Читать книгу Завтра будет вчера - Ульяна Соболева - Страница 4

Карен Арамович спокойно выпускал кольца дыма, откинувшись на спинку кожаного кресла и глядя, как будущий зять нервно меряет шагами его кабинет. Он лениво оглядывал темные стены, увешанные работами знаменитых армянских художников с изображениями величественного Арарата, вершина которого неизменно утопала в облаках, и дарующих успокоение только одним своим видом древних армянских храмов. Давно он всё же не был на Родине – дела не пускали, то одна проблема, то вторая, требующие его постоянно присутствия в России. Но ведь сердце не обманешь. Смотрел на фотографии с родных мест и чувствовал, как втрое учащенно начинает биться мотор в груди, как сжимает душу черная тоска. Если бы не новое предприятие, плюнул бы на всё и уехал на месяц-другой, посетил бы могилы отца и братьев, повидал бы старую мать. Она при каждом видеозвонке сетует на то, что по сыну соскучилась. И пусть он отправляет каждый год жену с дочкой к ней, но всё это не то.

Грант наконец уселся, и Сафарян недовольно поморщился, поняв, что завидует парню, который уже завтра спустится с трапа самолета в Ереване.

*1 – Песня группы «Rammstein»

– Успокойся, сынок, и подумай трезво, отбросив всякие глупости. Я своего решения всё равно не поменяю, а ты переживать зря будешь.

– Карен, как успокоиться? Ты за меня решил приставить к моей же невесте мужика левого, а мне спокойным быть?

– Не так, Грант джан, не так. Я не мужика левого, а телохранителя решил приставить. И не к твоей невесте, а к дочери своей. И пока еще она под музыку из моего дома с тобой не выходила…

Зять челюсти стиснул, но замолчал. Вцепился пальцами в край стола и продолжил сверлить взглядом. Не привык, что Карен с ним таким тоном разговаривает. Его в этом доме всегда принимали как родного и всегда с уважением относились, еще до того, как он за Нарине ухаживать стал. Но раньше и повода у будущего тестя не было ставить поклонника дочери на место. Помолвка помолвкой, но пока она под крышей Карена засыпает, только ему и принимать любые решения. Пусть даже нравится ему будущий родственник. Хороший парень, с царем в голове, как говорится. Уравновешенный, трезвомыслящий, с поддержкой папы своего, близкого друга Сафаряна, многого добился к своим тридцати годам. Не пропил, не прокутил родительский капитал, а всячески старается увеличить его. Такому не страшно дочь в жены отдать и видеть отцом своих внуков.

– А мне как уезжать сейчас, зная, что Нара каждый день с этим будет? Что мне думать об этом?

– Послушай, сынок, ты можешь думать, что угодно, я в своей дочери уверен.

– А в нем? – Грант перегнулся через стол и едва не зашипел, – в этом ублюдке русском ты тоже уверен?

– Я его с детства знаю. Он неплохой малый, поверь мне. И я уже приказал разузнать о нём всё, так что не переживай.

Конечно, приказал. Он в последнее время даже тени своей перестал доверять. Тем более в вопросах безопасности детей. Но Гриша всё обязательно раскопает про паренька. Вчера, может, и поторопился Карен с предложением работы. Но, видит Бог, испугался он сильно при мысли о том, что могло с дочерью случиться.

Открылась дверь кабинета, и вошла Нарине с подносом. Улыбнулась, извиняясь за то, что прервала их разговор, и начала выкладывать на стол чашки кофе и тарелку с фруктами. Сафарян прикрыл глаза, любуясь изящными движениями дочери. Копия матери своей. Первая красавица института жила в столице, а он был обычным студентом из ближайшего села. За ней сыновья местных шишек ухаживали, предлагали руку и сердце. Куда ему, бедному парню, с ними тягаться было. Вот он и похитил возлюбленную. Увёз к себе в село. Потом долго родители её отказывались с дочерью мириться, несмотря на то, что без согласия он её выкрал. Только когда Артур родился, тесть смягчился и на крестины внука приехал.

