Читать книгу Флорист - Уолтер Тейлор - Страница 4

Была обычная будняя ночь вторника. Вообще, Оултаун всегда славился тихим, спокойным городком с населением около 70 тысяч человек. 68567, если быть точным, согласно данным последней переписи населения. С момента его основания это было тихое место, где до поры до времени ничего не происходило. Но времена изменились.

Пару десятилетий назад город захлестнула огромная волна преступности. Грабежи, убийства, насилие, вся грязь и пороки общества добрались и до этого места. Но вскоре, всё стихнуло, когда местная администрация смогла выделить бюджет на усиление структур правохранительных органов. Постепенно, жизнь Оултауна стала возвращаться в привычное русло. Но жизнь никогда не бывает постоянной. Она изменчива и подобно синусоиде в ней бывают взлёты и падения, светлые и мрачные моменты. Точно также, как и в жизни этого тихого городка.

В здание полиции зашёл мужичок в рабочем комбинезоне. Он представился работником Службы по благоустройству города.

– Здравствуйте. Мне нужно написать заявление.

– По какому поводу? -спросил дежурный полицейский.

– Я, кажется, нашёл труп.

Полицейский провёл рукой по столу и вытащил бланк бумаги.

– Распишите всё подробно на этой бумаге: где, когда, во сколько вы видели труп и так далее. Чуть позже, к вам зайдёт комиссар полиции.

Через пять минут работника вызвали в кабинет комиссара.

Комиссар полиции-Джеймс Варден проработал на службе около 25 лет. Он знает всё об этом городе и даже о его самых страшных тайнах. Он внимательно прочёл бланк заявления.

– Хорошо. Мы вышлем туда наших криминалистов.

Он встал и подошёл к офису детектива Джорджа Купера. Они были практически ровесниками друг другу.

– Джордж. Тут есть одно дело. Нашли труп у реки под мостом в восточном районе Оултауна, на Гранд-стрит. Ты этот мост найдёшь сразу. Он ведёт в местный парк с цветами.

– Чтож это за напасть такая! Я то думал уже четвёртую смену проспать. Эх, ну что поделаешь. Пойдёмте со мной, голубчик. Вас как звать, кстати?

– Меттью.

– Джордж Купер. Приятно познакомится!

Через 20 минут группа криминалистов оказалась на Гранд-стрит. Джордж и ещё один криминалист с собакой внимательно осматривали место преступления. Подойдя к жертве, собака отошла от неё. Пахло концентрированным растворителем.

– Похоже, убийца обработал это место ацетоном или другим химическим раствором. Собака теперь не сможет учуять след.

Купер подошёл ближе к жертве, чтобы лучше её осмотреть. С виду на теле не было никаких следов борьбы. Не было ни колотых ран, ни следов от пуль, ни следов удушья.

– Скорее всего, этого человека отравили. На нём не обнаружено признаков насильственной смерти. И есть ещё кое-что…

В нагрудном кармане убитого лежала пара цветков. Это были васильки. Они тоже были обработаны хим. раствором.

«Возложение цветов погибшему. Неужели, он вернулся…»

Мысли Купера перебил его напарник.

– Шеф! Я нашёл следы от колёс. Они ведут в сторону автомагистрали. Судя по направлению, он ехал с северной части города, а уехал в южную сторону.

Джордж обратился к работнику.

– Вы можете напомнить, когда и во сколько именно обнаружили труп?

– Это было где-то около часа назад. То есть, в районе трёх часов ночи.

– Хорошо. А вы не видели в это время кого-нибудь ещё? Может, кого-то из случайных прохожих или кого-нибудь, кто мог себя подозрительно себя вести, скажем, мог ошиваться возле трупа?

– Нет, сэр. Я помню, что там было пусто и ни одной живой души. Был только я и мой напарник.

– А где сейчас ваш напарник?

– Он как только труп увидел, ему тут же плохо стало. Сразу затошнило, он даже домой отпросился. Начальство подтвердит.

– В любом случае, тут больше нет никаких зацепок. Нужно паковать тело на вскрытие.

Опрос начальника службы благоустройства подтвердил всё сказанное Меттью.

На следующую смену Джордж пришёл в чуть более приподнятом настроении. Комиссар Варден сразу вызвал его к себе в офис.

– Что там у вас, начальник?

– Появились результаты вскрытия трупа, а также была установлена его личность. В его организме была обнаружена смертельная доза тетродотоксина. И ещё кое-что интересное: убитым оказался Саймон Дуглас-серийный убийца. Он убил не менее десятка девушек и женщин. Согласно результатам экспертизы он был убит в ночь с 8 по 9 сентября в районе 00:00—2:00 часов ночи.

– Значит, он всё-таки вернулся. Наш линчеватель.

– Ты про Флориста? Но ведь целый год не было никаких подобных убийств после того, как мы арестовали того юнца! Повезло, что ещё был свидетель, а то и его бы не нашли.

– Да, но почерк убийства Дугласа точь в точь повторяет предыдущие. Никаких следов. Всё обработано химическими растворами, чтобы собаки ничего не учуяли. Всё сделано предельно аккуратно и самое главное-на теле жертвы нашли пару васильков. Он всегда оставляет цветы на теле своей жертвы. Но что бы это могло значить? В чём смысл этого символизма?

– Мне бы самому понять. Вот что. В этом деле тебе нужен молодой энергичный напарник. У нас есть один такой. Переехал с женой недавно из Сан-Франциско.

– Но ведь у меня итак есть напарник.

– Ах да. Забыл сказать, он уходит в отставку по случаю рождения ребёнка. Вот только, всё вышло трагично. Мать умерла при родах, а присматривать за ребёнком больше некому. Так что он оставил нашу профессию.

В дверь постучали.

– Можно войти?

– Войдите!

В кабинет вошёл молодой парень, лет 26—27 с причёской потрёпанного ёжика и аккуратной короткой бородкой. Он оказался очень вежлив.

– Здравствуйте. Я Тайлер Филлипс. Можно просто Тайлер.

– Очень приятно. Это вы об этом напарнике мне рассказывали? Что ж, он действительно молод. Скажи пожалуйста, у тебя уже есть опыт работы в органах?

– С полицейской академии работаю. 5 лет уже. В отделе расследований работаю около года.

– Значит, кое-какой опыт в этой отрасли уже есть. Это хорошо. Пойдём, расскажу тебе о нашем деле.

***

– Что вы хотите конкретно от меня услышать? Какие у меня были психотравмы? Проблемы в детстве? Я это уже проходил и не один раз. Поверьте, в большинстве случаев психологам глубоко наплевать на то, что на самом деле чувствует их клиент. Им лишь бы его побыстрее обработать, получить с него денежки и пойти обрабатывать следующего. Или наоборот, они готовы годами промывать мозги одному и тому же клиенту, водя несчастного за нос, высасывая с него все сбережения.

– Чтож, не буду спорить, в нашей профессии есть и такие индивидуумы. Наша профессия требует эмоциональной устойчивости и даже, в какой-то степени, беспристрастности, чтобы не терять объективную оценку психоанализа пациента, и не превращать её в субъективную за счёт возникших излишних чувств по отношению к клиенту. Каждый человек интерпретирует это правило по-своему. Каждый человек может ошибаться. И вот уж чего точно не стоит делать-так это грести всех под одну гребёнку.

– Ну и чем же вы можете доказать, что вы не такая как все эти выскочки, позаканчивавшие институты и щеголяющие своими дипломами, вывешанные на стеночку, словно павлин-своим хвостом?

– Ты прав. Пока что я ничем не лучше и не хуже остальных терапевтов. И чтобы это выяснить, тебе нужно со мной поговорить.

– Нет уж. Не будет разговора. Не о чем мне с вами разговаривать.

– Ну мы ведь с тобой договорились, что у нас будет с тобой сеанс. Я не смогу помочь тебе, если ты сам этого не захочешь! Давай поступим с тобой так: я буду общаться с тобой и задавать вопросы только по существу. Мы проведём с тобой несколько сеансов, и я гарантирую тебе, что через две-три недели, максимум, месяц, ты выпишишься.

