Читать книгу От кетменя до мундира посла. Страницы жизни семьи, республики, страны - Улукбек Чиналиев - Страница 6

Оказавшись в Джалал-Абаде, я с легкостью могу восстановить те места, с которыми меня связывают воспоминания.

Прохожу по тем же улицам, переулкам, паркам, вглядываюсь в прохожих и соседей, живущих напротив родительского дома, но никого из той прошлой жизни не нахожу. Истекшие времена всегда связаны с нашим настоящим. Ничего в жизни не происходит просто так и не уходит в пустоту навсегда. Через полвека захожу во двор своего дома, на топчане сидит аксакал, как весточка из моего детства. Вспоминаем те годы, когда город был бедным и печальным, оторванным от мира. Вспоминаем общих знакомых, родственников. Он рассказывает о своих детях, один из которых живет с ним. Обо мне он знает по газетам. Его жена показала двор, сад. От старого дома сохранился лишь забор, построенный более полувека назад, неповторимый в своей неказистости, но все же уникальный, он – как своеобразный памятник тем далеким временам. Годы, они определены судьбой каждому из нас. Попасть бы, в те 1960-е, когда мама еще молодая и отец жив. Вдруг становится холодно и тоскливо потому, что ищу то, чего давно уже нет. Нет тех людей – они уехали, просто изменились до неузнаваемости. Но это не главное. Ищу на этих улицах себя, свою молодость, свои детские мечты и надежды. Каждая улица, каждый переулок напоминают о прежних переживаниях, словно мелодия, рождающая в памяти воспоминания о юношеской любви. Испытываю ностальгию по местам детства просто потому, что я там жил, хорошо ли, плохо ли. Прошлое всегда прекрасно, будущее, кстати, тоже; причиняет боль только настоящее.

Вспоминаются пятидесятые годы прошлого века. Город самобытен. В древние времена здесь проходила одна из ветвей Великого шелкового пути на Бухару и Самарканд.

Он возник как кишлак возле целебных источников. С течение времени появились мастеровые: гончары, ремесленники, кустарные мастерские. Одно производство требовало другого, спрос порождал промышленность, промышленность – торговлю, торговля – прибыль, прибыль – благосостояние, а благосостояние-полезные замыслы. Таким образом создавалось множество мелких промысловых хозяйств. Вначале они преуспевали медленно, но из года в год преуспевание их все возрастало. Кто работает, тот ест, а кто ест – мыслит. Поселок пробуждался к жизни. Местные жители собирали урожай, привечали паломников, которые появлялись здесь из-за минеральных вод. В XIX веке на месте кишлака появилась Кокандская крепость, ставшая частью России, названная вскоре городом.

В середине XX века окраина застраивалась, чтобы сегодня превратиться в центр. Окна нашего дома выходили на колхозные поля, простирающиеся до горизонта, что придавало дому одновременно уединение и простор. Одна из комнат, с тремя окнами, смотрящими на деревья фруктового сада, предназначалась для детей. Ранней весной семья перемещалась в летнюю кухню. Первоначально она служила сараем для домашней скотины, затем превратилась в баню, со временем, обустроенная, служила летней кухней и столовой. Тут же, в одном шаге, просторный топчан, укрытый виноградником и марлей от комаров, вмещал всю семью на ночлег.

Городским населением нас можно было назвать с натяжкой, так как у жителей были коровы, овцы, куры, утки и т. п. У каждого хозяина был ухоженный огород: морковка соседствовали со свеклой, капуста с картошкой… Мои родители держали корову, кур и другую живность. Слушая рассказы родителей, мы, дети, чувствовали, что это совсем непохоже на то, что написано в учебниках. Не совсем понимали подлинную суть событий, которые они пережили. Любая человеческая жизнь – это капля в океане. Она исключительна и типична одновременно, состоит из автобиографии и общественных событий, переплетающихся друг с другом. Связь с ушедшими поколениями – память, подобная старым пожелтевшим фотографиям, хранящимся в семейных альбомах…

Мои предки не оставили записок о своей жизни, поэтому мы, дети и внуки, плохо знаем свои корни, весьма вольно трактуем обычаи, не сохранив прерванную связь времен. Может, главная трудность, которой люди учатся у Истории, сформулирована в горьком вопросе: «Кто же тогда мог знать, что все так обернется?»

