Читать книгу Любовь за гранью 7. Осколки безумия - Ульяна Соболева - Страница 6

Николас смотрел на доктора и чувствовал, как внутри поднимается темная волна гнева. Нет, не на этого смертного, а на себя самого. За то, что ничтожно мало знает о той Марианне, в жизни которой еще не было его самого, и не было тайн. Он никогда не интересовался, как она жила раньше. У него в мыслях не было узнавать о ее прошлом. Оно казалось ему неинтересным и скучным. На первом месте он сам. Эгоистичное чувство стать для нее всем, затмить прошлое и будущее. А ведь она жила и до него. У нее были друзья, увлечения, интересы. Ник хоть раз поинтересовался ими? Никогда. Для него ее жизнь началась с того момента, как он понял, что любит. Нет, с того момента, как он понял, что она его любит. А вот этот ботаник в очках знает ее такой, какой никто до этого не знал. Раздражало? Хуже – бесило. Хотелось размазать по стенке этого придурка. Но слишком велика честь для смертного. Да и Фэй не одобрит – ее лучший нейрохирург. Но Ник видел, как докторишка смотрел на его жену. Заметил, как только выбил эту чертову дверь и застиг их за милой беседой. Марианна улыбалась…не Нику. Это еще не было ревностью, но он знал, что проклятая появится неожиданно и быстро и разъест серной кислотой. Когда кто-то просто смотрел на нее – у него чесались десна, когда другие мужчины разговаривали с ней – клыки прорывались наружу. Только по отношению к Марианне у него неизменно возникало это больное чувство собственника.

– Значит, вы раньше тесно общались?

Доктор поправил очки и, не глядя на Ника, ответил:

– Да, общались. Скорее, просто иногда встречались.

– Удивительное совпадение. И ты ничего о ней не слышал на протяжении всех лет? Даже не узнал?

Доктор повернулся к Нику.

– Она изменилась. Я не пойму, к чему такой допрос? Вначале Ваш брат, теперь Вы? Я просто ехал мимо, увидел, как машину занесло в кювет, бросился на помощь. На первый взгляд мне показалось, что у девушки серьезные травмы, несовместимые с жизнью. Я отвез ее в клинику. И все. Вы серьезно считаете, что должен был помнить обо всех подружках моей сестры? У меня тогда были иные увлечения.

Что ж ответ достойный. Нику нечего было добавить. По-своему доктор прав, какое ему было дело до семнадцатилетней девчонки. Ник напрасно вспылил. У Марианны могли быть знакомые.

– Вы собираетесь ей сказать?

– Что именно? – Ник закурил сигару и с наслаждением выпустил колечки дыма в сторону врача.

– О том, что вы ее муж?

Николас резко повернулся к Виктору и прищурился.

– Просто не лезь в это и держись от нее подальше, хорошо? Ты выполнил свою работу на «отлично». Спас, притащил в больницу. Ты герой. Тебе за это заплатят. Все, забудь. Дальше мы сами разберемся.

– Марианна сказала о коме. Я уверен, что тому причина вовсе не травма головы, которой у нее не было.

Николас начинал терять терпение, этот смертный действовал ему на нервы, раздражал. «Я ему доверяю, а вам нет». Удар ниже пояса.

– Ты работаешь в этой клинике давно? Я раньше тебя не видел, – вкрадчиво спросил Ник.

Доктор снял очки и спрятал в нагрудный карман. Ника всегда раздражал такой типаж людей, на которых не действуют колкости и ядовитые издевки.

– Два года.

– За это время ты стал известным нейрохирургом, ты достиг того, что к тебе обращаются за помощью сильные мира сего. Верно?

Внезапно Николас схватил врача за грудки.

– Так вот, я могу сделать так, что завтра ты будешь завидовать бомжам на помойке, понял? – прорычал прямо в лицо хирурга, – Прекрати задавать дурацкие вопросы и строить теории. Просто выполняй свою работу.

Смертный испугался, они всегда боялись. Они подсознательно чувствовали тьму и запах смерти. Их смерти. Этот не исключение. Ник разжал пальцы и прислушался.