Карен отвлекся от мыслей и перевел взгляд на парня перед собой и самодовольно улыбнулся. Странное всё же чувство иметь взрослую дочь: чувство, в котором переплетаются и отцовская гордость, и самая настоящая мужская ревность. Первое время злился вот от таких взглядов Гранта, жадных, откровенных, а после помолвки приучил всё же себя к мысли, что когда-нибудь дочь придется отпустить. И лучше всего в дом к мужчине, который будет не просто уважать ее семью, но и вот так сходить с ума по ней самой.

– Апрес, баликыс!*2

Дочка снова улыбнулась и, выразительно посмотрев на жениха, выпорхнула из комнаты. А Карен Арамович пригубил ароматный горький напиток и снова заговорил.

– Как мужчина я тебя понимаю, Грант. Возможно, я сам был бы против, если бы мой тесть нанял охранника для Лусине, когда я ухаживал за ней, – зять вскинулся воодушевленный, но Карен продолжил, пресекая любые слова движением ладони, – но мы жили тогда на Родине…Да и здесь в России тогда всё было по-другому.

Карен встал с кресла и шагнул к окну.

– Виген дочь с утра в университет сам лично отвез, днем с ней по телефону разговаривал и обсуждал планы на вечер, а вечером ему труп ее привезли, понимаешь? Оскверненный изуродованный труп дочери, с которой он несколько часов назад разговаривал. Ей даже восемнадцати не было. Какие-то мрази бритоголовые девочку убили только из-за национальности, понимаешь ты? Хотя откуда тебе понять? Пока сам отцом не станешь, не поймешь, как сердце замирает, когда ребенок из дома выходит, и забивается вновь, только когда он домой возвращается.

– Почему именно скинхеды? Может, конкуренты Петросяна? Он же как раз только сеть ресторанов открыл.

– А кто знает, Грант? Кто знает? Может, и из-за бизнеса. Но эти…ублюдки, – Сафарян стиснул кулаки, его голос звучал глухо, он до сих пор вспоминал бледное, посиневшее лицо девочки в морге, – они клеймо выжгли ей на лбу в виде свастики…а потом насиловали несколько часов. А вчера такие же нелюди напали на мою дочь! И если бы не Артём…

Карен резко развернулся к притихшему зятю:

– Мне плевать, кто: конкуренты, скинхеды или просто грабители…Мне плевать, что ты думаешь по этому поводу. Я еще два дня назад решил найти для Нарине телохранителя.

Пока смотрел, как рыдает, согнувшись над белой простыней его лучший друг, как лихорадочно целует холодную ладонь дочери, всхлипывая и взывая к ней. Пока успокаивал его безутешную жену, забившуюся в конвульсиях прямо на пороге дома, как только в глаза мужу посмотрела, дал себе слово, что с его детьми такого не произойдет.

Грант склонил голову, принимая свое поражение, но по тому, как заходили желваки на скулах, можно было понять, насколько тяжело это ему давалось.

– Ничего, сынок. Это временно. Закончишь все дела в Ереване, и хоть сам за ней хвостом ходи. – Карен потянулся к чашке и, снова глубоко вдохнув терпкий аромат, сменил тему, – Что там по поводу поставки?

Зять допил кофе и поставил чашку на стол.

– Два вагона должны уже завтра прибыть. Насчет Сингапурского пока молчат. Но утром Аник звонил, сказал, что максимум в течение недели решат вопрос. И он более чем уверен, что положительно. Осталось с таможней договориться, и всё.

– Таможню на меня оставишь. А экспорт?

– С экспортом отец уже всё наладил. Как они и запрашивали. Можешь быть спокоен, золото в сроки в Россию прибудет

– Молодец, Грант.

Карен встал и подошел к зятю, похлопал его по плечу.

– Смотрю на тебя и спокоен за Нару.

Он уже подходил к двери, когда услышал, как скрипнули ноги стула по паркету.

– Карен, а как насчет Чижова?

– Молчит, тварь? Не колется?

– Не колется. Вчера орал что-то, к Богу и матери взывал, когда ему ногти вырывали, но не палит имена. Сам говорить с ним будешь?