– Ладно. Умеете вы, дамочка, договариваться. Задавайте свои вопросы.

– Давай с этого момента общаться тобой на «ты», хорошо?

– Как вам, то есть тебе угодно.

– Прежде всего, хочу задать тебе вопрос. Что заставило тебя принять решение спрыгнуть с высоты и покончить с собой?

– Да так. Решил в суицидника поиграть на ночь глядя.

– Я серьёзно. Это всё-не шутки! Хоть ты и выжил, но при этом сильно пострадал. Нам нужно выяснить причину столь необдуманного и неправильного поступка.

– Это не получится объяснить двумя-тремя предложениями. Я ненавижу себя и свою жизнь. Я не вижу никакого смысла в ней, как и в том, чтобы что-то менять в ней. На меня словно навалился ком проблем.

– Можешь ли ты по-конкретнее описать, что именно, как тебе кажется, идёт не так в твоей жизни?

– Да всё! Проблемы с матерью. Неудачи в личной жизни и на работе. На такого неудачника, как я ни одна нормальная девушка даже и смотреть не захочет.

– Почему ты так самокритично относишься к себе? С чего ты решил, что ни одна девушка на тебя не посмотрит?

– А это разве не так? Знали бы вы, кто я и кем работаю, прекрасно бы всё поняли.

– А кем ты работаешь?

– Только прошу тебя, не смейся. Грузчиком на хладокомбинате.

– Ну и что. Работа как работа.

– Да херня это собачья, а не работа!! Что я делаю? Просто таскаю эти грёбанные палетты со жрачкой с места на место и погружаю их в машину. Я бесполезный кусок дерьма!

– Почему ты считаешь себя бесполезным куском дерьма, если твоя работа необходима для общей работоспособности всего предприятия и более того, тебе за неё платят? Если убрать тебя и всех грузчиков, кто будет работать с килотоннами груза? Правильно, никто. Ты общался со своими коллегами? Какие у них мысли по поводу их работы? Жалуются ли они на неё или свою жизнь? Насколько бы ты оценил их самооценку?

– Да не то чтоб они жаловались. Просто они живут и мыслят по-другому. Не так как я. По-крайней мере я никогда точно не слышал от них лично, чтобы они жаловались на себя или жизнь также как и я. Насчёт самооценки не знаю, но вроде как никто из них не пытался покончить с собой-уж точно.

– Вот видишь. А теперь задай себе вопрос: «если другие люди, такие же как и я живут без склонностей к самообвинительным и суицидальным мыслям, при этом работая на той же работе, что и я, то может, дело не в работе, а в моём собственном искажённом мышлении?»

– Нет. Дело всё-таки в работе.

– Почему ты считаешь, что дело в ней?

– Да потому что это-тупая и бессмысленная работа.

– С твоим первым утверждением, хоть и грубым, я отчасти соглашусь. Данный вид работы не требует большой умственной нагрузки. Впрочем, как и любая другая монотонная рутинная работа, как например, у того же упаковщика или уборщика.

Но это НЕ ЗНАЧИТ, что такие работы-тупые, бессмысленные и делают тебя или кого-либо ещё бесполезным! Правильнее сказать, что они-несложные. Вообще, НЕЛЬЗЯ определять или измерять свою личную ценность работой, карьерой, высокой должностью, статусом, достижениями, успехом и так далее. Это очень большая когнитивная ошибка. Это даст тебе ощущение успеха в жизни, но это-лишь иллюзия. Не успех делает тебя счастливым и важным, а ты-сам себя.

– Всё равно. Даже с таким подходом к жизни я ощущаю себя полным ничтожеством.

– Вижу, у тебя очень запущенный случай низкой самооценки. Давай пересмотрим твоё отношение к работе и жизни. Смотри, тебе кажется, что ты чувствуешь себя ничтожеством, только потому что чувствуешь себя неполноценным из-за своей работы.

Представь, что ты сейчас работаешь, не грузчиком, а, допустим-менеджером в страховой компании. У тебя высокая и стабильная зарплата. А теперь представь, что что-то случилось и тебе придётся оставить эту работу. Например, тебя вызывает начальник, потому что тебе нужно было сдать важные отсчёты, а ты по какой-то причине не смог этого сделать и тебя уволили. Какая первая мысль придёт в твою голову?

– То, что я неудачник.

– Почему ты будешь считать себя неудачником?

– Потому что не смог справиться со своей работой.

– Повторюсь: почему ты должен чувствовать себя из-за этого неудачником?

– А в том, что я не смог справиться со своей работой. То, что я тогда провалюсь в любой работе.

– А это уже очень грубое обобщение. Ты перепробовал все виды работ? Можешь вообще рассказать, где ты работал?

– Много где я работал. Я работал на стройке монтажником охранной сигнализации. Меня оттуда выгнали через семь месяцев, не доплатив двести баксов за мою работу. Сказали, что я коряво и медленно работаю. Так, ещё где. Подрабатывал баристой в студенческие годы. Тоже самое было, когда я работал в офисной канцелярской конторе. Начальник постоянно наезжал на меня за то, что я не успевал делать отсчёты к сроку. Хотя, он прекрасно знает, что я также как и другие работаю, а не протираю штаны!

– О, так ты работал монтажником сигнализации? А можешь рассказать о каждой работе поподробнее? Чем ты там занимался?

– Да так, ничего особенного не было в этих работах. В офисе мне нужно было заполнять бумажки с отсчётами о закупках и продажах канцелярии. В кафе я варил кофе. Ну а на стройке прокладывал кабель, устанавливал датчики, подключал приборы. Бывало, даже мне давали запрограммировать простенькие приборы. Правда, ошибок у меня получалось больше, чем успехов. но чёрт возьми! Почему я не могу сделать всё нормально?

– А что в твоём понятии «нормально»? Тебя со всех работ увольняли?

– Нет, бывало я сам уходил.

– А почему уходил? Не нравились работы? И как ты считаешь, что было для тебя главным фактором в тех работах, который послужил причиной твоих увольнений? Ты приходил на работу вовремя или опаздывал?

– Когда как. Бывало и мог опоздать, за что заслуженно получал по шапке. А так, причинами увольнения были низкая зарплата и завышенные требования. Почему я должен пахать за 7—8 баксов в час?! И почему я не могу нормально зарабатывать? Почему у меня не получается продержаться на нормальной работе? Почему все мои коллеги с предыдущих работ получали больше, а я нет? Я же всего лишь просил прибавки к зарплате! Я не могу делать всё так же быстро и качественно, как этого требует система. У меня как будто руки из задницы! Я не могу выполнять никакую более-менее нормальную работу!

– Начнём с того, что ни ты, ни кто-либо другой и не обязан всё делать идеально. Также, стоит помнить, что работа не делится на нормальную и ненормальную. Другой момент, когда ты говоришь что опаздываешь на работу. Твоё начальство видит в этом пренебрежение дисциплиной, и из-за этого у работодателя может сложиться впечатление, что и работаешь ты спустя рукава. Поэтому, я бы посоветовала тебе начать с выработки дисциплины и формирования самооценки.

Что ты чувсствуешь, когда ты выполняешь работу не так как хотелось бы или когда тебя критикуют?

– Грусть, разочарование в себе. В том что я даже элементарные децствия не могу выполнить правильно.

– Элементарные-это какие?

– Ну например, когда мы клеили транспортные этикетки, мне всё время твердили чтобы я не клеил на скотч, хотя попадаются коробки, в которых скотч проклеен вдоль всего торца и не наклеить на скотч его невозможно. Или когда я монтировал сигнализацию, вечно было что то не так: то я долго работаю, то кабель канал не так ровно прибит, то провода как попало в лотке лежат и так далее. А они ещё вечно подгоняют, мол, быстрее быстрее!

– Понятно, а если бы темп работы был более сбавленный, я уверена, ты смог бы выполнять более качественно свою работу. Ты говорил, что в этой работе у тебя были и ошибки и успехи. Значит, там были моменты когда ты мог хорошо выполнять свою работу и мне кажется, они связаны именно с тем, что у тебя было больше времени на работу.

