Читать книгу Возлюбленная - Eleanor Bron, Томас Харди (Гарди) - Страница 9
Часть I
Молодой человек двадцати лет
Глава 6
Предложение руки и сердца
ОглавлениеЕдва рассвело, мисс Бенком и мистер Пирстон покинули постоялый двор и отправились на станцию, которая только что открылась в ожидании ранних пассажиров. По совету Джоселина, чтобы успокоить родителей и предотвратить преследование, Марсия (наконец-то ему стало известно ее имя) отправила отцу записку, где сообщила, что собирается в Лондон, к тетушке. Путешественники вместе пришли в зал ожидания, попрощались, отдельно купили билеты, и Джоселин забрал из камеры хранения свой багаж.
На платформе они встретились снова, и в глазах обоих вспыхнул свет, с телеграфной точностью вопрошавший: «Мы оба едем в Лондон, так почему бы не занять одно купе?»
Так они и поступили.
Марсия устроилась в углу, спиной к движению, а Джоселин сел напротив. Проводник заглянул, принял их за пару и больше никого в купе не посадил. В дороге разговаривали на самые нейтральные, обычные темы. О чем думает попутчица, Джоселин не знал, однако на каждой промежуточной станции со страхом ожидал вторжения нового пассажира, а уже на полпути к городу недавнее предположение превратилось в уверенность: Возлюбленная снова обрела телесное воплощение и наполнила собой каждую линию, каждый изгиб женственной фигуры.
Приближение лондонского вокзала напоминало наступление судного дня. Разве можно оставить изнеженную красавицу в суете и суматохе столичных улиц? Она, казалось, не представляла, что делать в таком шуме и толчее. Джоселин спросил, где живет тетушка.
– В Бейсуотере, – лаконично ответила мисс Бенком.
Он нанял экипаж и предложил подвезти ее до нужного дома, который оказался неподалеку от его собственного жилища. При всем желании Джоселин не мог понять, сознает ли спутница его чувства, однако она согласилась и поднялась в кабриолет.
– Мы – давние друзья, – заметил он по дороге.
– Верно, – ответила она серьезно, без улыбки.
– И в то же время, дорогая Джульетта, семьи наши издавна враждуют.
– Да. Как вы меня назвали?
– Джульеттой.
Она рассмеялась почти гордо и пробормотала:
– Ваш отец – враг моего отца, а мой отец – мой враг. Так что вы – мой друг.
Взгляды встретились.
– Возлюбленная королева! – воскликнул Пирстон. – Может быть, вместо того чтобы ехать к тетушке, выйдете за меня замуж?
Мисс Бенком густо покраснела, причем румянец скорее выразил гнев, чем какое-то иное чувство. Во всяком случае, леди разволновалась, но ничего не ответила, и Джоселин испугался, что задел ее чувство собственного достоинства. Что, если случайная спутница всего лишь использовала услужливого джентльмена в качестве удобного средства достижения цели?
И все же рискнул продолжить:
– Тогда отец больше никогда не сможет вами командовать! В конце концов, шаг не настолько поспешен, как кажется. Вам известно обо мне все: история семьи, род занятий, перспективы, а мне известно все о вас. Хотя сейчас вы целиком и полностью принадлежите Лондону, семьи наши столетиями соседствовали на острове.
– А вы когда-нибудь станете членом Королевской академии художеств? – справившись с волнением, лукаво спросила мисс Бенком.
– Надеюсь. Точнее, непременно добьюсь успеха, если вы станете моей женой.
Спутница смерила его долгим взглядом.
– Только подумайте, как легко разрешатся все ваши трудности, – продолжал убеждать Джоселин. – Никаких тетушек, никаких ссор с рассерженным отцом.
Судя по всему, аргумент оказался решающим. Мисс Бенком позволила ее обнять и сдержанно уточнила:
– Сколько времени потребуется, чтобы пожениться?
– Можно сделать это уже завтра. Сегодня в полдень отправлюсь в коллегию юристов гражданского права, и к завтрашнему утру лицензия будет готова.
– И тогда не потребуется ехать к тетушке! Стану свободной, независимой, взрослой женщиной! Сейчас меня ругают и воспитывают, как шестилетнего ребенка. Если все действительно так легко, как вы говорите, то, пожалуй, стану вашей женой.
Они остановили экипаж и устроили военный совет. Пирстон снимал квартиру со студией в районе Кампден-Хилл, однако везти туда мисс Бенком до свадьбы было крайне нежелательно, поэтому решили отправиться в отель.
Отдав приказ вознице, изменили направление и поехали на Стрэнд, а вскоре устроились в одной из почтенных гостиниц Ковент-Гардена – района, в то время облюбованного состоятельными гостями с юго-запада Англии. Там Джоселин оставил невесту и отправился по делам в восточную часть Лондона.
В три часа, уладив вызванные внезапным событием необходимые формальности, мистер Пирстон медленным шагом направился обратно. В душе царила растерянность, а движение приносило облегчение. Время от времени поглядывая на витрины магазинов, он импульсивно остановил двухколесный экипаж и направил возницу в сады Меллсток. Приехав туда, позвонил в дверь одной из студий, и уже через минуту оказался лицом к лицу с молодым человеком своего возраста в свободной блузе и с огромной грязной палитрой на большом пальце левой руки.
– Пирстон! А я-то думал, что ты еще в деревне. Входи. Страшно рад тебя видеть. Я вот сижу в городе: заканчиваю картину для одного американца, который хочет увезти ее с собой.
Вслед за другом Пирстон прошел в мастерскую, где возле окна склонилась над рукоделием хорошенькая молодая женщина, но по знаку художника бесшумно удалилась.
– По выражению лица вижу, что хочешь поговорить, а это лучше сделать без свидетелей. Неприятности? Что будешь пить?
– О, совсем не важно, что именно, главное – чтобы это был алкоголь. Сомерс, ты непременно должен меня выслушать, потому что мне действительно есть что сказать.
Пирстон опустился в кресло, а Сомерс вернулся к работе. Когда слуга принес бренди, чтобы успокоить нервы, содовую, чтобы нейтрализовать вредное действие бренди, и молоко, чтобы ликвидировать слабительный эффект содовой, Джоселин начал рассказ, обращаясь скорее к готической каминной полке, готическим часам и готическому ковру, чем к самому Сомерсу, который стоял у мольберта за спиной товарища.
– Прежде чем расскажу о том, что произошло, – заговорил Пирстон, – хочу объяснить, что я за человек.
– О господи! Я давным-давно тебя знаю!
– Нет, не знаешь. Обычно об этом не любят говорить, но я по ночам лежу без сна и думаю.
– Бедняга! – с сочувствием отозвался Сомерс, понимая, что друг действительно всерьез встревожен.
– Живу под странным проклятием или наваждением. Захвачен, сбит с толку, озадачен и очарован всесильным существом – точнее, божеством. Иными словами, как сказал бы поэт и как я сам воплотил бы в мраморе, Афродитой… но я забыл предупредить: грядущий рассказ призван служить не жалобным плачем, а защитой, своего рода apologia pro vita mea[2].
– Так-то лучше. Начинай!
2
Рассказ о моей жизни (лат.).