Читать книгу Письмо потомкам. Дилогия - Ульяна Берикелашвили - Страница 10

ПИСЬМО ПОТОМКАМ
Танец четвертый

Оглавление

Первое, что я сделала по возвращению – это обрила себя почти налысо. Было немного жаль, но я перетерпела. Ходить с подобной моей шевелюрой было неловко, это означало, что я уже не смогла бы вести себя и одеваться столь вольно, как сейчас. А стать похожей на Ангуин или Ариан как-то не хотелось. Пугало же я, в конце-концов…

Сердечко моё бешено колотилось, а каштаново-красные пряди опадали наземь одна за одной, проливая за меня слёзы страз. Безжалостно срезав труд стараний Сарше и Шимы, я огладила оставшийся ёршик волос и ухмыльнулась себе в зеркало.

Ну вот, здравствуй, Ульяна! С возвращением…

Эвалон продолжался, а я наблюдала за геммами на расстоянии из окна. Было невыносимо грустно, находится одной в покоях. Даже Ума не забегала проведать меня. Сидит с Тамарой и играют, мечтая о том, как через два года их допустят.

Или самой спуститься? Нет, не думаю, что это можно было сделать… После танца я оставалась священной до конца праздника. Священной и одинокой.

Слово-то какое, аж по ушам режет.

Я все пыталась до конца понять, что хочет от меня Рионн. По идее, ее не должен был заботить мой статус и как воспринимают меня остальные геммы. Если она довольна, значит, выбор верный. Статусы в мире гемм – всего лишь возрастные метки. Это личный выбор каждого – кем ему быть и каким делом заниматься… На мой взгляд, естественно.

К примеру, Стефан, наш повар. С детства любивший экспериментировать с продуктами, он отказался от управления Домом и стать льортом по праву перворожденного – туорэ, несмотря на дипломатические таланты. Его не занимала вся эта мышиная возня в Империи и он удалился в своё собственное царство. Царство вкуса и запахов. Но это не меняло отношение к нему.

Единственное, что немного смущало – это генетический отбор нянь. Геммы с определённой комбинацией генов и кровяных телец, измененных вирусом, довольно редко встречались. Это всё равно что когда-то у людей были доноры с группой крови АВ. Как и люди, обладающие такой кровью, так и няни среди гемм – универсальные доноры, но иногда из-за их нехватки воспитательницей на время становилась гемма со схожей кровью.

Я зеваю в своих раздумьях, собираю локоны в узел и сжигаю в «дарителе», в синеватом огне небольшой аромалампы. Воздух наполняется запахом сгоревших волос, и я начинаю чихать не переставая.

– Будь здорова! – совершенно по-человечески желает Кайн.

Кайн?

– Что ты тут делаешь? – заворачиваюсь с головой я в одеяло. – Ты не должен меня видеть!

– Ты остригла волосы. – Слышу я в ответ его грустный голос и чувствую тяжесть его тела на кровати. Он присел рядом. – Я не мог вытерпеть в ожидании. Не спал всю ночь.

– Хмм… – что добавить в такой ситуации?

– Послушай! – его рука касается меня, тепло и ласково, неподобающе для наследника. – Твой танец… Это какая-то человеческая магия, так? Что-то из ваших сказок, меняющее и непонятное…

Я, барахтаясь и смеясь про себя, вылезаю из покрывал и смотрю прямо в его глаза.

– Кайн… – Мурлычу я. – Никакая это не магия. С чего ты решил?

Наследник молчит, в его золотых глазах какая-то непонятная мне тоска и… злоба?

– То есть… если у… если у меня, – голос его дрожит и запинается. – Если во мне что-то появилось… новое и непонятное, то это само по себе? Так?

– Так. – Непонимающе соглашаюсь я.

Какое-то время наследник шерн Альяринн молчит, кусая губы.

Что же так тебя сжигает изнутри, милый?

– Ничего. – Бросает Кайн и, не глядя на удивлённую меня, выходит вон. На пару секунд он замирает в проёме и шепчет:

– Зря ты остригла волосы. С ними ты была похожа на нас. Я почти принял тебя. Извини, что потревожил.

Тишина. Занавес. Через пару минут я падаю, обессиленная, на постель и засыпаю.