Передо мной фотография с резными краями, сейчас таких нет. Семь человек внимательно смотрят в объектив. Мама в цветном джемпере, волосы вьющиеся, покрыты платком, черты лица правильные, взгляд голубых глаз сосредоточенный и доброжелательный. Руки бережно и надежно держат ухоженного ребенка. Мама была стройная, невысокого роста. Отец болен, он никогда не говорил о своей болезни. Лицо серьезно, твердо, почти печально. На нем белая рубашка, свитер, сверху темный плащ. На младших детях одинаковые серые хлопчатобумажные рубашки, пуговицы застегнуты под горлышко. Подстрижены под бокс, волосы не топорщатся. Старшие одеты в вельветовые кофты на молнии, разной расцветки. Стрижка у них полубокс, чубчики набок. У малыша мягкие длинные волосы до плеч, его не стригли до исполнения года. Хилый, бледный заморыш требовал, разумеется, усиленных забот, а значит, он был дороже других, был любимчиком. Лица детей свежие, озорные, взгляды любознательные. Ушедшие в мир иной глядят на нас живыми глазами.

Биография нашей семьи мне известна со слов отца: наш дед Бикеев Чыналы, 1855 года рождения, жил в эпоху присоединения Киргизии к России, длившуюся два десятилетия, с 1855 по 1876 год. Вхождение было не только продолжительным, но и трудным, противоречивым – как мирным, так и насильственным, военным. Это было вызвано стратегически важным геополитическим положением Киргизии, находящейся между Кокандским ханством, Цинской империей и Россией.

Российские (или имперские) власти прилагали немалые усилия для мирного вовлечения киргизов в состав Российского государства. В мае 1864 года начальник Зачуйского отряда полковник М. Черняев рассылает кыргызским манапам письма с предложением установить дружественные отношения. В этом же году, 24 декабря, кыргызское племя саяков подало прошение о принятии племени в российское подданство:

«Прошение манапа о принятии саяк в состав Российской империи. Прошение манапа племени саяк Рыскулбека Начальнику Зачуйского отряда М. Г. Черняеву с просьбой о принятии саяков в российское подданство. Начальнику Ак-Мечети, Туркестана, Чимкента, Пишпека и Токмока.

Свидетельствую свой поклон и прошу следующую просьбу: „Я, Рыскулбек, кочующий между Андижаном и Кетмень-Тюбе и управляющий девятью тысячами кибиток саяковского рода, изъявляю настоящим письмом свое желание вступить в верноподданство Белого царя с управляемым мною народом.

Если просьба эта будет принята, Вы сообщите мне о том, что я, оставаясь на местах прежних своих кочевок, буду служить государю и вам. Место на Кетмень-Тюбе с давних времен принадлежит мне, и я оттуда никуда не кочую. Сарыбагыши и солто уже (племена кыргызов. – У. Ч.) два года делают мне притеснение, и если Вы пришлете мне письмо, то они не посмеют больше притеснять меня. С подлинным верно, обер-квартирмейстер полковник Бабков“».

С вхождением в состав России на территории Кетмень-Тюбе была образована одноименная волость, в которой то и дело вспыхивали народные волнения, жестоко подавляемые властями, и потому беспокойная волость передавалась из одного уезда в другой. Сюда неоднократно направлялись карательные экспедиции, но даже в 1916 году кетмень-тюбинские повстанцы дольше других оказывали сопротивление царским властям, скрываясь в лесах до зимних холодов, угоняли скот, убивали волостных управителей и айыльных старшин.

Кыргызы вступили в двадцатый век разрозненными, разобщенными, без собственной государственности. Приобретенный опыт в Средние века был утрачен. Кардинальные изменения в судьбе кыргызов произошли после установления советской власти. Она изменила не только вековой уклад жизни людей, оторванных от всего мира, но и хозяйственно-экономический облик долины. Вьючной тропой завезли оборудование для хлопкоочистительного завода, машины, телеги и даже первый автомобиль доставили сюда в разобранном виде.

Мой отец – Чиналиев Кожомжар – родился десятым ребенком из тринадцати, в семье бия Бикеева Чыналы, рода сарттар, в 1905 году в аиле Мазар-Суу Кетмень-Тюбинского района, ныне Токтогульского, Джалал-Абадской области. У кыргызов титул бий был не столько наследственным или жалуемым, сколько заслуженным почетным званием, он не назначался и не избирался.

К началу 1930-х годов происходит отход просветительского подхода к классовому. «Выстраивание» исторического процесса происходит в согласии с идеями большевиков и свертывания дискуссий.

Чыналы репрессируют. Он обладал небольшим земельным наделом. Владение землей порождало фамильный дух.

