Читать книгу Загадка лондонского Мясника - Тони Парсонс - Страница 5

Я вернулся поздно и еще с порога почувствовал: дома что-то не так.

Мы жили в большой квартире-студии на последнем этаже, и сегодня каждый уголок в ней наполнила вонь. Я сразу понял, в чем дело: подсказки были повсюду. В коридоре валялся ботинок со следами зубов. Пол вытерли, чтобы скрыть следы преступления, в мусорной корзине лежали грязные бумажные полотенца. И всюду витал запах – мясной, удушливый запах животного.

Наш пес опять набедокурил.

В глубине комнаты отдыхала седая женщина с рыжим щенком на коленях. Она сидела на одном конце дивана, а на другом темнело свежее пятно, которое теперь останется там навсегда.

Миссис Мерфи смотрела телевизор с выключенным звуком, а это значило, что моя дочка, Скаут, уснула.

Пес по имени Стэн даже головы не поднял, только скосил на меня огромные черные глаза – такие выпуклые, будто в глазницах им было тесно, – и быстренько отвел взгляд.

– Доброй ночи, миссис Мерфи, – сказал я. – Вам сегодня снова пришлось потрудиться.

– Ничего страшного, – ответила она, почесывая Стэна за ухом. – Он еще маленький. Однако есть и хорошие новости: ваша девочка съела ужин. Правда, не весь. Она очень мало ест, как воробушек.

Я кивнул и пошел посмотреть на дочку.

Скаут было пять лет, но она до сих пор спала как малыши – закинув на подушку расслабленные кулачки, словно маленький штангист. В комнате горел ночник.

Со светом девочка засыпала с тех пор, как осталась без матери. На полу валялся свитер. Я поднял его, повесил на спинку стула, где лежала аккуратно сложенная школьная форма, которую подготовила на завтра миссис Мерфи. Не выключить ли свет? Рано или поздно Скаут придется привыкнуть. Я постоял, раздумывая, но так и не решился.

Миссис Мерфи уже надевала пальто.

– Все будет хорошо, – сказала она.

* * *

Я проснулся до рассвета. Вынырнул из самой легкой фазы, быстрого сна, и очутился на своей половине двуспальной кровати. Лежал на боку и никак не мог уснуть, преследуемый вчерашним кофе и призраками умерших. Отключив не прозвонивший будильник, я бесшумно выскользнул из кровати. Почистил зубы, вернулся в спальню и сделал двадцать пять отжиманий. Хлебнул воды из стакана, что стоял на прикроватной тумбочке, посмотрел в окно. Было шесть утра, и октябрьское небо над куполом собора Святого Павла даже не посветлело.

Я снова отжался двадцать пять раз – медленнее и тщательнее, следя за техникой. Минутный перерыв, еще двадцать пять отжиманий. Теперь я их чувствовал – в мышцах вырос уровень молочной кислоты, руки дрожали. Я полежал на полу, отдышался и сделал последние двадцать пять. Не то чтобы от избытка сил – просто себя заставил.

Затем на цыпочках прошел на кухню, стараясь не разбудить дочь и Стэна. Щенок сопел в темноте; пыхтящие, фыркающие звуки мало чем напоминали дыхание. Я постоял, с улыбкой слушая собачий храп. Вечером пес так вымотался, уничтожая нашу квартиру, что теперь спал без задних лап. Стэн шевельнулся. За роскошными длинными ушами, похожими на шелковые занавески, мигнули и заблестели выразительные глаза. Щенок поднял голову и уставился на меня сквозь прутья своего домика в надежде на раннее освобождение.

Я вытащил его и прижал к груди, он ткнулся мне в руку носом, похожим на раздавленный чернослив, и с интересом принюхался.

Хотя Стэн прожил с нами месяц, мне казалось – намного дольше. Я подарил его Скаут на ее пятый день рождения. Нашел в Интернете заводчика и забрал щенка как раз в тот день, когда ему исполнилось два месяца. К нам домой он прибыл, накрытый одеялом с головой, точно преступник, которого доставили в верховный суд.

Всякий раз, когда я начинал сомневаться, жалеть и думать, что собака – просто жалкая попытка дать Скаут нормальную семью, я вспоминал минуту, когда моя дочь впервые увидела Стэна. Ее улыбка сияла, как восходящее солнце. А значит, я все-таки не ошибся.

Я сидел на темной кухне и пил тройной эспрессо, Стэн устроился у меня на коленях. Единственным источником света был экран ноутбука – я просматривал медицинские сайты в поисках информации о том, как перерезать дыхательное горло.

