Читать книгу Смерть на фуникулере - Тони Бранто - Страница 5

В Блед было решено ехать вместе.

Вечером того же дня в уютном лобби Вероника Бёрч пила кофе. Её багаж был упакован, чемоданы стояли рядом. Лишь спустя полчаса после назначенного времени она наконец увидела через окно подъезжающие к парадному входу три комфортабельных автомобиля-седана. Вероника поспешила на улицу.

Джон Робинсон, энергично выскочив, разъяснил портье, что чемоданы следует класть в последнюю машину.

– Там только багаж и надутая Мэри. Мы с парнями в авангарде. Леди решили ехать отдельно.

Заднее окошко второго седана открылось, и миссис Робинсон крикнула:

– Мисс Бёрч, садитесь к нам на переднее сиденье!

Джон Робинсон посадил Веронику, затем раздал чаевые двум швейцарам.

С задних сидений, где расположились Тамара и Эмили, послышалось недовольное цоканье. Затем миссис Робинсон извинилась за опоздание и объяснила, что причиной их задержки стала лёгкая стычка между Джоном и Мэри.

– Но вы на неё не сердитесь, если что, – попросила Тамара.

Вероника удивилась:

– Мне? Сердиться на Мэри?

– Ну да, разумеется, ведь у неё такой противный возраст. А вы такая яркая девушка.

Возможно, думала Вероника, ей следовало сесть в другую машину, чтобы избежать подобного разговора. Впрочем, она сама напросилась во всё это.

Не меньше удивилась Эмили:

– Ты считаешь, Мэри ревнует? Она же отлично знает, что она и только она – главная любимица Джона.

Миссис Робинсон снисходительно кивала.

– Ну да, ну да. И этой любимице уже пятнадцать.

Тут она ловко переключилась на свои новые духи с ароматом вербены, купленные днём в городе.

– Приятные, правда? Сказали, что какой-то местный производитель, здесь это очень модный запах…

Однако Вероника уже не слушала.

Мэри и Джон. Могло ли это означать то, о чём она только что подумала? Нет, разумеется, не могло, решила Вероника.

Мэри и Джон? В её романе – возможно, но не в реальной жизни. Ох уж этот писательский цинизм… И тут она вновь вспомнила о пропавшем веронале.

Чушь какая-то.

Или не чушь?

Нужно успокоиться и привести мысли в порядок. Ведь очевидно, что всё очень просто.

Эмили Нортон слишком наивна, чтобы опираться на её суждения. Она, безусловно, не видит того, что видят другие, – что Тамара – какая дичайшая мысль для Эмили! – может раздражать. Да, Тамара заботлива и участлива, но слишком заботлива, слишком участлива. Вероника и не сомневалась (она уже полдня об этом раздумывала): регулярные срывы Джона, нежелание детей быть с матерью – всё оттого, что Тамары слишком много. Она в их распорядке дня, она в их мнениях, в мелочах, она у них под кожей и в нервах…

«Дорогая, давай без громких слов. Посмотри лучше, как уютен и мягок этот уголок планеты, а как в нём комфортно должно быть летом…»

Но всё это ерунда. Человека не убивают только из-за того, что он кого-то раздражает.

Да. Эмили Нортон видит всё в ином ракурсе. Стоит ей объяснить? Нет, Вероника тогда станет врагом для неё. Вероника будет наблюдать. Да, самая выигрышная позиция. Только улыбаться и поддакивать. Иногда вставлять своё скромное мнение, которое, конечно же, будет совпадать с мнениями старшей и младшей сестёр. Иногда удаляться с глаз долой. В общем, так, чтобы не раздражать.

Вскоре огни города остались позади, впереди было ещё больше часа езды в кромешной тьме, пронзаемой светом фар.

Голос миссис Робинсон с заднего сиденья звучал всё реже, уступая пространство рёву мотора, и постепенно Вероника Бёрч, как и подобает бывалой писательнице, задумалась над тем, что ещё могло происходить в этой семье, помимо очевидного.

