Читать книгу Мой капитан - Уитни Джи - Страница 6

Нью-Йорк (JFK). Сегодня

Кажется, я ненавижу свою жизнь…

– Хорошего дня в Нью-Йорке! – улыбалась я проходящим мимо меня пассажирам первого класса на выходе из самолета. – Спасибо, что выбрали «Элитные перелеты»! Наслаждайтесь городом!

– Надеемся, вам понравился наш полет! – присоединилась ко мне Кристина, другая стюардесса. – Мы были рады лететь с вами!

Бывали дни, когда я на самом деле верила в эти свои слащавые слова, но сегодняшний день к ним не относился. Хотя все пассажиры оказались вполне вежливыми, сегодняшний рейс стал не больше, чем повторением всех остальных, на которых я работала в этом году. Это напомнило о том, что я все еще не «настоящая» стюардесса, что я все еще «в резерве». Все еще пытаюсь понять, когда же все посулы ежемесячного журнала для сотрудников компании станут для меня правдой.

Каждое третье воскресенье месяца, как по часам, глянцевый журнал «Наши полеты» возникал в моем почтовом ящике, дразня меня красивыми картинками и несбыточными обещаниями, напоминающими о том, почему я вообще пошла на эту работу. Идея заключалась в том, чтобы за один месяц оказаться в местах вроде Лондона, Милана и Токио. Получить возможность гулять по виноградникам и сельским живописным местам в свободные дни. Ну и еще несколько тщеславная мысль о том, как я буду шествовать по аэропортам мира в знаменитом синем форменном платье и специально выпущенных для авиакомпании туфлях «Лабутен», прямо как те гламурные девушки из рекламы.

Но я упустила то, о чем было написано мелким шрифтом. Что это только «возможность» летать в прекрасные места день за днем, а «прогулки» будут состоять из пяти шагов до аэропортовской развозки, везущей в дежурный отель. И пока я не выйду из резерва, я стану получать назначения в самый последний момент, на короткие перелеты, потому что старшие стюардессы уже заняли места на самых лучших маршрутах.

– Мне кажется, или это действительно самые тормозные пассажиры, каких я только видела? – прошептала Кристина себе под нос.

– Точно самые тормозные… – я увидела, что ряды с пятнадцатого по тридцатый только начали вынимать вещи из верхних багажных отделений.

Я сегодня точно опоздаю…

– Джиллиан, тебе уже разрешают выбирать рейсы, или ты еще в резерве? – спросила она.

– В резерве.

– Правда? Последний раз мы виделись год назад, и ты все еще в резерве? – казалось, она мне не верит. – Не говори, что они все еще кормят тебя этими байками: «Подождите, пока мы не разберемся с нашими назначениями».

Я состроила печальную рожицу, и она рассмеялась.

– Извини. Если тебе от этого будет легче, ты хотя бы живешь в Нью-Йорке. Тебе не надо делить койку с кучей незнакомых девушек из резерва.

– Ну, наверное, – сухо ответила я, и она понимающе улыбнулась.

Кажется, мы уже вечность стояли в дверях самолета, продолжая бодро улыбаться, пока хоккейная команда в задних рядах еле шевелилась, как стадо тюленей.

Когда последний хоккеист наконец вышел из самолета, я схватила сумку, быстро попрощалась с Кристиной и пилотом и побежала по рукаву. У меня оставалось ровно двадцать минут, чтобы успеть на следующий автобус до Манхэттена.

Выйдя в седьмой терминал, я мчалась мимо гейтов, на каждом шагу обгоняя толпы путешественников. Я бежала, и бесконечные вывески ресторанов, витрины магазинов и кафе сливались в сплошную яркую череду. Разговоры туристов, споры работников гейтов, объявления по громкой связи звучали для меня фоном, я же слышала только стук своих каблуков по свежевымытым полам.

Когда я добежала до выхода, платье задралось на мне почти до бедер, но я не могла тратить время на то, чтобы поправить его, и продолжала бежать, обегая прохожих, пока не добежала до отдела выдачи багажа.

У меня оставалось несколько минут, и я скользнула в туалет и заперлась в одной из кабинок. Отстегнула свой полетный значок и бейджик, засунула их в сумку и стянула через голову форму, быстро заменив ее винтажным черным коктейльным платьем с ниткой фальшивого жемчуга.

Опершись о дверь кабинки, я сняла серые туфли и сунула ноги в блестящие красные лодочки.

Торопясь, я выскочила из кабинки, чуть не споткнувшись о снятые туфли, и встала перед зеркалом. Несколько раз моргнув, я увидела, что мои веки ровно покрыты «дружеским нежно-розовым» оттенком теней, как требовала авиакомпания, а на губах все еще сохранился ярко-алый блеск для губ.

Неплохо…

Я распустила уложенные в пучок волосы, торопливо пробежала пальцами по рассыпавшимся кудрям и выбежала в зал выдачи багажа.

