Читать книгу Гамп и компания - Уинстон Грум - Страница 3

В общем, наутро выходит на крыльцо миссис Каррен с чашкой кофе и поньчиком. Дождь слегка утих, но небо еще было перломудрово-серое, а где-то в далеке рокотал гром, кабудто Господь Бог сердился.

– Ты, вероятно, захочешь побывать на кладбище, – предположила миссис Каррен.

– Да, – говорю, – вероятно.

В дествительности я не знал, хочу там побывать или нет. То есть внутренний голос мне поцказывал, что нужно пойти, но я такие места страсть как не люблю.

– Я соберу малыша Форреста, – говорит она. – Он не бывал там со дня… Ну, не важно, ему так или иначе полезно сходить. Пусть привыкает.

Смотрю ей через плечо – и вижу его за дверной сеткой: стоит грусный такой и недоумевает.

– А ты, – спрашивает, – кто?

– Да я же Форрест. Не узнал? Мы с тобой встречались. В Саванне.

– С тобой еще обезьянка прикольная была?

– Ну да – Сью. Только какая ж это обезьянка? Это чистокровный оран-мутан.

– А сейчас он где? С тобой приехал?

– Нет, в этот раз не получилось, – говорю. – У него, как я думаю, дел полно.

– Мы сейчас собираемся проведать мою маму, – сообщил мальчуган, и у меня прям перехватило горло.

– Да, – говорю, – я знаю.

Миссис Каррен усадила нас в машину и повезла на кладбище. Меня всю дорогу бил жуткий мандраш. Форрест-младший смотрел в окно большими печальными глазенками, а я все думал: что же с нами со всеми будет?

Вобще говоря, на кладбище оказалось довольно красиво, бывает и хуже. Дорошка петляла среди магнолий и дубов. Миссис Каррен остановилась у какого-то большого дерева. Было воскресное утро, и где-то поодаль звонили колокола. Выходим из машины, малыш Форрест глядит на меня снизу вверх, я беру его за руку, и мы идем к могиле Дженни. После дождя под ногами сыро, нападали охабки листьев, и красных, и золотых, в форме звездочек.

– Моя мама теперь здесь? – спрашивает малыш Форрест.

– Да, мой родной, – отвечает миссис Каррен.

– Можно ее повидать?

– Нет, но она близко, – говорит Дженнина мама.

Мальчуган держица стойко, этого не отнять: не хнычет, ничего такого – я бы так не смог. Через пару минут подобрал какую-то веточку и отошел в сторону.

– Поверить не могу, – вздыхает миссис Каррен.

– Я тоже, – говорю. – Несправедливо это.

– Пойду я к машине, Форрест. Ты, наверно, захочешь тут один побыть.

Стою я вроде как в ступоре, руки сжав. Кто мне были дороги – все, как принято говорить, ушли. И Бубба, и мама, а теперь вот и бедняжка Дженни. Стал накрапывать дождик, и миссис Каррен увела малыша Форреста в машину. Я тоже повернулся, чтоб уйти, но тут слышу голос:

– Форрест, ничего страшного.

Поворачиваюсь – никого.

– Я сказала: ничего страшного, Форрест, – повторяет все тот же голосок.

Да ведь это… Но такого же не может быть… Это Дженни!

Вот только кругом безлюдно.

– Дженни! – позвал я.

– Да, Форрест. Я лишь хотела тебе сказать, что все образуется.

Не иначе, думаю, как у меня глюки! Но тут я внезапно ее увидел: наверно, только в мыслях, но она была рядом, красивая, как прежде.

– Форреста-младшего ты заберешь к себе, – говорит она, – и вырастишь его сильным, умным и достойным. Ты справишься, Форрест, я знаю. У тебя щедрое сердце.

– Но как? – спрашиваю. – Я же идиот.

– Ничего подобного! – говорит Дженни. – Может, ты и не самый умный парень в округе, но здравомыслием не обделен, в отличие от многих. Тебя ждет долгая жизнь, Форрест, постарайся прожить ее с толком. Я же повторяла это много лет.

– Знаю, но…

– Если вдруг зайдешь в тупик, я буду рядом. Ты меня понимаешь?

– Нет.

– Ну ничего, все равно я буду рядом. Так что возвращайся к своим делам, не сиди сложа руки и постарайся обдумывать каждый шаг.

– Дженни, никак не могу поверить, что это ты.

– Это я, будь уверен. А теперь ступай, Форрест, – говорит она. – В такую погоду хозяин собаку из дома не выгонит, но ты ступай, не глупи.

И я поплелся к машине, мокрый, как пес.

