Читать книгу Островитянин - Томас О'Крихинь - Страница 16

Мое первое путешествие по морю. – Все примечательное, что я увидал по пути. – От дома к дому в городе Дангяне. – Новые ботинки. – После моего возвращения из Дангяна. – «Чей же это благородный юноша?»

Потом некоторое время у нас были каникулы. Год выдался замечательный, спокойный, и большие лодки привозили много рыбы. В тот день пришли три лодки, заполненные до краев. Поскольку из этого улова нашему дому причиталась двойная доля, наша хижина обрела впечатляющий вид. Это, как мне кажется, был первый день, когда я простился со званием баловня семьи, потому что здорово зашиб себе бок, когда наравне со всеми таскал на спине в дом рыбу в мешках. В тот раз каждый человек получил по тысяче рыб, значит, нам причиталось по две тысячи на каждого. Отец сказал, что я перенес больше тысячи.

– За это я завтра возьму тебя с собой в Дангян, если день будет хороший[30], – сказал он, – потому что туда идет лодка за солью.

Услыхав эту новость, я чуть не запрыгал по дому от радости. По мне, так я был, ей-ей, свежее мартовского ветра.

Но первым, кто выбрался за дверь следующим утром, оказался не я, а Кать, поскольку она служила матери в то время главной помощницей по хозяйству. Еще она была намного старше нас, тогда как я еще ходил в школу. Я относился к ней очень по-серьезному.

– Как денек, Кать? – спросил я.

– Замечательный, – ответила она.

Одним прыжком я оказался у очага, позади нее.

– Мария благословенная, и что ж тебя подняло-то в такую рань, что на тебя за охота напала? – спросила она.

Следующим, кто проснулся, был мой отец. Он надел новую чистую одежду, высунул голову в дверь, а потом велел Кать подать мне мои новые вещи. До этой минуты Кать не знала, чего это я засобирался.

Отец взял сумку из кроличьих шкурок, и мы отправились на причал. Все подтягивались туда по мере готовности, пока вся команда лодки не собралась вместе. Они встали по обеим сторонам от лодки и одним рывком спустили ее на большую воду. Поставили весла и паруса. И направили ее кормою к земле, а носом к морю, как в старинных преданиях.

К лодке приладили два паруса, и попутный порыв ветра погнал ее вперед, на восток, через залив Дангян. Был там еще один парнишка моего возраста, сын моего дяди, а имя ему было Диармад. Когда лодка проходила к востоку от Кяун-Шле, Диармад изменился в лице и стал весь белый как бумага. Мужики знали, что явилось причиной такой перемены, однако я в этих делах был еще слеп. Подумал, что он уже на пороге смерти. Но отец Диармада подобрался приглядеть за ним и сказал ему, что, если его вырвет за борт, ничего в том страшного.

Лодка шла в этот раз легко и приятно, потому что свежего ветра было более чем достаточно. Довольно скоро кто-то сказал, что Диармада вырвало. Так с ним, беднягой, и случилось: вся снедь, которую он проглотил тем утром на завтрак, выплеснулась за борт, и теперь большая стая чаек старалась все это подобрать. Сам я хохотал до упаду, а вот Диармад плакал.

Кормщиком на лодке был мой дядя, и я задавал ему вопросы обо всем необычном, что попадалось мне на глаза. Показался большой дом, крытый шифером.

– А кто жил или живет в этом доме? – спросил я его.

– Кто-то, кому пришлось не очень здорово. Бесс Райс[31]. Ты когда-нибудь слыхал о ней?

– Часто слыхал. И от отца, и от Томаса Лысого тоже, – сказал я.

Когда мы подошли поближе к прекрасной широкой гавани Фюнтра, нам стало видно множество больших белых зданий. Мой дядя рассказывал мне о каждом из них: вот католическая церковь, вот иноземная[32], полицейский участок, домики береговой охраны; а также и обо всем прочем, к чему я только проявлял интерес. Мой товарищ уже пришел в себя после того, как все, что было в его желудке, подобрали чайки. Голос у него был тихий и измученный, а вид совсем пропащий, словно у мертвого. Он придвинулся ко мне, поближе к рулевому, который и Диармаду тоже приходился дядей:

– Далеко еще до Дангянской гавани? – спросил он капитана.

– Клянусь плащом, идти осталось совсем немного, мой мальчик. Ты, должно быть, уже не рассчитываешь добраться до нее живым, после того как у тебя в животе не осталось ничего, кроме кишок; но разве не здорово, что ты не такой, как тот другой парнишка, – сказал тот.