Расталкивая ожидающих багаж пассажиров, я изо всех сил помчалась на остановку автобуса. Увидев, что мой автобус как раз отчаливает, я отчаянно замахала ему с криком: «Подождите, пожалуйста!» – но все было бесполезно. Он отъехал, прежде чем я успела к нему подбежать.

Фууу…

Чертыхаясь, я вытащила телефон и вызвала «Убер». Ожидая машину, я заметила группу женщин, которые смотрели на что-то вдалеке. Они краснели, как школьницы, показывали куда-то пальцами и хихикали, словно встретили знаменитость.

Я проследила взглядом, куда они глядят, но заметила там только пилота. Спину пилота. Он шел к черной машине, глядя в свой телефон. Пальцы стучали по экрану, на плечах, привлекая внимание, поблескивали четыре золотые полоски. По его походке можно было предположить, что он чертовски наглый – из тех мужчин, которые уверены, что весь мир крутится исключительно вокруг них. Из тех, кто никогда никого ни о чем не спросит. Когда он садился в машину, я попыталась разглядеть его лицо, чтобы убедиться, что он ни в коем случае не может быть настолько хорош, как воображали себе эти тетки. Пилоты обычно совсем не так молоды и редко бывают симпатичными. Только наглыми, самоуверенными и развратными. В основном развратными.

– Это вы Джиллиан? – крикнул мне человек из красного джипа. – Это вы ждете «Убер»?

Я кивнула, и он вышел из машины, открывая мне дверь.

– Бродвей 233, – сказал он, возвращаясь на водительское место. – Вы едете в здание Вулворта?

– Да.

– Хорошо, ремень. – Он отъехал от тротуара, в теплый нью-йоркский дождь.

Дворники на переднем стекле попискивали, качаясь туда-сюда, машины в пробке гудели, требуя пропустить их. Понимая, что окажусь в Манхэттене позже чем обычно, я послала сообщение своему приятелю Бену.

Джиллиан: Только недавно приземлились. Заказала «Убер», сижу в пробке.

Бен: «Убер»? Господи, Джиллиан. Почему бы тебе не воспользоваться нашим семейным шофером. Мы же не против.

Джиллиан: Может, в другой раз. Как проходит мамина вечеринка?

Бен: Отлично. Все сливки собрались, никого не осталось, и от прессы некуда ступить.

Джиллиан: Класс… А мы с тобой идем в «Хемингуэй», когда все закончится? Я, правда, хотела с тобой сегодня поговорить.

Бен: Конечно, детка. Все, что хочешь J

Я не ответила.

«Конечно, детка. Все, что хочешь» почти всегда означало: «Скорее всего нет». Бен не любил никаких конфликтов. А еще ему не нравилось, что в последнее время я постоянно указывала ему на произошедшие в нем перемены. Даже если он не хотел признавать этого, но он перестал быть милым, нормальным парнем, в которого я влюбилась много лет назад, и превратился в мужчину, помешанного на богатстве, для которого внешнее впечатление всегда важнее сути.

Обычные свидания, на которых нам было так хорошо, больше ему не нравились, а поскольку теперь мы виделись гораздо реже, то наша бурная страсть стала едва мерцающим огоньком. Наши разговоры теперь получались краткими и малоосмысленными, типа «Как дела?», «Как прошел день?» и «Скоро увидимся». Мы стали походить на любовников, запертых в рамки долгого брака – держащихся друг за друга по привычке, старающихся оставаться на той же странице. Проблема заключалась в том, что эти страницы теперь были из разных книжек.

Вздохнув, я откинулась на подголовник, но не успела задремать, почувствовав, как под рукой дрожит телефон. Звонила мать.

Я подумала, стоит ли отвечать – предыдущие двадцать звонков ушли на автоответчик, но в конце концов на последнем звонке все же ответила.

– Алло?

– Алло, Джиллиан? – голос звучал обеспокоенно. – Где ты была? Я звоню тебе уже две недели.

– Прости. Я была очень занята на работе.

– Ну не настолько же. – Она раздраженно цокнула. – Я даже звонила тебе на работу, но там никто не отвечает. У тебя что, сменился рабочий номер?

– Не знаю. Проверю на этой неделе в техническом отделе.

– Ладно, – сказала она. – Неважно. Теперь, когда я убедилась, что ты жива, я хочу сообщить тебе отличные домашние новости, которые ты пропустила. – Она откашлялась. – Эми и Миа почти приняли в Национальный почетный фонд научной охраны здоровья. Они будут самыми молодыми учеными, которых туда пригласили. Ты хоть представляешь, как я ими горжусь? Как здорово, когда твои дети реально достигают чего-то важного?

Я прикусила язык, жалея, что не отправила на автоответчик и этот звонок.

– У Клэр на той неделе должна выйти статья в научном журнале, а твой старший брат Брайан на прошлой неделе выиграл свой сотый процесс. Разве не потрясающе?

– Потрясающе…

– Правда же? Не жалеешь, что отказалась от стипендии Массачусетского технологического института, как все остальные члены семьи? Кто знает, что могло бы из тебя выйти?