– Ты там с кем-то разговорился? – спрашивает миссис Каррен.

– Можно и так сказать, – говорю. – С самим собой, наверно.

Ближе к вечеру мы с малышом Форрестом и Дженниной мамой сидели в гостиной и смотрели игру «Новоорлеанских святых» против «Далласских ковбоев» – если это можно назвать игрой. В первой четверти «Ковбои» сделали четыре тачдауна, а наши – ни одного. Еще днем я пытался дозвоница до наших, чтобы обьеснить, где нахожусь, но в раздевалке никто не подходил. Наверно, все уже вышли на поле.

После первой четверти положение у нас было аховое, счет стал 42: 0, и коментаторы без конца талдычили, что я не вышел на поле, находясь неизвесно где. Наконец я сумел дозвоница до раздевалки, и трубку неожиданно схватил тренер Харли.

– Гамп, идиот! – разорался он. – Где тебя черти носят?

Я сказал ему, что Дженни умерла, а он кабудто не понимает.

– Какая еще Дженни? – орет.

Не так-то просто было ответить на этот вопрос, и потому я только сказал: одна знакомая. И тут трубку выхватил владелец команды:

– Гамп, я предупреждал: если пропустишь хоть одну игру, я лично выпру тебя под зад коленом. Ты дождался. Проваливай!

– Поймите, – говорю ему, – дело касаеца Дженни. Я только вчера узнал…

– Оставь эту хрень при себе, Гамп! Я вас насквозь вижу – и тебя, и твоего, с позволенья сказать, агента, мистера Баттердристера, или как там его. Надумали при помощи дешевой уловки побольше денег срубить. Не выйдет. К моей команде даже близко не смей подходить. Ясно тебе? Никогда!

– Ты им обьеснил? – интересуеца, входя в комнату, миссис Каррен.

– Да, – говорю, – типо того.

Так и завершилась моя футбольная карьера.

Теперь мне прецтояло найти какую-нибудь работу, чтобы содержать малыша Форреста. Почти все присланные мною деньги Дженни положила на банковский счет, и когда туда добавились не востребованные трицать тыщ, с общей суммы начали капать проценты. Но очень скудные, так что я понимал: работу нужно найти как можно скорей.

Наутро я просмотрел объевления в газете. Возможностей было не много. Требовались главным образом секретарши, продавцы поддержанных автомобилей и тогдалее, но я искал для себя нечто… ну… более достойное. И тут мне на глаза попалась рубрека «Прочее».

«Специалист по распространению», – говорилось в первой же строке. «Опыт работы не обязателен! Трудолюбивым – солидные надбавки!» Ниже значился адрес какого-то местного мотеля. «Собеседования ежедневно в 10:00». А заканчивалось так: «Необходимое качество: умение работать с людьми».

– Миссис Каррен, – спрашиваю, – а что такое «спецалист по распостранению»?

– Трудно сказать, Форрест. Думаю… это… фигура, которая в костюме арахиса топчется у лавки, торгующей арахисом, и для рекламы раздает прохожим пакетики орехов. Видел таких? Наверно, что-то вроде этого.

– Убица легче, – говорю.

Если чесно, мне прецтавлялась должность рангом повыше. Но обещание «солидных надбавок» звучало заманчиво. И потом: если придеца ходить в костюме арахиса, никто меня не узнает.

Но тут, как оказалось, пахло совсем не орехами. А кое-чем посерьезней.

– Знания! – провозголосил инструктор. – Мир держица на знаниях!

На объевление откликнулось нас человек восемь или десять даже. Отыскав этот занюханный мотель, набились мы в каморку, где стояло несколько складных стульев, а прямо на полу – телефонный апарат. Минут через двацать дверь вдруг распахнулась и появился сухощавый, рослый, загорелый человек в белом костюме и белых кожаных туфлях. Даже не прецтавившись, он ворвался в каморку и с места в курьер начал читать нам лекцию. Волосы жирные, на зад зализаны, усики крандашные.

– Знания! – гаркнул он повторно. – Вот они, здесь!

Разворачивает он большой плакат, на котором напечатаны разные области знаний. Тут тебе и динозавры, и корабли, и злаки, и крупные мегаполюсы. Прецтавлены в том числе и космические пизажи, и ракетные корабли, и телевизоры, и радио приемники, и автомобили – чего только нет.

– Вам дается уникальная возможность! – горланит он дальше. – Доставлять эти знания людям прямо на дом!

– Погодите, – спрашивают его. – Это как-то связано с продажей энциклопедий?

– Разумееца, никак не связано. – Он даже обиделся.