– Да было такое. Когда заканчивалось строительство одной школы, мы с напарником устанавливали там охранную сигнализацию. В принципе, ничего сложного: кабель витой пары, куча датчиков движения, датчиков на открытие окон и дверей, а также датчиков на разбитие стекла. Всё это подключалось к двум небольшим приборам и блоку питания. Помню, нас даже похвалило начальство и дало премию. Правда, из за того, что мы прошляпили сроки, эта премия была не более, чем компенсацией за вычет из зарплаты по неустойке.

Дженна с упоением слушало про то, как Уильям рассказывал про эту работу.

– Важно понимать, что бизнес, как и вся капиталистическая система в целом, устроена так, что для её работоспособности все должны выкладываться на максимум. Увы, не все руководители по достоинству оценивают труд своих работников.

Не все люди могут работать идеально. Кто-то работает быстро, но некачественно, кто-то работает медленно, но при это качество его работы намного выше. И бывает так, что человек может выполнять работу либо медленно, но хорошо, либо быстро, но плохо и третьего ему не дано. Так устроена моторика человека. Кем бы ты не работал, главное-честно и добросовестно выполняй свою работу. А такие навыки как скорость и эффективность обязательно выработаются со временем, если ты исключишь из своего разума искажённое мышление, мешающее тебе рационально мыслить, и начнёшь смотреть на свои недостатки более трезвым взглядом. У каждого из нас есть недостатки. Каждый совершает ошибки и это нормально. Важно уметь извлекать из них ценный опыт.

Расскажи мне вот что: после каждой твоей работы ты замечал, что приобрёл какой-то ценный навык? Пригождались ли они когда-то в твоей жизни?

– Дай вспомнить. Ну, я как-то раз установил камеру в нашей квартире. Мать меня долго ругала за то, что я не мог её ровно подключить, но позже всё равно похвалила. Потом, когда я учился студентом, я варил себе разные виды кофе по утрам. А в офисе меня за это вообще прозвали «секретарём-баристой». Правда, мне за это никто не доплачивал. Да и за спиной коллеги говорили обо мне всякие мерзости. Мрази.

– Какие мерзости? Оскорбления?

– Ну что я-рукожоп, деревянный, от меня толку ноль.

– Никто не имеет право оскорблять человека только потому что у него что-то не получается. Так что я спрошу тебя ещё раз, почему ты должен чувствовать себя неудачником, только потому что у тебя что-то не получается или не хватает сноровки?

– Это происходило почти на каждой моей работе. Каждый раз я косячил-меня отсчитывали и критиковали, я боялся накосячить и в итоге моя продуктивность, как и зарплата становилась мизерной. И так всё по кругу.

– Слушай, если ты хорошо соображаешь в сигнализации, занимался монтажом и даже установил в своём доме виделнаблюдение, почему не стал дальше работать в этой сфере?

– Я понял, что не смогу стать полноценным специалистом, когда дело дошло до технического обслуживания. Вообще, ремонт техники для меня-штука сложная. Однажды я случайно закоротил один прибор, а к нему была подведена сигнализация четырёх офисных помещений. Я понял, что это не для меня всё.

– А что в твоём понятии нормальная работа сейчас?

– Работа каким-нибудь менеджером, руководителем, или специалистом в узкой сфере. Все мои знакомые стали кем-то. Кто-то вндёт свой бизнес, кто-то построил успешную карьеру, а я что… Таскаю коробки с полуфабрикатами, да надрываю спину в поте лица.

– Специалистом в той или иной сфере можно стать, если ты получишь соответствующее образование. Желание получить образование должно стать для тебя мотивацией, чтобы оставить твою нынешнюю работу, поскольку физическая работа-это работа на износ, и твой организм ощутит последствия такой работы годы спустя. Другой вопрос-в том, почему ты смотришь на преуспевших в чём-то людей снизу вверх?

– Ну, они успешнне меня тем, что у них есть высокий доход, они могут себе многое позволить. Они во многом лучше меня, умнее, престижнее. У них более высокий статус.

– Значит, для тебя основной критерий-это высокий доход и статус. Не буду спорить, деньги нужны всем. Но то, что касается собственной карьеры, бизнеса, получения специальности, всё это должно быть твоим добровольным решением, а не по указке общества. Ты сам ставишь те цели, которые сделают тебя и твою жизнь лучше и только Ты, решаешь, что тебе нужно в этой жизни, а что нет. Думаешь, люди, построившие карьеру, свой бизнес, ставшие специалистами, автоматически стали счастливыми? Не спорю, может кто-то и стал от этого счастлив, но счастье-это очень глубокое чувство, которое может формироваться от многих факторов. Это не просто удовлетворение своей жизнью, но осознание своей собственной значимости. Будет ли человек счастлив по-настоящему, если он осознает, что его собственая значимость оценивается только карьерой, бизнесом и другими материальными вещами? Нет! Счастлив тот, кто всегда любит и принимает себя таким, какой он есть.

– В ваших словах есть логика. Возможно, так оно и должно быть, но не могу я пока это принять. Не могу и всё.

– А если бы ты по воле несчасного случая стал инвалидом и утратил свою трудоспособность. Ты уже не сможешь работать ни менеджером, ни грузчиком, ни кем-либо ещё. Какие мысли, эмоции и чувства возникли бы при этом в твоём сознании?

– Того, что теперь жизнь моя кончена и мне больше нечего в ней ловить.

– Почему ты так считаешь?

– Потому что я тогда буду неполноценным. У меня самого мать, пережившая инсульт. У неё левая часть лица и рука почти парализованы, а правая рука сильно немеет. Кто будет за мной присматривать? Кому я буду нужен?

– Прежде всего-самому себе. А теперь представь, каково твоей матери чувствовать себя? Какие у неё мысли? И в каком ключе она ведёт с тобой разговоры на тему её болезни?

– Она говорит, что чувствует себя обузой, ничтожеством. На что я отвечаю ей, что это вовсе не так. Что она вовсе не обуза, просто так, увы, сложились обстоятельства.

– Тогда почему ты не считаешь точно также про самого себя? Почему ты считаешь, что если ты станешь инвалидом, то станешь ничтожеством? Потому что ты считаешь, что твоя ценность измеряется твоей трудоспособностью, твоей нужностью обществу или своим родным и близким. Это вовсе не так! Твоя ценность как работника как и твоя работа не определяет тебя как полноценную личность. Да, она может определить и развить в тебе такие качества как отвественность, аккуратность, внимательность и коммуникативность. Ты можешь быть ценным человеком как сотрудник, или член общества, если дело касается совершения нравственных поступков, но свою самоценность как человека определяешь только ты сам. Ты должен научиться ценить себя и уважать таким, какой ты есть, в независимости от того, успешен ты или нет. Своим родным ты нужен любым. Таким, каким ты являешься.

Твоё нерациональное мышление, зависимость от чужого признания, стремление к перфекционизму и низкая самооценка не дают тебе нормально работать над собой. Ты стал принимать свои незначительные недостатки как данность, всё преувеличивать и возводить в сверх-обобщение того, что «я не справлюсь ни с одной работой.»

Самая главная твоя ошибка-в ошибочном мышлении и может быть, в недостатке дисциплины. Поэтому, нам стоит провести когнитивно-поведенческую терапию.

Ты уже сам отчасти нашёл рациональную мысль, касаемо вопроса «что будет я стану инвалидом?» Жизнь-штука непредсказуемая и в ней есть обстоятельства, которые могут сложиться, увы, не в нашу пользу.

Нам придётся признать, что в каких-то случаях мы не сможем совладать с ситуацией и что-либо исправить, но в эти и другие критические моменты важно не терять чувства самоуважения и самообладания.

– Раз, по-вашему, человек должен научиться уважать себя в независимости от того что я выберу, карьеру, образование или работу за гроши, то человеку не будет никакого смысла стремиться к вышеперечисленному. Зачем к чему-то стремиться, если ты итак доволен собой?

– И снова мимо.

– Это ещё почему?