– Ты так говоришь, как будто я торгую наркотиками.

– А ты не торгуешь наркотиками?

Какого черта…

– Что? Нет! Почему ты вообще спрашиваешь меня об этом?

– Потому что с тобой никогда не знаешь… – Она казалась совершенно серьезной. – То, как ты не отвечаешь на звонки или шепчешь что-то, иногда меня просто ошарашивает. Вот честно. И не только! Сам факт, что ты продолжаешь жить в Нью-Йорке и никогда не просишь у нас денег…

– Это тебя удивляет?

– Разочаровывает. – Она помолчала. – Либо ты слишком горда, чтобы попросить, потому что понимаешь, что мы были правы насчет твоего отъезда в этот город, либо занимаешься чем-то незаконным, чтобы заработать на жизнь, и тогда тебя неизбежно рано или поздно поймают. И когда это случится, я уверена, что тебе придется позвонить с просьбой внести за тебя залог.

Я покачала головой, не зная, что ответить, и просто сказала свое обычное:

– Прости, что не беру трубку чаще. Я работаю больше пятидесяти часов в неделю, потому что мы давно не принимали новых практикантов.

И это была правда. Точнее, была бы правда шесть лет тому назад.

– Ты уверена, что больше ничего не происходит? – спросила она. – Материнское сердце подсказывает мне, что что-то не так.

– Уверена, – закатила я глаза. Если бы материнское сердце могло ей что-то подсказывать, оно сделало бы это давным-давно.

Сменив тему, она долго причитала насчет «новых интереснейших» исследований, которые проводит, не останавливаясь даже перевести дух. Я почти не слушала, глядя в окно на усиливающийся дождь.

– Но я могу ждать тебя домой в ближайшие пару месяцев ради большого сюрприза? – спустя какое-то время спросила она.

– Что за «большой сюрприз»?

– Брайан сделал предложение своей подружке, она дочь мэра. Они планируют огромный праздник. Он сказал мне, что несколько месяцев назад писал тебе об этом.

– А, ну да, – вспомнила я, и вспомнила, как ответила ему, что не приеду. – Я попытаюсь приехать. Прямо сейчас посмотрю билеты на самолет.

– Отлично! Ну, я не хочу отвлекать тебя от… А что, собственно, ты сейчас делаешь?

– Правлю текст. Проверяю факты в нескольких статьях этой недели.

– Конечно. Звучит… Звучит интересно.

– Так и есть.

Молчание.

– Ну… – она снова откашлялась. – Звони в любое время, когда вспомнишь, что у тебя есть семья, или когда захочешь со мной поговорить.

– Я всегда помню. До свидания, мама.

– До свидания, Джиллиан. Я тебя люблю.

– Я тоже.

Я отключилась, прежде чем она успела сказать что-то еще, прежде чем мое сердце сможет вынести очередной удар. Наши разговоры всегда получались краткими и неловкими. Они всегда жестко напоминали мне о том, что, сколько бы времени ни прошло, я навсегда останусь в этой семье черной овцой. Буквально.

Для начала я родилась единственной брюнеткой в семействе загорелых блондинов, что стало постоянной шуткой типа: «Ха! Наша младшенькая сделала все, чтобы на нее обращали больше внимания!» А поскольку я была младшей из пяти детей, то все, что бы я ни делала, всегда сравнивалось с теми, кто был до меня.

Мой брат и все старшие сестры всегда были круглыми отличниками в своих классах престижных школ; я была не круглой. Каждый из них с легкостью выигрывал любое научное состязание, в котором участвовал; я же получала только поощрительные отзывы. Все они, как и наши родители, всемирно известные нейрохирурги, получили стипендии в МТИ; я никогда не хотела туда поступать. Вместо этого я согласилась на ранний прием в Бостонский университет.

Все наши семейные обеды и общие сборы характеризовались бесконечными похвалами за всевозможные достижения, но что касалось меня… «Ну, Джиллиан это… Джиллиан».

Я не понимала, почему они продолжают приглашать меня домой, особенно с учетом того, что я делала все возможное, чтобы не возвращаться туда. Если бы я могла не появляться там до восьмидесяти лет, то, наверное, так бы и поступила.

И уж точно я не поеду домой ради предложения…

Машина, резко дернувшись, внезапно остановилась, и я поглядела в ветровое стекло. Несколько полицейских машин мигали сине-красными огнями, «Скорая помощь» мчалась по выделенной полосе.

Поскольку мы, очевидно, должны были добраться до Манхэттена еще позже, я прислонилась к окну и задремала.

* * *

Я проснулась через час и увидела, что машина пробирается по Бродвею, а до здания Вулворта осталось еще несколько кварталов.

В моем телефоне было три новых сообщения от Бена, и все касались не меня, а внешних эффектов.

Бен: Если твой «Убер» – машина не люксовой марки, скажи ему высадить тебя у заднего входа, чтобы про тебя не подумали, что ты официантка или кто-то в этом роде.