– А мне кажеца, что напрямую связано, – упёрствует все тот же слушатель. – Если это не продажа энциклопедий, то что же, черт возьми?

– Мы энциклопеди не продаем, – отвечает инструктор. – Мы несем энциклопеди в массы.

– Это и есть торговля! – кричит с места слушатель.

– С таким отношением к делу, – говорит инструктор, – вам здесь не место. Сейчас же покиньте помещение, дабы не мешать остальным.

– Да уж, непременно покину, – выходя, говорит тот парень. – Я как-то раз подписался энциклопеди продавать – это сплошное кидалово.

– И тем не менее! – кричит ему в след инструктор. – Вы будете локти кусать, когда все наши кандидаты разбогатеют и прославяца! – И с такой силищей захлопнул за ним дверь, что я даже побоялся, как бы дверная ручка не ударила того парня по заду.

В течении недели мы проходили «курс обучения». От нас требовалось зазубрить слово в слово длинную речь о пользе предлогаемых энциклопедей. Или «сокровищниц всемирной информации», как о них полагалось говорить. Наш инструктор, тот самый, в белом костюме, был также регианальным менеджером по продажам энциклопедей. Звали его мистер Дрессуэлл, но он разрешил нам обращаца к нему запросто: Дрын.

По словам Дрына, нас готовили вовсе не к продаже энциклопедей. Перед нами ставилась задача доставки энциклопедей на дом потребителю. На деле это выглядело так. Мы выдаем энциклопеди совершенно бесплатно, но только если потребитель подписывает договор на пожизненное приобретение нового ежегодника стоимостью в двести пядесят долларов с периодичностью одного раза в год. В таком случае клеенты бесплатно получают комплект энциклопедей, а компания получает около десяти тыщ долларов от продажи ежегодников, печать которых обходица в пять долларов за штуку. С каждого заключенного договора мне причитаеца пятнацать процентов. Пять процентов от этой суммы перечисляеца Дрыну. И кто при таких условиях рискует оказаца внакладе?

К работе мы приступили с понедельника. Явица нужно было в пиджаке и при галстуке, но перед тем тщательно побрица и вычистить из-под ногтей чернозем. Употреблять спиртное в течении рабочего дня запрещалось. Мы собрались у мотеля, где нас ожидал большой грузовик. Дрын загнал нас в кузов, как домашний скот, и мы поехали.

– А теперь слушайте внимательно, – инкрустировал Дрын. – Каждого из вас высадят в определенном микрорайоне. Настоятельно рекомендую вам ориентироваца на децкие прибамбасы: игрушки, качели, песочницы, трехколесные велосипеды и протчую фигню. Наш контингент – молодые родители! Чем дольше они протянут, тем больше ежегодных взносов сделают за ежегодники! Если же перед домом вы не увидите ни децких игрушек, ни самих спиногрызов, – не тратьте по-напрастну время!

Сказано – сделано. Каждого из нас, в том числе и меня, высадили в определенном микрорайоне. Микрорайоны были не очень благополучными, но Дрын сказал, что это и не плохо, потому как в приличных микрорайонах люди, скорей всего, живут слишком умные, чтобы клюнуть на эту удочку. Короче, в первом же доме замечаю децкие качели, причем не одни, подымаюсь на крыльцо, стучусь. Раздвижную дверь открывает какая-то тетка; тут, как нас учили, важно сразу поставить ногу на порог.

– Мэм, – начинаю я, – у вас есть свободная минутка?

– Неужто я похожа на женщину, у которой есть свободная минутка? – спрашивает она.

Сама в ночной сорочке, голова в бигудях, из комнат доносяца децкие вопли.

– Хочу побеседовать с вами, – говорю, – о будущем ваших ребятишек.

Это я выучил на зубок.

– А вам какое дело до моих ребятишек? – с некторым подозрением спрашивает она.

– Им, – отвечаю, – остро необходимы знания.

– Да кто вы такой – уж не из этих ли религиозных маньяков?

– Нет, мэм, я здесь для того, чтобы сделать вашей семье бесплатный подарок: комплект лутших в мире энциклопедей.

– Комплект энциклопедей! Ха, – говорит она. – Неужто я похожа на женщину, которая скупает энциклопедии?

Я уже понимаю, к чему она клонит, но все равно дикламирую свой текст:

– Мэм, как я уже сказал, никто не предлагает вам энциклопеди покупать. Я собираюсь просто-напросто обеспечить ими вашу семью.

– То есть как – на время, что ли?