– Значит, боится мразей своих больше нас. Идиот. Ну что же, – Карен пожал плечами и взялся за позолоченную ручку двери, – умирать-то один раз. Он сам сделал свой выбор, когда прошлую партию ментам сдал. Еще денек пусть его попрессуют, не расколется – пристрелите его и со спокойной душой можешь улетать, сынок.

***

Я уже с полчаса вертела в руках телефон, думая о том, звонить, или он всё еще может спать. Набрала сообщение, но тут же стерла его. Если Артём спит, его не разбудить пушечным выстрелом, не то что звуком смски. Правда, мне всегда удавалось это другим способом. Хотя кто знает, какой он сейчас. Наверняка, изменился. Одернула себя мысленно, почему я решила, что знала его раньше? Мы знаем только свои иллюзии о человеке, но не его самого. Тот Артём, с которым я дружила и в которого была влюблена той самой первой любовью, не мог уехать без объяснений в неизвестность. Не мог не попрощаться и не сказать о том, что будет скучать по мне. Не мог не захотеть услышать, что я буду скучать о нем. Мой Артем Капралов не мог всего того, что смог настоящий.

Почему люди думают, что причинить страдания можно только словами и действиями? В моем случае для того, чтобы заставить захлебываться неизвестностью, оказалось достаточным не произнести ни слова, не совершить ни одного действия. Так много «НЕ» осталось между нами, что иногда даже светлые воспоминания окрашивались в серые тона щемящей сердце грусти. Подскочила к окну и открыла форточку, снова начиная злиться на себя. Потому что не должна думать о прошлом, не должна снова чувствовать, как горло перехватывает от воспоминаний этих. Тем более сейчас, когда до свадьбы с Грантом осталось так мало времени. Вздрогнула, когда телефон зазвонил: словно почувствовал, что о нём подумала. Правда, желания ответить не возникало. Убрала звук, глядя, как крутится, вибрируя, телефон на столе. Скажу, что спала в это время или в душе была. Не хочу с ним разговаривать после вчерашнего. Едва с ним не поссорились после ухода Артёма. Конечно, Гранту не понравилось, что отец предложил незнакомцу такую работу, и что я пошла сама гостя провожать.

Но то, что отец ему мозги вправит, я знала. После произошедшего с Миленой…Поёжилась, вспомнив вчерашний вечер. Если бы не Артём, кто знает, в каком состоянии нашли бы меня. Слезы к глазам подкатились. Нужно просто собраться и отпустить прошлое. Не позволить ему вмешиваться в настоящее. Его стерло время, оставив смутным шлейфом воспоминаний. А в настоящем у меня был жених, который любил и которому я ответила «Да».

Телефон давно уже перестал жужжать, и я всё же набрала номер Артёма, чувствуя необъяснимую злость на свою нерешительность. Мне просто необходимо относиться к нему как к любому другому знакомому. Вот и всё.

В трубке послышался сонный голос:

– Доброе утро, мышка. Рано ты. Воскресенье все-таки. Или тем, кто рано встаёт, тем много дают?

Мстительно рассмеялась, услышав нотки сарказма:

– Доброе утро, Тём. Всё зависит от того, что хотят получить те, кто рано встаёт. Много спать вредно, Капралов. Обленишься, растолстеешь, пузико появится, пистолет элегантным движением руки за пояс уже не заткнешь.

Почему-то представила, как перевернулся на живот и потянулся за сигаретами.

– Те, которых разбудили, хотели бы получить тех, кто рано встали, а что хотят получит те, что рано встали…м?

Задохнулась, оседая на кровать. Как был наглым, так и остался, только теперь это уже наглость совершенно другая. Наверное, более взрослая. И она будоражит, вызывая желание ответить, поиграть в эту игру с ним. Прикусила костяшку пальца, не позволяя себе окунуться в это желание. Когда-то это привело к слишком большой привязанности, сейчас я уже знаю о возможных последствиях и больше не согласна на них.

–Мне кажется, ты еще в сладком сне, Капралов? Раз с возможной работодательницей такие разговоры водишь, м?

