Читать книгу В ритме сердца - Тори Майрон - Страница 4

«Добро пожаловать в Атриум» – загорается надпись на сенсорном экране монитора, когда я прикладываю пропуск к входу для персонала. Дождавшись характерного сигнала разблокировки турникета, прохожу в здание, за последний год ставшее для меня вторым «домом».

Домом, который разительно отличается от Энглвуда – чистотой, комфортом, роскошной атмосферой, запахом денег, удовольствия и безудержного веселья, но назвать эту часть моей жизни более благоприятной язык не поворачивается.

«Атриум» – не простой, заурядный стриптиз-клуб, а место грандиозных развлекательных секс-шоу, где, помимо чувственных танцев и развратных сцен, воплощаются самые смелые эротические фантазии. Это элитное место порочных утех и соблазнов является гордостью близнецов Мэрроу. Внешне братья – как две капли воды, но на этом их сходство заканчивается.

Энтони, или, как он требует называть себя – Тони – некогда успешный танцор, из-за серьёзной травмы завершил профессиональную карьеру на пике славы и теперь является хореографом и постановщиком всех шоу-программ.

Ходят слухи, что вне рабочей деятельности Тони вполне приятный и лёгкий в общении человек, но лично мне ещё ни разу не посчастливилось встретить его светлую сторону.

В клубе он – надменный, заносчивый, категоричный и крайне импульсивный. Каждая репетиция проходит точно под надзором тирана-перфекциониста, требующего от танцовщиц полной самоотдачи и исполнения всех движений на высочайшем уровне, словно готовит нас не к выступлению перед пьяной, возбуждённой публикой, а на сцену Бродвея. Не меньше.

Никогда не забуду кастинг, состоявший из пяти этапов, во время которого часть девушек Тони выгнал, даже не дав выйти на сцену; часть отмёл сразу после, а некая доля ушла сама, поняв, что не выдержит подобной нагрузки и агрессивного обращения хореографа.

Я не могла позволить себе сдаться и уйти, как бы мне ни претила сама мысль – за деньги вилять оголённым задом перед морем сальных взглядов мужчин.

До того как оказаться на сцене «Атриума» я проходила множество проб и собеседований в танцевальных студиях и школах, чётко уяснив одно – каким бы талантливым ты ни был, но без необходимого образования и опыта никто не примет тебя на работу. А мои выступления в школьном танцевальном кружке, победы в детских конкурсах талантов и волонтёрскую работу в детдоме за опыт, естественно, никто не считал.

Тогда хороший доход был необходим мне даже больше, чем сейчас, а каторжная работа официантки в местной забегаловке Энглвуда по четырнадцать часов в день за жалкие гроши не только не помогала справиться с долгами, но также морально опустошала меня.

Именно поэтому я держалась до конца отбора и танцевала, как в последний раз, даже несмотря на абсолютную уверенность, что меня не выберут из десятков невероятно фигуристых, длинноногих, самоуверенных девушек, которые не только в совершенстве владели своим телом и обладали впечатляющими танцевальными навыками, но также восхищали умением эффектно преподнести себя, чему я могла лишь позавидовать.

Всё, что я имела – страсть к танцам и непреодолимую тягу к сцене, которой, как мне казалось, будет явно недостаточно, чтобы составить конкуренцию настоящим богиням.

Я вовсе не считаю себя непривлекательной, но выдающейся красоты в себе тоже не отмечаю. Наверное, стоит поблагодарить природу за густые, длинные волосы и пышную грудь, а силовые тренировки с танцами за упругое, гибкое тело, но в целом на фоне красоток с модельной внешностью в тот день я ощущала себя скромным тюльпаном среди цветущего сада грациозных роз. И я до сих пор гадаю – сквозь какие волшебные очки смотрел на меня Тони, когда утвердил мою кандидатуру в танцевальный состав «Атриума»?

Не знаю – это звёзды так удачно сошлись, либо мне удалось зацепить его внимание танцевальными способностями? Но в тот день именно я получила работу, и задавать лишние вопросы в мои планы не входило.

Волна радости с ощутимой долей гордости, бесспорно, захлестнула меня, но приятное чувство развеялось, стоило лишь вспомнить, в каком виде и для кого мне предстоит танцевать.

Стриптизёрша, у которой за все девятнадцать лет жизни не было ни единого сексуального опыта, должна была соблазнять совершенно незнакомых мужиков.

Теперь понимаете мою отчаянную необходимость в деньгах, если я согласилась на подобное безумие?

Мне не с чем сравнивать, я никогда не бывала в элитных заведениях Даунтауна, но, оказавшись в «Атриуме», была обескуражена завышенными требованиями братьев Мэрроу ко всем аспектам клуба – начиная с персонала и заканчивая эксклюзивной отделкой помещения. Всё было по высшему разряду.

Войдя в главный зал клуба в первый раз, я обомлела.

В «Атриуме» современный дизайн сочетается с декором в стиле «Великий Гэтсби»: приглушённый свет, благородный винный цвет стен, мягкие диваны и кресла, овальные столы из оникса и высокий зеркальный потолок с космической подсветкой, которая превращает и так огромное пространство в необъятную бесконечность. Посередине зала находится не простое возвышение для танцев, а большая сцена со сменяющимися декорациями, как в настоящем театре. И столь изысканную, пьянящую атмосферу дополняют вращающиеся пилоны и позолоченные клетки, в которых каждую ночь посетителей развлекают роскошные, гибкие танцовщицы.

Спросите, каким немыслимым образом «неотёсанная пацанка» умудрилась вписаться в этот параллельный мир похоти и разврата, где бал правят умелые соблазнительницы, знающие подход к любому мужчине?

Я и не вписалась, но прекрасная «Аннабель», в роль которой я научилась входить каждую ночь, вполне неплохо справляется со своими обязанностями, в которые входит всё, кроме самого главного.

Досконально изучив контракт несколько раз, в длинном перечне должностных обязанностей я не нашла и слова об интимных связях с клиентами, что было главным условием в принятии финального решения о начале работы. Но, как оказалось, отсутствие данного пункта не означает, что стриптизёрши не занимаются в клубе проституцией. Ещё как занимаются! Просто никто не афиширует это в официальных документах.

Я сразу заявила, что к подобным способам заработка не готова, и именно этот факт до сих пор является камнем преткновения в отношениях со вторым владельцем клуба.

Эрик Мэрроу от темпераментного брата отличается завидной сдержанностью и рассудительностью. Большую часть времени он спокойный, как удав, и в той же мере по-змеиному скользок.