– Не совсем, – отвечаю. – Если вы разрешите мне на минутку зайти…

Она меня впустила и провела в гостиную. Дрын учил: на этой стадии уже можно чуствовать себя почти как дома! Открываю свой чемоданчик и начинаю обьеснять, что к чему, в точности как наставлял Дрын. Говорить нужно пятнацать минут, чтобы клеенты только смотрели и слушали. Вдруг в комнату прибежали трое мелких, примерно в возрасте малыша Форреста, и начали карабкаца на мамашу. Я отбарабанил положенные слова, а она – в слезы.

– Ох, – причитает, – мистер Гамп, – как бы я хотела приобрести ваши энциклопедии. Но не могу.

И начинает мне расказывать свою грусную историю. Муж, не оставив ей ни цента, удрал с молоденькой. Из забегаловки, где она работала поварихой, ее турнули, потому как от усталости она задремала, сожгла омлет и загубила противень. Ей обрубили электричество и грозились вот-вот отключить телефон. А ей срочно требуеца операция, но платить нечем, дети не доедают. Приходил домовладелец, требовал пядесят долларов за жилье, а у нее нету, стало быть, их скоро вышвырнут на улицу. Она еще много чего поведала, но суть вам ясна.

Короче, дал я ей взаймы пядесят баксов – и ноги унес. Жалкая у нее доля.

Весь день я оббивал пороги. В большинстве случаев меня даже не впускали в дом. В половине случаев – и этих людей было жальче всех – сообщали, что их уже обслужили другие распостранители энциклопедий. Раза четыре или пять даже дверь захлопнули прямо перед носом, а в одном доме науськали на меня злобную псину. К вечеру, когда за нами приехал Дрынов грузовик, я совсем измучился и пал духом.

– Ничего страшного, не парьтесь из-за первого дня, – говорит Дрын. – Первый день всегда самый трудный. Прикиньте: кто подпишет один-единственный договор, тот обогатица на тыщу долларов. И это – только за одну успешную сделку, но я вам гаранирую: лохов тут полно. – И поворачиваеца ко мне. – Гамп, – продолжает он, – я к тебе пригляделся. Энергии у тебя хоть отбавляй! Обояние так и прет. Нужна только практика под руковоцтвом наставника! И наставником твоим буду я. Завтра с утра пойдешь со мной!

В тот вечер, придя домой к миссис Каррен, мне даже ужин в горло не полез. Явился, нечего сказать, «специалист по распостранению»: полсотни баксов профукал, ноги стоптал, а обзавелся только дырой в штанах, где меня злобная псина цапнула.

Малыш Форрест, игравший на полу в гостиной, спрашивает, где я был.

– Энциклопеди продавал, – отвечаю.

– А какие?

Я показал. Все как полагаеца. Толкнул речь, открыл папку с картинками, разложил образцы энциклопедий и ежегодников. А когда умолк, он заглянул в первый попавший том и говорит:

– Сплошная фигня.

– Это еще что? – возмутился я. – У кого ты набрался таких словей?

– Мама иногда так говорила, – отвечает он.

– Ну, знаешь ли, семилетнему мальчику не пристало, – говорю, – так выражаца. И вобще, почему это ты о моих книгах так отзываешься?

– Да потому, – отвечает, – что это правда. Сам посмотри, тут ошибка на ошибке. – И тычет пальчиком в раскрытый том, где напечатано: «Бьюик, модель 1956 года». – А на самом деле, – говорит, – пядесят пятого. У модели пядесят шестого года таких ребер не было. И еще вот сюда погляди. Это истребитель «эф восемьдесят пять», а вовсе не «эф сто»!

Малыш Форрест на этом не остановился и указал еще кучу сведений – по его словам, ошибочных.

– Каждый дурак поймет, что здесь все переврали, – говорит он.

Ну, допустим, не каждый, возрожаю я про себя. Дело он говорил или нет, судить не берусь, но решил я с утра пораньше учинить допрос Дрыну.

– Самое главное, – поучает меня Дрын, – застукать хозяйку в нужный момент. Когда муженек усвистал на работу, а детей отвозить в школу еще рано. Если увидишь во дворе игрушки всякой мелюзги, не задерживайся – вернешься туда попозже.

Мы спрыгнули с грузовика в своем микрорайоне, и Дрын на ходу посвещал меня в тонкости профессии.

– Другой удобный момент, – говорит он, – это когда мыльные оперы уже закончились, а за детьми ехать рано, да и муженек еще с работы не вернулся.

– Послушайте, – начал я, – хотелось бы кое-что уточнить. Мне сказали, что в энциклопеди масса ошибочных сведений.

– И кто ж тебе такое сказал?

