Читать книгу Человек с фасеточными глазами - У Мин-и - Страница 5

Островитяне на Ваю-Ваю полагают, что мир – это остров.

Остров лежит посреди безбрежного моря, так далеко от большой земли, что в памяти островитян никто из соплеменников, однажды покинувших остров, больше никогда не возвращался с известиями о материке, хотя прежде и появлялись белые люди. Ваювайцы верят, что в начале было море, а Кабáн (что означает «бог» на ваювайском языке) сотворил этот остров для них, словно положил малюсенькую пустую раковину в огромную чашу с водой. Остров Ваю-Ваю дрейфует в море по воле приливов и отливов, и всю пищу ваювайцы добывают в море. Но есть пища, в которую воплотился сам Кабáн, например, в асаму, рыбу с черными и белыми полосками, которую Кабáн посылает, чтобы, когда нужно, высматривать и испытывать людей. Так они пришли к выводу, что эту рыбу нельзя употреблять в пищу.

«Если по неосторожности съешь эту рыбу, то вокруг пупка вырастет чешуя, и всей жизни не хватит, чтобы ее содрать». Подпрыгивающей походкой, опираясь на служащую посохом китовую кость, Кудесник моря каждый вечер усаживается под деревом и принимается пересказывать детям истории о море, какие только есть на острове Ваю-Ваю: и как солнце тонет в море, и о том, как дети, становясь девушками и юношами, проходят обряд совершеннолетия. Все его слова пропитаны морем, и дыхание источает солоноватый аромат.

– А что делать, если чешуя вырастет? – спрашивает кто-то из ребят. Здешние дети с огромными, как у ночных животных, глазами.

– Эх, дитя мое, люди не могут обрасти чешуей, как морские черепахи не могут спать брюхом кверху.

На другой день Кудесник моря ведет детей туда, где в низине между двух выступов растет акаба, что значит «похожее на ладонь растение». На острове совсем мало растений, дающих крахмал, и акаба как раз одно из них, его заросли точно бесчисленное количество рук, обращенных к небу в молитве. Так как остров слишком маленький, а никаких орудий труда на нем нет, островитяне просто обкладывают землю камнями, защищая высаженные растения от ветра и поддерживая влажность почвы. «Надо с любовью возделывать землю, земля – самое дорогое, что есть на Ваю-Ваю, совсем как дождевая вода и женское сердце». Кудесник моря учит детей, как выкладывать камни, его кожа похожа на растрескавшуюся глину, спина выгнута, как холм: «На свете, дети, следует доверять только Кабáну, морю и земле».

На юго-востоке от острова расположена лагуна, окруженная атоллоподобным рифом. Это удобное место, где островитяне ловят рыбу маленькими сетями и собирают ракушки.

На северо-востоке, в «десяти кокосовых орехах» от острова (то есть на удалении десяти бросков кокосовыми орехами) есть коралловый риф. При отливе он весь показывается из-под воды, и туда слетаются морские птицы. Из веток одного дерева островитяне делают приспособление для ловли птиц, называемое кувана. С виду кувана кажется обычной заостренной палкой, но на тупом конце островитяне проделывают отверстие, через которое продевают веревочку, свитую из дудника. Ваювайцы берут кувану и на лодке-однодеревке подплывают к коралловому рифу, а потом по течению делают круги вокруг него. Они специально не смотрят на птиц, про себя молятся Кабáну, а когда лодка приближается к птицам, то одним резким движением бросают кувану. Веревочка, с благословения Кабáна, захватывает птицу за шею, и остается только повернуть руку, чтобы острым концом куваны умертвить птицу, после чего из куваны льется кровь, будто ранена была не птица, а палка. Альбатросы, олуша, фрегаты, буревестники, чайки размножаются, сопротивляясь куване, весенней порой вьют гнезда на острове и откладывают яйца. Так что в это время люди ваюваю каждый день едят яйца, при этом на лицах у них жестокие, но довольные улыбки.

Как бывает на всех островах, на Ваю-Ваю часто ощущается нехватка пресной воды, хотя есть дождевая вода и озеро в центре острова. А так как птица и рыба, в основном употребляемые в пищу, содержат много соли, островитяне выглядят и смуглыми, и худыми, нередко страдают от запоров. Ваювайцы испражняются ранним утром, сидя спиной к морю у выкопанной рядом с домом выгребной ямы, и у многих от чрезмерных усилий на глазах выступают слезы.

Остров совсем не большой, если судить по тому, что обойти его вокруг можно, отправившись после завтрака и вернувшись чуть позднее обеденного времени. И именно потому, что остров невелик, островитяне привыкли оценивать текущий момент приблизительно, говоря «лицом к морю» или «спиной к морю», ориентируясь при этом на гору-коротышку в самом центре острова. Они разговаривают лицом к морю, принимают пищу спиной к морю, приносят жертвы лицом к морю, занимаются любовью спиной к морю, чтобы не разгневать Кабáна.

