Читать книгу Сак - Усман Алимбеков - Страница 5

К пиву наш герой пристрастился в Риге, куда попал по распределению после окончания Одесского института инженеров морского флота. Слабоалкогольная жидкость иногда настолько занимала мысли новеллиста, что он совсем забывал о своих намерениях, например, навестить какую-нибудь редакцию, чтобы пристроить свои очерки. Вот и сегодня Асманкель так и не дошёл до назначенного пункта – Дома культуры железнодорожников, где проводилась встреча молодых литераторов. Ему жутко захотелось утолить жажду вкусной пенной заразой. Пока он определялся, куда бы хотел пойти, ноги сами вывели его в район старой Риги. Среди узких улочек наш очеркист заплутал, хотя знал район Вец-Риги хорошо. А заблудился по причине вдруг исчезнувших мыслей. Он пытался вспомнить, о чём же только что думал и чего сильно жаждал. Лихорадочно носясь по лабиринтам памяти и не находя там ничего определённого, он потерял ощущение времени и пространства. В таком состоянии немудрено заблудиться. Сознание начало чудить, отказываясь воспринимать реальный мир. Он вдруг оказывался то у дома отца в горном аиле, то в тамбуре поезда, в котором встретился с адресатом неотправленного письма проводницей Наташей, то в зале ожидания джамбульского аэропорта. Потом всё исчезло, и наступила тишина. Она и вернула ему способность снова соображать. Сплетение же мыслей грозило обернуться бедствием, он мог упасть в обморок. Нужны были срочные меры по предупреждению беды.

Могла спасти головушку только кружка-другая пива. Сей напиток и в самом деле как-то успокаивал Асманкеля и настраивал на созерцательный лад. Он, зацепившись за эту мысль, направился в облюбованное им ещё год назад маленькое тихое кафе на улице Элизабетас. Но судьбе было угодно повести его мимо концертного зала, где в основном исполнялась симфоническая музыка. В Рижской филармонии вот-вот должен был начаться концерт берлинского оркестра, гастролировавшего по странам Балтики. Огромный рекламный плакат, висевший у входа в зал серьёзной музыки, оповещал об этом. Программа выступления германского коллектива состояла их двух частей, первое отделение – музыка Брамса, второе – Шнитке. Асманкель обожал оркестровую классическую музыку. Ни секунды не колеблясь – пиво или музыка, братишка Арстана и Ирбиса свернул к кассам филармонии. Огромный зал был заполнен наполовину, поэтому Асманкелю без проблем продали билет на концерт, который начался, как только он уселся на своё место. Но с началом выступления немецких музыкантов он бесшумно, никого не тревожа, перебрался на середину зала, чтобы быть в центре звуковых волн, исходящих со сцены. Брамс умиротворил его.

Слушая музыку замечательных композиторов, он проваливался в какое-то космическое пространство, где соучаствовал с музыкой в пронизывании вселенной. А со стороны могло показаться, что слушатель просто дремлет. В действительности внук Аскера так сооружал вокруг себя некую защиту, чтобы не отвлекаться от слушания музыкальных произведений. Не имея абсолютного слуха и не совсем понимая некоторых деталей музыкального шедевра, не реагируя на какие-то музыкально-исполнительские прелести или огрехи, которых не избежать, он научился получать невыразимое наслаждение от серьёзной музыки, воспринимая сочинения композиторов образно, внутренним слухом. Как научился он в своё время радоваться великолепному закату солнца, видя внутренним оком в нём не конец дня, а начало чего-то нового. Он, слушая, давал волю воображению, а оно рождало свои исключительные и неповторимые образы. Они могли возникать под влиянием как звуков оркестра, так и работы какого-нибудь художника и так далее. Видеообразы отличались несказанной красотой, утончённой выразительностью. Кстати сказать, свою очередную суфийскую притчу-сказку «Оранжевый тюльпан» он написал под впечатлением от картины французского художника Анри Руссо «Джунгли».

Разумеется, Асманкель покупал программки и внимательно изучал аннотации, где в двух словах рассказывалось о замыслах автора произведения, о последовательности развития действия. Но сама идея вырисовывалась в процессе исполнения симфонии.

Его друзья классические произведения не особо жаловали. Эрик больше рок уважал, а Дмитрий к эстрадным песням тяготел. Но как-то раз он их уговорил пойти с ним на концерт в Домский собор. Баха исполнял нидерландский органист. С первыми аккордами Асманкель прикрыл глаза, впал в своё привычное «сонное» состояние и два часа наслаждался игрой голландца. Но чего он не любил, так это реакцию слушателей на финальный аккорд. Наш символист подозревал, что слушатели приходят на концерт не внимать музыке, а ждать окончания представления. Чтобы потом, с чувством исполненного долга, громко и неистово аплодировать, совершенно не понимая, что этим громким выражением благодарности музыкантам они отрывают крылья ангелу музыки, только что витавшему тут, которому необходимо для воспарения ввысь время, пауза, ну хоть малюсенькая. В Домском соборе произошло то же самое, что происходит на подобных выступлениях. Не успел последний звук окончательно утихнуть, как весь собор взорвался овациями. Асманкель вздрогнул и открыл глаза. Рядом сидевший Дмитрий беззвучно хохотал, тыча в него пальцем, привлекая внимание Эрика.