Если Тони мало волнует всё, что выходит за пределы постановок грандиозных шоу, то Эрик руководит всеми остальными процессами клуба и зациклен на постоянном увеличении прибыли бизнеса.

И отказом от предоставления «эксклюзивных» услуг я заведомо сократила заработок как себе, так и алчному начальнику, который с первого дня недолюбливал меня.

Вначале это изрядно напрягало, но позже Аврора успокоила, заверив, что для работы в «Атриуме» достаточно понравиться хотя бы одному из братьев. А раз Тони выбрал меня, значит, бояться увольнения не стоит. По крайней мере, пока.

– Большинство девушек изначально знают, на что идут, и вполне не против заработать по максимуму. А те, кто оказываются несговорчивыми, в скором времени сдаются под натиском Эрика и тоже начинают выполнять весь спектр услуг, – как-то рассказала Аврора во время совместного занятия по растяжке. – Я работаю здесь уже пятый год, и поверь мне на слово – ты сама не поймёшь, как перейдёшь черту.

– Не перейду, – уверенно возразила я, вызывая у Авроры снисходительную усмешку.

– Ты ещё совсем юна и неопытна. Подожди немного и увидишь, что я права.

Но я знаю, что мне нечего ждать. Мои жизненные принципы никуда не исчезнут. И спустя больше года работы стриптизёршей моя непреклонность в своём первоначальном мнении лишь укрепилась.

Я могу выступать в эротических стрип-шоу, танцевать полуголой на сцене, пилоне или в клетке, развлекать публику на пару с другой танцовщицей, имитируя сексуальные сцены, обрабатывать клиентов у столов, выслушивая их пошлые фантазии, стойко терпеть на себе прикосновения чужих рук и даже заниматься консумацией.

Но на этом всё.

Как бы ни давил Эрик, он не заставит меня спать с клиентами. И надеюсь, рано или поздно он это поймёт.

С началом новой музыкальной композиции я принимаюсь к заключительному на сегодня виртуозному, соблазнительному танцу возле очередного захмелевшего мужчины, показывая свою гибкость и сильные стороны тела, к которым он то и дело постоянно тянет руки.

Игриво подмигивая, деликатно намекаю, что разрешается только смотреть. К счастью, в этот раз мужчина всё понимает и теперь запихивает купюры в каждую возможную часть крошечной ткани на мне, раз за разом «ненароком» сжимая ягодицы или чуть дольше положенного задерживается на груди.

Хочется кричать от нестерпимого желания оказаться в душе и стереть все следы бесконечного количества пальцев на коже, но, сжав зубы, натягиваю самую очаровательную улыбку, терплю и не противлюсь столь невинным касаниям, пока он щедро продолжает сорить деньгами.

Когда же наконец наступает долгожданный конец смены и помещение «Атриума» постепенно пустеет, я напоследок прохожу томным взглядом по расслабленным, сонным лицам оставшихся посетителей и грациозной походкой покидаю зал. И стоит лишь только скрыться за кулисами – из меня словно стержень вытаскают, а усталость непомерной ношей обрушивается на измученное тело и сознание. Снимаю туфли ещё на пути в гримёрную, босиком добираясь до туалетного столика, где в отражении встречаю ту самую – другую сторону себя.

Незнакомку. Чужую. Астрономически далёкую от меня.

Единственное, что скрывает её тело – чёрный кружевной комплект нижнего белья, инкрустированный множеством мелких кристаллов, кожаная юбка, позволяющая клиентам без труда увидеть тонкую полоску стрингов, и развратные чулки, которые большинство мужчин так и норовят оттянуть за резинку.

На голове царит высокий начёс, а крупные волны светлых волос спадают по оголённым плечам и спине. Слой тонального крема до идеальности сравнивает тон её кожи, румяна ещё сильнее заостряют скулы, синий цвет глаз практически невозможно различить из-за тёмных теней на веках и густых наращённых ресниц, а губы привлекают к себе внимание ярко-алой помадой.

Не могу не признать – она выглядит эффектно. А ещё… вызывающе и доступно.

Она фальшивая. В ней нет души. Нет желаний.

Пустая оболочка. Она не умеет думать, чувствовать и даже не представляет, что значит мечтать. Просто красивая кукла, которая делает то, что от неё просят и ждут. Почти всё.

Она – защитная маска, позволяющая отключить разум и отгородить настоящую меня от всего, что провоцирует во мне инстинктивные реакции самозащиты.

Каждую ночь, войдя в её роль, я перестаю упорно сопротивляться тому, что вспыльчивую Николину Джеймс раздражает до зубного скрежета, отвращает до нервной дрожи в руках.

Я представляю, что моя работа просто постановка. Театр. Кино. Что угодно, только не повседневная реальность.

«Аннабель» – просто актриса, играющая не самую приятную роль.

Но она – не я.

И никогда мной не будет.

***

Как всегда возвращаюсь домой с первыми лучами солнца. Квартира встречает меня гробовой тишиной и удушающей вонью грязных носков вперемешку с гниющими остатками продуктов. Задерживаю дыхание, подавляя приступ тошноты, и раскрываю окна.

Хочется сделать вид, что я ослепла, и равнодушно пройти мимо, в сотый раз проигнорировав мерзкий беспорядок, оставленный мамой с Филиппом после пьяного застолья, но вместо этого ступаю на кухню и принимаюсь за уборку, чтобы в квартире появилась возможность вдохнуть не умерев.

После очередной бессонной ночи я толком не помню, как привожу в порядок дом, скидываю с себя одежду, под мощным напором воды с остервенением смываю с тела всевозможную «грязь» и, даже не успев как следует насладиться мягкостью подушки, мгновенно засыпаю.

Мне кажется, что прикрываю глаза буквально на минуту, когда мой сон тревожит оглушительный грохот.

Резко вскакиваю, пытаясь сориентироваться в тёмном пространстве и сообразить, что вообще происходит. По тому, что солнце за окном уже успело скрыться, понимаю, что проспала далеко не один час. Мой слух разрывает от громкой музыки, а мощные звуковые вибрации сотрясают меня вслед за всей дребезжащей мебелью в комнате.

Напрочь забывая о сне, я запрыгиваю в первую попавшую под руку одежду и влетаю в гостиную, где встречаю Филиппа, способного одним лишь своим видом довести меня до белого каления.

Нагло раскинувшись в кресле с бутылкой пива в руке, этот ублюдок на полной громкости наслаждается тяжёлым роком. Его голова в удовольствии запрокинута назад, глаза закрыты, а небритая рожа расплывается в блаженной улыбке.

