубила их. У Уильяма был только иноходец для верховой езды и один слуга. Он стал подумывать о возвращении в Англию. К этому времени его сводные братья умерли, а в 1165 году за ними последовал и отец, Джон Маршал. Старший брат Уильяма Джон унаследовал оставшиеся земли Маршала и его должность. Уильям мог вернуться к семье, но это означало, что вся его жизнь пройдет в тени старшего брата, в ожидании его благосклонности и милостей. Такой жизни Уильям для себя не хотел. И он решил пойти своим путем. Продал плащ, который ему подарили при посвящении в рыцари, и на вырученные деньги приобрел вьючную лошадь. Уильям решил на время позабыть о гордости и отправиться на поиски счастья.