И снова этот сон. Всё смешалось в нём – и правда, и вымысел. В нём я не отличаю их друг от друга, они словно братья-близнецы, улыбаются мне клыкастыми ртами.

Я на корабле, том самом злополучном танкере. Вою от голода и проникающего ледяного ветра. Я на самой палубе… Кто-то подлетает со спины, вцепляется хищно зубами в плечо до крови…

Кричу, пытаюсь отбиться, но…

Не могу. Ещё чуть-чуть, и этот недочеловек сожрёт меня!


Перемена мест и действий. Словно перебросили песочные часы.


Замираю от боли на холодных плитах в белой комнате. Наверное, в одной из таких и плодят искусственно евгениумов. Спокойное мёртвое стерильное царство.

И тут я слышу шаги.

Шлёп-шлёп.

– Наша новая игрушка спит? Просыпайся, твой хозяин идёт, – хриплый голос, наполненный похотью и грязью. Я сбиваюсь в комок, пытаюсь вмуроваться в стены, царапая себя грязными ногтями…

Боже, защити меня! Помоги мне…

Гдеееееееееееее тыыыы?!

Крик мой разрушает слабую оболочку сна и я в ужасе просыпаюсь. В ещё теплой испарине, сырая и надломленная. За окном утро, а в моём сознании – тьма.

Видимо, так суждено.


Снова душ, снова ненужная истерика.

Я размазываю свою боль по коже, пытаюсь скрыться от неё. Если бы я могла, я бы всё отдала ради того, чтобы стереть мою память.

Навсегда.

Но с другой стороны, если бы не всё произошедшее со мной, я бы не стала той, которой являюсь сейчас.

Всё бы было иначе.

Переодевшись, я выхожу из своих покоев. Умиротворенная, завернувшаяся в бирюзовые просторные одеяния спокойствия.

Первое, что я слышу:

– Ульрианна, а где твои волосы?

Это Тор, мой милый мальчик с раскосыми глазами. Кажется, от удивления они стали у него больше.

– И вправду? – Марко подошёл ко мне, испуганно глядя на ёршик волос. – Где они?

Молча пожала плечами и улыбнулась.

– Пора продолжить занятия, не так ли? Я думаю, Марко хочется провести пару часов в тренировках?

Рыжий солнечный мальчик улыбается хищно. Он уже и забыл про мои волосы. Зачем? Я для него замечательный учитель, которого можно от души побить и постараться укусить за шею.

Какие там волосы, стразы и золотые украшения!

– Кстати, что вы тут делаете? Вы должны меня дожидаться внизу…

Мальчики переглянулись:

– Ну… – Начал Тор по старшинству. – Мы пришли тайком, чтобы… чтобы мама не узнала.

Ох, уж эти дети…

– Мама вам вряд ли бы рассказала, но она сейчас… плачет. Мы с Марко видели…

– Что?

– Всё дело в том, что Андрею очень плохо. Он может… – всхлипнул Тор, пытаясь сдержать слёзы и страх. – После Эвалона ночью его еле спасли.

– А кровью? Кровью его поили?

– Да, Ариан дает ему кровь…

– Хорошо, я сейчас же поднимусь к госпоже.

Как и сказали мальчики, Рионн сидела в своих покоях около окна, смотрела в зеленую даль и беззвучно плакала. Слезы, теплые солоноватые слёзы Рионн шерн Альяринн были такими непривычными для меня… Словно это была не Рионн.

Словно она была обыкновенной женщиной.

– Помнишь, ты спрашивала, отчего Ума не пьёт больше кровь? – начала было я, но госпожа нервно дёрнулась и зашипела на меня сквозь слёзы.

– Уйди, Ульрианнашш! Не трогай меня!

Размазывая слёзы по лицу, она старалась выглядеть уверенно и непоколебимо. Будто отлита из железа, прекрасная бездушная статуя.

Я прикрыла за собой дверь, подошла к ней ближе, осторожно. Боялась, что ударит.

Хотя что это я, мне не привыкать.

Рионн действительно занесла руку для удара, но внезапно кулем осела у моих ног. Я даже не успела её поддержать, ошарашенная.

Вцепившись в хрупкую ткань, она одними губами прошептала:

– Помоги ему, прошу тебя… Помоги. Я не перенесу, если потеряю и его.

Я опустилась рядом на колени, прижала её к себе. Не спеша, словно ребенка, укачивала на своих руках.