Я подбегаю к стереосистеме, которой ещё с утра у нас точно не было, и, не теряя и секунды, с силой вырываю провода.

– Что за… – рычит Филипп, но затыкается, стоит лишь ему расскрыть свои заплывшие веки. – А-а-а, это ты. Я тебя разбудил? Прости – не хотел, – ирония в его безразличном голосе вовсе не удивляет меня, а лишь до краёв наполняет презрением и злобой.

– Ты в конец оборзел? Что это такое?! – указываю на музыкальный центр.

– Мой подарок, – смотрит на меня как ни в чём не бывало и делает новый глоток пива.

– Что ты несешь? Какой к чёрту подарок?

– Зачем так кричать? – наигранно вжимает голову в плечи и разводит руками. – Нам с Юной уже давно не хватало музыки для поднятия настроения. Сегодня мне невероятно повезло в картах, вот и решил нас побаловать. Нравится? – Ничтожество протягивает мне бутылку, словно ожидает, что я порадуюсь новой дорогостоящей покупке вместе с ним.

– Откуда у тебя деньги? – из последних сил сдерживаю себя, чтобы не раздробить его тупоголовый череп этой самой бутылкой, что он тычет мне в лицо.

– Сказал же – выиграл.

– Откуда у тебя деньги на игры? – конкретизирую вопрос, ответ на который меня серьёзно волнует. С тех пор как Филипп бросил стройку, у него просто не могло быть финансов, чтобы отправляться к дружкам на карточные игры. – Ты что, почку продал или, наконец, соизволил найти новую работу?

– Ни то, ни другое, – коротко отвечает он, продолжая испытывать моё терпение и явно наслаждаясь этим процессом.

– Откуда деньги? – голос перестаёт звучать от переполняющего меня напряжения.

Присосавшись к горлышку бутылки, он не отрываясь смотрит на меня помутневшим самодовольным взглядом, а я буквально слышу, как остатки моего самообладания предательски трещат по швам.

Никогда прежде в своей жизни я ни к кому не испытывала ненависти. Неприязнь – да. Презрение – тоже. Злоба – её в моей жизни было хоть отбавляй. Но чувство ненависти мне было неведомо. До встречи с Филиппом Гиралдо.

Лютая, рвущая на куски ненависть. Осторожно пробирающаяся до мозга костей, незаметно поглощающая каждый атом тела. Такая жгучая, что боюсь, когда-нибудь она поглотит меня без остатка.

Если вначале я просто мечтала о его исчезновении из нашей с мамой жизни, то с каждым прожитым годом под одной крышей с этим жалким паразитом искренне желаю ему сгинуть в преисподнюю, где день за днём с него будут сдирать шкуру и поджаривать на медленном огне. Хочу, чтобы он не просто перестал отравлять другим людям жизни, но нестерпимо страдал сам, испробовав горький вкус адских мучений.

Думаете, я слишком жестокая? Вовсе нет. Просто меньшего он не заслуживает.

– Ты долго ещё молчать будешь? Откуда, мать твою, деньги?! – всё-таки срываюсь на крик.

– Ну, как откуда? Ты сама дала, доченька. Неужели забыла? – Его тонкие губы, испачканные пеной, кривятся в лукавой улыбке, а меня передёргивает от его обращения ко мне.

– Не смей называть меня так! Ты мне никто! И я точно ещё не лишилась ума, чтобы дать хотя бы доллар на твои карточные игры!

– Ох, я бы не был так в этом уверен, – хитро прищуривается он, словно зная что-то, чего не знаю я. – В следующий раз советую записывать в блокнот, кому и когда ты вручаешь деньги.

Что за бред он опять несёт? Какой к чёрту блокнот? Какой ещё следующий раз?

Похоже, Филипп точно поставил себе цель на сегодня вывести меня из себя и получить по пьяной роже. Я бы никогда самолично не дала денег этой подлой мрази, которая намертво прицепилась к моей маме, год за годом нещадно толкая её к краю обрыва.

– Этот звериный рёв, что ты называешь музыкой, окончательно вырвал последние крупицы твоего пропитого мозга? – Сжимаю кулаки, до боли впиваясь ногтями в ладони.

Спокойствие, Николь, только спокойствие. Он не стоит новой вспышки агрессии, которая вновь выжмет из тебя последние силы.

– Эх, деточка, с моими мозгами всё в полном в порядке, а вот тебе не помешало бы принять что-нибудь для улучшения памяти. – Филипп поднимается с кресла, и меня обдаёт его едким запахом пота, дешёвого пива и сигарет. – Разве ты не помнишь, как пришла с утра домой и сама предложила мне деньги? Можно сказать – это ты сделала нам подарок. Теперь наши вечера, безусловно, будут проходить веселее.

– Ты хоть слышишь себя? – отчаянно спрашиваю, массируя пальцами виски. – Ты что, ко всему прочему, ещё и обкурился сегодня? С утра я пришла домой и отмывала всю квартиру, чтобы не погрязнуть в бардаке, который вы устроили, а потом пошла спать!

– Ну-у-у, это лишь твоя версия, – лениво протягивает он, плюхаясь обратно в кресло.

Что это ещё значит?

Прекрасно знаю, что Филипп врёт, но, не находя на то причины, начинаю прокручивать в голове туманное утро, досконально выстраивая порядок своих действий. И пусть всё казалось мутным от усталости, я однозначно была в сознании и в здравом уме, что лишь укрепляет мою уверенность в том, что Филипп выдумывает небылицы.

Даже если мир перевернётся, я не положу и копейки лично в грязные руки Филиппа! Только если…

Меня словно камнем к земле придавливает от внезапного прозрения. По широкой ухмылке отчима понимаю, что он со злорадством считывает по моему лицу последовательность ужасающих мыслей, что меткими стрелами одна за другой нещадно пронзают сознание.

Я резко срываюсь с места и несусь по узкому коридору в прихожую, где по своей неосторожности с утра оставила сумку.

Не знаю, на что ещё надеюсь. Мне и так предельно ясно, что увижу, но всё же продолжаю судорожно рыться в поисках кошелька, чтобы до конца убедиться в правоте своих догадок.

Этот гнида украл мои деньги! Не оставил и копейки!

Швыряю пустой кошелёк куда-то в сторону, всё ещё наивно полагая, что он не додумался обыскать и маленькие отделения.

Но там тоже пусто. Везде! Ничего нет!