– Твоё утверждение доказывает то, о чём я говорила. То есть, ты считаешь, что человек должен жить своими целями. Да, не буду спорить, для людей важно ставить себе цели и достигать их. Но разница в том, что человек, уважающий и любящий себя, не будет корить себя из-за провала в своих целях. Он может обнаружить свои ошибки, постарается исправить их, внести коррективы и пересмотреть свои цели, или вовсе их оставить. Даже если он поймёт, что его цель недостижима или он просто не захочет больше стремиться к ней, это не сделает его менее ценным. Просто важно понимать, что к неудачам в своих целях, как и в жизни, в целом, стоит относиться спокойнее и не ставить свои цели смыслом всей своей жизни, иначе многое ценное упускается из виду.

– Всё равно, я виноват во многом.

– Виноват? В чём именно? -Дженна недоумённо взглянула на пациента.

– В том, что моя мать стала почти что инвалидом… -из глаз Уильяма полились слёзы.-Я не могу сейчас об этом говорить.

– Я поняла. Тогда, я хочу спросить тебя вот о чём. Как давно ты начал ощущать это чувство заниженной самооценки?

– Хм, дай подумать. Наверное, ещё с детства.

– А какое у тебя было детство?

– Дерьмовое. И это ещё мягко сказано. Воспитывался в приёмной семье. К слову, фамилию мне от этой приёмной семейки дали, а своих настоящих предков я в глаза не видел. Когда малым был, их то ли не стало, то ли они пропали без вести. Я не знаю, да и знать не хочу. Короче, исчезли они из моей жизни. Узнал я об этом, когда повзрослее стал.

– А что ты почувствовал, когда узнал, что они у тебя были?

– Ну, я тогда огорчился. Тому, что они у меня были, а потом БАМ и их не стало. Думал, познакомиться с ними. Спросить, почему они меня оставили. Думал, могли бы они быть лучше моей приёмной матери.

– А что с ней не так?

– Как бы вам объяснить. С ней вроде бы были и нормальные отношения, но с другой стороны мне не нравилось, что она во всем мне указывала. Особенно в детстве. «Делай, как я говорю», «Не дружи с этим человеком. Он-плохой.» «Ой, давай я сама всё сделаю, а ты пока посиди поиграй в приставку». И всё в этом духе. Но когда она начала ходить в церковь, всё стало ещё хуже.

Дженна делала заметки в своей тетради.

– А она давала тебе проявлять самостоятельность?

– Только если в очень мелочных и незначительных вещах. Да что там говорить? Она водила меня в школу за руку до 11 лет. Какая там, к чёрту самостоятельность?

– А ты разговаривал с ней на эту тему? Пробовал отстоять свою позицию, как взрослого, самостоятельного человека?

– Конечно пробовал. Но это всё было как об стенку горох. Как только я собирался сделать что-то сам, она тут же понаставит мне тысячу ограничений и запретов. Я щас даже случай один опишу. Решили мы как-то с моим школьным приятелем петард купить на Рождество. Ну и запустили их, да так что потом такой салют был отпадный! Так вот, когда она узнала, что мы их пускали, она такую истерику закатила, как будто я её лично собирался в гроб загнать. Хотя всё прошло нормально, а она как заведётся «Вы что, совсем сдурели??» «Вы же могли бы себе пальцы подорвать себе!» «Петарды детям не игрушка, тем более для тебя, Уильям!», «Я запрещаю тебе пользоваться петардами» и тому подобное. В эти моменты она становилась крайне невыносимой. Хотя в общем она всегда проявляла ко мне заботу. Я бы даже сказал, черезчур проявляла.

– Понятно. Это типичная гиперопека, перетекающая в гиперконтроль. Порой родители так беспокоятся за своих детей, что не осознают, что их чрезмерная опека способна навредить.

– Только я одного в толк не уразумею. К чему такая сверхзабота ко мне, если я ей не родной?

– У неё был супруг или просто мужчина?

– Был у неё супруг, но он умер при печальных обстоятельствах. С тех пор она никогда не имела дела с противоположным полом. Просто не везло ей в этом.

– Из-за того что ты остался один в её семье, она выместила на тебя всю любовь. Такое бывает у матерей-одиночек и это не зависит от того родной ты или приёмный. Так она подсознательно компенсировала своё одиночество и понимая, что ты у неё остался один, не хотела тебя ни коем образом терять. А чувствовал ли ты, что ты в какой-то степени мог заменить ей мужа?

– В каком смысле?

– В том смысле, что могла ли она при общении с тобой обсуждать с тобой всяческие темы и проблемы и в обществе с тобой не замечать за собой недостаток мужчины?

– Ну, когда повзрослел, она много о чём со мной разговаривала. И да, в мужчине она не нуждалась.

– А поднимались ли в этих разговорах взрослые темы? Например, темы сексуальной жизни?

– Нет. Для неё это было табу. Даже в 18 лет она крайне неохотно со мной разговаривала со мной на эти темы.

– Ага. Вот оно что.

Она снова сделала записи в свою тетрадь.

– Ты описал своё детство как «дерьмовое». А можешь ли ты рассказать, что у тебя произошло такого, что заставило тебя так его охарактиризовать? Может, какие-то травмирующие события? Или проблемы со сверстниками? Были ли проблемы в общении с противоположным полом?

– Вот сейчас прям без ножа режете!

– Но мне нужно знать о тебе всё, чтобы помочь тебе.

– Хорошо, я расскажу вам, но не сейчас. Давайте завтра, хорошо?

– Но ведь прошло ещё только 50 минут. У нас ещё есть время.

– Поверьте, я от вас никуда не денусь. Просто, мне надо ещё отдохнуть немного, морально собраться с духом. А это занимает время.

– Верю, ну хорошо. Тогда завтра утром у нас с тобой ещё один сеанс. И прежде чем ты уйдёшь, хочу спросить тебя вот что. Что ты почувствовал во время и после твоей попытки суицида?

– Когда я падал, я чувствовал облегчение и одновременно испуг. Испуг того, что что-то пойдёт не так. Вообще, все эти мысли пролетали в моей голове не один десяток раз и до прыжка. Но что получилось, то получилось. А сейчас я чувствую тоску, апатию, ещё большую бессмысленность всего вокруг и себя самого. Бессмысленность, что-либо делать. Ведь что бы я не сделал, всё пойдёт по одному месту.

– Я поняла. А есть ли у тебя проблемы со сном, аппетитом?

– С аппетитом вроде как всё, как и раньше. А вот со сном проблемы. Я когда просыпаюсь от кошмаров, больше не могу нормально заснуть.

– А какие у тебя кошмары?

– Разные. Но об этом, правда, лучше поговорить до завтра.

– Вот список препаратов, которые тебе нужно принять. Среди них болеутоляющие, нейропротекторы. Их нужно принять при головной боли. От тошноты и рвоты надо принимать церукал. Из антидепрессантов я выписала тебе Миртазапин. Он также оказывает снотворный и противорвотный эффект. Все эти препараты тебе нужно принимать строго по рецепту. Жду тебя на следующей неделе.

Несколько дней спустя Уильяма перевели в общую палату. Там он пролежал до обеда. В комнате было двое дежурных санитаров. Судя по своей комплекции, это были натуральные вышибалы. С такими даже если сам захочешь устроить бунт, они лишь одним своим махом могут выбить всё это жедание из тебя. До обеда ещё оставалось время. В одиночестве он не хотел его коротать и он попытался заговорить с санитарами, на что они ответили, что им положено разговаривать с пациентами только по ограниченным вопросам. Помимо него в палате точно также пластом лежал и пялился в потолок один тип. Уильям решил заговорить с ним.

– Эй, ты там живой?

– Ну вроде как дышу.

– Слава Богу. А то я думал, тут уже и поговорить не с кем будет. Эти двое не в счёт. Ну их. Как звать тебя?

– Я не помню.

– Что?

– Говорю же. Не помню. Но все меня зовут Питер.

– А почему так?

– Ну я им сам разрешил так себя называть.

– Ты бы хоть для приличия встал, что-ли.

– Прости. Совсем правила приличия позабыл.

Перед Уильямом предстал бледный, лысый, голубоглазый мужчина. Вообще, было трудно определить его возраст.