– Я не могу, Рионн. Он слишком мал, он не сможет понять меня…

Она отстранилась, в её глазах появился нездоровый, хищный блеск.

– Но Уме… ей же ты помогла! Как?!

– Льринни… Я десять лет прожила при монастыре, но меня только научили понимать ваш народ. Я действовала интуитивно. Мне, как и вам, тяжело наблюдать за изменением детей. Тогда я действовала на свой страх и риск… Но Андрей слишком мал. Он испугается и только.

– Но Ума… Уму же ты… – Рионн оттолкнула меня, зло и больно. – Оставь меня, я не хочу, чтобы ты видела меня такой слабой.

Я молча посмотрела на льринни и вышла, закрыв за собой дверь.

Это все, что я могу сейчас для нее сделать.

Иду к детям, не спеша. Каждый мой шаг отзывается болью. Чужой болью.

Они наверняка ждут меня, надеются на то, что я смогу им помочь.

А я не могу.

Я не в силах… И последние капли доверия, что пробудила я к себе, поглотит жадная почва ненависти.

Из небытия меня вернул голос Айраин, молчаливой няни Тамары.

– Всё по-старому? – спросила она. – Госпоже по-прежнему больно? Я слышала, она и прежде теряла детей. И не раз. Не все могут пережить изменение.

– Вы знаете больше меня об истории этого дома. – вежливо улыбнулась я ей.

– Я хотела только сказать, что понимаю вас. Я также переживаю за то, что не в силах изменить.

Айраин поклонилась мне и протянула правую руку.

– Помогите мне, если вас не затруднит. Завяжите узел.

Только сейчас я заметила, чем она занималась. Она усердно перебинтовывала запястья, но сквозь золотистую ткань всё же проступала кровь.

– У меня ещё плохо работает регенерация, заживает не так быстро… Слегка кровоточит.

– Вам не больно? – в забытьи спрашиваю я, опираясь на эмоции, а не на знания.

– Нет, болевые окончания удалили в детстве. И видите, эти вены заменены на другие, кормящие – их быстро можно прогрызть или надрезать. Это тоже не больно. Они и зарастают гораздо быстрее. Просто я недавно стала няней, как и Ангуин. В нашем возрасте и появляются шрамы на запястьях, не всегда удается аккуратно накормить, молодые всегда торопятся, а кровь нужна свежая. Но потом я научусь.

Тоненькая сеточка аккуратных шрамов от острых зубов голодных детишек.

– Мне нравится воспитывать детей, хотя это немного не моё. Я… иногда рисую, я всегда хотела быть художницей. Ещё будучи человеком. – Печально улыбнулась Айраин. – Но у меня оказалась эта редкая способность, и мой новый народ попросил о помощи.

Няни гемм, заботливые и нежные существа… Как вас недостаёт человеческому миру. Всегда готовые, всегда одинокие. Кормилицы не могут обрести ан’нари. Объединить кровь – значит, лишить себя возможности быть донором.

– Наверное, это тяжело… знать, что ты не сможешь… – хотела спросить я, но Айраин накрыла мой рот ладонью.

– Не стоит… Может быть, я не знаю. – Золотые её глаза смотрели в упор, в глубине бились слёзы, или мне так казалось. – Иногда я завидую Ангуин…

– Почему?

– У неё есть… ан’нари. Ангуин всего лишь для Андрея кормилица… Когда она воспитает его, она сможет вернуться в свой дом. Спасибо большое, Ульрианна…

Она накрыла золотистую ткань на запястьях широкими браслетами, на которых ярко переливались пара драгоценных камней. Ещё раз поклонилась мне и оставила наедине со своими мыслями.

Похоже, до детей я доберусь нескоро…


***


Спасибо Айраин. Она дала мне пищу для размышлений. Даже странно осознавать, что не всё я знаю в этом доме. Ведь изначально я считала няню Андрея начинающей, а оказалось всё не так.

Я тихо прокралась в шифф, чтобы не быть замеченной детьми. Прошла сквозь сетку коридоров и остановилась у покоев умирающего малыша.

Ангуин не было. Андрей лежал к красивой, резной кроватке. Увидев меня, он слабо улыбнулся. Его взгляд… вынести его я не могла.