И только одна вещь тогда показалась ей достойной внимания. А может быть, это для неё, американки, мать-наседка – доброе, безвредное существо? А в книге так вообще – незлой, даже комический образ. А, может, для холодных британцев тут серьёзный повод для убийства? И Эмили Нортон – истинная британка – это чувствовала?

Чем больше Вероника рассуждала, тем смехотворнее казались ей собственные мысли.

Интересно, что сейчас поделывает её головорез, тот преследователь?..

Было что-то неестественное в отношениях Джона с дочерью. Там, наверху, у стен Града. Или её писательское воображение снова что-то додумало?

Она обнаружила, что задремала, когда выяснилось, что они уже приехали. Стояла беспроглядная ночь, и горел только свет над входом в гостиницу. Началась возня с чемоданами, заселением…

С какой стороны было озеро и где были горы?..

Завтра, всё завтра…

Вероника Бёрч, подойдя утром к окну, чуть не вскрикнула! Перед ней лежало озеро, покрытое ослепительно-белым льдом, окружённое лесистыми холмами и горами. Вдалеке на отвесной скале виднелся средневековый замок. В глубине озера расположился остров, а на нём – церковь, её башня с колоколом торчала причудливо и гордо из заснеженных крон деревьев.

Вероника ахнула, не веря своим глазам. Это было граничащее с нереальностью зрелище, сказочное, романтичное и совсем неожиданное. Все мысли о вчерашнем исчезли вместе с усталостью. Часы показывали начало одиннадцатого. Как чудесно начинался новый день!

Отель «Сорока» представлял собой виллу во французском стиле. Он стоял прямо у дороги, за которой начиналось озеро, одна его сторона почти упиралась в подножие холма. Веронике несказанно повезло занять последний свободный номер.

Помимо неё и Робинсонов, в отеле гостили только Палмеры – семейная пара, отдыхавшая в Бледе уже неделю и намеревавшаяся погостить там ещё столько же.

Сейчас они доедали свой поздний завтрак в столовой на первом этаже.

Ричард Палмер, высокий мужчина не то за сорок, не то под пятьдесят, курил трубку и читал свежую газету. Свежей считалась газета трёхдневной давности – столько требовалось экспресс-почте, чтобы доставить Палмеру его корреспонденцию из Америки.

– Ну это никуда не годится, – пробурчал он, читая о новом количестве убитых и раненых в корейской войне.

– Вот и я о том же! – поддержала его миссис Палмер, миловидная женщина лет сорока пяти, полагая, что муж, конечно же, слушал её всё то время, пока она мазала последний тост маслом и рассуждала о качестве постельного белья в их номере. – Нет, конечно, в агентстве я и не собиралась рассказывать о своих предпочтениях в области белья – только представь, как странно бы это звучало там! – и всё-таки, говоря о качестве предоставляемых услуг – а ведь качество – такое ёмкое слово, – так вот, в понятие качества должна входить и такая вещь, как мягкое – не грубое, не жёсткое, а мягкое постельное бельё. Разумеется, я не говорю, что нужен непременно шёлк – в конце концов, мы же не царственные особы или – упаси боже! – нувориши какие-то, мы – обычные люди. Самые простые.

– Бедные люди! – покачал головой мистер Палмер.

Он только закончил читать об ужасающих подробностях быта американских солдат в Корее.

Софи Палмер укоризненно взглянула на него:

– Ну ты тоже не слишком драматизируй, Дик. Мы нормально зарабатываем, и нам хватает на путешествия, на дом с садом и на твою экспресс-почту.

– И на твои туалеты, дорогая, – улыбнулся мистер Палмер, перелистывая газету.

Миссис Палмер сказала, строго сжав губы:

– Хорошо, что тебя не слышит миссис Фрейзер, уж она бы наверняка не стерпела такого едкого замечания от мужа, Дик. Подумай об этом. Подумай, что мне приходится порой терпеть.

– Бедняжка, – сочувственно произнёс Ричард Палмер, проглядывая статью о женщине, у которой после урагана не осталось крова.