Ни заработанных чаевых за последние смены, ни денег, что дал мне Остин.

НИЧЕГО!

Беспросветное отчаяние поглощает меня целиком и полностью, безжалостно перекрывает кислород, лишает возможности здраво мыслить. Мне кажется, на долю секунды я даже теряю сознание. Ноги отказываются удерживать вес тела, и я бессильно сползаю по стенке вниз.

В сумке были все мои деньги. Все!

Я хотела их отдать владельцу дома за несколько месяцев аренды, которые мы ему задолжали. Я так надеялась поскорее уменьшить долг, чтобы не платить дополнительные проценты, которые он добавляет за каждый просроченный платёж.

Чёрт! Чёрт! Чёрт!

Когда же это всё кончится?

Как я могла забыть сумку в коридоре? Я же всегда беру её с собой и запираю комнату на ключ, прекрасно зная, что даже в собственной квартире меня могут обокрасть.

Сжимаю колени, притягивая их к груди, и крепко обхватываю руками. Сижу, грузно покачиваясь, пытаюсь найти в себе силы не сдаваться и не унывать. Но где найти эти силы? Где? А другой вопрос – для чего? Для кого? Зачем я всё это терплю? Работаю до изнеможения, из кожи вон лезу, пытаясь вытянуть побольше чаевых во время близкого общения с похотливыми мужиками. К чему эти сложности, если потом все мои труды с завидной лёгкостью пропадают в руках Филиппа?

Зачем всё это? Зачем? Боже, что я делаю?

Остин прав. Мне здесь не место. Я должна уехать. Давно уже должна была это сделать. Но не могу, чёрт подери, не могу!

Вспоминаю родное лицо мамы, и сердце, пробивая рёбра, вырывается наружу. Как мне её оставить? Как? Эта мысль просто невыносима.

Сидя прямо на холодном полу тёмного коридора, я рассыпаюсь на мелкие песчинки от невозможности сделать правильный выбор. Правильный именно для себя, а не для кого-то.

А этот кто-то – моя мама.

Наверное, мне никогда не понять и не объяснить ни вам, ни себе, как я могу любить ту, кому глубоко наплевать на меня? Как год за годом я умудряюсь закрывать глаза на очевидное равнодушие самого близкого мне человека? Даже услышав горькую правду о том, что ничего не будет, как прежде, я всё равно продолжаю искренне ждать, что всё изменится? Как заставить себя перестать надеяться, что рано или поздно чудо непременно свершится и моя мама вернётся?

В мире же случаются чудеса? Не так ли?

Непостижимые случаи спасения людей от неминуемой гибели, необъясняемые природные явления, удивительные исцеления смертельно больных пациентов, истории о неслыханной удаче, которую поймал за хвост бездомный, случайно нашедший у своих ног лотерейный билет, или самая обычная встреча со случайным незнакомцем, который магическим образом меняет всю вашу дальнейшую жизнь.

Чудеса происходят ежедневно. На каждом углу, за каждым поворотом.

Я это знаю. Верю. Но также прекрасно понимаю, что ждать их можно долго – днями, месяцами, годами, десятками лет, и в конце концов ожидание вполне может оказаться безрезультатным.

Потратив лучшие годы своей жизни впустую, не узнаю ли я, что ждала своё чудо напрасно? Ничто не пугает меня так сильно, как этот вопрос без ответа, но маленькая семилетняя девочка, плачущая на лестничной клетке возле чердака, всё ещё живёт во мне и день за днём не прекращает умолять подождать ещё немножко. Совсем чуть-чуть. И, может быть, именно завтра нам всё-таки удастся достучаться до души и сердца мамы.

Наверное, я бы ещё долго сидела, с головой погружённая в бездонный омут моих терзаний, если бы не ударный взрыв дьявольской «музыки», что вновь врубил Филипп.

Сделав над собой усилие, я приподнимаюсь на ноги и глубоко, медленно дышу.

Всё нормально. Это происходит уже не в первый раз. Я справлюсь. Обязательно справлюсь. Всегда может быть хуже. Уж я-то знаю.

Чтобы сдержать себя в руках и не свернуть Филиппу шею, раз за разом безмолвно повторяю в голове одни и те же слова, точно успокоительное заклинание.

Я же понимаю, чего он добивается. Он хочет вывести меня из равновесия, вызвать демона внутри меня, которого с таким трудом я научилась контролировать. Для Филиппа это что-то вроде развлечения, но у него ничего не выйдет. Не сегодня. Я не доставлю ему такой радости – наблюдать, как я теряю над собой контроль.

Храня неприступное молчание, возвращаюсь в гостиную и, даже не бросив на него мимолётного взгляда, подхожу к музыкальному центру.

– Эу, ты чего это задумала? – недоумённо возмущается Филипп, глядя, как я, выключив музыку, приподнимаю стереосистему от пола. Тяжелая махина, но подъёмная. – А ну быстро поставила обратно!

Продолжая игнорировать, заставляю его вспыхнуть от негодования. Выкуси, Филипп, теперь твоя очередь злиться.

– Поставь обратно! Куда потащила? – плюясь слюной в разные стороны, он торопливо подбегает ко мне.

– Я верну это обратно в магазин! Сам сказал – я дала деньги, так что мне решать, что с этим делать, – сообщаю максимально спокойным голосом.

– Ещё чего! – Филипп грубо отталкивает меня, возвращая центр на прежнее место, но я не собираюсь сдаваться, пока не выполню задуманное.

– Отойди в сторону и не мешай мне, либо я заявлю на тебя в полицию за кражу! – угрожаю я, но вместо страха вызываю в нём внезапный приступ смеха.

– В полицию? Да что ты говоришь? Ну давай! Вперёд! У тебя нет никаких доказательств. Твоё слово против моего, – пренебрежительно выдаёт он прямо возле моего лица, пробуждая желание плюнуть в его нахальную физиономию. – И ты прекрасно знаешь, на чьей стороне будет Юна. Видела бы ты, с какой лёгкостью она поверила моим словам о том, что её неугомонная дочка сама изъявила желание дать мне денег. Ни капли сомнения. Полное доверие своему мужчине. О такой жене можно только мечтать – покорная, заботливая, преданная, готовая есть с моих рук.

Слова о маме из его уст, сказанные издевательским тоном, вызывают внутреннюю дрожь, и чтобы не сорваться, не спустить с цепи своих разъярённых псов, до крови прикусываю язык и благоразумно игнорирую его очередную провокацию. Вновь совершаю попытку подойти к музыкальному центру, но не успеваю сделать и шаг, как шершавая ладонь хватает меня за шею и с силой припечатывает к деревянному стеллажу.