Бен: Сенатор с женой уже прибыли, так что сделай так, как я говорю. Нельзя, чтобы моя девушка ездила на чем-то, кроме автомобилей класса «люкс».

Бен: Пожалуйста, скажи, что на тебе одно из платьев, которые тебе купила твоя соседка. Из тех, дизайнерских.

Я закатила глаза, а машина тем временем подъехала к входу в здание безо всякого учета этих идиотских требований. Я заметила, что у входа стояли только швейцары и привратники, а вокруг не было никаких шикарных машин и лимузинов.

Я дала водителю пятерку, вышла, держа над головой зонтик, и начала подниматься по ступенькам туда, где стояли два привратника.

Они хором сказали: «Добрый вечер» и открыли передо мной дверь, впуская в сверкающее золотое фойе. К моему удивлению, огромное пространство оказалось совершенно пустым.

Прежде чем я успела спросить, куда же мне идти, из лифта вышел служащий в белом костюме и пригласил меня пройти.

– Вы же подруга Бена Уолша, верно? – спросил он.

– Предположительно. Это зависит от того, какой сегодня день недели.

Он рассмеялся и нажал верхнюю кнопку.

– Я бы сказал, это более чем предположительно. Он уже шесть раз спрашивал меня, не приехали ли вы. И описал вас мне до последней черточки.

– Это как?

– Я процитирую дословно, – сказал он. – Прелестная женщина с длинными вьющимися темными волосами и парой самых обворожительных изумрудных глаз, какие вы когда-либо видели. Так я и понял, что это вы.

Я покраснела, испытывая неловкость из-за того, что раздражалась на Бена.

– Спасибо. Я скажу ему, что это очень мило.

Он кивнул и повернулся к двери, чтобы смотреть на загорающиеся над дверью цифры, отмечающие этажи. Когда на табло появилась цифра 57, двери внезапно открылись, и нам в лицо заполыхали вспышки фотографов.

– Это кто-нибудь известный? – закричал кто-то, перекрикивая щелканье камер. – Она – кто-то?

– Потом выясним. Ты, главное, снимай!

Прикрывая глаза ладонью, я вышла с линии огня и оказалась в бальном зале, где проходило основное событие – презентация журнала Cosmopolitan.

Зал утопал в прелестных серебряных и белых украшениях, обложки всех предыдущих выпусков журнала красовались на расставленных повсюду небольших стендах. Официанты, поднимая над головами подносы с бокалами шампанского, сновали сквозь толпу. Тут собрался почти весь высший свет Нью-Йорка, улыбающийся прессе своими безупречными улыбками. Немыслимое богатство, одетое в тысячедолларовые платья и безукоризненно сшитые костюмы, ощущалось на расстоянии нескольких миль. Сюда пришли люди, ищущие любого повода показать себя, люди, готовые прийти куда угодно, лишь бы их лица мелькнули на страницах газет.

Я продвигалась в толпе в поисках Бена, улыбаясь и здороваясь с немногими знакомыми. Через несколько минут я написала ему: «Ты где?», но он не ответил.

Зная, что он наверняка занят тем, что позирует для бесконечных фотографий со всеми местными знаменитостями, я взяла у официанта бокал шампанского и подошла к окнам, выходящим на Бруклинский мост.

Но на полпути к окну передо мной оказались родители Бена – госпожа Главный редактор Cosmopolitan и господин Волк с Уолл-стрит. Как всегда, рыжие волосы его матери были безупречно уложены, а платье своим цветом повторяло оттенок ее синих глаз. Отец с медно-рыжими волосами и темно-карими глазами выглядел так, словно только что сошел со сцены политической драмы. Бен был его точной копией.

– Добрый вечер, Джиллиан, – протянула мать руку с великолепным маникюром. – Ты сегодня чудесно выглядишь.

– Спасибо, миссис Уолш.

– Не за что. Бен уже все комнаты обегал в поисках тебя. Ты его видела?

– Еще нет.

– Ну, вы сейчас встретитесь, – пожал отец мне руку. – Он сказал, что ты втайне хочешь поступить на работу в мою фирму. Это правда, Джиллиан?

Черт, нет…

– Возможно, мистер Уолш. Но я не скажу.

– Ха! Я так и знал! Подай на этой неделе заявление, и я найму тебя на любую стартовую позицию, не задавая вопросов. Я всегда говорил Бену, что ты – отличная добыча. Я знаю, что тебе нравится работать в твоей благотворительности и в этом техническом стартапе, но если ты войдешь в семейный бизнес, я уверен, тебе будет гораздо интереснее.

– Какой благотворительности? – спросила я.

– Какой благотворительности? – рассмеялся он. – Джиллиан, не скромничай. Хотя мне это нравится, – понизил он голос. – Нет ничего плохого в том, чтобы работать для бедных. Я и сам каждый год с удовольствием даю бесплатные консультации. Это дает перспективу… И хорошо сказывается на налогах.