«Помоги мне»

Я осмотрела комнату в поисках крио – аналога детской бутылочки, но нигде её не нашла. Обычно она оставлялась всегда полной в специальном резервуаре. Но сейчас там было пусто.

– Ангуин ушла… Оставила тебя одного. Плохая няня!

Малыш протянул ко мне ручки, а я видела, как что-то нехорошее сжигает его изнутри. Осторожно взяла его на руки, хрупкое тельце его было горячим…

Или это совесть жгла меня?

– Ну что же мне делать? Скажи? – шепотом пропела я ему на шипящем гемми.

– Я не могу ради тебя одного перевернуть мир. – Сказала я ему на человеческом.

Минута размышлений. Либо я, либо его жизнь.

Младенческие золотые глаза сделали выбор за меня. Его затрясло в приступе, ребенок захрипел и задрожал в моих объятиях. Ангуин всё не шла, крио я так и не нашла, а делать что-то надо было… Иначе он…

Я колебалась мгновение. Морщась и не глядя на руку, полоснула себя острой стороной первого подходящего предмета по ладони. Ничего. Перетерплю.

Осторожно поднесла наполняющуюся длань ко рту малыша и внезапно замерла в испуге. А вдруг я делаю это зря. Вдруг от этого ему только станет хуже? Я даже не уверенна в том, что моя кровь подходит.

Но малыш не оттолкнул руку, наоборот, стал жадно пить, пачкая нас обоих. Маленький вампирёныш, такой голодный… Потом Андрей довольно икнул, оторвался от ладони и срыгнул на меня розоватую пенку. Зажимая рану, я уложила его обратно в колыбель и застыла в болезненном ожидании.

Минут пять, и ничего. Ничего такого, чтобы вызвало испуг за жизнь. Наоборот, кожа его вдруг стала розоветь, наполняться каким-то здоровым светом. Получив необходимое, организм тут же стабилизировался и начал вырабатывать необходимое количество вируса.

– Что ты тут делаешь? – в гневе шипела Ангуин за спиной, глядя, как я умываю лицо Андрея от свернувшейся крови. Я повернулась к ней и спокойно произнесла:

– То, что должна делать ты. Андрею стало плохо, я не смогла найти крио. Поэтому напоила его своей.

Бедная девушка в шоке замерла и осела на пол. Бутылочка, наполненная свежей кровью, выпала из её рук.

Андрей весело агукал в кроватке. А ведь десять минут назад умирал…

– Ты это специально, да? – безразлично, насколько это было можно, прошипела я. Подобрав и вскрыв крио, я попробовала на кончик языка. Моя догадка подтвердилась.

– Ммм, отменная кровь из холодильника. Но ему ещё рановато для подобной пищи, не правда ли?

Ангуин прижалась к стене, стараясь не смотреть мне в глаза:

– Ты теперь расскажешь всё льринни? Это твоё право…

– Нет. – пожала плечами я, – Мне не жаль тебя, но я не расскажу… потому как ты всё исправишь.

Её затрясло. Она не рыдала, нет. Ангуин непонимающе смотрела на меня, словно пытаясь понять мои действия.

– Ты кормила его своей кровью? – спросила я достаточно грубо.

Она зажала пальцами мочку уха. Хьорте.

«Нет»

– Ты поставила на карту его жизнь. Ты знала, что именно об этом Старейшины не узнают и не смогут обвинить тебя. Но теперь тебе придётся кормить, как положено. Иначе я действительно могу поведать о твоём проступке.

– Я не хотела его убивать, честно! Я думала, всё обойдётся… Мне просто… страшно, Ульрианна.

Я присела рядом с ней, красивой и такой надменной. Погладила ее по волосам и взяла ее руки в свои.

– Ты гемма, Ангуин. Я же человек. Ты должна быть сильнее. Что с тобой, моя хорошая?

Девушка замолчала, и неожиданно уткнулась в моё плечо.

– Тогда… когда ты танцевала на Эвалоне, я чувствовала… Ту любовь, что текла сквозь танец. И мне так захотелось увидеть Его, моего… Ульрианна, ещё целых двадцать лет я не смогу коснуться его, увидеть, поговорить с ним. Я знаю, я не должна так думать… Это смешно, говорить о времени, когда впереди у тебя вечность. Я должна быть благодарна Рионн. Когда-то её дом дал начало нашему, и моя мама… моя льринни хотела отблагодарить её… Передала меня в кормилицы на время, сейчас очень трудно найти няню. Только она не спросила меня…

– Тебе страшно пускать кровь?