– Об этом я умолчу. Но вопрос остаеца: это так?

– А черт его знает, – говорит Дрын. – Буду я еще эту херню читать. Мое дело – ее клеентам впаривать.

– Но некторые как раз будут читать, правда? Нечесно как-то вытягивать у них деньги за ложные сведенья.

– Тебе-то что? – отвечает Дрын. – Больно они понимают разницу. А кроме того, не думаешь ли ты, что кто-нибудь решит воспользоваца этой фигней? Ее поставят на полку и, скорей всего, никогда в жизни не откроют.

Короче, Дрын очень скоро заприметил дом, где вознамерился подписать договор. Стены облупленные, зато с дерева свисает старая автомобильная покрышка, а на крыльце стоят не большие, но все же двухколесные велики.

– Вот оно, – говорит Дрын. – Нутром чую. Двое детей младшего школьного возраста. Ручаюсь: мамаша уже готовит чековую книжку.

Постучавшись в дверь, на пороге вскоре возникла дамочка, на вид усталая, с какой-то печалью в глазах. Дрын с ходу взял верный тон. И не умолкал, тем самым как бы прокладывая себе дорогу в дом. Хозяйка оглянуца не успела, как мы уже сидели у нее в гостиной.

– Но мне не нужны дополнительные энциклопеди, – сказала она, – у меня уже есть. Взгляните: я подписалась и на «Британнику», и на «Американу». Нам еще десять лет за них платить.

– Вот именно! – воскликнул Дрын. – И все это время они будут стоять у вас без дела! Видите ли, ваши энциклопеди – для ребят постарше: для выпускников средней школы, для студентов. А вам необходимо кое-что на текущий момент, пока дети еще не выросли: кое-что, способное пробудить в них жажду знаний. Как раз это мы и предлагаем!

Дрын подсовывает этой дамочке свои обрасцы, указывает, скока там картинок да каким доступным языком изложено, чтоб понятней было, не то что в старых энциклопедях, которые хозяйка уже преобрела. Отбарабанив положенное, Дрын уболтал ее подать нам лимонаду, а когда мы уходили, у него в руке был оформленный по всем правилам договор.

– Учись, Гамп! Это же проще простого. Гляди: за двацать минут работы я тыщу баксов поднял: а делов-то – как два пальца…

По сути, он был прав. Вот только что-то во мне взбунтовалось. Ну, на кой этой простой женщине энциклопеди? А Дрын свое гнет: побольше бы нам таких клеентов.

– Им, – говорит, – хоть какую лапшу на уши вешай – они поведуца. А многие, кому словом перекинуца не с кем, еще и спасибо скажут.

Короче, понукает он меня дальше самостоятельно энциклопеди впаривать и чтоб к концу дня пару комплектов непременно втюхать: зря, что ли, он меня уму-разному обучал.

Ну, двинулся я по району. К вечеру обошел домов двацать пять, так меня ни разу даже на порог не пустили. Раза четыре, если не пять, дверь вобще не открывали: переговаривались со мной через пролезь почтового ящика и гнали проч. Она тетка ссорную траву вдоль дорошки тяпкой выпалывала, а как узнала о цели моего везита – на меня с тяпкой кинулась.

По пути к парковке микро-автобусов заметил я улицу, которая отличалась от тех, что я обошел. Приятная улочка, вся в зелени, дома реально красивые, тачки дорогие стоят. А в конце, на прегорке, самый большой дом – даже, можно сказать, дворец. Ну, я и подумал: была не была. Дрын, конечно, нам втирал, что в такие домищи заходить – дохлое дело, хозяев энциклопедями не удевишь, но нужно ведь с чего-то начинать. Подхожу, звоню. Кстате, за весь день первый раз дверной звонок увидал. За дверями глухо, я уж подумал, что дома никого нету. Позвонил еще пару раз и уже собрался уходить не солода хлебавши, как вдруг дверь приотворилась. На пороге стоит хозяйка, сама в красном шелковом халате, в руке муньштук. Постарше меня, но все равно красавица, волосы каштановые, длинными кудрями вьюца, косметики тонна. Оглядела меня два-три раза с ног до головы – и прямо расцвела в улыбке. Я и сказать-то ничего не успел, а она дверь распахнула и приглашает меня в дом.

Звали ее миссис Хоупвелл, но она велела говорить ей Элис.

Миссис Хоупвелл – Элис – провела меня в огромную залу с высоченными потолками и причудлевой мебелью и предлагает чего-нибудь выпить. Я кивнул, а она:

– Что предпочитаешь: бурбон, джин, скотч?