– За что ты здесь?

– Амнезия и биполярное расстройство.

– Это когда у тебя фаза гиперактивности сменяется депрессией?

– Можно и так сказать. Только у меня выражена гипомания, а когда она наступает-это ничуть не лучше, чем быть в депрессии, поскольку я точно знаю, что одно состояние неизбежно сменится другим. И пока меня не вылечат, я буду мучаться от этого. Я не смогу это контролировать.

– И какая фаза у тебя сейчас?

– Фаза преобладающей апатии и чувства бессмысленности собственной жизни. Если бы ты только знал, как это мучительно-жить с таким недугом.

– Сочувствую тебе. Долго ты тут?

– Пятый месяц. Вообще, довольно тяжко тут. Хотя ремнями меня не так часто привязывают как, например, одну девчонку Лилит из 7й палаты. Та просто буйнопомешанная. Полагаю, ты тут в первый раз?

– Есть такое.

– Тогда стоит держаться вместе. Конечно, это-не тюрьма, но одиночество человека везде способно свести с ума и время тут-не то лёд, не то каучук. Скоро время обеда, как раз узнаем там друг друга получше.

– Знаешь. Ты мне напоминаешь олного моего давнего знакомого. У вас глаза похожие.

– Даже не знаю, хорошо это или плохо? А какие отношения у тебя были с этим знакомым?

– Ух, давно я его не видел. Ещё с детства. Он помогал мне во многом и многому научил. Правда, жизнь вас всё же разделила.

– Понимаю. Ну, пойдём. Время обеда.

Обед был довольно скуден. Кормили чем попало, но с голоду умереть не давали никому, ибо жизнь каждого пациента здесь была важна. А такие вещи, как комфорт были уже вторичны.

Пообщавшись с Питером, Уильям понял, что тот, в общем-то-неплохой парень. Жалко было его конечно из-за его заболевания и амнезии, но жизнь-штука вообще непонятная. Кому-то дано больше наслаждаться, а кому-то страдать.

Поздно вечером санитар снова сделал Уильяму укол.

***

– Знаешь, пока у нас ещё есть время, давай-ка сгоняем в кафе. Выпьем кофе, обсудим материалы дела и наши дальнейшие планы. Что скажешь?

– Давайте. Я не против.

– Прошу. Оставь все эти формальности. Давай общаться на «ты».

– Хорошо. Как скажешь.

Они вошли в кафе под названием «Milky way». С виду это была простая забегаловка, но для Джорджа это был не просто перевалочный пункт, где он мог за чашкой эспрессо и двойным сырным сэндвичем обдумать детали дела, но местом его ностальгии. Именно здесь он провёл свою молодость ещё с начала своей карьеры. Когда он и Джеймс Варден-ныне комиссар полиции, были ещё напарниками.

Он открыл папку с документами, разложил их на столе и обратился к своему напарнику.

– Итак, Тайлер, прежде всего я хочу ввести тебя в курс дела. Мы имеем дело не с обычным преступником, а профессионалом своего дела. Местные не в курсе его существования. Их просто оповестили о том, что в городе орудует серийный убийца. Полиция окрестила его Флористом. По какой-то причине он оставляет цветы на местах преступлений. Мы пытались найти символизм в этом ритуальном действии, но попали впросак.

Поначалу мы полагали, что каждый цветок символизирует время года, когда было совершено преступление. Например, если рядом с убитым А был возложен букет сирени, а преступление было совершено в мае-июне и то же самое было с преступником Б, которому возложили, допустим, космею, а преступление произошло где-то с середины июня-июля, то такая теория имела место быть.

Больше года назад мы поймали одного парнишку на одном из мест преступлений. Он всё отнекивался, оправдывался, но улики говорили об обратном. Его посадили за серию совершённых убийств. Уже будучи в тюрьме, он покончил с собой. Повесился в собственной камере.

После этого у нас был год затишья. Никаких убийств подобного рода вообще. Да и преступлений у нас было крайне мало. Меньше десятка крупных дел за полгода. Потом произошли серийные убийства женщин. Они происходили довольно редко и крайне аккуратно. И вот теперь, он вернулся вновь. Что интересно-так это то, что и в этот раз он не ошибся со своей жертвой.

Джордж указал на дело о Саймоне Дугласе.

– Этот человек был приговорён к долгому сроку за серийные убийства девушек и женщин, взачастую несущие в себе насильственный характер. Он был найден мёртвым под мостом. В его нагрудном кармане был найден Василёк. Вскрытие показало, что причиной его смерти послужил тетродотоксин-сильнейший яд паралитического воздействия, добываемый из печени рыбы фугу. При высокой дозе вызывает смерть от паралича органов дыхания.

При обыске места преступления мы не нашли ничего, кроме следов колёс, которые, судя по следу рисунка от шин, направлялись с севера на юг. Кинологи и служебные собаки не смогли ничем помочь, так как и жертва и следы преступника обработаны химическими веществами. Это не только отбивает нюх у собак, но и даёт время преступнику скрыть свой запаховый след. И в этом заключается его основное преимущество. Он действует крайне аккуратно, не оставляя своих следов и даже свидетели не помогают. Он использует перчатки, бахилы и всевозможные виды химии, чтобы скрыть свои потожировые следы. Ни дактилоскопический порошок, ни ультрафиолетовые фонарики тут не помогают. Второе его преимущество в том, что из всевозможных средств убийства он использует преимущественно яды. Как правило, они оставляют меньше всего следов.

– Яды. Хм, как это по-женски.-Тайлер слегка улыбнулся.

– Не скажи. Был один раз, когда наш преступник прибегал к крайне жестоким методам. В одном заброшенном складе нашли расчленённый труп человека на столе. Его было трудно опознать, но экспертиза показала, что это был Винсент Пейн. Он занимался распространением наркотиков в Оултауне и зарабатывал на смертях людей кровавые деньги. Самое интересное-то, как убийца пытался скрыть свои орудия убийства. Это был склад заброшенной фабрики, где на удивление была найдена взорванная доменная печь. Кое-что всё-таки смогло уцелеть. Эксперты-реконструкторы смогли установить, что это были инструменты по расчленению Пейна. Именно после этого мы и нашли того парня, которого считали преступником.

– А были ли ещё убийства подобного рода, как с этим наркодиллером?

– Нет, он был в порядке исключения.

– Вот как.

– По правде говоря, строго между нами.-Джордж подошёл к Тайлеру вплотную, говоря полушёпотом.-Я считаю, что такие как этот наркодиллер и ему подобные ублюдки заслужили такую участь. Пока что за свою «карьеру» наш линчеватель не убил ни одного невинного человека, но это не значит, что он не ошибётся в своей следующей жертве. Он-не Бог, а лишь простой смертный и пока что мы не можем знать его мотивов. Что им движет? Личная месть? Жажда правосудия? Или одержимость идеей создавать собственную справедливость своим кровавым путём?

Тайлер сложил руки и приложил их пальцы к переносице, наморщив лоб. Он задумался о чём-то своём. Джордж отошёл от него и пролистал бумаги с делами.

– Теперь перейдём к нашему делу. Сейчас нам нужно обыскать квартиру Дугласа. Судя по последним данным, он проживал на Бэйкер-авеню. Так что, доедай быстрее свой сэндвич и приступаем к работе.

Бэйкер-авеню распологался в северной части Оултауна. Многоквартирный дом был построен больше 30ти лет назад. У входа сидела преклонного возраста женщина-консьерж. Джордж в знак привествия снял шляпу и вежливо поздоровался с женщиной. Он показал ей удостоверение.

– Доброго вам времени суток. Мы из полиции. Проводим важное расследование. Насколько нам известно, в этом доме проживал человек по имени Саймон Дуглас. Не могли бы ли вы сообщить нам его номер квартиры?

– Д-да, конечно. Сейчас, одну минутку.

Консьержка начала обыскивать свои шкафчики. Она выложила на стол книжку и провела по странице пальцем.

– Сэр, номер квартиры с этим человеком-четыреста семнадцатый. Этаж четвёртый.

– Премного вам благодарен, мэм.