– Еще бы, – выдавила я улыбку, думая про себя, какого черта Бен скормил своему папочке столько вранья про меня и мою работу.

– О-о-о! – схватила с подноса бокал шампанского мать Бена. – Вон там редактор отдела поп-культуры Wall Street Journal. Мне нужно убедиться, чтобы она написала именно то, что я ей скажу. – Она одарила меня прощальной улыбкой. – Наслаждайся вечером, Джиллиан. И обязательно присоединяйся к нам через час во время официального тоста.

И они с мистером Уолшем исчезли в толпе.

Я снова проверила телефон, думая, что Бен наконец ответил. Убедившись, что нет, я преисполнилась решимости отыскать его и настоять, чтобы мы ушли отсюда и поговорили. Немедленно.

Обходя зал, я проверила каждый стол с коктейлями, каждый фонтан с шампанским, каждый стол с сырами и вином. Я даже посмотрела в туалетах. Я уже почти собралась попросить диджея позвать Бена в паузе между треками, как вдруг углом глаза заметила его стоящим в углу у окна. С другой женщиной.

Я подошла поближе, надеясь, что меня подводит зрение, но с каждым шагом характерные черты Бена становились все четче, а те же руки, что обнимали меня, гладили задницу брюнетки в слишком коротком платье. Она прижималась к его плечу, он что-то шептал ей на ухо, а ее костлявые пальцы перебирали его волосы.

– Я не помешала? – подошла я прямо к ним. – Бен?

Они тут же отскочили друг от друга, глядя на меня раскрытыми от ужаса глазами. Девушку я несколько раз видела раньше, это была одна из сотрудниц фирмы отца Бена.

– Ой, Джиллиан, привет! – сказала она, покраснев.

Не дождавшись моего ответа, она быстро исчезла, оставив нас с Беном вдвоем.

Бен кашлянул.

– А я тебя искал.

– Думал, я прячусь у Алисон в заднице?

– Это не то, что ты думаешь, – сказал он. – Как у тебя прошел день, детка?

Я не ответила.

– Ладно, я расскажу про свой. У меня все отлично. Я закрыл две сделки – очень мило с твоей стороны, что спросила, – и еще нашел несколько мест, куда бы хотел съездить с тобой летом. Ну, а как у тебя?

Я моргнула.

– Ну ладно, – он казался совершенно невозмутимым. – Что тебя так задержало?

– Ты же не можешь искренне считать, что мы просто закроем глаза на то, что ты чуть не трахнул Алисон на глазах у всей публики?

– Джиллиан, я ее не трахал. Если бы я это делал, поверь мне, ты бы об этом узнала.

– Бен…

– Полагаю, уж я бы сообразил не делать на публике ничего подобного, тебе не кажется? – фыркнул он. – Господи, да тут дальше по улице стоит «Хилтон» и у меня там бесплатный номер. Уж, наверное, я бы отвел ее туда, чем прямо тут-то.

Я смотрела на него в полном замешательстве.

Он рассмеялся, подошел ко мне и положил руки на плечи.

– Да брось, Джиллиан, научись уже веселиться хоть немножко.

– Научись шутить как следует, – шарахнулась я от него. – Зачем ты ее лапал?

Он досадливо потряс головой, словно я начала его раздражать.

– Я же сказал, что мы отсюда пойдем в «Хемингуэй» и там обсудим все, что хочешь. Тебе так надо заводить этот ненужный разговор здесь и сейчас?

– Немедленно.

Застонав, он схватил меня за руку и протащил мимо группки пиджаков на небольшой лестничный пролет. Открыв дверь, он вывел меня на полузакрытую крышу.

Дождь утих до мелкой мороси, зато вовсю гулял ветер. На дальнем от нас конце крыши сидел человек в белом фраке. Он громко распевал, аккомпанируя себе на стоявшем там же рояле так, словно нас тут и не было.

– Любовники в Нью-Йорке, – тянул он, – ищут тайные места-а-а…

– Ладно, Джиллиан, – сказал Бен, вставая передо мной. – Я не собираюсь спорить с тобой, потому что мы выше этого. Но о чем бы ты ни хотела поговорить со мной сейчас и в «Хемингуэе», я готов.

– Ты мне изменяешь?

Вопрос сорвался с моих губ раньше, чем я успела его обдумать. Я никогда раньше ничего подобного не спрашивала.

– Я – что?

– Ты мне изменяешь?

– Джиллиан…

– Это простой вопрос, Бен. Да или нет?

Он помолчал несколько секунд, засунул руки в карманы и тут же вытащил их обратно, глядя на меня так, словно не знал, что сказать. Так продолжалось, пока пианист не начал новую песню. Тогда Бен наконец посмотрел мне в глаза.

– Я не изменяю тебе, – сказал он. – Технически.

– Технически?

– Дай мне объяснить. – Он шагнул ближе и заправил мне за ухо прядь волос. – Это просто секс, Джиллиан. Только секс.

– Мы занимаемся сексом, Бен. Кучей секса. Ты что, спишь с этой Алисон?