Мне казалось, я не могу дышать, я смотрела на отца, и мне не верилось…, не верилось, что все, о чем он говорит правда. Зачем… все эти годы. Они молчали. Да, он рассказал, что я узнала, рассказал, как уже пережила эти моменты, как плакала и обвиняла их во лжи. Нет. Сейчас я не чувствовала того, что тогда, в то время, которого я не помню. Сейчас мне просто стало трудно дышать, и сердце то сжималось, то разжималось. Я видела, как трудно дается отцу каждое слово. Он боится. Смотрит на меня, ожидая реакции, и на его красивом лице боль и страх быть отвергнутым мною еще раз. Наверное, в тот, первый раз, я причиняла ему страдания.

– Не молчи, – попросил он и посмотрел мне в глаза, – Не молчи, пожалуйста.

Мне стало больно вместе с ним. Все должно было быть не так. Этот разговор. Он мог состояться, когда еще мама была жива. Она бы поддержала его, он бы не чувствовал себя таким одиноким и несчастным. Я почувствовала, как на глаза навернулись слезы.

– Я люблю тебя, папа. Неужели ты думаешь, что я стану любить тебя меньше?

Я обняла его за шею и спрятала лицо у него на груди.

– Маняша, просто я уже прошел через это один раз. Я помню, как тебе было больно, помню, как ты плакала.

Я крепко сжала его руками.

– Наверное, я была немного другой… тогда. Пап, посмотри на меня. Какое значение имеет, кто мои биологические родители? Это не важно. Важно то, что вы с мамой растили меня, любили, дарили мне счастье.

У него на глазах появились слезы.

– Мне иногда кажется, что ты самое родное существо на свете, милая. Ты так похожа на маму.

Я не помнила отца таким… нет, не слабым… ранимым. Я привыкла, что он сильный, волевой, властный.

– Мне так ее не хватает… мне кажется, я перестал дышать…

Я заплакала вместе с ним, снова прижалась к его груди. Да, нам всем сейчас не хватает мамы.

– Маняша, вернись домой. Я чуть с ума не сошел, когда ты пропала. Позволь Фэй позаботится о тебе. Позволь нам помочь тебе. Дай нам это время, милая. Постепенно ты все вспомнишь, вот увидишь.

– А если нет?

Отец вытер мои слезы и сжал мокрые щеки ладонями.

– А если нет, значит, мы начнем все сначала. Редко у кого в жизни выпадает шанс не помнить о прошлом и жить с чистого листа. Я должен сказать тебе еще кое-что. Очень важное.

Я закрыла глаза, постепенно успокаиваясь в его объятиях. Возможно, мне не хватало именно этой близости, уверенности в его любви, в том, что все как и раньше. Мы семья, одно целое. И вместе мы справимся с потерями.

– Габриэль – твой родной брат. Он нашел тебя три месяца назад. Все, что ты захочешь узнать о своих родителях, он расскажет тебе. Поговори с ним, когда будешь готова. Он много сделал для нашей семьи. Для тебя, для Крис.

Пожалуй, в этот момент меня одолевали противоречивые чувства. Я еще не была готова принять новость о том, что я не родная. Я все еще хотела не думать об этом. Возможно, я поговорю с Габриэлем, но не сейчас. Слишком много новостей для меня. Мой мозг отказывался воспринимать информацию и переваривать ее. Какая-то частичка возликовала, затаилась в безудержном едком любопытстве, но сейчас для меня имел значение только отец и его боль, которую я чувствовала каждой клеточкой своего тела.

– Я не хочу знать о своих биологических родителях. Для меня их просто нет. Как можно хотеть то, чего никогда не было. Вы с мамой и Крис моя семья. Габриэль пока что чужой. Может быть… когда-нибудь я захочу узнать. Не сейчас. Отвези меня домой, папа. Я хочу сегодня с тобой вместе вспоминать маму и плакать… сделай это для меня, хорошо?

Виктора я увидела мельком, на проходной, когда мы покидали здание клиники. Но когда я проходила мимо, он сунул мне в руку визитку, и я молча спрятала ее в карман.

Николас ждал нас возле автомобиля, он курил и смотрел, как мы идем к машине. Он распахнул передо мной дверцу, помогая сесть на заднее сиденье. Грубость и галантность – противоречивое сочетание. В этом странном типе очень много противоречий.