– Как же ты меня достала! Никогда не можешь остановиться вовремя. – Его хватка ощутимо сдавливает горло, лишая возможности вдохнуть. – Смирись, деточка, я здесь хозяин, и ты никак не сможешь это изменить. Поэтому прекрати портить мне жизнь.

– Никогда, – ядовито улыбаюсь.

– Ты думаешь, я тебя боюсь? Не смеши меня! Ты жалкая, недолюбленная девочка, которая своими тщетными попытками избавиться от меня лишь сильнее отталкивает от себя Юну.

– Мне плевать, что… что ты думаешь, – с трудом хриплю я. – А ты силь… сильней сжимай. И уда… рить ещё можешь, чтобы у меня был… были доказательства.

– Какие ещё на хрен доказательства? – непонимающе хмурит морщинистое лицо, заметно уставшее от пагубного образа жизни.

– Засажу тебя, скотина! – шиплю я и хватаюсь за его руку, из последних сил стараясь не потерять сознание от нехватки кислорода. – Не за кражу… так за нападение…

Его ладонь мгновенно расслабляется, но уж лучше бы он задушил меня, чем произнёс следующие слова:

– Дорогая моя доченька, у меня и в мыслях не было нападать на тебя. Зачем мне вредить «золотой жилке», что приносит доход в этот дом? – Он освобождает мою шею, спуская руку ниже. – Но я давно уже умираю от любопытства посмотреть, что ты там скрываешь под своим тряпьём.

Из-за отсутствия воздуха и дурмана сдерживаемой злости до меня не сразу доходит смысл его слов, но когда чувствую потную ладонь под своей толстовкой, грубо сжимающую обнажённую грудь, моё тело мгновенно каменеет, обрастает невидимой коркой льда, словно самостоятельно пытается защититься и приглушить отвращение от липких касаний к моей коже.

– Ого! Ничего себе, какие формы! Знал бы – давно испробовал, – шепчет он возле уха, слегка проводя колючей щетиной по моей щеке.

От мощного выброса адреналина звенит в ушах и перехватывает горло, так что не сразу удаётся закричать. Жалобно скулю и брыкаюсь, отрывая от себя руки Филиппа, но по его потемневшим зрачкам понимаю, что все мои попытки освободиться только сильнее его возбуждают.

– Отвали от меня, сволочь!!! Не трогай! Не смей! – наконец голос прорывается, и я истошно кричу, объятая паникой и его цепкой хваткой.

– Тише, деточка, тише, успокойся. Я хочу сделать нам обоим приятно.

– Отпусти меня! Отпусти!!! – дико ору, нещадно пинаясь ногами.

– Да заткнись ты! – рявкает Филипп, схватывая меня за ворот толстовки и небрежно отшвыривает к противоположной стене. Я сильно ударяюсь затылком, но кроме головокружения ничего не испытываю. Никакой боли. Только леденящий страх подстёгивает реакцию – бороться и бежать!

Пытаюсь вынестись из комнаты, но Филипп резко тянет меня за волосы и опрокидывает на диван.

– Веди себя спокойно и обещаю – я буду нежным. Тебе понравится, – с этими словами он наваливается на меня, и своим бедром я ощущаю выпирающий бугор из его штанов.

– Не трогай меня, Филипп! Я убью тебя! Нет! Слезь с меня! – кричу, разрывая горло до крови, но мне плевать. Я не смирюсь с происходящим. Ни за что! Бьюсь руками и ногами, даже не разбирая, попадаю хоть раз по мужчине или нет. И лишь когда слышу его сдавленный, протяжный стон, невероятно радуюсь, что так удачно получилось залепить по его вздыбленному месту.

Пользуясь возможностью, сталкиваю его себя, вскакиваю с дивана и от всей души загадываю, чтобы у него больше никогда не «поднимались паруса».

– Сука… Тварь!!! – болезненно мычит он, сжимая руки на члене. Только сейчас замечаю, что Филипп, оказывается, успел даже приспустить штаны. Если бы мой желудок не был пуст, меня бы непременно вывернуло наизнанку.

Порываюсь ударить насильника с ноги, но он неожиданно быстро справляется с острым приступом боли и хватает за стопу, поваливая меня на пол.

– Думаешь, так просто сбежишь от меня, деточка? – слышу его сиплый голос позади, продолжая отталкиваться от него ногами.

Следующий удар он получает по носу, что даёт мне возможность быстро подняться и побежать прочь.

– Сука-а-а! Ну всё, бля*ь! Ты доигралась! Хочешь по жёсткому – значит, получишь! – несмотря на подбитые нос и яйца, Филипп резво бросается мне вслед.

– Тебе некуда бежать, деточка, и кричать тоже нет смысла. Мамы дома нет! Так что нам никто не помешает, – ехидно сообщает Филипп, с каждой секундой всё ближе подбираясь к кухне, где я беспомощно мечусь по нескольким квадратным метрам комнаты в попытках найти спасение, но всё тщетно. Раздражённый отчим уже стоит в нескольких шагах от меня, норовя вновь напасть, чтобы свершить своё гадкое дело.

– Попалась, сладкая?

И всё. Я больше не думаю. В один-единственный момент просто переключаюсь – выдвигаю ящик стола и, не глядя выхватывая первый попавшийся нож, резко выставляю его вперёд к мерзкой роже Филлипа.

– Стоять!!! На месте! Ещё хоть шаг…

– И что ты сделаешь? Заколешь? Поцарапаешь? Не смеши меня, детка. У тебя для этого кишка тонка. Завязывай ломаться и приступим к делу, это всё равно случится, хочешь ты того или нет, – криво усмехаясь, Филипп продолжает медленно идти на меня.

– Как же ты ошибаешься, мразь! – не узнаю свой голос. Глухой, бесцветный, словно всю жизнь высосали. Меня лихорадочно трясёт, но нож держу уверенно, крепко, сжимая до побелевших костяшек. – Сделаешь ещё хоть шаг, и клянусь тебе – я зарежу тебя к чёртовой матери. Не сомневайся! Знал бы ты, как давно я мечтаю об этом. – Я несколько раз полоснула ножом, разрезая тесное пространство между нами, тем самым заставив Филиппа отпрыгнуть назад и стереть с его лица тошнотворную улыбку.

– Осторожнее, детка, ты так можешь пораниться.