– Я не спал с Алисон… пока что. – Казалось, для него это не имеет значения. – И у нас с тобой вовсе не «куча секса». В этом-то и проблема. Пять или шесть дней без секса – слишком долго в нашем возрасте. Не говоря уж о том, что иногда я не вижу тебя неделями, пока ты там летаешь, как будто стюардесса, или работаешь на этой своей странной работе, которую я даже назвать как следует не могу.

– Ответственный домоуправляющий, – сказала я. – И что ты имеешь в виду, говоря: «как будто стюардесса»?

– Именно то, что сказал. Да я сам летал за последние полтора года больше, чем ты, и в места, которые гораздо дальше, чем час или два лета.

– И ты поэтому наврал своему отцу, где я работаю?

– Нет, я наврал ему, чтобы он не объединился с матерью и не приставал ко мне, чтобы я тебя бросил. Девушка, которая убирает чужие квартиры и раздает печенье в небесах – не совсем то, что принято в наших социальных кругах. – Он взглянул мне в глаза. – Но, несмотря на все это, ты правда мне нравишься – да черт, я тебя практически люблю. И не хочу, чтобы небольшая невинная ложь и несколько перетрахов с девицами, на которых мне наплевать, встали между нами.

Я почувствовала, что по моему лицу катится слеза, что мое наивное сердце готово разбиться.

– И сколько было этих девиц, Бен?

– Ты обращаешь внимание не на то, – погладил он меня по плечу. – Я только что сказал, что практически люблю тебя. Ты должна в ответ сказать, что тоже любишь меня, и мы пойдем и отыщем местечко, чтобы познакомиться заново. Желательно тихое и уединенное.

– Скольких девиц ты перетрахал за моей спиной, Бен? – почти закричала я.

– Любовники в Нью-Йорке, – прорвался сквозь ветер голос пианиста, – они ссорятся в Нью-Йорке-е-е…

– Десяток или около того, – неохотно выдавил Бен. – Но ты же видишь, я всегда возвращался к тебе. Я никого не приглашал на свидания, ни с кем не разговаривал по телефону столько, сколько с тобой, и уж точно не стал бы звать никого из них к себе на ночь, как тебя. Я использую их только для секса. А ты мне нравишься как человек, мне на тебя не наплевать.

Он продолжал объяснять мне свои извращенные взгляды, а я плакала и проклинала себя за то, что каким-то образом умудрилась пропустить все тревожные сигналы. Затянувшиеся до позднего вечера встречи на другом конце города, телефонные звонки среди ночи, внезапная озабоченность своим богатством и тем, что «надо хорошо выглядеть, мало ли с кем придется встретиться днем».

Я подумала обо всех вечеринках, куда мы ходили вместе – не означали ли улыбки и приветствия других женщин чего-то большего, чем просто «привет»? Не выводил ли он меня в свет в качестве временной подружки, которая в курсе всех его романов на стороне?

– Джиллиан, ты выглядишь, как олень в свете фар, – сказал он неожиданно ласковым тоном.

– Я и чувствую себя именно так… А было ли вообще время, когда ты ни с кем не спал у меня за спиной?

– Первые месяцы, когда мы были вместе, – признался он. – Тогда я спал только с тобой.

– Но мы вместе несколько лет.

– И можем быть вместе гораздо дольше… Если ты согласишься бросить эти свои чернорабочие занятия и хотя бы вернешься на свою старую работу – на ту, настоящую, серьезную, или согласишься работать в фирме у отца. Может, тогда у нас будет совпадать расписание, и мне не придется спать с другими. Мы оба в этом виноваты, Джиллиан. Оба.

Я отступила на шаг и подавила рыдание. Я не хотела, чтобы он видел, как я сломалась.

– Любовники в Нью-Йорке… – запел пианист в десять раз громче, чем прежде, – любовники рыдают…

– Да заткнись ты уже, – заорала я на него, давая выход своей боли и ярости.

Сделав глубокий вдох, я начала было извиняться, но пианист все равно не обратил внимания на мой крик и продолжал петь.

– О, детка! – Бен раскрыл руки и сделал шаг ко мне, чтобы обнять. – Не плачь, все в порядке. Иди сюда.

– Не трогай меня. Не смей меня трогать.

– Хорошо. Давай тогда договоримся сейчас, прежде чем вернемся на праздник, – сказал он. – Мне не нужно, чтобы ты устраивала сцены на виду у всех знакомых моих родителей. Как бы ты хотела договориться по всем нашим разногласиям? – он начал ходить передо мной туда-сюда. – Я готов прислушаться к твоим идеям, но если ты хочешь, чтобы я спал только с тобой, ты должна пойти на крупные перемены и дать мне время снова привыкнуть к ним.

Я не проронила ни слова. На это не стоило тратить слов. Ни теперь, ни когда-либо. Все было кончено.