– Мышка, а что такого криминального ты узрела в моем вопросе. Когда один человек звонит другому, он определенно чего-то хочет. Но мне нравится ход твоих мыслей. Итак, это «да»?

Вот же…сволочь! Посмотрела в зеркало и поймала собственный лихорадочный взгляд. Артём всегда мог зацепить одним словом, заинтересовать, завлечь в такие дебри, что, казалось, оттуда невозможно выбраться. Невозможно и не хочется.

Замолчала, пытаясь отдышаться. Нужно просто перевести тему в нужное русло.

– Тём…Это значило "да" еще вчера. Сегодня днем Грант улетает. Я поеду провожать его, и мы можем встретиться с тобой в аэропорту. Готов приступить к своим обязанностям так быстро?

– Цербер уезжает на выставку породистых? Определенно утро сегодня очень доброе. В котором часу за тобой заехать?

– Приезжай в аэропорт к трём часам. Оттуда поедем на дачу к подруге моей, так что оденься попроще. И, Артём, давай договоримся, что ты не будешь так говорить о моем женихе? Он, между прочим, мой будущий муж.

– Мышка, я всегда оставляю за собой право говорить так, как я хочу, а чтоб я начал говорить иначе, нужно это заслужить…Пока что твой цербер не удостоился такой чести, но мне жаль, что я ранил твои нежные чувства. Ну и когда станет мужем, тогда и поговорим на эту тему.

Слышно, как встал с постели и пошел с телефоном куда-то, затем звук льющейся воды.

– На дачу, значит? Что празднуешь?

В этот момент телефон завибрировал- черт, снова Грант звонит, – скинула вызов.

– Вот, зашевелился, умыться решил. Видишь, как на тебя положительно влияют утренние звонки?

– Это ты на меня положительно влияешь. Я даже заварил чай, вместо кофе, и не закурил прямо с утра. Кстати, ты помнишь, как будила меня в школу?

Так просто спросил, а меня будто током пронзило. Как тогда от прикосновения. Только на этот раз под пальцами не обжигающая кожа, а слова его. Невинный вопрос, который на мгновение лишил опоры под ногами. Потому что я помнила.

Очнулась, услышав его изменившийся голос:

– Мышка, я по сей день, если слышу свист под окнами, подпрыгиваю как от будильника, – он громко прополоскал рот и сплюнул в раковину, – Кстати ты еще умеешь свистеть, как я учил?

– Капралов, совсем офигел? Хоть бы трубку положил, потом…вот эту часть твоей интимной жизни я точно предпочла бы не знать.

Потянулась за графином с соком и громко засвистела прямо в телефон, с удовольствием представив, как он морщится и ковыряет в ухе пальцем.

– Надеюсь, это приведет тебя в чувство

Пауза и громкий хохот:

– Да ладно, я ж не в туалет телефон забрал, я, между прочим, слежу за микрофлорой своего рта, чтобы при встрече благоухать ментолом. А свистишь ты ужасно. Таки разучилась. Надо будет повторить уроки…Только не вздумай пробовать еще раз. Придушу. У меня в ушах до сих пор звенит.

– Какое благородство с твоей стороны – взвалить на себя дополнительные обязанности! Сразу оговорю – оплачиваться отдельно они не будут. Всё на добровольных началах. И, Артём…Не могу позволить себе не отметить это благодарным свистом.

Снова свистнуть и рассмеяться, когда услышала, как он чертыхнулся. С ним всегда было легко. Слишком легко, учитывая, что его семья ненавидела нерусских. Когда-то слышала даже, что его брат состоял в группировке скинхедов. Правда Артём отрицал это. И я верила ему. Да и по большому счёту мне было плевать на его семью. На брата, который то пропадал месяцами, то приезжал и мотался с местными бандитами. На отца, который беспробудно пил. Уходил в долгие запои и поднимал руку на жену и на младшего сына. Я знала об этом. Чувствовала, когда Артём вдруг не появлялся сутки, а после я замечала синяки то на плечах, то на спине, то на лице. Трогала их пальцами, а он опускал голову, отстраняясь, стесняясь их. Я не задавала вопросов, но ненавидела его отца так сильно, как только можно ненавидеть в четырнадцать лет. И так же сильно презирала его мать, которая позволяла всё это делать со своим ребёнком.