Едва он произнес эти слова, мужчины почувствовали налетевший сильный порыв ветра, и задний парус пришлось спустить. Чуть только лодка осталась под одним малым передним парусом, море повсюду вокруг нас сильно побелело и вспенилось.

Добраться до створа гавани заняло немного времени. Я и не понял, что это гавань, хотя вход в нее находился прямо напротив нас, – настолько он был узкий, – но через некоторое время гавань стала очень широкой, вроде озера.

Мы достигли побережья, и я принялся во все глаза осматриваться вокруг. Увидел благородных господ с золотыми цепочками на животе, бедняков, которые и наполовину не были одеты как следует. То тут то там бродили увечные; был и слепой, а при нем поводырь. В гавани сбоку стояли три больших корабля, нагруженные товарами из дальних стран: на одном из них было желтое зерно, на другом – дерево, а уголь – на третьем корабле.

Скоро меня позвал отец: сказал, что все готово, и теперь мужчины идут в город. И мы пошли – и я, и парнишка Диармад: хотя в желудке после путешествия с запада у него мало что осталось, он все-таки предпочел смотреть на корабли, чем пойти поесть. Все, кто был на лодке, – и молодые, и взрослые – зашли в одну харчевню.

Там на столе для нас приготовили хлеб и чай, и уверяю тебя, что беседовали мы немного, пока не насытились до полного удовлетворения. Каждый расплатился с хозяйкой, и все вышли. Дом, где продавали соль, был нашей следующей целью. Каждому в мешок насыпали две сотни мерок соли[33] и оставили там, пока мы не были готовы отправляться. Я сопровождал отца в каждый дом, куда тот заглядывал. Диармад не отходил от меня ни на шаг, хотя его отец был рядом. В тот день карман моих серых штанов вместил порядочно денег.

Лодка готовится к плаванию

Когда лодка была готова отчалить и отправиться домой, отец обследовал мои карманы. Хотя по большей части там лежали медные монеты, их набрался целый холмик, когда он наконец закончил их считать.

– Клянусь требником, ты насобирал уже почти на пару ботинок, тебе остался всего только один шиллинг, – сказал он.

В эту минуту рядом оказалась не кто иная, как сестра отца. Эта женщина постоянно бывала в Дангяне – то в одном месте, то в другом.

– Ну, коли так, – сказала она, – вот тебе тоже шиллинг. Надень на него ботинки, раз он сегодня приехал сюда впервые в жизни.

Когда я услышал, что сказала тетка, сердце мое заколотилось от радости, потому как я знал, что отец не пойдет на попятную. И я был прав.

– Ну что ж, пошли тогда. Ботинки от нас недалеко, по пути, – сказал он.

Я двинулся следом за ним, трепеща от волнения. У меня никогда не водилось носков, но хозяйка магазина подарила мне пару носков вместе с ботинками, и еще одну – папе, он теперь мог отвезти все это домой. У моих новых ботинок был такой замечательный скрип! В этот раз я чувствовал себя благородным человеком, и кто бы сказал, что я не таков? Блестящие ботинки, костюм серой овечьей шерсти и шапка с двумя углами!

Диармад ходил очень довольный – пока не увидал мои новые ботинки. Отец у него был скряга. Хоть ему ничего не мешало купить парнишке такие ботинки, этого не позволяло ему собственное сердце. Потому что нрав у него оказался вовсе не такой, как у моего отца.

Вот по какой причине я взял перо в руку: я уже сказал, что нипочем не позволю нашему языку пропасть, если оно только будет в моих силах.

После моего возвращения из Дангяна

Когда лодка достигла гавани Острова, полная соли и снеди, доставленных из города Дангян-И-Хуше[34], по обычаю, что бытовал на Острове всегда – и тогда, и сегодня, – берег у гавани заполнился людьми, желавшими послушать, есть ли для них новости. Не было в лодке ни единого человека, которого все не узнали бы с первого же взгляда, – кроме, как ты понимаешь, одного благородного юноши, что приехал с этой же лодкой.

Некоторые говорили, что юноша принадлежит, должно быть, к семье знатных чиновников из города, а его родные послали его провести недельку на этом Острове. Одна моя сестра, Айлинь, ждала среди людей на берегу, но и она сомневалась, что это я – из-за яркого сияния, исходившего от моих ног, – притом что, покидая дом, я был тощим, косолапым, босоногим заморышем. Кать и Нора стояли ближе к лодке, у самой воды. Первый же вопрос, который задали все стоявшие на берегу тому, кто первым спрыгнул вниз, был: «Чей же это благородный юноша сидит в лодке?» Еще один юноша сошел с лодки, но ответ его был не слишком вежлив:

– Мыши вы слепые, все как есть! – ответил он. – Вы что же, не видите, что это Томаc Донал?!