Я повернулась и пошла прочь, не обращая внимания на его слабые возгласы протеста. Ни разу не обернувшись, я пробралась через толпу гостей, натянув на лицо профессиональную пластиковую улыбку в ответ на кивки и приветствия. Не желая сталкиваться с толпой фотографов у лифта, я прошла вниз по лестнице несколько этажей, и там вызвала лифт, в котором спустилась к выходу.

При каждом шаге у меня тяжело вздымалась грудь, а по щекам текли слезы. Каждый шаг напоминал мне о том, что я только что разорвала односторонние отношения, которые казались такими многообещающими. То, о чем я хотела поговорить несколько часов назад, теперь казалось мелким и незначительным на фоне тех проблем, которые поднял Бен.

Дойдя до выхода из подъезда, я обнаружила, что дождь снова усилился. Он шел даже сильнее, чем был, когда я сюда приехала.

– Мисс Тейлор? – раздался позади меня низкий мужской голос. – Мисс Тейлор?

– Да? – я обернулась и увидела позади себя семейного шофера Уолшей, Френсиса.

– Вы уже уходите? – спросил он. – Одна?

Я кивнула.

– А мистер Уолш поедет с вами?

– Нет, и я тоже не еду, – сказала я. – Мне больше ничего не нужно от мистера Уолша.

Не обращая внимания на мои слова, он достал большой черный зонт и открыл передо мной дверь. Раскрыв зонт, он жестом показал мне, чтобы я шла с ним.

– Мне сказали отвезти вас домой, мисс Тейлор. – Он явно не собирался оставлять меня в покое. – Мне поручили это еще до того, как вы приехали.

– Ну, если так… – вздохнув, я пошла вместе с ним к длинной черной машине.

Когда он усадил меня на переднее сиденье и включил кондиционер, я достала телефон и увидела там целый поток новых сообщений.

Бен: Вместо того чтобы ехать в «Хемингуэй», я скажу Френсису отвезти нас к тебе, чтобы мы могли нормально обо всем поговорить позднее.

Бен: Я готов приехать в твою квартиру в Бруклине, Джиллиан. В БРУКЛИНЕ! Если это не называется компромиссом и попыткой договориться, то я не знаю, как это назвать.

Бен: Ты что, ушла с праздника? Ты ПРАВДА ушла до того, как мы сделали общее фото?

Бен: Ответь на мои звонки, Джиллиан. Немедленно.

Бен: Джиллиан…?

Френсис вывел машину на Шестую авеню, и я вытерла вновь набежавшие слезы. Последнее, что мне хотелось сегодня ночью, так это проснуться от стука Бена в дверь моей квартиры.

Машина остановилась на светофоре, и тут до меня дошло, как можно прекрасным образом избежать ночного визита Бена.

– Френсис? – спросила я.

– Да, мисс Тейлор?

– Можно, вы отвезете меня не ко мне домой, а в другое место?

– Смотря насколько безопасно это другое место, – он посмотрел на меня в зеркало заднего вида и нахмурил брови. – Бар – это неприемлемый вариант.

– Это не бар. Это здание «Мэдисон» на Парк-авеню.

– А, – сказал он с улыбкой, – да. Ваша другая работа. Это безопасно. Полагаю, вы не хотите, чтобы я говорил мистеру Уолшу, куда вас отвез?

– Да. Пожалуйста, не говорите ему.

Френсис кивнул и, когда зажегся зеленый свет, развернулся и поехал в другой конец Манхэттена. Миновав главный вход, он остановил машину сзади дома, вышел, открыл мне дверь и снова раскрыл зонт над моей головой.

Словно зная, что мы с ним наверняка больше не увидимся, он передал мне зонт и пожал мне руку, пожелав всего наилучшего.

Я знала, что он не вернется в машину, пока не увидит, что я зашла внутрь, так что я заранее вытащила свой электронный пропуск и сразу прижала его к двери. Войдя и закрывая за собой дверь, я напоследок помахала Френсису.

Схватив со стойки туристическую брошюру «Мэдисон», я поднесла ее к лицу поближе, притворяясь, что изучаю ее, и так прошла мимо офиса своего начальства. Хорошо, что там присутствовала только ночная смена, с которой я редко пересекалась, и все они были заняты работой за компьютерами и ответами на телефонные звонки.

Наклонив голову, я прошла холл, пересекла лобби и дошла до служебных лифтов.

Как только двери открылись, я зашла внутрь и нажала кнопку «80», зная, что весь этот этаж и расположенная на нем квартира, как обычно, совершенно пусты. Забавно, что тот, кто там жил – вернее, едва появлялся, – всегда очень настойчиво выступал за самый высокий уровень охраны. Квартиры, в которой почти никогда не бывал.

Камеры там были установлены по всему коридору, над дверью, а еще действовал дополнительный пароль для входа на весь этаж. Но поскольку именно я всегда там убиралась, то прекрасно знала, как обойти все эти меры безопасности.