Она коснулась брови:

– Когда я была человеком… мне часто причиняли боль. Это было ужасно. Я действительно пытаюсь накормить Андрея, но не могу – это напоминает мне о прошлом. Я слишком слаба, чтобы забыть об этих кошмарах. Мне сделали все процедуры, чтобы я не боялась, но каждый раз, когда…

– Ты гемма, Ангуин. Тебя воспитала такая же сильная девушка, как и ты сама. Твои запястья не чувствуют боли. Твоя кожа слишком тонка…

Я подошла к кроватке. Ещё раз взглянула на сонного Андрея. Сонного, но уж выздоравливающего.

– Обещай мне, что будешь его кормить. Я попрошу Стефана достать тебе вакуумную систему и научить ею пользоваться, это будет не так болезненно и страшно. Ты просто проколешь в нужном месте кожу и наберешь нужное количество крови. Позже, когда Андрей научится понимать и говорить, я научу его, как и Уму. И тогда в тебе не будет нужды. Ты уедешь раньше срока.

Я развернулась и, зажимая кровоточащую ладонь, печально посмотрела на Ангуин:

– Я никому не скажу. Только и ты будь честна со мной.

Девушка кивнула, а я впервые увидела в ней то, что не хотела раньше видеть. Простую испуганную девочку. Ей всего лишь тридцать лет, не больше.

Вся её спесь и гордость сошла на нет в одночасье. Я забрала крио с собой, и у выхода улыбнулась ей по-матерински:

– Сегодня приступов не будет. Ты можешь подойти к Стефану завтра, ничего не объясняя. Я всё сделаю за тебя.

Уже у выхода Ангуин подбежала ко мне и неожиданно приобняла, уткнувшись в ложбинку между лопатками.

– Я… я очень вам благодарна, Ульрианна! Спасибо вам.

– Рионн ни слова. Я не хочу, чтобы вас лишили ан'нари. – Испуганно ответила я, разжимая ее объятия.

На этом и простились.


***


Прошло около недели. Все радовались выздоровлению малыша, косо поглядывая на меня. Улыбались.

Не знаю подробностей, но чувствовалось – отношение ко мне изменилось. Даже Рионн больше не заводила разговоры со мной об отсутствии приступов у Умы и Тамары. Да, я взялась за вторую, мне попросту надоело видеть, как белеет её кожа во время конвульсий.

И понимать, насколько ей больно.

Тор пытался узнать мой секрет исподтишка, и между нами был установлен негласный договор, что он разгадает и избавится от приступов сам. Лично. Иначе его самолюбие пострадает ещё больше, нежели физическая оболочка.

Марко тоже наплевал на моё предложение помочь, сказав, что истинному бойцу не к лицу принимать помощь. И притом, боль выковывает характер. На том и порешили.

А что до близнецов, то они также не могли переступить через свою гордость и обратиться за помощью к человеку. Поэтому, относя в прачечную запачканные одежды, они избегали встреч со мной… А раньше демонстративно шли напролом, гордясь своими изменениями.

Дети, что добавить ещё…

Госпожа Рионн радостно наблюдала за моими действиями, иногда намекая о передаче моей секретной техники в дар старейшинам. Но я вежливо отклоняла просьбу:

– Я думаю, что это вас не научить. Равно как и я не могу постигнуть многих тайн Шим’Таа… И одного такого странного, но ужасно полезного человека на материке вам более чем достаточно. – С сарказмом заметила я.

– Ну, Ульрианна, не льстите себе. Вы не единственная, кто живёт среди гемм.

– Ну, хоть и не единственная, но неповторимая – это точно! – гордо заявила я так, что госпожа закашляла от неожиданности. Мы по старой привычке курим поздно вечером кальян и болтаем в её покоях. И я с удивлением подмечаю, как и она начинает по-другому ко мне относиться.

Теплее. Роднее. Доверчивей.

Стефан прав, говоря, что моё присутствие и мой необычный в понимании гемм характер изменяет всех, подстраивает под себя. Эх, старый лис! Помню, как ширраху Рао по молодости сильно доставалось от Стефана, он признал его как Столп только к сорока годам, называя малолеткой и молокососом.