В этот момент я почувствовала запах… тот самый, который оставался на моей коже, когда я пришла в себя. Тот самый, который впитался в мое черное платье. Запах, который будоражил мозг, как мощнейший афродизиак, и заставлял сердце биться быстрее. Сейчас, когда Ник находился настолько близко, в ожидании приоткрыв дверь, и смотрел на меня, прожигая взглядом, я потрясенно вдыхала аромат, и мне не верилось… Это запах Николаса. На моих вещах, на моей коже, волосах. Тогда, когда я очнулась, я пахла им. Словно… о боже, словно, все то время он был настолько близок ко мне…

Мозг будто пронзило молнией, и я вздрогнула. А ведь Николас мне вовсе не дядя. Резко подняла голову и вдруг увидела, что он усмехнулся уголком рта. Казалось, прочел мои мысли, понял, о чем я сейчас подумала. Он дьявол. Просто дьявол воплоти.

Порочная улыбка, вызывающая дрожь во всем теле, на секунду лишила возможности сделать вздох. Словно, он знает что-то, чего не знаю я. И я была уверена, то, что он знает – мне не понравится. Но больше всего меня раздражала собственная реакция на этого человека. Этот мужчина невольно восхищал и пугал одновременно. От его красоты можно было ослепнуть, но это жестокая красота. Это огонь, который сожжет все живое вокруг, как солнце, если слишком приблизиться. И самое мерзкое – он прекрасно об этом осведомлен. Самоуверенный, наглый хищник, не сомневающийся в своей мрачной неотразимости. В эту секунду я приняла решение – я должна избегать Николаса Мокану. Он опасен. Чем именно? Да всем. Прежде всего тем, что он мне не родственник и, да, мне не показалось в тот самый первый раз, когда я его увидела, он смотрел на меня совсем не как на племянницу. Меня вдруг обуял дикий ужас: «а вдруг между нами что-то было?»

Николас зашел в кабинет и запер дверь на ключ. Рука непроизвольно потянулась к шкафчику, и он достал бутылку виски. Покрутил в руках и откупорил пробку. С того момента, как Марианна пришла в себя, он не пил больше ни разу. Сейчас появилась дикая потребность сделать хоть глоток. Он был взбудоражен. Марианна своим поведением взорвала ему мозг. Он знал ее разной, знал нежной, ранимой, расстроенной, но такой – она не была никогда. Ник не понимал, что именно он сейчас чувствует. Он знал только одно. В тот момент, когда она дерзко заявила, что он никто для нее, ему до боли в деснах захотелось отыметь ее прямо на этой больничной койке. Посмотреть ей в глаза, когда войдет в нее и заставит кричать. По телу прошла болезненная судорога желания. Навязчивого и дикого. Он «голодал» целую вечность. Он хотел секса с ней, быстрого жадного, где угодно. Ее память могла отказать, но тело… оно не может не отозваться на ласки. Ник был в этом уверен. Особенно, когда распахнул перед ней дверцу машины. На секунду в ее глазах появилось странное выражение. Марианна никогда не умела контролировать свои эмоции, и сейчас это не изменилось. Там, в сиреневой бездне, в которой он на мгновение утонул, Ник заметил смятение. Тот самый взгляд, так легко узнаваемый опытным любовником. Искра появилась. Он разожжет пожар. Обрушит на нее все свое умение, накопленное веками. Для начала нужно узнать эту новую Марианну. Таинственную, волнующую и совсем не нежную, какой она была раньше. Николас сел в кресло и открыл крышку ноутбука, набрал секретный код и с наслаждением отхлебнул виски из горлышка.

– Привет, милая…

На экране, разбитом на шесть одинаковых квадратов, была видна спальня Марианны во всех ракурсах и даже душевая. Да, он эгоистичная скотина. Он хотел быть рядом с ней, всегда. Пусть даже таким образом. Сегодня утром у нее в комнате установили маленькие камеры.

Марианна зашла к себе и заперла дверь, прислонилась к ней спиной. Бросила сумочку на пол и скинула туфли, и босиком пошла по ковру к ванной комнате. Ник медленно поставил бутылку на стол и придвинулся ближе к экрану. Ему дьявольски захотелось касаться ее маленьких ступней, вместо этого ковра. Он бы целовал каждый пальчик на ее ногах.