Как только лодка опустела и ее благополучно выволокли и привязали, все разошлись по домам. Мой брат Пади тащил на себе мешок, где было двести мерок соли, она пригодится, потому что часть рыбы до сих пор не засолили. Услыхав стук моих новых ботинок, мама подумала, что пришел кто-то совсем взрослый. Все дивились на мои ботинки, которые мне достались в таком юном возрасте, потому что в те времена мужчины и женщины надевали первую пару ботинок только в день свадьбы. Разве не странно, что кто-то вроде меня, такой чистый и опрятный, в новых ботинках, оказался в таком стареньком домишке, где было полно чаду и дыму?

Нам обоим, тем, что были в Дангяне, подали по трети желтого пирога и по блюдечку с молоком. Рыбы нам было неохота, нам она уже обрыдла. Нора вскочила и быстро принесла четыре яйца.

– А я думала, – сказала мама, – в доме к сегодняшнему дню ни одного яйца не осталось.

– Я вчера наверху, в задней части дома, нашла куриное гнездо, в котором было восемь яиц, – сказала Нора.

– Немало времени пройдет, пока отыщешь хоть одно гнездо под крышей на задах дома, хоть куриное, хоть петушиное, – сказала Кать тоном зрелой хозяйки.

Умял я свой кусок желтого пирога, проглотил немного молока из блюдца и пару яиц и сразу вышел из дома. Мне очень хотелось заглянуть в гости к ведьме и немного поболтать с ней, потому что в то время в бойкости ирландского языка я ей ничем не уступал. Бедная женщина приветствовала меня после возвращения из Дангяна:

– Живи долго и носи на здоровье свои ботинки![35] Как же рано тебя в них обули-то!

Когда увидал, как она добра ко мне, я сунул руку в карман и дал ей яблоко. И еще по яблоку каждому, кто был в доме, а еще конфеты, потому что мама сказала мне купить для них сластей. Соседка вскочила и впилась в яблоко всеми зубами, жуя его совсем как лошадь. Потом вынула из горшка половину вареного кролика и протянула ее мне:

– Тебе, должно быть, придется по вкусу, раз ты такой взрослый мужчина.

– Но я это один не съем, – ответил я.

– Тогда отнеси своей матери.

Я отнес кролика домой и протянул его маме. Она отрезала мне четверть, и я ее съел.

Ночь настала быстро, и скоро меня сморил сон. Я сразу же свалился без задних ног, утомившись путешествием в большой город. Когда я вскочил с кровати, было уже давно пора в школу. Мать сказала мне, что я спал так крепко, что едва не помер во сне. Но я в то утро чувствовал себя шустрым, как рыба. Я взял немного воды, полил себе на голову из таза, прогнал дремоту с глаз, а потом мы побежали в школу.

30

Между островами Бласкет и Ирландией море довольно неспокойное и ветреное. Даже сейчас паром на Бласкет из Керри, как нередко случается, отменяют из-за ветра и волнения, а в плохую погоду переправа закрывается. При жизни Островитянина же рыбаки и перевозчики полностью зависели от благоприятной погоды и ветра.

31

Бесс Райс (англ. Bess Rice) – управляющая, назначенная графами Корка, которым формально стали принадлежать земли Феритеров, и в том числе остров Большой Бласкет. Оставила по себе недобрую память. Отношения между Бесс Райс и местными жителями были крайне напряженными.

32

То есть протестантская. Исторически иноземцами, в противоположность ирландцам, звали потомков пришельцев: сперва потомков скандинавов, а затем (и прежде всего) богатых потомков нормандских графов и их подданных, столетиями живших в Ирландии и часто говоривших по-ирландски, которые в значительном большинстве приняли протестантизм. Иноземцев также называют старыми англичанами. В отличие от них, новые англичане, получившие ирландские земли позже, уже не имели ничего общего не только с католической верой, но и с ирландскими языком и культурой.

33

Около ста килограммов.

34

Дангян-И-Хуше (ирл. Daingean Uн Chъise) – полное официальное название города Дангян.

35

«Живи долго, носи на здоровье!» – традиционное в Ирландии поздравление с обновкой.