Читать книгу Гамп и компания - Уинстон Грум - Страница 5

За следущие года два я столько узнал про свиновоцтво, что даже подумать страшно.

Каких только свиней не разводил мистер Макгиввер: были у него и здоровенные польско-китайские, и породистые гемпширы, и мангалицы, и дюроки, и беркширы, и тамуорты, и чеширы. Держал он и несколько овец-мериносов, с виду жудковатых, но утверждал, что «на них глаз отдыхает».

Моя обязаность, как я очень скоро понял, состояла в том, чтобы выполнять все обязаности. Утром и вечером задавать свиньям жидкий корм. Ходить с лопатой, чтобы собрать как можно больше свиного дерьма, которое мистер Макгиввер продавал фермерам-земледельцам в качестве навоза. Еще я чинил изгороди, кое-как поддерживал чистоту в свинарнике. Раз в месяц грузил в кузов свиней, намеченных мистером Макгиввером для продажи, и вез на рынок – в Уилинг или куда прикажут.

Однажды возвращался я со свиных торгов – и в голову мне пришла богатая идея. Дорога тянулась вдоль крупной воинской части, вот я и подумал: наверняка там куча жратвы на выброс идет. Ну, то есть, когда я сам служил в армии, хоть это и было давным-давно, меня частенько ставили в наряд по кухне, посколько на мою задницу вечно сыпались какие-нибудь неприятности. Мне запомнилось, что съесное просто ведрами выносили из столовки в мусорный бак, и сейчас я подумал: что если эти пищевые отходы отдавать свиньям? Комбикорма стоили не дешево, и мистер Макгиввер сетовал, что из-за их дороговизны не может заметно расширить свое дело. Тормознул я у контрольно-пропускного пункта и сказал, что хочу переговорить с командованием. Провели меня в тесный кабинетик. За столом сидит здоровенный чернокожий мужик; оборачиваеца – и что я вижу? Это сержант Кранц, который во Вьетнаме был у нас командиром роты. При виде меня он чуть из кожи не выскочил!

– Боже правый! Ты ли это, Гамп? Какими судьбами?

Ну, расказал я ему, а он так заржал, что у него чудом штаны не лопнули.

– Свиновод! Это надо же, Гамп! С твоим-то послужным списком… Почетный Орден конгресса, одно, другое… тебе бы сейчас генералом быть или, на худой конец, сержант-майором, как я! Отходы для свиней… хм… почему бы и нет? Ступай-ка в столовую, Гамп, потолкуй там со старшим сержантом. Скажи, что я приказал отдать тебе все объедки – сколько увезешь.

Вспомнили мы с ним войну, Буббу, летенанта Дэна, еще кой-кого из наших. Я расказал, как на чемпионате по пинпонгу отличился в Китае, как в лапы НАСА попал, как организовал креведочный бизнес, как в футбол играл за «Новоорлеанских святых». Он порожаеца, да что уж теперь – каждому свое. А сам он, по его словам, дожидался трицатилетней выслуги, чтоб уйти в отставку и открыть такой салун, куда штацким вход воспрещен, будь ты хоть сам президент. На прощанье сержант Кранц похлопал меня по спине, а когда я вернулся на ферму с полным кузовом пищевых отходов, мистер Макгиввер на радостях чуть не заплясал.

– Черт побери, Гамп, – кричит, – просто блестящая идея! Как же я сам не додумался? Да эти армейские объедки позволят нам за считаные месяцы вдвое… да что там – вчетверо увеличить привес!

Мистер Макгиввер остался так доволен, что поднял мне почасовую ставку на пядесят центов и стал каждую субботу давать выходной. Так что у меня поевилась возможность поболтаца по городу. В Коулвилле занять себя особо нечем. Население – несколько тыщ человек, среди них полно безработных, потому как угольный пласт, давший рожденье этому населенному пункту, совсем истащился. Вход в шахту теперь огроменным глазом смотрел со склона на город, где на площади перед зданием суда день за днем сидели мужики и резались в шашки. Была там закусочная под названьем «Этта», куда старики-шахтеры ходили пить кофе; иногда заглядывал туда и я, чтоб послушать их расказы про старые времена, когда еще шахта работала. Если чесно, такое время провождение меня слегка удрочало, но все лутше, чем сутками на свиноферме копытица.

Со временем я договорился о регулярном вывозе отбросов из воинской части. Первым делом нужно было отделить пищевые отходы, которые шли на корм свиньям, от салфеток, бумажных пакетов, картонных коробок и всякой протчей дряни. Но сержант Кранц решил и этот вопрос. Он распоредился, чтобы каждый кухонный наряд сам сортировал мусор. Для этого возле кухни поставили два бачка: на одном написали «съедобное», на другом – «несъедобное». И все шло как по маслу до тех пор, пока не настал родительский день: солдацкие мамы-папы, решив, что «съедобным» кормят их сыновей, настучали генералу. Пришлось нам зашифровать маркировку бачков, а в остальном все осталось как прежде. Через пару месяцев дела наши так стремительно пошли в гору, что мистеру Макгивверу потребовались еще два грузовика для доставки отходов, и через год у нас на откорме уже была семь тыщ восемьдесят одна свинья.