Марианна зашла в ванную, закрыла дверь и остановилась возле зеркала. Она долго рассматривала свое отражение, трогала скулы, волосы. Словно, не узнавала собственное отражение.

– Да, ты красивая, моя девочка, ты безупречная. Если бы ты видела себя моими глазами – ты бы кончила.

Он громко выдохнул, когда она вдруг стянула футболку через голову и отбросила в корзину с грязным бельем. Сбросила юбку, повертев бедрами. Ник протянул руку, чтобы выключить монитор и не смог. Марианна завела руки за спину и расстегнула кружевной бюстгальтер. Ник задрожал, непроизвольно щелкнул на увеличение изображения и облизал пересохшие губы. Эрекция была мгновенной и болезненной, он даже тихо застонал от дискомфорта, но уже не мог оторваться от экрана. Жадно смотрел на ее тело и чувствовал, как кровь в венах закипает. Он уже успел забыть, какие совершенные у нее формы, какая налитая и упругая грудь с алыми сосками, которые всегда превращались в твердые камушки, когда он касался их подушечками пальцев и языком. Во рту выделилась слюна. Он сам не заметил, как потянул «змейку» на ширинке и сдавленно вскрикнул, когда горячая ладонь легла на возбужденный член. В этот момент Марианна сняла трусики и отшвырнула их ногой. Она стала под душ, и Ник стиснул челюсти, когда увидел, как капли воды стекали по ее телу. Он готов был душу дьяволу продать, чтобы иметь возможность слизать их с бархатной кожи, опустится перед ней на колени и дико погружаться в нее языком, подготавливая к неистовому вторжению, чувствовать губами спазмы ее оргазма. Марианна медленно намыливала кожу жидким мылом, а он жадно следил за движением мочалки, когда губка потерла сосок, Ник закрыл глаза и выругался матом, приближая себя к разрядке, рука непроизвольно двигалась вверх-вниз по стволу раскаленного члена, и он чувствовал, что взрыв уже близко. Ник любил брать ее в душе, вот такую мокрую, скользкую, пахнущую мылом и возбужденной самкой. Его самкой, которая истекает соками для него одного, от одного взгляда. Любил погружать в нее пальцы, скользя по горячим лепесткам, задевая тугой узелок, жаждущий его ласки. Марианна такая чувствительная к прикосновениям, она сводила его с ума своей реакцией на его страсть. Податливая, мягкая, отзывчивая. Ник любил играть с ней в игры, доводить до оргазма в самых неожиданных местах и смотреть, как она сдерживается, чтобы не выдать дрожи во всем теле, когда его пальцы дерзко забирались ей под трусики прямо в зале ресторана за столом, полным гостей. Ник обожал смотреть, как краснеют ее щеки, как затягиваются дымкой сиреневые глаза, и «плывет» взгляд, и как она закусывает губу, пытаясь оставаться равнодушной. Он мог потом демонстративно облизать пальцы, нахваливая свежий стейк с кровью, и только она знала, где именно эти пальцы только что побывали, ведь по ее телу все еще прокатывались волны наслаждения. Ник захлебнулся стоном, когда вспомнил, как ее тугое лоно сжималось и разжималось вокруг его члена, когда он вдалбливался в нее, безжалостно распластав на ковре или стоя, развернув к себе спиной, прямо на лестнице в том ресторане. Ник откинулся на спинку кресла, и рука задвигалась быстрее в такт воспоминаниям, его глаза закатились, на лбу пульсировала жилка. Он кончал бурно, содрогаясь и рыча от острого наслаждения и разочарования, пачкая спермой собственный живот, выгибаясь на кресле, вцепившись одной рукой в столешницу, а другой в твердый как сталь член, подрагивающий в его ладони после яростной разрядки. Клыки вырвались из десен, и он непроизвольно оскалился. На экране Марианна как раз завернулась в полотенце и пошла в комнату. Ник приоткрыл пьяные от страсти глаза и хрипло прошептал:

– В следующий раз это будут твои руки или рот… я клянусь…

Он громко выдохнул, жадно отпил виски прямо из горлышка, затем снял рубашку и вытер с себя семя, скомкав, яростно швырнул ее в мусорку. Разрядка не принесла облегчения. Как всегда, оставила горечь и терпкое послевкусие самообмана.