Щенок уснул, а я выяснил, что по обеим сторонам от трахеи расположены сонные артерии, доставляющие кровь от сердца к мозгу, и что их повреждение – одна из самых опасных ран, известных человечеству.

Но сколько я ни читал медицинские сайты, сколько ни вбивал в поисковик сочетание «перерезать глотку», я так и не нашел оружия, которое могло бы нанести удар, хоть отдаленно похожий на тот, которым убили банкира.

В конце концов поисковик сдался и отправил меня на страницы, где продавалась пена, бальзамы и старомодные бритвы. Эти любопытные лезвия выглядели достаточно грозно, чтобы при виде их заулыбался Суинни Тодд, однако с их помощью вряд ли смогли бы убить Хьюго Бака.

В семь наконец начало светать. Я захлопнул ноутбук, потому что на кухню пришлепала сонная дочка в пижаме.

Стэн соскочил с моих коленей и бросился к ней. Квартира у нас большая, даже слишком большая для мужчины, ребенка и пса. Она будто выросла, когда семья уменьшилась, – пустое пространство с кирпичными стенами и оголенными балками под потолком.

Пес бросился к Скаут так, что его заносило на лакированном полу. Он прыгал вокруг и тыкался носом, и лизал руки, обезумев от любви.

– Стэн вел себя ужасно, – заметила дочка, рассеянно почесывая его маленькую голову.

– Знаю.

– На диване.

– Я видел.

– И на кухне, и у двери. – Скаут подумала. – Вообще везде.

– Миссис Мерфи все убрала.

– Я ей помогала.

– Умница.

Пауза.

– А мы не отдадим его назад?

Я присел на корточки. Каштановые волосы, карие глаза, круглое личико – все это девочка унаследовала от мамы. Даже имя принадлежало героине книги «Убить пересмешника», которую та любила. Моя жена ушла, но я видел ее лицо каждый раз, когда смотрел на дочь.

– Собака теперь наша, – сказал я и неожиданно повторил слова миссис Мерфи: – Все будет хорошо. Правда?

– Правда.

Мы стали завтракать. Дочка ела тосты, я – овсянку, а Стэн – собачий корм. Потом Скаут положила тарелку в раковину и пошла чистить зубы. Это моя жена учила ее чистить зубы не до, а после еды. Мы очень старались делать все, как говорила мама.

* * *

Мы жили напротив Смитфилдского мясного рынка – очень большого и старого. Рано утром там заканчивалась долгая ночная смена. Мясники и грузчики шли в кафе и пабы, что открываются еще до рассвета. Кое-кто из работников уже стоял у дверей, держа в красном кулаке пинту светлого. Белые фартуки в пятнах крови, большие усталые люди с помутневшими от бессонной ночи глазами. Когда мы со Скаут и Стэном проходили мимо, некоторые ласково окликали пса, и мы с дочкой гордо улыбались.

Наш пес притягивал взгляды. В неярком утреннем свете видна вся красота его окраса, насыщенный каштановый цвет – нечто среднее между ржаво-красным и старым золотом. Шерсть волнистая, по краям длинных ушей вьются колечки, будто щенок провел вчерашний вечер у модного парикмахера, а вовсе не портил нашу мебель. Скаут наматывала кожаный поводок на правую руку, и счастливый Стэн трусил рядом, бдительно поглядывая по сторонам. Его хвостик то замирал в предвкушении, то начинал мотаться, как «дворник» по лобовому стеклу во время ливня, – если поблизости появлялось что-нибудь любопытное.

А любопытным для Стэна было все. Он изумленно взирал на грузчика, что курил через дорогу. Мимо пробегал человек в спортивном костюме, и наш пес останавливался, склонив голову набок, точно видел инопланетянина. Мы с дочкой хохотали. Чаще всего мы с ней смеялись именно из-за Стэна. Увлекая за собой Скаут, он вдруг бросался то к шарику жевательной резинки, то к пластиковому стаканчику или осколку стекла и так познавал вселенную.

Солнце уже встало, и я немного щурился. Осенью свет бывает свежее и чище, чем летний, наполненный легкой дымкой. Надвигался тяжелый день. Я чувствовал, что сегодня каждый час добавит груза на плечи. Упущенного сна не восполнить, сколько чашек кофе ни выпей. И все-таки мне позарез нужна была еще одна чашечка.

Неподалеку от рынка стоял круглосуточный киоск, в основном для таксистов и грузчиков. Я занял очередь, а щенка, что вился у ног Скаут, окружили суровые мужчины с бритыми головами. Переполненный восторгом, Стэн прыгал, как лосось, и крепкие ребята из лондонской ночи от души хохотали. Я смотрел на него и радовался: наш пес еще не знал, что такое страх.