Она является свидетелем прошлого и ценным залогом будущего существования семьи, рода. То, что называется чувством рода, на самом деле не что иное, как тщеславие. Каждый стремится продлить свой род, чтобы достичь в некотором смысле бессмертия, воплотившись в своих потомках. Когда чувство рода пропадает, с особой силой проявляется эгоизм человека. Род воспринимается как нечто весьма размытое, неопределенное и неясное, каждый человек думает лишь о собственном благополучии в повседневной жизни и о том, чтобы просто обзавестись потомством.

Когда отцу исполнилось семь лет, родители отдали его на воспитание в семью русского учителя, переселенца из России периода столыпинской реформы.

В Кетмень-Тюбинской котловине переселенцы селились у слияния рек Нарын, Узун-Акмат и Чычкан, основав село, которое назвали именем Тараса Шевченко.

Проучившись четыре года и получив начальное образование, овладев русским языком, научившись читать и писать, мальчик, по настоянию родителей, был отправлен в школу народного образования в Наманган. Он в те годы был ведущим экономическим и культурным центром благодатной Ферганской долины. По рассказам отца, это были пять лет напряженных занятий и детства вдали от родных и близких. Ученики изучали арабский язык, Коран и его толкования, начальные догмы ислама, алгебру. Особое внимание уделялось овладению арабской письменностью, основам психологии и анатомии человека, трудовому воспитанию.

Становление мусульманской интеллигенции начала XX века проходило в условиях строгой дисциплины, почитания и уважительного отношения к старшим, физического труда. Все это в сочетании с многочасовой самоподготовкой и ежедневным пятиразовым намазом воспитывало волю, самодисциплину, чувство ответственности.

В те годы в медресе применялась палочная система воспитания. Мулла длинной линейкой наказывал нерадивых и непоседливых учеников. Чтобы сдержать себя, надо было иметь большое терпение. Поэтому не следует слишком сильно винить бедного, не очень проницательного наставника за то, что он иногда выходил из себя и бывал несправедлив. Насмотревшись в отрочестве на жесткие методы воздействия, отец воспитывал своих детей добротой, лаской и любовью.

В пятнадцать лет отец вернулся в родной аил, где новоиспеченного учителя односельчане стали уважительно называть Кожош-Молдо. С укреплением в Киргизии советской власти усилилось давление на религиозных деятелей, они подвергались гонениям.

Отец продолжил образование во Фрунзенском педагогическом техникуме, созданном в 1928 году на базе киргизского института народного просвещения. Среди первых его выпускников были Абдылас Малдыбаев, Гапар Айтиев, Касымалы Джантошев, Мукай Элебаев, Кубанычбек Маликов, Джоомарт Боконбаев, Алыкул Осмонов. Все они сыграли наиважнейшую роль в культурной жизни республики.

В техникуме было немало педагогов из Татарстана, до конца своих дней Кожомжар-ата часто вспоминал о профессоре Абзалове. Глубокий знаток истории российского государства, тот был очень интересным лектором. Еще в начале учебы, узнав, что студент Чиналиев родом из Кетмень-Тюбинской долины, Абзалов предсказал: наступит время, когда у слияния трех рек Нарын, Узун-Акмат и Чычкан – построят плотину и гидростанцию, и вся плодородная долина будет затоплена.

Старший из братьев, Автандил, вспоминал, что впервые об этом услышал от отца в 1956 году, еще до начала сооружения Токтогульской ГЭС, когда ему было 14 лет.

Знание киргизского, русского, арабского, узбекского языков, доброта и бескорыстие в общении с людьми снискали отцу уважение всех тех, с кем ему довелось жить и работать в Токтогуле, Джалал-Абаде или Сузакском районе. Местные жители, получавшие почтовые сообщения из Мекки на арабском языке, неизменно обращались за помощью с переводом и ответом на письма к отцу, да и почерк у отца был каллиграфический, безупречный. Не случайно, его стали уважительно называть Ходжа-ака.

Некоторое время он учился и работал в Узбекистане. Отец хорошо знал не только язык, но и культуру, обычаи и традиции соседнего народа. На всю жизнь отец сохранял уважительное отношение к узбекам, отмечал их трудолюбие, любовь к земле, почитание старости и нежность к детям.

Знаток нескольких языков, человек, которому довелось с ранних лет учиться и тесно общаться с кыргызскими, русскими, узбекскими, татарскими педагогами, отец с раннего возраста впитал в себя искреннее уважение к различным этническим группам и другим верованиям. Видимо, это сыграло немалую роль в том, что после смерти первой жены он вторично женился на русской девушке Марии Дятловой.