Поднявшись на нужный этаж, детективы немного повозились с замком двери. Благо, она была такой же старой, как и всё остальное тут.

Вся квартира была пропитана запахом ацетона. Окна были открыты.

– Похоже, наш преступник побывал тут.

Сначала обыскали прихожую. Ничего. Затем, обыскали гостиную, сан узлы и спальную комнату. Снова никаких зацепок. Не было никаких следов присутствия, кроме сильного запаха ацетона и красок.

– Джордж, взгляни на это.

Одна из стен была покрашенной, но краска оставалась свежей.

– Любопытно. Он что, решил заняться покраской стен ночью?

– Возможно. А может, преступник пытался обставить всё так, будто Дуглас затеял ремонт, вот и воняет тут химозой.

Детективы ещё некоторое время молчали, обыскивая квартиру.

– Глянь, что я нашёл, Тайлер!

На столе кухни стояла бутылка с молоком и остатки овощей с фруктами. Детективы осмотрели их УФ-фонариками. На них прослеживались четкие отпечатки пальцев.

– То, что нам нужно.

Запакаковав молоко и тарелку с едой в пакеты, они ещё раз всё обыскали и не найдя ничего важного, отправились было вниз к консьержке, но тут глазу Купера попалась одна дыра в стене гостиной. Она была совсем небольшой, размером с напёрсток. Но то, что было внутри неё, вызвало у детективов недоумение. Это была миниатюрная скрытая камера, чьей объектив смотрел в сторону гостиной и кухни, которая располагалась прямо от гостиного зала.

Они пошли по следу провода, ведущий в коридор, но он оборвался там, где начинается кабель канал, в котором находилась вся телефония и домофония. Детективы взяли камеру как улику.

– Скажите пожалуйста, мисс. Вы не в курсе, приходил ли сюда Дуглас в ночь с 8 по 9е сентября?

– Да, он был здесь.

– А не видели ли вы кого-нибудь, кто был с ним в это время или как кто-то уходил через парадную дверь ночью? Может, был кто-то из посторонних.

– Нет, я не видела, его с кем-либо. И не видела, чтобы кто-то ночью выходил через парадную дверь.

– А есть ли у вас запасные выходы?

– Есть один. Как проходите по корридору прямо, сверните налево, а потом, направо. Там вы найдёте чёрную металлическую дверь рядом с кладовками. Обычно мы её закрываем на ключ и засов. Я делаю обход каждые полтора часа. Проверяю в том числе и заднюю дверь. Но и при обходе я никого не видела.

– А когда вы делали обход примерно с полуночи до трёх часов, засов был открыт или закрыт?

– Засов был открыт.

– И во сколько это было?

– В 1:32 ночи. Попробуйте опросить соседей. Может, они что-то знают.

Тайлер и Джордж разделились. Купер стучался к соседям, а Филлипс обследовал путь к запасному выходу. Тут также чувствовался запах ацетона. Дверь была целой и на ней было множество отпечатков пальцев. Попытав счастье, он решил вопользоваться дактиллоскопическим порошком, однако как и ожидалось, чёткого рисунка не удалось добиться.

Тем временем, Купер смог подловить одного очевидца, который последним видел Дугласа живым.

– Да, вы знаете, кажется я видел кого-то рядом с ним. Это были парень и девушка. Парня я сразу узнал. Его вроде как Крис зовут. Он жил в квартире на одном этаже со мной. А вот девушку его я видел впервые. Они таскали материалы для ремонта. Девушка таскала рулоны обоев, а парень брал вещи потяжелее. Всякие там мешки с клеем, штукатуркой и тому подобное. Девушка ещё так нечаянно врезалась в Саймона, так он аж очки уронил и ничего без них не видел. Она перед ним так сердобольно извинялась, мол, «Простите меня пожалуйста, я такая неряха!». Ну и помогла ему всё в сумки собрать. Парень её тоже подключился. Потом они разошлись по своим квартирам. Такая вот история.

– Ага. А скажите мне, во сколько вы видели их? Не замечали ли вы на этой парочке перчаток или запах каких-либо химических растворителей? И не называли ли они жертву по имени или фамилии?

– Это было около 11 вечера. А вот всего остального я уже не помню. Тускло было в подъезде. Да и далеко я от них был. У нас корридор-то длинный. Однако я точно слышал, что ни он ни она не произносили его имени. Да и ушёл я тогда почти сразу к себе в квартиру. Что было дальше-не знаю.

– А откуда вам известно его имя?

– Ну как же? Мы соседи. Часто пересекаемся друг с другом.

– А кем он вам представлялся? Знали ли вы, кем он был?

– Как он мне сам говорил, он был механиком на заводе.

– А если я скажу вам, что он был серийным убийцей в нашем городе?

Тут мужчину прошиб холодный пот. Он не мог произнести ни слова. Настолько он был ошеломлён этим фактом.

– У-убийцей? Вы это сейчас серьёзно?

– Абсолютно. И вот ещё кое-что. Вы единстенный из соседей, кто знал его лучше всех. Даже консьержке известно только его имя, фамилия и номер квартиры.

– Вы меня в чём-то подозреваете?

– Ни в коем случае. Но нам нужно взять ваши отпечатки пальцев.

– Ну хорошо.

– Так, замечательно. А номер квартиры этого Криса вам известен?

– Да. Номер 411й.

– Хорошо. Всего вам доброго.

Спустившись вниз к консьержке, полицейские снова опросили её.

– Вы знаете кто проживает в квартире номер 411?

– Сейчас проверим. Так… В квартире 411 проживает, вернее проживал гражданин по имени Кристофер Оушен. Он сдал ключи сегодня, 10 го сентября и рассчитался с хозяйкой квартиры.

– А что-нибудь известно насчёт его девушки?

– Никакой девушки я не знаю. Насколько мне известно, он жил один.

– Вот как. Вы сказали, что он рассчитался с хозяйкой квартиры. Где она проживает в данный момент и как её зовут?

– Её зовут Линда Такерман. Весьма сварливая бабёнка. Лично мне она никогда не нравилась. Вот её адрес.

Купер записал адрес в свой блокнот.

– Ладно, тогда ещё увидимся. Всего вам доброго.-он ещё раз снял свою шляпу в знак прощания.

Найти её дом не составило особого труда. Он располагался всего в паре кварталов от Бэйкер-авеню. Пока детективы направлялись туда, между ними завязался диалог.

– Не сочти меня за человека, который оправдывает действия этого вашего Флориста, но не проще ли будет оставить это дело как есть? Кому будет дело до того, что какого-то маньяка отравили в его же квартире?

– То, что ты задаёшь подобные вопросы-вполне логично. Но есть одно «но». Саймон Дуглас хоть и был серийным убийцей, даже у него был шанс на искупление.

Он отбывал срок в Сент-Истовской тюрьме в середине 90х, но затем суд пересмотрел его дело, когда выяснилось, что у него были психические отклонения. Потом начались разбирательства, после чего его перевели в психиатрический отдел на реабилитацию. Он так искренне раскаивался за содеянное. Он подавал большие надежды.

Когда его выписали, он начал жизнь с чистого листа. Переводил деньги в благотворительные фонды, стал донором крови. А теперь, его жизнь прервана. Вот где Флорист допустил ошибку. Именно поэтому его и нужно остановить.

Линда-пенсионерка, проводящая досуг дома, оказалась вовсе не такой сварливой, какой её описывала консьержка.

– Да, у меня проживал этот человек. Меня и саму удивил тот факт, что он решил так сразу уйти.

– У вас осталась копия его паспорта? Покажите его нам.

– Да, конечно. Вот, держите.

– Ещё, нам понадобятся ключи от квартиры, в которой он проживал.

Прийдя в квартиру 411, детективы начали её тщательный осмотр. Общая обстановка оставляла желать лучшего. Кругом был беспорядок. Все вещи разбросаны. Валялись инструменты и материалы для ремонта.

– Да уж. Ну и беспорядок тут. Такое ощущение, будто тут была какая-то алкотуса.

Джордж сохранял озадаченный вид, а Тайлер оставался в неведении.

– Ты какой-то озадаченный, Купер. Знаешь этого человека?