– Ты что-то хотела спросить вчера, Уль’Яна… – почти правильно выговорила моё имя Рионн.

Хороший знак. Старается.

Всё-таки, мне кажется или Ангуин рассказала что-то льринни?

Или это просто её догадки?

– Да, но мой вопрос носит личный характер… не думаю, что я могу его просто взять и задать.

– Ничего, я приму любой… – мне показалось, или в её голосе промелькнуло кокетство?

Я на секунду задумалась, а потом выпалила, в ожидании здоровой для Рионн реакции – вспылить и ударить не глядя.

– Почему у вас нет ан’нари?

Госпожа второй раз поперхнулась ароматным дымом и, покраснев, уставилась в мозаичный пол. О боги, она действительно густо покраснела! Через минуту молчания она встрепенулась и совсем по-детски пролепетала:

– А что… Это плохо, да?

И тут же спохватилась, вспоминая, кто в доме хозяин. Дала мне звонкую пощёчину и глубоко затянулась яблочным густым дымом. Я сидела, потирая покрасневшую щёку и посмеиваясь в глубине себя.

Госпожа расслабленно улыбнулась:

– Этого не ожидала. Честно. Я не думала, что твоим разумом владеет такой простой вопрос. Готовилась к чему-то более глубинному и философскому… А ты…

Сижу молча, на красной бархатной подушке, в полумраке комнаты разглядывая витражные стекла. За окном багряный закат, разбитый на радужные осколки. И наверняка, свежий воздух…

– Я слишком привязана к дому… – отрывает меня от созерцания голос Рионн. Я смотрю на неё с удивлением, неужели-таки ответит?

– Я ни к кому не была так привязана, как к аорэ Святославу. Он был для меня всем – и богом, и отцом, и примером… Покинуть его, уйти в другой дом я не могла. И выбирать самой не хотелось. Я хотела полюбить так же, как и он. Нечаянно. – Минутная пауза, словно госпожа обдумывала свои слова. Стоит ли говорить их мне.

– Знаешь, – продолжила робко она. – Он ведь тоже никогда не стремился выбрать ан’нари, не стремился смешать собственную кровь с чужой. Однажды он сказал мне… «Рионн, в моём сердце живы те воспоминания, о которых я порой хочу забыть. Я не смогу лгать самому себе. Когда ты однажды полюбишь, ты поймешь все сама»

– А кого любил ваш отец? – беспечно спросила я.

Рионн грустно усмехнулась:

– Аорэ всегда любил Святейшую… Искренне и безответно.

В горле моём пересохло от волнения, я наверняка покрылась пятнами. Слышать подобное…

– Давай, я тебе кое-что покажу? – заговорщицким тоном произнесла Рионн, отодвигая от себя кальян. Она встала, не дожидаясь ответа, шелестя полупрозрачными одеяниями на манер древних египетских богинь, и проплыла к ширме, разделявшую пространство.

– Смотри! – что-то пискнуло в глубине и в воздухе появилось светящееся пятно, разросшееся через пару секунд до полноценного экрана. Госпожа химичила за ширмой, разбрасывая разноцветные провода. – Это мне оставил аорэ, он хранил это долгие годы, постоянно обновляя, переписывал на более мощные носители. Я никому… чужому это не показывала, а тебе… покажу! Только это секрет.

Всё же в госпоже что-то детское проявляется, она раскрылась для меня абсолютно с другой стороны. Неужели в этом сверхженственном на мой взгляд существе сохранилась толика детской непосредственности?

Экран ещё раз мигнул, подождал, когда Рионн присоединится ко мне, и… погрузил меня в абсолютно незнакомый мир.

Он был древним. Ещё не существовало гемм, Империи и Ррипов. Это был яркий многокрасочный и пёстрый мир, словно лоскутное одеяло.

Скорее всего, это была любительская сьёмка. Вот молодой Святослав, так сказала Рионн, он и снимает сам себя. Смеется, улыбается. Взъерошенные пшеничные волосы, непривычно-яркие голубые глаза… Бывший глава дома был очень красив в человеческом обличии. Ему на вид около тридцати.

Внизу мелькают слова и фразы на гемми, для того, чтобы мы поняли, о чём идёт речь.