На острове Ваю-Ваю нет вождей, есть только «старцы», и самого мудрого из них они называют «подобный-морю-старец». Жилище, в котором живет «подобный-морю-старец», входом обращено к воде, и напоминает перевернутую лодку, с обеих сторон украшенную раковинами и резьбой, по бокам обклеенную рыбьей кожей, а перед входом островитяне строят для хозяина жилища стену из подводных камней, преграждая путь ветру.

Островитяне не могут найти «места, где не было бы слышно моря», не могут сказать фразу, в которой не упоминалось бы море. Когда по утрам они встречают друг друга, то говорят: «Сегодня выходишь в море?» Днем спрашивают: «Не хочешь ли выйти в море попытать счастья?» И даже если сегодня слишком большие волны, чтобы выйти в море, вечером при встрече обращаются к другому с такими словами: «Чуть погодя послушаю твою историю о море».

Каждый день островитяне отправляются в море на лов рыбы, и если кто увидит, то с берега громко кричит: «Не дай монá забрать у тебя имя!» Монá значит «волна». Обычно при встрече приветствуют друг друга так: «Какая сегодня погода на море?» И даже если на море сильно штормит, другой человек обязательно отвечает: «Очень ясная». Язык ваювайцев по своей интонации напоминает крики морских птиц, резкие и звонкие; он сродни трепетанию крыльев, дрожанию перьев в их складках, а каждая фраза завершается конечным звуком, как будто птица разбивает волну, опускаясь на воду.

Иногда ваювайцам не хватает пропитания, иногда из-за плохой погоды они не могут выйти в море, иногда между двумя племенами возникает конфликт, но что бы ни случилось, каждый островитянин способен замечательно рассказывать всевозможные истории о море. О море говорят во время еды, говорят во время встречи, говорят во время ритуальных обрядов, говорят во время любовных игр, говорят даже во сне. Хотя и не делалось каких-либо полноценных записей, но через много лет, быть может, антропологи узнают, что остров Ваю-Ваю – место, где собрано больше всего историй о море. У каждого островитянина излюбленной присказкой стали слова: «Я тебе расскажу одну историю про море…» Островитяне никогда не спрашивают другого человека о возрасте; они рослые как деревья; подобно цветам, выпячивают свои гениталии; как устрицы, настойчиво следят за течением времени; точно черепахи, умирают с улыбкой на устах.

Если на острове Ваю-Ваю рождается мальчик, отец выбирает для него дерево, и каждый раз, когда луна умирает и рождается вновь, делает одну зарубку. После ста зарубок мальчик должен соорудить свою талаваку. Несколько лет назад единственный антрополог, живший некоторое время на острове, англичанин Тедди, сделал запись о том, что талавака – это лодка-однодеревка. На самом деле это не так, скорее это камышовая лодка. Ведь остров не такой большой, на нем мало достаточно толстых деревьев, чтобы можно было изготовить лодку-однодеревку. Получается, что эта запись Тедди – не более чем анекдот в истории антропологии, однако это совсем не бессмысленный анекдот, так как любой человек, увидевший талаваку, решил бы, что эта лодка выдолблена из дерева. Ваювайцы сначала собирают кору деревьев, лианы и три-четыре вида камыша для того, чтобы сделать каркас, а потом смешивают растительные волокна с водой, растирают их до получения волокнистой массы, заливают ею каркас, повторяют так три раза; после этого оставшиеся щели замазывают торфянистым грунтом, который берут в низинах, а снаружи обмазывают лодку древесным соком, делая ее водостойкой. Выглядит талавака такой же прочной и совершенной, как если бы была выдолблена из ствола одного большого дерева.

Сидящий сейчас на берегу юноша – обладатель самой красивой и прочной талаваки на всем Ваю-Ваю. В его внешности соединились самые характерные для людей ваюваю черты: плоский нос, глубоко посаженные глаза, кожа цвета солнца, тоскливый изгиб спины, стрелоподобные руки и ноги.

– Ателей, не сиди там, морской дьявол тебя увидит! – закричал юноше проходящий мимо старик.

* * *

Раньше Ателей, как и остальные ваювайцы, считал, что мир – это остров, дрейфующий в море, точно пустая раковина.