У школьных ворот Скаут догнала девочку. Ее мать говорила с мамой другой ученицы, а я стоял и утешал Стэна, который скулил, глядя вслед уходящей Скаут. Мы ждали на всякий случай – вдруг она обернется и махнет нам. Но Скаут, встретив подругу, совсем о нас позабыла.

Она была у дверей – вот-вот скроется в своем собственном мире, – и я неожиданно заметил, что школьная форма ей велика.

Миссис Мерфи права: Скаут очень худенькая. И в этом воробушке – вся моя жизнь.

* * *

Хьюго Бак жил в квартире с видом на Риджентс-парк.

Консьерж, наверное, отлучился выпить чаю. Двойные стеклянные двери были закрыты, и я ждал на улице, наблюдая за собаками в парке.

Там бегали, наслаждаясь свободой, большие красавцы – лабрадоры, ретриверы, эрдели – и мелюзга вроде биглей и вестов. Довольные собой, они обнюхивали кучи палой листвы и друг друга, однако, заслышав голос хозяина, сразу убегали. Я и представить не мог, чтобы Стэн вернулся, если я позову.

– Детектив?

Ко мне подошли молодые люди лет двадцати с лишним – парень и девушка. Я засек их, еще когда парковался, подумав, что это местная золотая молодежь. Обаятельные бездельники, одетые с нарочитой небрежностью, сидели на низкой каменной ограде, идущей вдоль подстриженных кустов, и курили одну сигарету на двоих. Только дети богачей могут позволить себе такую беззаботность в этом возрасте.

На подъездной дорожке стоял большой черный «Мерседес», втиснувшийся между двумя «Порше 911». За рулем отдыхал шофер. Поигрывая фуражкой, он с интересом рассматривал девушку. Теперь я увидел, что у ее спутника на шее висит фотоаппарат. Значит, журналисты.

Первой заговорила девушка:

– Вы пришли к миссис Бак? Она в числе подозреваемых? Скоро ее арестуют?

Я вдавил кнопку звонка.

– Это убийство на почве ненависти?

Я посмотрел ей в глаза:

– Все убийства совершаются на почве ненависти. На кого, вы сказали, работаете?

– Я пока ничего не говорила.

Девушка порылась в сумочке и подала мне визитку. И тут я заметил, что она держат цифровой диктофон, на котором светится красный огонек.

Скарлет Буш. «Дейли пост». Дальше – номер мобильника, электронная почта, четыре или пять аккаунтов в соцсетях. Пожалуй, многовато.

– Скарлет Буш, – усмехнулась девушка. – Похоже на имя порнозвезды, да?

Она кивнула парню. Тот, будто нехотя, навел на меня фотоаппарат, взвел затвор, и камера защелкала со скоростью пулемета.

– Эй! – Я поднял руку, защищаясь.

– Читали, что пишут по этому поводу в Интернете? – В лицо мне ткнули диктофон. – Мясника Боба считают героем.

Я уставился на девушку:

– Мясника Боба?

– Со вчерашнего дня все только о нем и говорят. – Скарлет Буш недоверчиво улыбнулась. – Вы и правда не знали?

Появился консьерж. Я прижал к стеклу удостоверение и представился. Теперь журналистка узнала и мое имя.

– А что думаете вы, детектив Вулф? – спросила она. – Как относитесь к тому, что убийцу называют героем, а жертву – подонком?

– Простите, – извинился консьерж, наконец впуская меня.

На пороге я обернулся:

– Убийцы – не герои.

Скарлет широко улыбнулась – мы оба знали, что это не совсем так.

* * *

Миссис Наташа Бак, вдова убитого, открыла мне дверь в махровом халате и темных очках.

Она только что вышла из душа. Высокая, лет тридцати с небольшим. Из-за странного сочетания халата и очков эта женщина выглядела так, будто собралась поплавать в бассейне, отдыхая где-нибудь на курорте. Влажные волосы Наташи были очень светлого, платинового цвета, как у звезд черно-белого кино. Натуральная блондинка. Ну, или почти натуральная.

Ее отличали та холеная стройность, которую видишь у многих богатых женщин, и такое же чувство избранности. Вытирая полотенцем волосы, Наташа взглянула на мое удостоверение так, словно это рекламка из пиццерии.

– Примите мои соболезнования, миссис Бак. Знаю, вам сейчас нелегко.

