Читать книгу Птицы рождены летать - Ульяна Матвеева - Страница 4

Я родилась в день, когда на наш небольшой городок обрушился мощный сель. Мой отец был в отъезде, когда у мамы раньше положенного срока начались схватки, и мое появление на свет было совсем некстати, хотя, должно быть, они долгие месяцы ждали меня с нетерпением, как и все будущие родители. С самого рождения за мной по пятам гнался страх быть ненужной, помешать кому-то своим появлением. Бывало, доходило даже до того, что я не решалась подойти к компании школьных товарищей, боясь нарушить ход их беседы и привлечь внимание к себе. Кто бы мог подумать, что за горделивой девчонкой с чрезмерно уверенной стремительной походкой и ярко-розовой жвачкой в зубах на самом деле прячется застенчивый романтик, обожающий любоваться созвездиями и слушать пение птиц где-то в ажурных узорах изумрудной листвы? Долгие годы я искала себя, бросаясь в крайности, примеряя разные образы и разные стили. Понимая, что все не то, зачастую я впадала в отчаяние, чувствуя себя никчемной пустышкой, которой нет места в этом мире, серой посредственностью, не способной дать миру что-то большее, чем углекислый газ. Меня вовсе не удивляло, что у меня, единственной среди знакомых сверстниц, на протяжении школьных лет не было парня, ведь меня не за что было любить и совершенно нечем восхищаться. Моя внешность была самой заурядной, и единственное, за что я получала комплименты относительно внешнего вида, это большие голубые глаза, которые, на мой взгляд, походили больше на рыбьи. С годами я становилась все более независимой и все более одинокой. Мои родители так увлеклись своей карьерой и зарабатыванием денег, что, когда уже наступил тот самый долгожданный момент наступления финансовой независимости, они, даже не заметив его, перешагнули через финишные ворота и продолжили гоняться за призрачным счастьем в бумажном обличии. Все чаще я старалась отлучаться из дома, бесцельно слоняясь по улицам, в постоянном напряженном поиске чего-то неуловимого. Оно манило меня, иногда приходило в снах и растворялось, стоило только начать думать об этом. Иногда я уезжала из города автостопом в соседние города и бродила среди бетонных капканов, в которых добровольно заточали себя жители, не стремясь хотя бы изредка выбираться на свободу, чтобы размять затекшие мышцы и разбудить засыпающую душу. Мне нравилось находить исключения во всем, и, когда это происходило, перед моим взором снова, вспорхнув бесшумными крыльями, взлетало и исчезало за облаками то самое Нечто, за которым я гонялась. В пик душевного разлада, одним июньским вечером, мне пришла в голову идея задать свои вопросы ветру где-нибудь на высоте трех тысяч метров над уровнем моря. И теперь, вернувшись домой, в свою маленькую скучную комнату, я поняла, что, несмотря на всю странность этой затеи и риск расстаться с жизнью, это было именно то, что было так необходимо для меня.

Мысли, которые сопровождали меня с моего похода до самого дома и продолжали выстраиваться в какие-то сложнейшие комбинации, были прерваны шумом, доносящимся из коридора. Раньше я бы осталась сидеть неподвижно и демонстративно глядеть в ту же точку, всем видом показывая, насколько незначительно для меня все это. Но сейчас, догадываясь, что из командировки вернулась мама, я вскочила на ноги и побежала ее встречать.

– Эля, что с тобой? – зачем-то скрывая улыбку, мягко спросила мама, когда я обвила ее шею крепким кольцом горячих рук. – Неужто успела соскучиться?

Я кивнула и начала расспрашивать ее о том, как прошла поездка.

– Постой, дай хоть разуться, – все еще сохраняя строгость, она сняла лаковые туфли и рассеянно пошла в ванную. Я заметила, что она была смущена и не знала, как правильно себя вести, чтобы я снова не замкнулась в себе и не ушла в свою комнату. Но вопреки своим опасениям, выйдя из ванной, она обнаружила меня на кухне, набирающей воду в круглый желтый чайник. Он всегда казался мне уродливым и совершенно не вписывающимся в серо-зеленую гамму кухонного интерьера. Но сейчас все было по-другому. Я впервые заметила на нем нежный акварельный рисунок сбоку, который, должно быть, нарисовала бабушка, подарившая нам его на какой-то праздник из своей коллекции. Интересно, сколько еще открытий меня ждет?

– Рада видеть тебя, дочка, – задумчиво наблюдая за моими простыми действиями, протянула мама. – Эта поездка была еще более скучной, чем предыдущая. Я уже не удивлялась красоте Амстердама, не было ни времени, ни желания. Мы с Наташей снова прошлись по Дамраку, набрали сувенирных безделушек, посидели в одной кофейне, обсуждая рабочие дела, вот и все развлечения. Остальное время занимала работа. А ты, надеюсь, весело провела это время? Отец говорил, ты гостила у Вики…

Должно быть, я еще хуже скрыла свои эмоции, судя по недоверчивому выражению лица мамы, когда я произнесла:

– Да все, как обычно. Даже рассказывать неинтересно.

В воздухе повисло какое-то неприятное облако лжи. У меня заныло где-то под ребрами, но исправлять уже было поздно. Сказать правду, значило самовольно надеть на себя наручники и отныне жить под пристальным наблюдением родителей. Этого я допустить не могла. Я поспешила сменить тему. Но разговор не клеился, и очарование этого дня начинало тускнеть. В конце концов, я поцеловала маму в щеку и, сославшись на дела, вышла из дома.