Выйдя из лифта, я на секунду придержала двери, подождав, пока камера в коридоре повернется налево, что даст мне целых десять секунд на то, чтобы проскользнуть незамеченной. Я быстро отключила камеры, спрятанные за вазами в коридоре, еще раз проверив, что там не появилось ничего нового. Затем я нажала кнопку, отключающую камеры над дверью, давая себе лишние пять секунд, чтобы зайти в квартиру.

Я понимала, что поступаю нехорошо, и если мое начальство когда-нибудь узнает, как часто я это делаю, меня уволят в ту же секунду, но я странным образом привязалась к этой квартире. После всех тех километров, которые я прошла по ней, делая уборку для ее невидимых жильцов, я иногда ощущала ее своей. И должна признаться, когда я заканчивала работу поздно или не хотела идти домой в свою клетушку, носящую гордое звание квартиры, я всегда приходила именно сюда.

Из всех квартир дома эта была самой лучшей. Панорамные окна от пола до потолка вдоль всей задней стены открывали потрясающий вид на центр города и на Гудзон.

Там было пять гостевых комнат, три ванных и основная спальня, вид которой меня всякий раз просто изумлял. Полы в этой квартире покрывал прохладный белый мрамор, а мебель подобрали черной, бежевой, либо комбинацией этих цветов. Интерьер выглядел так, будто каждый предмет выбирали индивидуально из подборки самых отчаянных дизайнерских фантазий.

Я прошла в кухню – тоже произведение искусства – и зажгла свет, привычно перевернув всю коллекцию банок из-под кока-колы. Потом я открыла один из шкафчиков под раковиной и вытащила голубой пакет со своими вещами, который прятала между средствами для уборки.

– Добро пожаловать, – вдруг ожила голосовая система, и ее звук раздался по всей квартире. – У вас есть новые сообщения. Пожалуйста, назовите пароль.

– Нет, – ответила я.

– Пожалуйста, назовите пароль.

– Нет.

– Хорошо, – раздался гудок. – В другой раз.

Достав из богатой коллекции вин, стоящей в баре-холодильнике, бутылку, я пила глоток за глотком, пытаясь заглушить ноющую боль в груди. Прикончив бутылку, я прошла в главную спальню, разделась и зашла во встроенный в стену душ.

Когда по моему телу заструилась теплая вода, я зажмурилась и наконец позволила себе заплакать. Я слышала, как в соседней комнате звонит мой телефон, и знала, что это Бен, который хочет сказать мне еще что-то обидное, и даже не пошевелилась, чтобы ответить.

Повернув регулятор температуры, я стояла в душе, пока моя кожа не покраснела и не стала такой горячей, что я уже не чувствовала кончиков своих пальцев.

Когда мне стало совсем невыносимо, я выключила воду, пошарила за висящей рядом полкой с бутылочками шампуня, и вытащила свой клубничный лосьон. Намазав им все тело, я надела пижаму и убрала за собой.

Я спрятала лосьон и гель для душа обратно в их потайные места, засунула пустую бутылку на дно мусорного ведра, убедилась, что камеры в кухне пишут все на замкнутое кольцо пленки, как я установила их в свой последний визит.

Убедившись, что все в порядке, я отправилась в свою любимую в этой квартире комнату – маленькую библиотеку.

У жильцов было по меньшей мере сотен пять книг, и они обновляли библиотеку каждые несколько месяцев, покупая бестселлеры и новые издания классики. Проводя пальцами по корешкам книг, я заметила что-то странное на столе в другом конце комнаты. Что-то, чего я не видела, когда убиралась там накануне.

Обычно, как и все остальные поверхности в доме, стол был совершенно пуст. Но сейчас там лежало по несколько экземпляров New Yorker, New York Times, Wall Street Journal, причем не последние выпуски. Страницы пожелтели и разлохматились от времени, а некоторые заголовки кто-то обвел красным или подчеркнул синим. Под газетами даже лежал небольшой блокнот с записями, сделанными аккуратным почерком: Как это никто не сложил все вместе много лет назад? Это же не ошибка… Не может быть столько ошибок…

Судя по датам газет – 1993, 1987 и 1975 годы – я решила, что мое первое предположение о том, кто тут живет, оказалось совершенно правильным. Пожилая чета, любящая литературу, или почтенный историк.

Сложив газеты так, как они лежали, я отошла к окну библиотеки.

Открыв шторы, я смотрела, как на город падает мягкая пелена дождя, скрывая его из виду. Я подвинула диван поближе к полкам и плюхнулась на подушки, накрывшись пледом.

Чтобы с утра уйти незамеченной, я поставила будильник телефона на шесть тридцать. А потом открыла новый журнал с кроссвордами, лежавший на кофейном столике.

Перевернув обложку, я прочла тему подборки кроссвордов:

Нарушения: Даже самых умных преступников удается поймать.

Интересно…

Я разгадывала кроссворд за кроссвордом до тех пор, пока могла сосредоточиваться. Когда я наконец откинулась на подушку и начала погружаться в сон, я успела заметить время на часах, висевших под потолком.

Десять минут после полуночи.

Ну, с днем рождения меня…