– Я уже рассказала полиции все, что знаю. Приходили черный мужчина и белая женщина постарше. – Наташа говорила с безупречным произношением иностранки, которая лет десять вращается в мире больших английских денег.

– Знаю, – ответил я. – Детектив-инспектор Гейн и детектив-инспектор Уайтстоун.

– Они даже взяли мазок у меня изо рта.

– По нему определят ДНК, чтобы исключить вас из списка подозреваемых. Нам нужно еще раз проверить кое-какие детали, если вас не затруднит.

– Вообще-то затруднит. – Она взглянула на часы, сверкавшие бриллиантами на ее тонком запястье. – Я скоро ухожу.

Выглядела миссис Бак потрясающе. С такого лица не сводишь глаз, пока не заметишь, что пялишься. И пожалуй, даже тогда продолжаешь смотреть. Впрочем, о том, что она красива, ей наверняка говорили многие.

– Но ведь мы с вами договорились о встрече. Если вам неудобно сейчас, давайте отложим разговор. – Я помолчал. – Встретимся в участке.

Она впервые внимательно взглянула на меня. Рассмеялась. Чем больше денег, подумалось мне, тем меньше боятся полицию.

– Надо вызвать адвоката?

– Мы просто поговорим, миссис Бак.

Волосы упали ей на лицо. Глядя на меня сквозь их влажную вуаль, Наташа лениво убрала пряди. Она заговорила спокойней, и этот голос понравился мне больше:

– Я подозреваемая?

– Пока что нет.

Мы смотрели друг другу в глаза.

– Ладно. Кофе хотите? Придется сварить самой. Домработницу я уволила, когда застала ее с членом покойного мужа во рту. – Наташа со вздохом встала. – Хорошую помощницу сейчас не найдешь.

Квартира была отличная. Чистая, просторная, дорогая. Много денег, хороший вкус, отсутствие детей. Я вспомнил залитый кровью кабинет и попытался почувствовать здесь присутствие мужа. Но если его дух и витал где-нибудь поблизости, я ничего не заметил.

На стене висели две картины, явно принадлежавшие одному автору, – городские виды, наполненные каким-то особым настроением, вроде того, что бывает тихим воскресным утром. На одной художник изобразил железнодорожные пути, на другой – туннель. И ту, и другую омывал мягкий свет утра или вечерних сумерек; они напоминали туманные видения из сна. Людей на картинах не было, и это придавало им странное умиротворение. Казалось, я вот-вот вспомню, где видел эти места.

Я наклонился поближе к «железной дороге», стараясь рассмотреть имя художника, но в углу стояли только две маленькие буквы: js.

Пока миссис Бак варила кофе, в комнату вошла собачонка, помесь пекинеса и чихуа-хуа. Я дал ей обнюхать руку, поднял и поставил к себе на колено. Легонькая, точно насекомое, собачка вся тряслась. Я хотел ее погладить, но она убежала в дальний угол дивана и там, с вызовом на меня глядя, опорожнила мочевой пузырь.

Вошла миссис Бак с френч-прессом на серебряном подносе.

– Сьюзан, ах ты негодяйка, – сказала она. – Ты разве не знаешь, что это нужно делать на ковре?

Наташа бросила на пятно шелковую подушку, столкнула собаку на пол и села напротив меня, откинувшись на спинку дивана и скрестив длинные ноги. Халат распахнулся, она со вздохом поправила его, и тут на столике между нами завибрировал айфон. Собака затявкала, дрожа от ярости. Миссис Бак взяла телефон и стала читать сообщение. Она вела себя так, будто меня не существует.

Я кашлянул:

– Кто мог желать смерти вашему мужу?

Красотка хмурилась, глядя в айфон.

– Кроме вас, – добавил я.

Она подняла глаза.

– Прошу, миссис Бак. В ближайшие несколько минут сосредоточьтесь, пожалуйста, на мне.

Наташа бросила последний взгляд на телефон и выключила его, зло стиснув губы.

– Вы правда считаете, что я хотела убить мужа? Да вы просто тупица!

Я помолчал:

– За три дня до его гибели к вам приезжала полиция.

– Ах это? Просто семейная ссора.

– Вы угрожали мужу.

– А что мне было делать? Я застала его, когда домработница делала ему минет. В ярости чего только не говорят.

– Вы прислали ему на работу кровать.

– Я хотела опозорить его, унизить. Чтобы он понял, каково это.

– А потом кто-то перерезал ему горло.

Она выдохнула, разливая по чашкам кофе.

– Понимаю, подозрительно… Сахар? Молоко?

– Спасибо, молока не надо.

– Я не желала Хьюго смерти. Только хотела, чтобы он перестал. Перестал… как бы это сказать? Прыгать по койкам.