– Я тебе не детка, гниль ты паршивая!!! – с прохладного шёпота мой голос срывается на леденящий крик.

– Тихо… Хорошо, хорошо. – Он поднимает руки, словно сдаваясь, а в глазах зарождаются первые искорки страха. – Ты лучше нож убери.

И не подумаю!

– Только попробуй ещё хоть раз прикоснуться ко мне или даже приблизиться, я клянусь жизнью матери – моя рука не дрогнет! Убью тебя на хрен! – Я даже не замечаю, как из защиты перехожу в нападение – сама сокращаю расстояние до отчима и провожу остриём ножа возле его лица, заставляя вновь отступить назад.

– Николь… успокойся… – Но я пропускаю мимо ушей его слова, сказанные уже ощутимо напуганным голосом. Он сделал всё, чтобы довести меня до невменяемого состояния, а теперь просит спокойствия?

– А может, мне не ждать и избавиться от тебя уже сейчас? – продолжаю вилять кончиком холодного оружия возле его побелевшего лица, получая неизгладимое удовольствие от всех оттенков ужаса, что мелькают в его мутных глазах.

– Николь… Что ты делаешь? Николь! – Вижу прямо перед собой гадкую рожу Филиппа, но голос его звучит где-то далеко, точно за толстым слоем стекла. Приглушённо. Невнятно. Расплывчато.

– Всего одно движение, и у меня не будет больше проблем. – Мои губы движутся, но говорю словно не я.

– Николь, мне больно. Остановись! Что с тобой?

Всего одна капля крови, торопливо стекающая по шее Филиппа, и я будто пробуждаюсь.

Боже, что со мной? Что я делаю?

Как лезвие оказалось прижатым к его горлу? Неужели я в самом деле собиралась это сделать? Собиралась его… убить…

Я делаю поспешный шаг назад, но даже несмотря на то, что Филипп застывает в неподдельном изумлении, не опускаю руку с ножом вниз.

– Ты ненормальная, – хрипло стонет он, дотрагиваясь до продолговатой царапины на шее.

Он прав. Я не в своём уме. Вновь потеряла контроль над собой. Над злостью и гневом. Но это он виноват. Только он! Этот гад собирался меня изнасиловать.

Боже! Он довёл меня. Я сорвалась! Только не опять!

Дыши, Николь, дыши! Прошу! Просто дыши! Ты же знаешь, как с этим справиться. Ты же можешь.

Глубокий вдох и выдох, вдох и выдох.

Но это не помогает! Я слишком заведена, чтобы так просто успокоиться. Всё тело сгорает изнутри, плавит органы, кости, нервы. Мне хочется кричать, неистово крушить и разбивать всё на своём пути, либо бежать без оглядки на максимальной скорости до полного изнеможения, чтобы, точно проснувшемуся вулкану, выплеснуть наружу всё беснующееся пламя и освободиться.

– Да, я ненормальная, а потому слушай и запоминай, что я тебе сейчас скажу, – медленно проговариваю я не человеческим голосом, а скорее животным рычанием. – Если ещё хоть раз на долю секунды в твоей пустой голове мелькнёт мысль вновь коснуться меня, то знай – в следующий раз я не остановлюсь, не пожалею и перережу тебе глотку этим самым ножом! – Выставляю слегка окровавленное лезвие вперёд, до конца убеждая его в своих намерениях.

Филипп нервно сглатывает и не отводит от меня взгляд, будто боится, что я вновь могу напасть. Но я больше не в состоянии дышать одним воздухом с этой мразью, убираю нож в карман кофты и направляюсь к выходу.

Мне нужно сбежать. Немедленно. Как можно дальше.

– Что это с тобой? Куда так несёшься? – как сквозь сон слышу недоумённый голос мамы, в которую сильно врезаюсь на пороге квартиры. Она вернулась из магазина с полными пакетами бутылок. Конечно, куда же она ещё могла ходить? Только за новой порцией алкоголя.

Но сейчас мне плевать. Я себя не контролирую.

Мне нужно сбежать.

Ничего не отвечаю. Не могу больше говорить. Накидываю капюшон, желая спрятаться от всего окружающего мира, и вылетаю из квартиры, с грохотом закрывая за собой дверь.

Свежесть вечернего воздуха и встречные порывы ветра, что, словно пощёчины, наносят мне удары, не помогают испытать и доли облегчения.

Бегу в неизвестном направлении, на всей скорости пролетая квартал за кварталом, даже не глядя по сторонам. Бегу что есть силы, пытаясь потушить ненавистный костёр в душе, но он не гаснет, а лишь раздувается шире, выше и ярче. Тело сотрясает нервный озноб, а кожа нестерпимо зудит. Я всё ещё чувствую мерзкие отпечатки пальцев Филиппа, его едкий запах немытого тела и зловонное дыхание у своего лица. Как жаль, что грязь смогу стереть только с тела, а не из воспоминаний.

Бегу, не чувствуя ни боли, ни усталости. Лишь сердце в груди скачет на бешенной скорости, вот-вот норовя вырваться наружу. Но я не имею права останавливаться, мне нужно продолжать, потому что нет другого выхода. Я не хочу сбрасывать злость на кого-то другого, не хочу никому вредить, как делала это раньше. Слишком отчётливо помню, какие муки совести и сожаления следуют потом. Они ещё хуже, чем ярость. Я больше не могу этого допустить.

И потому бегу, не сбавляя темпа. Бегу и даже пытаюсь заплакать, надеясь, что выпущу злость вместе с потоком слёз, но ничего не выходит. Слёз больше нет. Их давно уже нет. В этом вся и проблема.

Бегу, совершенно не видя дороги, нескончаемую череду жилых домов и безликих, редких прохожих до тех пор, пока один единственный звук с корнями не вырывает меня из собственного пекла.

Звук, который я никогда ни за что не забуду. Просто не смогу.

Этот звук – моя фобия.

Мой самый страшный кошмар, который превратил меня в то, кем я сейчас являюсь.

Я слышу протяжный звук скрежета тормозящих колёс об асфальт, который много лет назад пронзил мне насквозь сердце. И лишь этот звук, словно холод самой суровой вьюги, в одно мгновение гасит во мне жгучий огонь.

Выплывая из глубин своего сознания, я возвращаюсь в реальность за долю секунды до столкновения и чудесным образом успеваю увернуться от капота автомобиля. Свалившись навзничь на каменистую обочину, я до мяса раздираю ладони и ощущаю острую боль в правой ноге.