– Теперь ты меня жалеешь. Мне приятно, что ты становишься чувствительным, Дик. После стольких лет брака мы наконец-то начинаем дышать одним воздухом. Кстати говоря, эти жареные колбаски из рубленого мяса просто объедение, я настаиваю, чтобы ты их всё-таки попробовал.

Она протянула вилку с наколотой колбаской. Мистер Палмер, прожевав, сказал:

– Недурно.

Он как раз изучал результаты матча по бейсболу, где играла его любимая команда.

Миссис Палмер посмотрела в окно.

– Просто удивительно, что Молли Пирсон не знала об этом месте. Ведь мы только и слышим: мистер и миссис Пирсон открыли такой дивный уголок в Греции; мистер и миссис Пирсон обнаружили такой уютный, а главное – небольшой отель на Сицилии. Что ж, похоже, настал черёд Палмеров открывать волшебные места нашим друзьям. Правда, дорогой?

– Оу… – вырвалось у её мужа при взгляде на колонку о валютной бирже.

– Ну поглядим, что они предложат в ответ. Наверняка, какое-нибудь очередное прилизанное место паломников с яхтами и прочими атрибутами фальшивой счастливой жизни.

– Отлично, – кивнул мистер Палмер, перелистывая.

Софи Палмер была довольна собственными выводами и полным согласием мужа.

За столом в другом углу сидели сыновья Робинсонов, Коннор и Леонард. Особого разговора у них, как и всегда, не выходило, они молча приканчивали свои глазуньи, и оба мечтали, чтобы миссис Палмер застрелилась или хотя бы ненадолго замолчала.

Когда вошла Вероника Бёрч, Коннор испуганно глянул в её сторону.

Леонард негромко спросил:

– Что-то случилось?

Коннор сделал удивлённый вид.

– О чём ты?

– Ну ты так дёрнулся.

– Да нет, всё в полном…

Он не договорил, к ним уже направлялась Вероника.

Она улыбалась.

– Доброе утро! Вот так неожиданность! И вы здесь?

Коннор встал и неуверенно обронил:

– Здравствуйте.

– Как ваш зуб?

– Зуб?..

– Вероятно, вы забыли. Мы с вами встречались в аптеке в Любляне.

Коннор Робинсон резко нахмурился.

Мисс Бёрч напомнила:

– За мной гнался бандит, а вам не продавали лекарства по рецепту, потому что в нём была чужеземная фамилия доктора.

Леонард знал, что Коннор совсем не умел врать. Оттого было забавнее наблюдать за старшим братом, загнанным в угол.

С лица Коннора сошло недоумение. Он, чуть щурясь, протянул:

– А-а… так это были вы? Точно, теперь припоминаю…

Вероника, продолжая улыбаться, спросила:

– Значит, боль уже прошла?

Коннор кивнул:

– Уже прошла, спасибо.

Леонард тоже встал.

– Это ведь мы вас вчера забирали из отеля? – спросил он.

Вероника наконец пробудилась, сообразив, что к чему.

– А! Так вы, значит, Коннор и Леонард? Ну конечно. Миссис Робинсон говорила о вас. Вчера была такая тьма, вот я вас и не разглядела. Хотя я должна была раньше догадаться, что в аптеке говорила с одним из Робинсонов. Туристов-то сейчас немного.

Леонард сказал:

– Отец говорил, вы вроде пишете?

– Вроде того.

– О чём?

Вероника сделала неопределённый жест:

– Разный вздор. Интриги, насилие, убийства…

– Убийства? – повторил Леонард. – Как интересно!

Коннор покосился на него.

– Вы под своим или вымышленным именем публикуетесь?

– Под именем Вероники Бёрч – моим собственным.

Позади неё раздался скрип резко отодвинутого стула.

Это со своего места подскочила миссис Палмер.