По дороге я встретила папу. Он прошел мимо меня и даже не заметил. Мне бросилось в глаза то, как резко он постарел, и как его гордая осанка осталась лишь воспоминанием. Он шел так, будто на его ссутулившихся плечах лежал груз прожитых лет и разочарований. «Я не хочу так», – звучало в моей голове, когда я провожала его глазами. И, расправив плечи, я свернула за угол и пошла, куда глаза глядят.

На город медленно опускались сумерки. Разноцветные витрины загорелись огнями, толпа прохожих становилась все более плотной. Все спешили поскорее домой и шли, глядя строго перед собой. Я почувствовала себя неуютно среди них и свернула в сторону набережной, чтобы, не торопясь, полюбоваться засыпающим солнцем на перине из жемчужных облаков. До перекрестка было далеко, а мне не терпелось поскорее оказаться на любимом обзорном пункте. Метнув нетерпеливый взгляд на улицу, я решила сократить время и перейти дорогу вдали от светофоров. Вдруг я услышала резко приближающийся рев машины и почему-то растерянно остановилась прямо посреди проезжей части. Я до сих пор спрашиваю себя, что явилось истинной причиной этого происшествия: моя неосторожность в вопиющей степени или высшая сила, которая таким образом решила столкнуть лбами в практически буквальном смысле слова двух разных людей? Как под гипнозом, я стояла и смотрела, словно в замедленной съемке, приближение темного силуэта автомобиля, ослепляющего меня ярким светом желтых фар.

Какой странный день! Уже во второй раз я станцевала лезгинку на острие ножа. Как я осталась жива? Но на сей раз последствия не ограничивались всего лишь страхом и ужасом, к ним также добавилась резкая боль в колене и локтевом суставе. Пока я пыталась соскрести с горячего асфальта свое измученное тело и остатки гордости, я услышала, как из «Ауди» с крепкой бранью выскочил парень и в два прыжка оказался рядом со мной, предлагая помочь встать. Меня охватил стыд, но несмотря на желание отвести взгляд и при возможности поскорее провалиться где-нибудь поблизости куда-нибудь поглубже, я посмотрела на него и невольно залюбовалась. Когда он повторил вопрос, я почему-то отказалась и рывком поднялась на ноги, считая звездочки, что кружились перед глазами. Вокруг нас столпились другие автомобили, несколько зевак на обочинах глазели на меня, то ли с жалостью, то ли с возмущением. Владелец сбившего меня автомобиля продолжал нервно расспрашивать меня о самочувствии:

– Голова не кружится? Где болит? Черт бы Вас побрал, ведь я мог сбить Вас насмерть! Я отвезу Вас в ближайший травмпункт, обопритесь на меня.

Я пыталась отнекиваться и гордо идти сама, хотя мое колено, казалось, ругало меня сильнее, чем этот Шумахер. Мы подошли к задней двери его «Ауди», и пока я продолжала сомневаться в правильности своих действий, меня погрузили в сбивший меня автомобиль, еще менее изящно, чем мешок с картошкой, хотя и проявили чудеса осторожности, почти не задев болезненные места. Застыв в одной позе, я наблюдала, как парень сел на водительское сидение и медленно тронулся в путь.

– Мне кажется, у Вас перелом… Я про Ваш локоть, – добавил он, встретившись глазами с моими недоуменными в зеркале заднего вида. – Со мной было то же самое два года назад, только тогда я не отдыхал на проезжей части, а свалился с велосипеда, – не без упрека сказал он, заезжая на территорию какого-то медицинского учреждения.

– Я не специально, – только и смогла ответить я. Мне было в равной степени и больно, и стыдно. Но его присутствие успокаивало меня.

– Это радует, – подмигнул парень. – А то я уж подумал, что Вы решили свести счеты с жизнью, избрав меня палачом. Как нога? С рукой-то понятно, знаю, что очень больно.

Он открыл мне дверь и нагнулся, чтобы еще раз оценить масштаб бедствия. Колено припухло и было украшено небольшой ссадиной, но на тот момент оно волновало меня куда меньше, чем прикосновения его мужских рук. Это было так непривычно для меня, что я согласилась бы упасть где-нибудь еще, чтобы он снова, приобняв меня, помогал дойти до машины, или врача, или алтаря… Ой, то есть, до кабинета рентгена, в котором я уже очутилась, пока мои резвые мысли уже пытались нас поженить. Когда я вышла из травматического отделения городской больницы с гипсом на руке и тугой повязкой на ноге, мой «палач» покачал головой и взглядом предложил сесть на скамью.

– Что сказал врач?

– Что я допрыгалась, и теперь дни и ночи меня будет согревать и обнимать этот очаровательный гипс. Целых три недели. В разгар лета. Кошмар.

– Зато не будет смещения.

– Да, это врач тоже сказал… Еще раз извини, я, должно быть, отвлекла тебя от дел, ты так мчался…

– Звучит как упрек, – он пристально посмотрел на меня испытующим взглядом, но не найдя в нем ни грамма язвительности, продолжил, – это ты прости, пожалуйста. Из-за меня тебе больно. Я всегда так езжу, привычка… В конце концов, я ведь успел затормозить, хоть все же и задел тебя…. Давай так, с меня ужин, а с тебя рассказ о себе. Я Андрей, а как зовут тебя?

От его последних двух предложений мне стало веселее, и, не сдерживая довольной улыбки, я ответила:

– Элеонора. Но лучше просто Эля.