– Дело в том, что у нас в участке работает один такой Кристофер Оушен. Нужно поговорить с ним. Дело только в том, что он работает днём, а у нас ночная смена. Так что дождёмся его мы не раньше утра.

Вернувшись в участок и сдав в лабораторию найденные улики, детективы решили немного передохнуть в кабинете Купера.

Зазвенел будильник. Было 8 утра, но Оушен так и не появился. Он иногда опаздывал на работу, за что ему прилетало от начальства. Вот и в этот раз он опоздал на 10 минут.

– Оушен! Где тебя черти носят? Почему опаздываем?!

– Виноват, мистер Варден. Просто я недавно переехал в новую квартиру и всё никак не могу рассчитать время поездки.

– Чтоб больше такого не было. Ещё раз опоздаешь-урежу тебе зарплату.

– Вас понял, товарищ комиссар.

Купер кивнул головой в его сторону.

– Он нам и нужен.

Сам Кристофер выглядел как типичный, неуверенный в себе задрот. Сутулость, неровность в походке, худощавость, которая при его высоком росте больше делало его обтянутым в кожу скелетом, свисающие до плеч как сосульки жирные волосы. Этот парень явно мало следит за своей опрятностью. Работай он каким-нибудь администратором или программистом в офисе, он бы выходил на работу в том, в чём спит. Однако специфика его работы не требовала от него сверхопрятности, как и плотного социального взаимодействия. Сам Оушен был довольно замкнут, но при этом всегда помогал по работе. Он работал со сбором данных по разным делам и расследованиям, а также был специалистом по информационной безопасности. Да и что уж тут говорить. Без него ни один компьютер нормально не работает более пары смен. Такой специалист как он-просто незаменим в работе полиции.

Тайлер и Джордж вошли к нему в офис.

– Привет, Крис. Нам нужно поговорить с тобой.

– Мне сейчас некогда, ребят. Я занят. Давайте поговорим на обеде.

Из кабинета вышел комиссар Варден.

– О, Купер, Филлипс! А вы чего домой не идёте? Ваша смена уже закончилась.

– Послушай, Джеймс. Нам нужно будет поговорить с Оушеном. Это займёт всего 10—15 минут.

– Ну хорошо. Только пусть свои отсчёты доделает. Оушен! Часа тебе хватит доделать свои отсчёты?

– Думаю, да.

– Хорошо. Мы тогда подойдём к тебе через час.

– О'кей!

Прошёл час и детективы вернулись к Оушену. Тот, сложив руки за голову, откинулся на спинку стула и посмотрел на детективов с озадаченным взглядом.

– Говорите, что вам нужно.

– Это касается дела по убийству Саймона Дугласа. Нам известно, что ты и он проживали в одном доме по адресу Бэйкер-авеню, 132. Ещё, нам известно, что поздно вечером 8 сентября, за несколько часов до его смерти ты и твоя девушка были последними, кто разговаривал и взаимодействовал с ним.

– А это вам откуда известно?

– Об этом нам рассказал свидетель. Он жил в одном этаже с тобой. Он сразу узнал тебя, назвал по имени. А вот девушку твою не узнал. Думал, что ты один живёшь. Но ты молодец! Мы хотели спросить тебя по поводу произошедшего. Может, ты знаешь что-то такое, чего не знаем мы. Как думаешь, были ли у Дугласа личные враги? И почему ты сразу покинул свою квартиру?

– Так! Начнём с того, что я понятия не имею, что это был за тип, с которым столкнулась моя подруга. Мы просто собирались обустроить ремонт в квартире. А как только стало известно о смерти Дугласа, я узнал в жертве своего соседа и до жути перепугался. После этого мы с моей девушкой перепугались и решили переехать в другое место.

– Звучит логично. А как звали твою подругу?

– Сара. Сара-Кристиан Тэйлор.

– Какое хорошенькое имя. А она работает или учится?

– Официально она нигде не работает. Она иногда подрабатывает в разных магазинах, будь то магазин косметики или строй материалов.

– А почему она у тебя не работает официально?

– Говорит, мол, не хочет посвящать долгое время работе. Она выходит на подработку, чтобы помочь с оплатой аренды, ну и что-нибудь купить.

– Понятно. А ты знаешь её адрес проживания?

– Она не местная. Мы с ней встречаемся около года и она решила недавно переехать жить ко мне.

– Тогда, продиктуй нам, пожалуйста свой новый адрес и номер телефона.

– Конечно. Записывай. Грин-Уэллей-стрит, дом 4. Частный одноэтажний дом с полувальмовой кровлей тёмно-синего цвета. Только, вы Сару там сегодня не найдёте.

– Это ещё почему? Разве у вас смены не в один день?

– Нет, у неё же подработка. Она приходит работать, когда ей позвонят. И работает она в разных точках. Как то так.

– Понятно. А скажи-ка мне вот ещё что. Почему вы решили устроить ремонт в квартире поздним вечером?

– Ну тут всё просто. У меня и подруги вечером заканчивались смены и мы сразу поехали в строительный магазин за обоями, клеем, штукатуркой. Вообще, мы давно планировали ремонт, но то не было времени, то не доходили руки. Сами знаете, как это бывает с ремонтом. Да и знали бы вы какая старая эта квартира была. Мы собирались начать делать ремонт следующим утром.

«Можем себе представить» -чуть было не вырвалось вслух у Купера.

– А примерно в какое время вы выезжали в магазин за стройматериалами?

– Да где-то около 10 вечера. А в начале 11го мы уже приезжали домой.

– Хорошо. Ладно, не будем больше отвлекать тебя расспросами. Хорошей тебе смены.

– И вам, мужики, хорошего отдыха.

Закончив свои дела, детективы вышли на улицу. Выйдя из здания, Купер достал из портсигар толстую сигару и принялся смаковать её горький табачный аромат.

– Я думал в твоём возрасте курить противопоказано.

– Дружище, я курю эти сигары больше тридцати лет и мои лёгкие в прекрасном состоянии. Для моего возраста точно.

Докурив сигару, Купер продолжил.

– Думаю, стоит ещё раз сходить в наше кафе, обсудить детали и улики.

В кафе утром было очень тихо и спокойно. Это давало возможность Куперу сконцентрироваться.

– Итак, что у нас есть. Саймон Дуглас был убит в районе 1—2 часов ночи, путём тяжёлого отравления тетродотоксином, подмешанный в его бутылку с молоком и овощи. Смерть от парлича органов дыхания наступает в течение часа после отравления. То есть, Дуглас принял пищу приблизительно в полночь-час ночи.

– Не стоит забывать и о том, что в гостиной была установлена камера. Всё это время Флорист мог проследить за действиями своей жертвы. Он мог это сделать только тогда, когда его долго не было дома. Всё это говорит о том, что он знает не только то, где жила его жертва, но и распорядок дня.

– Он мог это сделать и в то время, когда Дуглас был на работе. Тот очевидец упомянул, что Саймон работал механиком на заводе. И, судя по его реакции, он явно был не в курсе, что он был маньяком-убийцей.

– Но исключать из списка его не стоит. Мы ведь сняли его отпечатки. Останется лишь их проверить.

– Это займёт немалое время. Кстати, об отпечатках. Там было две пары отпечатков. Одна пренадлежала Дугласу. А вот на второй не осталось рисунка и оставлены они не полностью. Так что, размер ладони определить мы не сможем. Со следами немного проще. Хоть их рисунок и не определяется в лаборатории, мы можем знать размер ноги нашего убийцы-44й. Наши эксперты дали ему оценочный диапазон роста от 180 до 187 сантиметров. Он крайне аккуратен. Даже выпавших волосков за собой не оставил. Но посмотрим, какие ещё результаты выдадут эксперты. Ещё надо будет проведать эту Сару.

Дело шло к вечеру. За окном уже стемнело и сильно похолодало. Купер одел свою тёплую куртку и шляпу. Филлипс уже поджидал его у назначенного адреса.

– Давно ты здесь?

– Да вот минут 15 уже торчу. Вторую чашку кофе выпил. Чёрт, ну и холодина же тут. А ведь ещё только начало сентября.