«Привет, я сегодня решил запечатлеть для тебя твой же день рождения! Надеюсь, что эта запись будет тебе дорога… Мы решили сделать сюрприз, и потому не звонили целый день. Надеюсь, ты не в обиде. Тебя ещё нет, но мы ждем с нетерпением. Посмотри, все почти собрались, накрыли стол…»

Посреди небольшой, но приятной комнаты накрыт стол, огромный яркий торт. Наверняка красители и много-много синтетического крема. Он вызывает отвращение.

«Вот, это кто? Ну, смотрите в камеру, вашей жене потом стыдно будет за такое поведение!» – голос молодого аорэ Альяринн за кадром, на экране темноволосый красивый мужчина, лицом стоящий к зрителю. Он пытается открыть заранее бутылку с вином, и потому слишком сосредоточен, чтобы смотреть в камеру.

«Он слишком занят, ну ничего. Потом ему стыдно будет. Эй, помаши рукой!»

В молодом голосе Святослава сквозит обида и грусть. Непонятная для меня.

Тот, которого назвали мужем, пытается запустить в него бутылкой, обзывая неучем, заливисто смеется и просит принести бокалы кого-то. Потом муж смотрит в камеру, голос его дрожит:

«Ты, наверное, обиделась, что я утром молчал и пил кофе. Знала бы ты, с какой тоской я смотрел на тебя и еле сдерживался, чтобы не нарушить нашей маленькой тайны!»

Святослав мелькает в кадре и весело добавляет:

«Детей мы, конечно же, отправили к бабушке. Нечего им смотреть, как взрослые тёти и дяди будут веселиться и вести себя, как маленькие»

В кадре появляются фотографии двух девочек, одна кажется постарше, темноволосая, похожа на того, кого назвали мужем. Вторая, светленькая и улыбчивая, машет руками. У её ног огромный медведь. Девочки маленькие, как Ума и Тамара.

Затем камера перемещается и будущий шерн Альяринн представляет каждого, красивые и разные люди читают поздравления, смеются и шутят. Имя именинницы каждый раз отзывается шумом, его невозможно разобрать из-за непонятных помех. Наверняка Святослав затер его так, чтобы невозможно было даже по артикуляции разобрать по слогам. Но зачем?

Раздается звонок. Все несутся к двери, с фонариками и шарами. Яркие улыбчивые люди. Их так много… Тридцать или больше… Может, мне кажется, что много.

Слезами наполняются глаза, сами по себе превращаются в два бездонных озера. Мне почему-то страшно. Внутри что-то надрывно стонет и начинает кровоточить…

Интуиция меня не подвела.

Камера слегка наклонилась, Святослав протискивался вперед, прося пропустить гениального режиссёра. И как только входная дверь открывается, мир сходит с ума.

Не знаю, что натворил шерн Альяринн с записью, столь древней. Но у меня сложилось ощущение, что пропустил её сквозь себя. Наложил на неё свои воспоминания, эмоции и боль.

Всё начинает замедляться, звучит мелодия… Шары лопаются, бокалы падают из рук.

На лицах у всех замерло непонимание.

«Мы думаем, её похитил тот парень, которого она лечила… От раздвоения личности, кажется»

На пороге не именинница, на пороге люди в какой-то ритуальной сине-зеленой одежде… Пришли из милиции. Так поясняет мне эмоция Святослава.

«Видели, как он затащил её в машину…»

Тот, красивый темноволосый мужчина, в шоке оседает на пол, заливая пол и себя дорогим вином, размазывая по полу красные дорожки. Он в ужасе смотрит и не верит, правду ли ему говорят или это злая шутка его жены, в отместку на утреннее молчание.

Все смотрят друг на друга, у кого-то начинается истерика.

Адское шапито.

Камера валится на бок, Альяринн бежит к мужчине, пытается приподнять его.

Запись обрывается.

Еле перевожу дух. Смотрю на руки – я их исцарапала. Дурная привычка делать себе неосознанно гадости.

– Что это, Рионн?

– Это последний день рождения Святейшей. Именно тогда она и пропала. А это её друзья, муж и дети на фотографиях… Аорэ снимал, не зная, что это будет началом нашей истории. Через три года она вернётся в мир нечеловеком и изменит всё.