Но я не забыл, как Дрын нас инкрустировал насчет выпивки на работе, и говорю: мне бы коки-колы. Возвращаеца она с кокой-колой, и я завожу свою песню. Примерно до середины отбубнил, а миссис Хоупвелл и говорит:

– Спасибо, Форрест. Достаточно. Я возьму.

– Что возьмете? – переспрашиваю, не веря своему щастью.

– Энциклопедии твои, – отвечает. – Возьму один комплект.

Она спросила, на какую суму выписать чек, и я обьеснил, что на самом-то деле она их не покупает, а всего лишь оформляет подписку на покупку ежегодного ежегодника, которой хватит до конца ее дней, но она только отмахнулась.

– Показывай, – говорит, – где подписать договор.

И я показал.

Между делом хлебнул я коки-колы. Бр-р-р! Помои какие-то! Сперва я даже подумал, что она мне чего-то другого плестнула, но нет, жестянка на серверовочном столике осталась.

– А теперь, Форрест, я переоденусь во что-нибудь полегче, – сообщает мне миссис Хоупвелл.

Я про себя думаю: куда уж легче, но это, разумееца, не мое дело.

– Да, мэм, – говорю.

– Зови меня Элис, – настаевает она и, махнув подолом, ищезает.

Сижу я один, смотрю на эту бурду, и мне все больше пить охота. Жалею, что не попросил другую коку-колу, хотя бы «роял краун», что ли. Короче, прикинул я, что хозяйки еще пару минут не будет, и рванул туда, где, по моим расщетам, кухня была. В жизни не видал такой кухни! Прикиньте: больше, чем весь дом, в котором Дженни выросла, повсюду кафель, натуральное дерево, нержавейка, да еще огни с потолка светят! Залез я в холодильник, чтоб поискать другую коку-колу – может, думаю, та протухла. К моему удевлению, вижу банок пядесят, откупыриваю одну и делаю здоровенный глоток. Фу-у-у! Пришлось выплюнуть. На вкус – конкретное говно!

Ну, не конкретное, допустим – кто его знает, каково оно на вкус. А это пойло – премерно как скипидар со свиным жиром, да еще с сахарком, и разбавленный шипучкой. Да, думаю, кто-то над хозяйкой прикололся.

И тут как раз входит миссис Хоупвелл.

– А, Форрест, вижу, ты сам сориентировался. Я ведь не знала, что тебя мучит жажда, бедный мальчик. Ну-ка, давай перельем в стакан.

Пришла она в розовой ночнушке, которая выставляла на показ все, что при ней, а это не мало, и в пушистых розовых шлепанцах – ну, думаю, на боковую собираеца.

Но я теперь на чеку. Достает она стакан, который от чистоты весь радугой искрица, бросает туда лед, а сверху наливает коку-колу. Я слышу, как лед в стакане потрескивает, а сам думаю: как же это пить, и тут миссис Хоупвелл говорит, что на минутку меня покинет – хочет «освежица». Только я собрался опять это пойло в раковину выплестнуть, как пришла мне на ум одна идея. Как эту жижу не много улутшить. Вспомнил я свою студенческую пору: однажды мне до того захотелось домашнего лимонаду, что я прямо вкус его во рту чуствовал, но лаймов купить не удалось, а мама как раз прислала мне банку нектарин, так я за место этого приготовил нектаринад, отжав нектарины через свой носок. Эта кока-кола – дрянь порядошная, но решил я хоть как-то ее использовать, посколько язык у меня стал сухой, кабудто подошва – так не долго и помереть от обезвоженья. Мог бы, кстате, просто воды себе налить, но зацыклился почему-то на этой коке-коле.

В кухне была просторная кладовушка, а там – сотни разных склянок и бутылочек всех размеров и видов. На одной этекетка «кумин», на другой – «табаско», на третей – «уксус с острогоном». Банки какие-то стоят, плакончики. Приметил я олифковое масло – думаю, хоть не много вкус сала перебьет, потом шоколадный соус взял, чтоб не так скипидаром оддавало. На столешнице тазик стоял: вылил я в него ингридеентов двацать-трицать, перемешал пальцем, а потом прегоршню зачерпнул и добавил себе в стакан. Пойло аж вспенилось, зашипело, вот-вот взорвеца, но чем дольше я его перемешивал со льдом, тем красивей получалось, а через пару минут уже выглядело как обыкновенная кока-кола.

А я совсем загибаюсь, словно золота искатель в пустыне, который на сонце поджарился, ну, взял я стакан да и осушил залпом. На этот раз хорошо пошло: пусть не кока-кола, но и не говно все ж таки. Вполне преемлимо, я сразу второй стакан себе наболтал.