Кофе мне понравился.

– Много друзей было у вашего мужа?

– Вы же знаете англичан. Или, по крайней мере, англичан из высшего общества. Хьюго вырос в семье, где собак брали с собой в постель, а детей отправляли в конуру. В семь лет его отослали в закрытую школу. Там он и завел себе друзей на всю жизнь. Остальной мир его не слишком волновал. В том числе и жена.

Я вспомнил фотографию на столе.

– Где он учился?

– В Кембридже, в колледже Святой Троицы. Там же, где и принц Чарльз.

Она улыбнулась с печальной гордостью.

– До того, – уточнил я.

– В Поттерс-Филде. Эту же школу закончили его отец и дед. Хьюго называл ее Итоном для спортсменов, музыкантов и бандитов. Это у него считалось комплиментом.

– А к какой группе он относил себя?

– К спортсменам. Мой муж неплохо играл.

– Как ему жилось в Поттерс-Филде?

– Жестокие учителя, дрянная пища, ледяной душ. Одержимость спортом, травля, много однополого секса. Он всегда говорил, что там прошли лучшие дни его жизни.

– У вашего мужа были связи на стороне?

Она фыркнула.

– Не считая последней, – добавил я.

– Полно.

– С замужними?

– Иногда. Думаете, его убил обманутый муж? Возможно. Но Хьюго предпочитал домработниц. Надо отдать ему должное, от моих подруг он держался подальше. Правда, сомневаюсь, что он делал это из соображений морали. Просто любил поразвлечься в подвальном этаже.

– Я должен связаться с домработницей. Вы сказали моим коллегам, что не знаете, где ее искать.

Наташа разозлилась:

– Эта сучка улетела обратно в Киев! Я же объясняла. Неужели все надо повторять дважды?

– Мистер Бак не ссорился с кем-то из партнеров по бизнесу? Не получал угроз по телефону, электронной почте или в письмах?

Наташа покачала головой. Терпение у нее кончилось, и она вытащила телефон.

– Где вы были с пяти до семи утра в день, когда убили вашего мужа? Мне нужны данные вашей кредитной карты, счета за телефон, ваши компьютеры – ноутбуки, планшеты, обычные – все. И пароли к ним. Вы меня слушаете, миссис Бак?

Она встала.

– Вы и в самом деле хотите знать правду о моем муже?

Мы посмотрели друг другу в глаза.

– Да.

– Хорошо.

Миссис Бак сбросила халат.

Ее руки и ноги были в синяках. На длинных конечностях остались и темные, свежие отметины и более светлые, старые. Все указывало на то, что ее регулярно и методично били, тщательно избегая ударов по лицу.

– Это все муж.

– Миссис Бак…

– Это он преступник. Не я. Когда я схватила тот нож для устриц, Хьюго расхохотался мне в лицо. Он смеялся надо мной, детектив. Но я не желала ему смерти, что бы я тогда ни наговорила.

В глазах у нее наконец появились слезы. Кажется, искренние.

– Я хотела, чтобы он подобрел. Чтобы не изменял мне, перестал унижать меня с другими женщинами, которые слишком бедны и глупы, чтобы ему отказать. Я хотела, чтобы он остановился.

Я встал.

– Пожалуйста, миссис Бак.

– Зовите меня Наташа.

Я поднял халат и накинул ей на плечи. Она обвила руками мой пояс. Наверное, ей хотелось, чтобы кто-то обнял ее. Думаю, что ей просто было одиноко. Наши лица оказались рядом. Щеку согрело ее дыхание, и я почувствовал, как приливает непрошеная кровь.

Потому что я тоже был одинок.

Наконец я отстранился, ударившись голенью о кофейный столик и разбудив собаку.

Наташа грустно улыбнулась, надела халат и затянула пояс на тонкой талии.

– А вы у нас редкой породы, – заметила она, кивая на мою левую руку.

Я как раз взял чашку, и в мягком свете блеснуло обручальное кольцо.

– Женатый мужчина, который любит жену!

– Пейте свой кофе, – ответил я.

* * *

Когда я уходил, консьержа не было, журналистка и фотограф исчезли. Только шофер «Мерседеса» дремал за рулем, надвинув фуражку на глаза. Всех собак увели домой, смеркалось. День кончился слишком быстро.

Я как раз шел к машине, пиная сухие листья и думая о длинных ногах Наташи Бак, когда мне позвонил старший инспектор Мэллори.

– Я-то решил, что вам, как новичку, повезло, – сказал он. – Но у нас тут еще один труп.