Строить талаваки Ателея научил отец, и соплеменники расхваливали юношу за то, что он научился мастерить талаваки лучше всех своих ровесников, даже лучше старшего брата Наледы. Несмотря на юный возраст, Ателей, когда нырял, мог за один раз поймать три золотых макрели, и телосложением более всего годился для того, чтобы стать рыбой. Все девушки на острове были тайно влюблены в Ателея, и каждая мечтала о том, как он однажды остановит ее и понесет в густые заросли травы, а после третьего полнолуния, когда станет понятно, что она ждет ребенка, она тайком скажет об этом Ателею, вернется домой и, как ни в чем не бывало, будет дожидаться, когда он, неся нож из китовой кости, придет свататься. Возможно, первая красавица на острове, девушка по имени Расула тоже об этом мечтала.

«У Ателея судьба младшего сына, а младший сын, даже если умеет хорошо нырять, то не пригодится, ведь младшие сыновья нужны богу моря, а не острову», – так часто говорила мать Ателея разным людям. Те понимающе кивали, поскольку нет ничего более горестного для ваюваю, чем вырастить незаурядного младшего сына. Мать Ателея говорила об этом утром, говорила об этом вечером, ее толстые губы подрагивали, как будто своими долгими разговорами она могла помочь ему избежать судьбы младшего сына.

За исключением тех случаев, когда старший сын погибает в молодом возрасте, младшие сыновья на острове Ваю-Ваю почти никогда не женятся и не становятся «подобными-морю-старцами». Всё потому, что с наступлением сто восьмидесятого полнолуния после своего рождения на младших сыновей возлагается миссия отправиться в плавание, из которого не возвращаются. С собой позволено взять запасы воды только на десять дней, поворачивать назад строго запрещено. Оттого на острове Ваю-Ваю существует поговорка, которая звучит так: «Видно будет, когда вернется ваш младший сын». Значение ее простое: чему не бывать, тому не бывать!

Ресницы Ателея мерцают, все тело обсохло от морской воды и блестит кристалликами соли, будто Ателей – сын морского бога. Уже завтра он должен будет выйти в открытое море на талаваке, а пока он забрался на самую высокую скалу и глядит вдаль, как одна за другой набегает волна, неся с собой белые складки, как летают у берега водяные птицы. Ему вспоминается легкая, точно тень парящей птицы, Расула, и кажется, что уже миллионы лет волны бьются о собственное сердце и вот-вот разобьют его на кусочки.

Когда стемнело, девушки, страстно желавшие Ателея, спрятались в засаде согласно обычаю. Как только он оказывался рядом с зарослями травы, ему тотчас же преграждали путь. Он всё время надеялся, что из травы к нему выйдет Расула, но она так и не появлялась. Ателей снова и снова занимался любовью с разными девушками в разных зарослях. Это было то, что он мог оставить острову напоследок. Если встречаешь девушку, которая влечет тебя в заросли травы, то ты должен заниматься с ней любовью, таковы законы ваювайцев, таковы нравы ваювайцев, к тому же это последняя возможность, чтобы оставить на Ваю-Ваю своих потомков. И лишь в ночь перед тем, как младший сын выйдет в море и навсегда покинет остров, девушки могут сами устроить засаду своему возлюбленному. Ради того, чтобы приблизиться к зарослям травы у дома Расулы, Ателей продолжал изо всех сил заниматься любовью, и делал это не из плотского удовольствия, – он хотел до рассвета оказаться рядом с жилищем Расулы, ведь у него было предчувствие, что он встретит ее. Все другие девушки чувствовали, что хотя Ателей входил в них, но спешил покинуть их тело, и печально спрашивали:

– Ателей, почему ты меня не любишь?

– Ты же знаешь, человеческим чувствам не совладать с морем.

Только когда небо посветлело так, что цветом стало походить на рыбий пузырь, Ателей добрался до жилища Расулы, и протянутые из зарослей травы руки увлекли его к себе. Ателей дрожал, точно забившаяся в скалы и прячущаяся от молнии морская птица, у него почти не было эрекции, – не из-за усталости, а потому, что, взглянув в глаза Расуле, он почувствовал, точно его сердце ужалила медуза.

– Ателей, почему ты меня не любишь?

– С чего ты взяла? Человеческим чувствам не совладать с морем.

Они долго-долго обнимались, и Ателей с закрытыми глазами видел, будто бы парил в воздухе и свысока смотрел на бескрайнее море. Постепенно его тело проснулось, он попробовал забыть о том, что скоро надо выходить в море, он хотел только, пока твердый, почувствовать внутреннюю теплоту тела Расулы. Как только рассветет, люди всем селением придут на берег бухты проводить его. А этой ночью, кроме Кудесника моря и Кудесника земли, никто из островитян и не догадывается, что души всех покинувших прежде остров младших сыновей возвратились. Они будут сопровождать Ателея, чья блестящая кожа делает его похожим на сына морского бога, когда он будет вести сделанную своими руками талаваку, взяв с собой подаренную Расулой «говорящую флейту», в плавании к общей судьбе всех младших сыновей.