Тут возвращаеца в кухню миссис Хоупвелл.

– Ну, Форрест, – говорит, – как тебе эта кока-кола?

– Вполне, – отвечаю ей. – Я, кстате, щас добавку буду. Хотите?

– Нет-нет, спасибо, Форрест, избавь.

– Почему? – спрашиваю. – Вам разве пить не хочеца?

– Не в том дело, – говорит она. – Просто я предпочитаю другие напитки.

Отошла, плестнула себе полстакана джина и до верху апельсинового сока долила.

– Меня, – говорит, – всегда поражает, как люди пьют эту отраву. К слову сказать, изобрел ее мой муж. Ей хотели дать название «Нью-кока».

– Правда? – удевился я. – По вкусу-то совсем на прежнюю не похожа.

– Ой, не говори, парень! Я в жизни такой дряни не пробовала. Смахивает на… черт, даже не знаю… на скипидар, что ли.

– Во-во, – говорю. – Точно.

– Дурацкая идея этого названия исходила от боссов компании «Кока-кола», заседающих в Атланте. «Нью-кока», фу-ты ну-ты. Выдумывают неизвестно что, лишь бы продать. А мое мнение – эта затея провалится с треском.

– Неужели? – спрашиваю.

– Вот увидишь. Между прочим, ты первый, кто выдул целый стакан и не поперхнулся. Представляешь, мой муж – вице-президент компании «Кока-кола», он отвечает за исследования и разработки. А мое мнение – каковы исследования, таковы и разработки!

– Вобще-то, – сообщаю я, – если чего-нибудь туда добавить, получается терпимо. Если довезти слегка до ума.

– Да? Ну, это не моя проблема. Слушай-ка, – говорит, – ты не для того в дом приглашен, чтобы обсуждать бредовые планы моего мужа. Я ведь купила у тебя эти чертовы справочники или как их, так что теперь услуга за услугу. На сегодня у меня был назначен сеанс массажа, а массажист не явился. Ты сможешь размять мне спину?

– Что-что?

– Размять спину: я лягу, а ты сделаешь мне массаж спины. Ты такой знаток умных книжек, что уж наверняка вычитал, как спину разминают, правильно я понимаю? Думаю, с этим каждый дурак справится.

– Да, но…

– Слушай, парень, – перебила она, – забирай эту отраву и ступай за мной.

Привела меня в какую-то комнату: все стены в зеркалах, а по центру здоровенная койка возвышаеца. В потолок динамики вделаны, оттуда музыка струица, а у койки стоит большой китайский гонг.

Залезла миссис Хоупвелл на кровать, сбросила шлепанцы, а потом и ночнушку, обмоталась ниже талии полотенцом и легла на живот. Я стараюсь на нее не смотреть, но это затруднительно, посколько кругом зеркала.

– Ну, – говорит, – приступай.

Встал я как бы с боку и начал разминать ей плечи. Она такая: «Ох, ах». И чем дальше, тем громче.

– Ниже! – командует миссис Хоупвелл.

Растираю ниже, а куда уж ниже-то! Мне, конечно, не ловко. К самой кромке полотенца приблизился. Хозяйка прямо задыхаеца – и вдруг руку протянула да как саданет по китайскому гонгу! Аж зеркала задрожали, того и гляди отваляца.

А она стонает:

– Возьми меня, Форрест.

– Взять с собой? Куда бы вам хотелось пойти? – уточняю.

– Просто возьми! – Уже на крик перешла. – Немедленно!

Тут мне на ум пришла Дженни и уйма всякого другого, но миссис Хоупвелл уже в меня вцепилась, на койке извиваеца, дышит тяжело, и вся эта херь уже выходит из-под контроля, но вдруг, без стука даже, дверь в зеркальную комнату распахнулась и на пороге поевился какой-то шибздик: на нем костюм, галстук и очки в тонкой металической оправе – ни дать ни взять нацисский преступник.

– Элис, – кричит, – кажется, я все понял! Если в рецептуру включить стальную стружку, привкус скипидара уйдет!

– Господи, Альфред! – вопит миссис Хоупвелл. – Почему ты в такое время дома? – Села в койке и пытаеца для приличия полотенце натянуть повыше.

– Это решение, – сообщает шибздик, – утверждено в моем отделе!

– Решение! Какое решение? – интересуеца миссис Хоупвелл.

– По «Нью-коке», – обьесняет он и заходит в комнату, кабудто меня там нету. – Думаю, мы нашли способ заставить потребителей ее пить.