– Скоро будет середина.

– Не суть. Никто так и не пришёл по указанному адресу. Ни Оушен, ни его девчонка.

– Неужто он нас обманул. Погоди, кто-то идёт сюда.

К дому с тёмно-синей кровлей подошла девушка с чёрными как смоль волосами. Она была невысокого роста, примерно 165—167 сантиметров. Она вошла в дом, детективы сразу подошли к ней.

– Извините, мисс. Вы живёте в этом доме? -поперхнувшись, начал Филлипс.

– Да, а что?

– А вас случайно не Сара-Кристиан Тейлор зовут?

– Да. А вы вообще кто такие?

– Мы из полиции. Расследуем дело. Ваши показания как свидетельницы могут быть важны для нас. Можете не переживать. Мы вас ни в чём не подозреваем. Просто хотим задать вам кое-какие вопросы.

– Хорошо. Задавайте.

– Вы знаете, кто такой Саймон Дуглас?

– Нет, вернее, я не знала до того момента, как нам пришлось переехать. Мой парень рассказал мне, что он был нашим соседом и что его нашли мёртвым. Он так за нас перепугался за нас двоих. Вы что-то знаете об этом? Его что, убили?

– Мы работаем над этим делом. А вы можете мне описать, когда в последний раз виделись с Дугласом и при каких обстоятельствах?

– Это было 8 сентября, поздно вечером. Мы тогда с Крисом, это имя моего парня, поехали в Уоллмарт. Там как раз продавались мои любимые обои и они заканчивались в тот день. А ещё было очень холодно. Мы так хотели быстро попасть домой, что я не заметила, как я задела кого-то, а у него ещё были пакеты с продуктами. Ну я и помогла ему их собрать. Он ходил в очках и слава Богу, что я их не поломала. Я извинилась перед ним, он сказал «Ничего страшного» и мы разошлись по своим сторонам. Крис помогал мне нести всё, что потяжелее.

– Во сколько это было? И во сколько вы выехали с Уоллмарта?

– Ну точно не скажу, потому что часов у меня не было. Но с Уоллмарта мы выехали домой ближе к 11 вечера. Просто Уоллмарт закрывался в 11.

– Хорошо. А где вы работаете в настоящее время? И можете указать свой график?

– Где придётся. Сейчас я работаю неофициально продавцом в цветочных магазинах. Знакомая знакомой помогла с поиском работы. У меня нет постоянного графика. Но в основном я работаю по 11—12 часов в разных точках.

– А вы можете дать визитки на своё место работы и свой номер телефона?

– Погодите минуту… Вот, держите.

Девушка выдала визитки и номер телефона. В ответ Купер выдал свою визитку.

– Если что-то понадобится, звоните. От себя могу только добавить, что паниковать не нужно. Но для вашей же безопасности, мы настоятельно рекомендуем вам избегать безлюдных мест, не выходить на улицу в позднее время и позаботиться об охране вашего дома. Камеры, прочные двери с окнами и сирены будут не лишними.

– Я вас поняла. Спасибо за беспокойство. Всего вам доброго.

***

«Я стою у края крыши над пропастью. Кругом сплошной мрак. Густые тени, стоящие вокруг, всё ухмыляются. Приближаются ко мне. Единственный лучик света в этом необъятном царстве тьмы там-внизу. Таким я видел этот мир в последнее время. Полным мрака и безысходности. Я стою у края над этой пропастью, а тени всё смотрят на меня своими отвратительными улыбками. И я прыгаю к нему, убегая от всех этих теней и вечной мерзлоты мрака, сковывающую кости и внутренности. Тени уже не ухмылялись, они гоготали во всю. Я лечу к воронке света, но больше она не становится. Наоборот-она становится всё меньше и меньше, а затем и вовсе пропадает. И тут, летя в пропасть, я осознаю, что все мои проблемы решены, кроме одной-я лечу в пропасть. Гоготание теней слилось в унисон и раздалось гудящим гулом в моей голове.»

Уильям проснулся весь в холодном поту. Ему снова снился кошмар. Они преследуют его уже не одну неделю и не один месяц. Он знал, что после них ему уже не уснуть. Он долго мучался от них и по-своему истолковывал их значение, но избавиться от них так и не смог.

У него был свой способ, который он считал единственно правильным, но сделать этого тут он не мог. Повсюду были санитары и медсёстры. Он не верил, что О'Коннел сможет помочь решить его проблему, но другого способа уйти прочь отсюда у него не оставалось.

Всё оставшееся время он провалялся в полудрёме, а когда его разбудила медсестра на приём к психотерапевту, он даже не хотел вставать.

– Мистер Торрел. Вам пора на приём к психотерапевту.

«Как же задолбали эти психологи, психотерапевты, психиатры, все, кто связан со словом „психо“! Вот чем они занимаются в своих клиниках, кроме как промывают мозги своими заумными терминами, да заполняют бумажки? А эти психиатры-такие важные, как стручки бумажные! Мнят себя Богами и могут пичкать людей таблетками, надеясь, что они решат все проблемы. Хотя, должен признать, та девушка как её там? Дженна О'Коннел вроде как старается делать вид, что ей не всё равно на меня и делает свою работу. Но как она сама сказала, их профессия обязывает их оставаться беспристрастными к чужим проблемам. А значит, она не лучше других таких „специалистов“. Но у нас был уговор и я сдержу свою часть. А сдержит ли она свою?»

Уильяма помогли усадить в инвалидное кресло. Курс обезболивающих помогал ему справляться с физической болью. Но его психологические раны ещё очень сильно кровоточили и пока он не доверится О'Коннел, залечить их будет очень трудно.

– О, мистер Торрел. Я очень рада тебя видеть! Как ты себя чувствуешь?

– Оставь эти любезности. Мы оба знаем, что тебе всё равно на мои личные проблемы. Впрочем, как и всем остальным таким «психологам».

– А, так ты о том, что я говорила в прошлый раз? Ты не совсем верно истолковал значение моих слов. Наша профессия обязывает оставаться беспристастными, чтобы не терять объективное мышление во время проведения сеанса. Ведь если специалист проникнется лишними чувствами или эмоциями, его профессиальная оценка может быть искажена и вследствие он может дать неправильный совет или назначить неправильное лечение. А это чревато последствиями как для пациента, так и для самого специалиста. На самом деле мне важны проблемы своих пациентов, но я не позволяю им мешать моей работе.

– Раз вам важны мои проблемы, то думаю, вы с упоением послушаете как же я так докатился до жизни такой.

– В прошлый раз ты ушёл, так и не ответив на мой вопрос, хотя у нас ещё оставалось время.

– В прошлый раз я был не готов.

– А теперь, как ты считаешь, ты готов?

– Ну да. Задавайте уже свои вопросы.

– Можешь обращаться ко мне на «ты».

– Нет, извините, я пока не готов к такому. Мне от этого не комфортно.

– Я повторю и немного перефразирую свой вопрос. Происходили ли в твоей жизни события в жизни, которые сильно повлияли на твоё мышление и психику? Как тебе давалась учёба в школе? Не возникало ли у тебя там проблем с учителями или сверстниками? Были и есть ли у тебя сейчас друзья? Какие отношения у тебя с матерью сейчас?

– Ух, ну и загрузили вы меня вопросами, конечно. Ну ладно, начну с самого простого.

Своё детство я охарактеризовал как «дерьмово», потому что у меня с самого начала не задалась учёба. Друзей у меня почти не было. А те люди, с которыми я пытался завести общение, на контакт идти не хотели. И так было до конца средней школы. Все эти дебилоиды-одноклашки. Тыкали в меня пальцем со словами. «Зырь, его мамка в школу за ручку водит.» «Ха-ха, смешно.» Да смешно, просто обхохочешься!

Само собой я говорил им, что это не так. Давал им понять, что они не правы, но толку от этого было мало. Я тогда не знал, как себя вести. Просто не был приучен к, как это у вас называют, адаптации к социуму. Ну и так как единственным моим другом на тот момент была моя приёмная матушка, я рассказывал ей о своих проблемах.