Минут пять мы молчим. Вернее, молчу я, пытаясь перебороть в себе ощущения. Рионн это сделала давно.

– Мне тоже первый раз было больно… Видеть этих людей, знать, чем они дорожили. Аорэ рассказывал, что хотел сохранить эту запись для Неё, показать однажды. Но она всё не шла. Она лишь дважды посетила Шим’Таа за всё это время. Иногда Святослав рассказывал, что она общалась с ним по крови, приходила часто во снах… Она всегда была очень печальна, плакала, словно маленькая девочка.

– Но… я всегда думала, что Святослав не знал её до встречи… Все говорили, что даже он не знал её в лицо.

– Нет, он был давним её другом, которому она могла довериться. Но даже он не помнил её лица. Каждый раз, уходя, она забирала с собой все воспоминания.

– А к тебе она приходила?

Рионн покачала головой и уткнулась в колени подбородком.

– Мне она не являлась. Она уже триста лет никому не являлась. Даже людям… После той африканской резни она скрылась в небытие, обеспечив безопасность своим детям. Это было ее платой за что-то – покинуть нас, – пробормотала Рионн. – Но мне становится страшно, Уль… Улианна. Мне становится действительно страшно. Я слишком еще мала в мире гемм, чтобы отстоять честь Святейшей. Я занимаю место отца в Совете, я выполняю волю Старейшин. Наш дом – Первый Оплот, но я не могу быть такой сильной всегда…

Она робко протянула ко мне руки, приобняла. Я же сидела бездушной статуей. Во мне бушевали океаны, заливая своей мутной водой. Впервые, за все это время, проведенное среди гемм, мне было столь отвратительно и больно. Сознание моё билось в агонии, я прокручивала у себя в памяти лица древних. Лица детей, лишённых матери. Лицо супруга, лишенного жены…

– В последний раз, посещая Империю, я тоже впервые почувствовала собственный ужас. – Видя мою реакцию, рассказывает Рионн. – Я чувствовала, словно гиены они окружают поверженного льва, готовясь к пиршеству. Я читала такое сравнение… Люди наливаются уверенностью, что Святейшей больше нет, и им ничего не грозит. – Госпожа свернулась калачиком около.

Всё, что накопилось в ней, прорвало плотину.

– А мы… у нас даже оружия нет. Мы не имеем ничего. Единственное – мы сражаемся врукопашную и владеем холодным оружием. Да, есть психическое оружие, но хватит ли горстки наших Смотрителей на всех? И это всего лишь искусство для нас, мы не сможем убивать. Мы не имеем права и желания на это. А им достаточно пальнуть по нам со спутника, как сделали уже однажды.

Я понимаю страх Рионн. Люди действительно потеряли страх… Если триста лет тебя не держать в узде, из памяти уйдут воспоминания, а вместе с ними и угрозы.

Едва я хотела коснуться госпожи, как она оттолкнула меня и отсела на некоторое расстояние. Минуты две пристально смотрела на меня, будто что-то сосредоточенно обдумывала… Затем на её лице появилась та ледяная решительность, губы исказила ухмылка, в золоте глаз появилась сила.

Рионн было протянула руку, как в дверь ворвался Кайн.

– Мама… – оборвал он нас. – Мне нужно с тобой поговорить… наедине.

Без каких-либо эмоций, сухо и отрывисто. Наследник… но у меня твёрдо сложилось впечатление, что некоторое время он стоял под дверью и следил.

Или это опять мои проекции?

Всё-таки гемм мне не понять, как не старайся.

Я встала, поклонилась Рионн и наследнику, затем вышла. Закрыв наглухо дверь.

Пройдя неторопливо несколько метров до лестницы на нижний этаж, я услышала скрип двери. Это Кайн выглянул, посмотрев. Неужели он подумал, что я сижу у двери и подглядываю?

Удивлённо поймав его взгляд, я отвернулась и спустилась вниз, по еле освещённым коридорам. В какую игру вы играете, мои замечательные геммы? Неужели я и здесь что-то упустила из виду, чтобы не понимать ваших действий.

С такими мыслями я и дошла до своих покоев. Чтобы уснуть, забиться в очередном кошмаре и проснуться мокрой серой мышкой. Пропустить через себя ещё раз увиденное и научиться вновь контролировать свои эмоции.

Письмо потомкам. Дилогия

Подняться наверх