– Ой, я тебя умоляю, Альфред. Как ты их заставишь пить такую гадость? – У миссис Хоупвелл сделался плаксивый вид. А на ней только и есть, что полотенце: она хочет им прикрыть и верх, и низ. Получаеца у ней неважнецки, тогда она хвать с пола ночнушку – и полотенце вобще сронила. Я глаза отвожу, но во всех зеркалах видок один и тот же.

И в этот миг Альфред – вроде бы так его звали – замечает меня.

– Вы, – спрашивает, – массажист?

– Типо, – говорю.

– Это ваша кока-кола?

– Ага.

– И вы ее пьете?

– Угу.

– Без дураков?

Я кивнул. Как отвечать – не понятно, посколько это его новое изобретенье.

– И вкус, по-вашему, не отвратителен? – А у самого глаза как шары.

– Сейчас уже нет, – говорю. – Я ее довел до ума.

– Довел до ума? Это как?

– Плестнул в нее, что под рукой было.

– Дай-ка сюда, – потребовал он.

Забрал у меня стакан, к свету поднял, изучает, как лаболаторный сосут с не апетитным анализом. Потом пригубил, сощурился. Глянул на меня, на миссис Хоупвелл – и глотнул от души.

– Видит бог, – говорит, – это дерьмо заметно улучшилось!

Отхлебнул еще, изумился, кабудто ему что-то привиделось.

– И правда, довел до ума! – кричит. – Как, черт тебя раздери, ты это довел до ума?

– Плестнул туда, – обьесняю, – что в кладовушке было.

– Ты? Массажист?

– Он не совсем массажист, – встревает миссис Хоупвелл.

– Не совсем? Тогда кто же он?

– Я, – говорю, – занимаюсь энциклопедями.

– Энциклопедями, говоришь? – переспрашивает Альфред. – А чем ты в этой комнате занимаешься? С моей женой?

– Долгая, – говорю, – история.

– Ладно, – сказал он. – Об этом потом. А сейчас я желаю выяснить, что ты сотворил с этой кока-колой?! Рассказывай! Ну же, признавайся!

– Сам толком не знаю, – говорю ему. – По началу-то вкус был так себе, и я подумал: надо бы, типо, слегка подделать, понимаете?

– «Вкус был так себе»! Что ты мелешь, придурок? Вкус был – говно! А теперь – вполне сносный! Ты хоть представляешь, какие это деньги? Миллионы! Миллиарды! Ну-ка, вспоминай. Что ты туда… А звать-то тебя как?

– Гамп, – отвечаю. – Форрест Гамп.

– Так вот, Гамп… припомни шаг за шагом, что именно ты туда намешал.

Ну, я расказал, хотя припомнил, разумееца, не все. Вытащил из кладовой какие-то пузырьки-плакончики, хотел повторить от начала до конца, но так, как раньше, хоть убей, не выходило. Уж мы по всякому пробовали, раз заразом, время уже за полночь перевалило, а этот Альфред все плюет и плюет жижу в мойку, приговаривая, что это близко не стояло к первому обрасцу. А миссис Хоупвелл тем временем знай себе потягивает джин с апельсиновым соком – стакан двацатый уже. И на конец не выдержала.

– Вот дурачье, – говорит. – Как ни бейся, из дерьма пулю не сделаешь. Давайте-ка лучше втроем ляжем в постель и посмотрим, что из этого выйдет.

– Умолкни, Элис, – отрезал Альфред. – Тебе не понять: такая возможность подворачивается раз в жизни!

– Возможность, которая подворачивается раз в жизни, – это то, что предложила я, – сказала миссис Хоупвелл, вернулась в зеркальную комнату и принялась бить в гонг.

В конце концов Альфред прислонился к холодильнику и обхватил голову руками.

– Гамп, – говорит, – это уму непостижимо. Ты вырвал меня из лап неминуемого краха – и вернул туда же. Но я не сдамся. Сейчас я вызову полицию и прикажу опечатать кухню. А завтра сюда прибудут в полном составе мои подчиненные, изымут все продукты, какие ты только мог вбухать в эту жижу, и переправят их в Атланту.

– В Атланту? – удевился я.

– Да, клянусь твоей пухлой задницей, Гамп. А самым ценным продуктом будешь ты!

– Кто, я?

– Именно ты, Гамп. Твой необъятный зад будет маячить у нас в лаборатории до победного конца. Вообрази, Гамп. Сегодня – Атланта! Завтра – весь мир!

Когда я уходил за вещами, из окна улыбалось лицо миссис Хоупвелл, а мне почему-то думалось, что перетурбации мои на этом не закончаца.