Которая покрывала мужа, когда сердобольные соседи однажды вызвали «скорую помощь» среди ночи. Возможно, я была еще ребенком. Возможно, мне трудно было понять многие вещи из-за юношеского максимализма. Но я до сих пор не знаю, как можно оправдать мать, которая позволяет измываться над своим дитя. Как можно продолжать называть ее матерью? А он называл. И любил ее. Мне вообще казалось иногда, что он только ради нее и не ушел из дома. Боялся одну с батей оставить.

Однажды отец избил Артёма так, что он еще несколько дней с постели встать не мог. А эта женщина…она защищала убогого пьяницу, крича о том, что мальчик был сам виноват, и что никто не имеет права вмешиваться в воспитательный процесс. Переругалась со всеми соседями и не разрешила мне навестить сына, выгнав с порога квартиры, оскорбляя «зарвавшейся черножопой дрянью». Тогда – то мы и придумали эту систему: они жили на первом этаже разваливавшейся четырёхэтажной «сталинки», Артём переставил кровать к окну, я звала его тихим свистом, и мы могли беспрепятственно разговаривать с ним до самого обеда, когда мне нужно было возвращаться домой.

– Ладно, Капралов, иди завтракай, приятного тебе аппетита. Увидимся позже.

Замолчала, подбирая слова.

– Только, Артём, я тебя прошу, не называй меня вот так… «мышкой». Хорошо?

– А ведь у тебя всегда была отличная память, Нари. Мы же уже об этом говорили. Всего лишь пару минут назад. Конечно, не буду…мышка. До встречи.

Отключился первым, а я отставила недопитый апельсиновый сок и рухнула на стул. Ничего, я поговорю об этом с ним в машине. Отец всегда учил, что самое важное при общении с человеком – вовремя расставить границы, за которые он не должен выходить. Артёму нужно дать понять, что те границы, которые были между нами, давно уже расширились, отдалив на большее расстояние друг от друга.

И снова Грант. Ответила на звонок, скривившись, когда он едва не зарычал в трубку:

– Почему не отвечаешь на звонки, Нар?

– И тебе доброе утро, Грант! Я в ванной была. Можно?

– Ты разговаривала с кем-то только что! А меня скинула.

Почему-то стало стыдно, но не от его тона, а от осознания, что с момента нашего с ним общения с кем бы я ни говорила по телефону, приоритетом всегда был мой жених. Всегда до сегодняшнего утра.

– С Аней, Грант. Она всё зовет меня на дачу к себе.

Молчание на том конце провода, а потом напряжённое:

– Поедешь?

– Я только подарок отдам и сразу вернусь.

– Подарок можешь и дома ей отдать. В понедельник.

– Она улетает в понедельник рано утром, любимый. Я обещаю, что ненадолго. Мы же все равно на связи с тобой будем.

Снова молчание, только слышно, как отстукивает пальцами по рулю, затем затянулся сигаретой и, наконец, сказал:

– Не хочу, чтобы с ним ездила.

– А с кем? Ты улетаешь. Арт в Ростове. Или лучше одной за город на такси?

– Да знаю я, черт!

– Ты лучше скорее заканчивай там со всеми делами и приезжай, хорошо? Я скучать буду.

– Скажешь мне это лично. Придешь же провожать?

– Приду. Я пошла одеваться, мне на учебу пора.

– Я тебя сам оттуда заберу. Поедем к нам домой, оттуда в аэропорт.

– Хорошо. До встречи.

С каким-то облегчением выключилась и пошла одеваться, предвкушая, как удивится Анька, увидев меня сегодня. Где-то далеко внутри начали подтачивать когти угрызения совести, что вместо положенной печали от прощания с любимым я чувствую смутную радость. Впрочем, еще вчера я действительно грустила при мысли о его отъезде. Ещё вчера.

*2 – Спасибо, малышка