– И ты хочешь сказать, что балдеешь от серьёзной музыки?

– Да, мне нравится симфоническая, органная и любая музыка, которая относится к разряду классической. А что?

– Ты же проспал весь концерт. Эрик, скажи.

– Я видел прикрытые его глаза, а спал он или нет, знать не могу.

– Да ладно, не могу. Он спал, и когда все зааплодировали громко, он проснулся от шума. Эрик, ты же видел, как он вздрогнул, очнувшись ото сна?

– Дима, я видел только, что он очень похож на спящего человека, но повторюсь, спал он или нет, не знаю. Чего ты ко мне пристал? Спроси у него самого.

– Асманкель, ты спал или нет?

– Я слушал органную музыку Баха. С недавних пор я слушаю именно так, с прикрытыми глазами. Такое положение не отвлекает меня от главного – восприятия звуков, и раскрепощает воображение. Так я компенсирую, наверное, отсутствие слуха.

– А при чём тут слух?

– Лично для меня, как полагаю, вся прелесть заключается в том, что я не являюсь музыкантом и лишён, как говорил, абсолютного слуха. Был такой композитор Танеев, вот он, если верить Андрею Белому, страдал чуть ли не на каждом концерте, улавливая малейшие неточности исполнения какой-нибудь симфонии тем или иным инструментом, так как обладал этим самым абсолютным слухом. Мне такие тонкости не нужны. Мне нужна идея, образ мучительный и зыбкий, как сказал бы Осип Мандельштам.

– А при чём здесь образ?

– В нём Бог. Если ты, Димитрий, заметил, я ведь не только музыку, но и любое прекрасное вербальное исполнение слушаю с закрытыми глазами, чтобы не упустить суть, идею, отвлекшись на что-то второстепенное, как например, артистизм.

– Ладно, твоя взяла.

– Бах-то понравился вам?

– Для меня он тяжеловат, тягуч, хотя сильная вещь.

– Мне не очень, видать, не понимаю я серьёзную музыку.

После этого случая на все классические концерты Асманкель ходил один.

Когда первое отделение закончилось, он, умиротворённый, вышел в фойе и там увидел Колодных, бабушку и внучку. Они стояли у прохода в зал. Чтобы с ними не здороваться и не вводить их лишний раз в смущение, обожатель непопсовой музыки обошёл зал и другим проходом направился к выходу. Года два тому назад Асманкель прочитал в одной газете потрясающей чистоты и невинности стихи Алины Колодной (тогда ей было всего десять лет). Впечатлительный наш молодой литератор помчался разыскивать юную сочинительницу, чтобы выразить ей своё восхищение. Директор школы разрешил им встретиться дважды, на третий раз отказал, сославшись на категорический запрет близких Алины. У девочки не было мамы с папой, они погибли, когда ей исполнилось всего-то несколько годочков, её воспитывали бабушка и дедушка. Вот они-то и перепугались, когда узнали, что с их внучкой общается молодой человек восточной наружности. Еврейская девочка и мусульманин – данное сочетание, так сложилось исторически, не вызывает у некоторых людей оптимизма. Поэтому последовал строгий запрет. Но он успел юной поэтессе передать свой стих, посвящённый ей. Покидая недослушанный концерт немецкого оркестра, он вспомнил первые строки:

Они встретятся ещё раз много позже на одном литературном вечере, там-то и произойдёт личное знакомство мусульманина с бабушкой прелестной девочки Алины. Они друг другу наговорят кучу комплиментов, зазовут в гости и мило расстанутся. Но Асманкель, как тонко чувствующая натура, уловит их напряжение и неловкость в его присутствии и решит, что более им встречаться не надо. Встречи с хорошими людьми должны рождать приятные ощущения, а не напряжение и неловкость. Таково было убеждение тактичного нееврея. К слову сказать, евреев он любил и уважал за их завидную преданность вере. В отличие от многих собратьев по вере, Асманкель не страдал антисемитизмом или какой-либо фобией по отношению к кому-либо.

Покинув Рижскую филармонию не дослушав концерта, а Шнитке ему тоже нравился, он, немного расстроенный, стал думать, чем заняться. Выходной день заканчивался. Тут почитатель поэтических творений прелестной Алины Колодной вспомнил, что очень хотел выпить пива. И пока он шёл и определялся, в какое бы кафе зайти, про улицу Элизабетас он уже позабыл. Чтобы утолить жажду, его ноги сами привели забитую мыслями о юной поэтессе голову к знаменитому пивному бару «Зем озола».