– Только подумать! – летела она на всех парах. – Дик, ты слышал? Я в одном отеле со знаменитой Вероникой Бёрч! Дик, слышал? Это сама Вероника Бёрч! О, как я рада вас встретить! О, но вы так молоды! Я представляла вас… ну… где-то моего возраста. Хотя многие говорят, что я выгляжу моложе своих лет. Ну это и понятно, ведь я веду здоровый образ жизни. Правда, Дик? Как вам погода? Ну надо же, сама Вероника Бёрч! Подумать только. Бетти Стокс будет кусать локти, когда узнает, с кем я отдыхала. У меня, кстати, есть все ваши книги. Дик! Скажи, что у меня есть все книги мисс Бёрч!

– У миссис Палмер есть все ваши книги, мисс Бёрч, – отозвался Ричард Палмер, читая комментарии врачей о новой вакцине.

– Вот что я говорила! Вы, конечно, не откажетесь позавтракать с нами?

Вероника выглядела застигнутой врасплох. На самом деле она подбирала фразу повежливее, намереваясь отклонить столь сомнительное предложение.

Вмешался Леонард Робинсон:

– Извините, но сегодня мисс Бёрч завтракает с нами.

Миссис Палмер потухла и вновь вспыхнула:

– Ну тогда за ужином?

– Это очень мило с вашей стороны, – ответила ей Вероника.

Когда миссис Палмер ретировалась и, как после бури, наступило спокойствие, Вероника наконец присела, а Коннор Робинсон заявил:

– Хочу написать пару писем перед прогулкой. Хорошего вам аппетита!

Он исчез.

Официант принял у Вероники заказ, после чего она поблагодарила молодого Робинсона за спасение. Тот лишь заметил, что от бесконечного потока слов, извергаемых миссис Палмер, хочется расшибить себе голову.

Вероника ненавязчиво разглядывала семнадцатилетнего Леонарда. Это был интересный юноша породы своего отца. Волевое мужественное лицо, римский нос, проницательный взгляд зелёных, как у матери, глаз и густая тёмная шевелюра. Вероника обратила внимание на его руки – длинные и по-мужски изящные. Когда Леонард вновь на неё посмотрел, она ощутила исходящую от него энергию.

Мисс Бёрч спросила:

– Как вам поездка?

Леонард пожал широкими плечами:

– Воздух чистый, снег белый. Много иностранцев.

– О, и вы заметили? – сыронизировала Вероника.

Леонард ухмыльнулся.

– Вы из какой части Англии?

– Из Девона. А вы из какой части Америки?

– Из Коннектикута. Но Европа мне больше по душе. Подумываю когда-нибудь сюда перебраться.

– Вот как? – бросил Леонард. – Вам по душе войны между кучей стран на клочке земли, а не мирный целый континент?

Принесли чай с тостами и джемом.

Американка сказала:

– От мира мало проку, если ты ищешь вдохновения.

– Вам доставляет удовольствие писать о насилии?

Веронике нередко задавали этот вопрос; исходя из настроения, она каждый раз сочиняла новый ответ. Однако из уст Леонарда Робинсона этот вопрос звучал как минимум необычно. Голос у Леонарда был низким, обволакивающим, интонации – вкрадчивыми, как у психолога или маньяка, каким его представляла Вероника. Похоже, мальчишка решил попробовать на ней свои чары. Ей хотелось поставить его на место.

Но в итоге мисс Бёрч ответила банальностью:

– Возможно, это то, чего не хватает мне в реальной жизни.

Глаза Леонарда заблестели.

Он загадочно произнёс:

– Вы хотите стать жертвой или хотите понаблюдать, как кто-то мучается рядом?

– Я допускаю оба варианта, – с улыбкой констатировала мисс Бёрч.

– Понимаю. Вам опостылела ваша работа, – сказал Леонард и посмотрел в окно.

В свои семнадцать он был на редкость проницателен. Интересно, что он думал о переживаниях Эмили Нортон?

Вероника оглянулась по сторонам – в столовой уже никого не было – и спросила прямо:

– А что происходит в вашей жизни? Вам никогда не хотелось кого-то убить?

Леонард повернулся к ней. Веронику чуть не снесло энергетической волной.

– Да, – сказал он решительно, хрустнув пальцами, – я хочу убить свою мать.