В один прекрастный день получаю я письмецо от миссис Каррен. Пишет она, что близица лето и хорошо бы Форресту-младшему побыть некторое время со мной. Мне показалось, хотя прямо об этом у ней не говорилось, что у малыша Форреста не все благополучено. Она скорее намеками дала понять, что, дескать, «мальчишки – они и есть мальчишки», а потом добавила, что успеваемость у него не много снизилась «и, возможно, общение с папой могло бы пойти ему на пользу». Ну, черкнул я ответ, чтоб она с началом каникул посадила его в поезд, и где-то через месяц он сошел на станции Коулвилл.

Я глазам своим не поверил! Мой сын вытянулся на целую голову, красавчег стал, волосы русые, глаза такие хорошие – чистые, голубые, как у его мамы были. Но при виде меня он даже не улыбнулся.

– Как, – интересуюсь, – добрался?

– Куда я попал? – спрашивает он за место ответа, а сам озираеца и носом водит, будто на гороцкой свалке оказался.

– Я теперь тут живу, – сообщаю ему.

– Ты шутишь? – говорит он.

У меня возникло такое ощущение, кабудто настрой у малыша Форреста изменился.

– Раньше здесь добывали уголь, – расказываю ему, – пока он не иссякнул.

– Бабушка сказала, ты фермером заделался… это правда?

– Типо того. Хочешь ферму посмотреть?

– Можно, – отвечает он. – Не торчать же на станции.

Повез я его на ферму к мистеру Макгивверу. На подъезде, примерно за пол мили, Форрест-младший начал обмахиваца обоими руками и зажимать нос.

– Чем, – спрашивает, – так воняет?

– Свиньями, – говорю. – На ферме мы свиней разводим.

– Блин, угораздило же меня вляпаца в такое говно! Ты хочешь, чтобы я все лето провел среди вонючих свиней?

– Слушай, – говорю, – понятно, что отец из меня был никудышный, но сейчас я пытаюсь исправить наше с тобой положение, а другой работы пока нет. И попрошу тебя в здешних краях избегать таких слов, как «говно». Ты мал еще.

Он умолк, а когда мы приехали к дому мистера Макгиввера, ушел в отведенную ему комнату и затворил дверь. До ужина носу оттуда не казал, а когда сел за стол, только вилкой в тарелке поковырялся.

Дождавшись, чтоб он лег спать, мистер Макгиввер закурил трубку и спрашивает:

– Малой, вроде, не в восторге, правильно я понимаю?

– Да, – говорю, – типо того, но, думаю, через пару дней освоица. В конце-то концов, мы столько времени не виделись.

– Знаешь, Гамп, я считаю, нужно его к делу приставить. Может, повзрослеет чуток.

– Да, – говорю, – все может быть.

Пошел я тоже на боковую. Настроение – ниже плинтуса. Закрыл глаза и стал думать о Дженни, надеясь, что она снова появица и даст мне дельный совет, но этого не случилось. Остался я один на один со своими заботами.

А утром позвал малыша Форреста помочь мне задать корм свиньям. Его аж перекосило. Весь тот день и следущий молчал, хорошо, если пару слов по необходимости выдавил. На конец пришла мне одна мысль.

– У тебя дома, – спрашиваю, – есть собака или еще какая-нибудь живность?

– Нету.

– А хотел бы?

– Не-а.

– Готов поспорить – захочешь, если я тебе кой-чего покажу.

– Какую-то скотину?

– Иди, – говорю, – за мной.

Привел я его в свинарник, а там в не большой выгородке здоровенная свиноматка породы дюрок выкармливала шестерых поросят двух месяцев отроду; я среди них давно одну свинюшку заприметил: лутшую, я извиняюсь, в помете. Глазки ясные, голубые, на зов откликаеца, сама белая с черным, ушки на макушке.

– Я имя ей дал, – говорю, – Ванда.

Беру ее на руки и протягиваю малышу Форресту. Тот принял ее нехотя, но все же принял, и Ванда начала в него пятачком тыкаца и совсем по-щенячьи облизывать.

– А почему Ванда? – спрашивает он на конец.

– Сам не знаю. Наверно, в память об одной старой знакомой.

Ну, после этого малыш Форрест стал глядеть веселей. Не на меня, разумееца, но к Ванде прикипел. Ее все равно пришлось бы вскоре отлучать от свиноматки, так что мистер Макгиввер не возрожал – чем бы дитя не тешилось…