Но какая к чёрту разница? Никакая физическая боль не сравнится с той, что я повторно проживаю в мыслях. Словно это было только вчера.

Этот звук… Это ужасающий звук. И тело папы…

Не ощущая холода земли, аккуратно переворачиваюсь на спину и смотрю в ночное, звёздное небо.

– Не нужно быть выше всех звёзд, Николина, важнее быть ярче остальных!

Слышу отголоски его последних слов и задыхаюсь. Папы давно уже нет, и мне так его не хватает. Безысходность, тоска по нему и отчаянье собирается в болезненный ком, вставший поперёк горла, лишающий сил и дыхания.

Но сердце… оно продолжает бешено стучать, гоняя кровь по телу, а мощный взрыв адреналина, воспламенивший миллиарды нервных клеток, напоминает, что я всё ещё жива.

Да, я жива!

Боже… Не могу поверить, что по собственной вине чуть было не закончила свою историю так же, как папа…

Дыхание сбилось от продолжительного бега, голова невероятно кружится, ладони с повреждённым коленом нестерпимо саднят, а в душе вообще царит тотальный кавардак, но я живая и не могу сдержать глупой, счастливой улыбки. Столь редкой, глубокой и искренней.

Перед глазами пролетают цветные кадры из фильма длиною в целую жизнь, но щелчок открывающейся автомобильной двери и мерные, широкие шаги в мою сторону дают понять, что лежу на земле не дольше нескольких секунд. Немного приподнявшись, возвращаю капюшон на голову и осматриваюсь по сторонам.

В какую именно часть города меня занесло – понятия не имею, но по одинаковым производственным зданиям по обе стороны дороги осознаю, что забежала на территорию одного из городских предприятий.

– Пацан, тебе что, жить надоело? – Сижу к водителю спиной и потому не вижу, но его до неприличия спокойный голос вводит меня в ступор, словно не он всего несколько секунд назад чуть не сбил человека.

Я молча встаю на ноги, превозмогая дискомфорт в колене, но сильное головокружение ослабляет тело. Непроизвольно сжимаю глаза, ожидая нового падения, но мужская рука грубо схватывает меня за шкирку и словно провинившегося котёнка удерживает на весу.

– Ты что здесь делаешь, сопляк? – вновь слышу сталь в его равнодушном голосе, и кожа будто покрывается морозным инеем, а желание извиняться перед водителем за свою невнимательность напрочь отпадает.

Воротник толстовки неприятно сдавливает горло, всё же вынуждая обернуться к мужчине и попытаться его оттолкнуть, но легче было бы бетонную стену сдвинуть с места, чем массивное тело водителя. Когда понимаю, что мне не удастся его пошатнуть даже на сантиметр, я сильно прищуриваю глаза в желании рассмотреть эту тяжеленую глыбу, но и тут удача явно не на моей стороне – из-за яркого света прожектора прямо за его широкой спиной я совершенно не вижу лица обладателя бездушного голоса.

– Оглох, что ли? Ты что здесь делаешь? – Лёгкие нотки раздражения проскальзывают в его словах, а я, опустив взгляд вниз, замечаю бордовые пятна крови на своих разорванных штанах.

– Вот чёрт, – порываюсь коснуться повреждённого колена, но хватка мужчины не позволяет согнуться, и потому я наконец отвечаю ему: – Я не глухая и оказалась здесь случайно, просто заблудилась.

Сжатая ладонь быстро расслабляется, немного приспуская меня вниз, но в тот же миг ощутимо напрягается его крупное тело. Я физически чувствую, как от него летят шипящие искры, и мне это совершенно не нравится.

– Девчонка? – недоумённо спрашивает он и в следующую секунду срывает с меня капюшон.

Свет мгновенно ослепляет, заставляя болезненно зажмуриться, и немного справившись с резью в глазах, всё-таки приподнимаю голову.

В полумраке вижу только очертания высокой фигуры и смутные детали его бесстрастного лица. В свою очередь мужчина пристально изучает меня в тёплом луче прожектора, заставляя ежесекундно замирать от мерного звука его горячего дыхания в опасной близости от меня.

– Со мной всё нормально, спасибо, что спросили, – не выдерживая тягостного молчания, говорю я, желая поскорее скрыться от его глаз. – Выход найду сама, так что можете уже отпустить меня и ехать дальше.

– Я сам решу, что и когда мне делать. – Я думала, холоднее его голос стать уже не может, но ошибалась. Меня непроизвольно передёргивает от столь низких нот.

– Хорошо, стойте здесь, сколько пожелаете, только меня отпустите, – прикладывая усилия, говорю мягче, не на шутку начиная опасаться весьма недоброжелательного незнакомца. Решаюсь отцепить его ладонь от толстовки, но стоит только коснуться его, как он сам резко одёргивает руку, вынуждая меня покачнуться.

Нет, ну что за грубиян? Ладно я сама – дура невнимательная, забрела на чужую территорию и чуть не кинулась под его машину, но разве это повод быть таким резким?

Не теряя времени, разворачиваюсь и направляюсь в сторону входных ворот, но властный голос за спиной вмиг сковывает тело:

– Остановилась и быстро села в машину! – И это не просьба, даже не предложение, а самый настоящий приказ.

Что он о себе возомнил?

– Сказала же – я сама найду дорогу назад, – теперь уже не скрывая раздражения, отвечаю я, продолжая отходить от него на безопасное расстояние, с каждым шагом возвращая себе способность ясно мыслить.

Рядом с ним со мной происходит что-то непонятное. Нечто, что меня жутко пугает.

За свою короткую жизнь я успела повстречать множество разных людей – начиная с богатых, властных, уверенных в себе посетителей «Атриума», заканчивая нищими, импульсивными и опасными преступниками Энглвуда, но никогда ещё я не встречала людей с такой мощной энергетикой, как у этого случайного мужчины. В течение всего одной минуты нашего скудного общения и отсутствия чёткого портрета его лица я каждой фиброй тела впитываю исходящие от него электромагнитные импульсы.

И я хочу вам сказать – это далеко не самые приятные ощущения. Словно мрачные грозовые тучи плотно сгущаются над твоей головой, пока ты беспомощно стоишь с одурманенным разумом и скованный страхом гадаешь, что тебя ждёт – смертельный удар молнии или тёплый летний дождь?

И звук быстрых преследующих меня шагов так же даёт мне ясно понять, что, ко всему прочему, мужчина ещё и не принимает отказов.

Не успеваю сорваться на бег, как он вновь схватывает меня, но на сей раз за руку. С такой силой, что уверена – после него на коже непременно останутся синяки.

– Я не привык повторять дважды. – Круто разворачивает к себе лицом, заставляя врезаться в крепкую грудь, обтянутую приятной тканью классической рубашки. Вновь попадая в его магнитное поле, я судорожно вздыхаю, чувствуя необъяснимый трепет от излишней близости к мужскому запаху кожи. Его явно дорогой парфюм почему-то не отталкивает, а даже наоборот – вызывает непреодолимое желание уткнуться в его шею носом и больше никогда не отстраняться.

На мгновение мне кажется, что земля проваливается под моими ногами, а мир вокруг мужчины распадается на пиксели и так же быстро собирается вновь, когда я встряхиваю головой и беру под контроль своё испуганное сознания.

Леденящий страх сковывает всё тело и в той же мере наполняет силами спастись. Мне нестерпимо хочется оттолкнуть мужчину, почувствовать безопасность, разойтись в разные стороны и больше никогда не встречаться. Но у мрачного незнакомца, по всей видимости, совершенно другие планы на меня. Не применяя излишних усилий, он ведёт меня к своему автомобилю, даже несмотря на все мои отчаянные попытки вырвать руку из его железной хватки.

Вырываюсь, кричу, бью, царапаюсь, рычу… и мысленно поражаюсь – что же со мной всё-таки не так? Как я умудряюсь так смачно влипать в одну проблему за другой? Как я могла забыть сумку со всеми деньгами в прихожей, прекрасно зная, с каким конченым уродом я живу? Почему мне не удалось удержаться от очередной ссоры с Филиппом, которая чуть было не закончилась изнасилованием и убийством, и однозначно завершилась потерей контроля над собой? Как меня угораздило попасть под машину не простого жителя Рокфорда, а властного, безэмоционального, не терпящего возражений богача, который физически давит на плечи своей ядерной энергетикой и сейчас так уверенно тащит меня в свой автомобиль?

Эта вся сплошная череда происшествий – какая-то идиотская насмешка судьбы? Шутка?

Я должна посмеяться? Хорошо, без проблем! Я посмеюсь.

И я в самом деле начинаю смеяться. Не мысленно у себя в голове, а по-настоящему. Звонко. Безудержно. На всю улицу. От всей души. До коликов в животе и боли в щеках. Меня настолько накрывает беспричинное веселье, что задыхаюсь, не в состоянии выдавить из себя и звука. Ещё немного, и из моих глаз полились бы слёзы, которых не видела уже много лет, но хлёсткий, совершенно неожиданный удар по лицу приводит меня в чувство.

Прикладываю холодную ладонь к щеке, ошеломлённо глядя на мужчину. Его лицо озаряет свет, и первое, что вижу – чёрные бездны глаз, с головой погружающие на неизведанное дно мрака, который своей таинственностью неудержимо притягивает, завораживает, интригует, разжигает нездоровое любопытство проверить, что же там прячется в самом низу?

Никогда не могла даже подумать, что скажу подобное, но в этот момент я несказанно рада, что в моей жизни вполне хватает своей собственной тьмы, чтобы суметь удержаться от манящего образа мужчины.

– Ты меня ударил! – отмираю я, наполняясь оскорбительным негодованием.

– У тебя началась истерика, – сухо констатирует он. – А теперь садись в машину. Быстро, – и открывает пассажирскую дверь, уже порываясь затолкнуть меня силой.

Но во мне больше нет ни страха, ни бушующей ярости, ни желания смеяться. Только необходимость спастись!

Этот нескончаемый час, полный эмоциональных землетрясений и торнадо, который чуть было не закончился для меня трагедией, просто не может завершиться так. Я чудом избежала гибели не для того, чтобы сейчас мирно сесть в чужую машину, отправиться неизвестно куда и беспрекословно выполнять всё, что потребует какой-то незнакомец.

– Я никуда с тобой не поеду! – набравшись смелости шиплю я, и, вытаскивая нож из кармана, одним порывистым движением провожу по его предплечью. Я вовсе не хочу его калечить, мне просто необходимо, чтобы он меня отпустил. И представьте моё безмерное удивление, когда он этого не делает.

Мужчина молниеносно выбивает оружие из моей ладони, и, безразлично мазнув взглядом по краснеющему пятну на белой рубашке, свысока смотрит на меня.

– А ты, как погляжу, совсем дикая. – В его бездонных омутах глаз мелькают черти и капля удивления, а губы расплываются в дьявольской улыбке. – Это будет интересно, – словно в предвкушении чего-то, уверенно говорит он, но многозначительное обещание словно предназначается не мне, а самому себе.

От неожиданности я цепенею, сердце стучит как барабан, разбитые ладони предательски потеют. Впервые замечаю живые эмоции мужчины и неохотно признаю, что он страшно красив. И не побоюсь сделать акцент на слове – страшно.

Всеми вибрирующими внутри меня клетками тела чувствую, что нужно срочно смываться. Несмотря ни на что рискнуть и попытаться спастись, пока ещё есть хоть какая-то возможность.

Интуиция подсказывает, стоит сесть в машину – и на этом конец.

– Да, будет очень интересно, – вполголоса отвечаю я, что, безусловно, вводит его в некоторое замешательство.

Посмотрим, как ты справишься с этим… – думаю я и вынимаю моё первое и самое главное орудие защиты – перцовый баллончик, который ещё с детства приучила себя держать в кармане каждой пары штанов.

Ловко вытаскиваю, без предупреждения выпускаю точную струю прямо в чёрные глаза и мгновенно получаю долгожданное освобождение. Не теряя драгоценные секунды его дезориентации, я игнорирую сдавленную ругань мужчины и со всех ног уношусь прочь.

– Я найду тебя… – единственное, что успеваю расслышать, скрываясь за поворотом.

Не найдёшь. Просто не сможешь. Наши миры слишком далеки друг от друга…

В крови вскипает адреналин, рука горит в месте его грубых прикосновений, а колено всё ещё продолжает кровоточить, но я бегу, раз за разом спотыкаясь о камни, а на лице неудержимо расплывается улыбка. Не знаю – это очередная истерика на подходе или простая радость свободе и тому, что всё ещё жива? Даже после всего.

Бегу быстро и как-то непривычно легко – ни красной пелены перед глазами, ни белёсой дымки в голове. Точно лечу, долго не задумываясь о направлении. Ведь в моей жизни есть лишь одно место, куда я всегда могу прийти. Лишь одно место, где мне ничто не угрожает. Лишь одно – где меня любят и ждут.