Читать книгу Сад сходящихся троп, или Спутники Иерофании. Вторая связка философических очерков, эссе и новелл - Владимир Ткаченко-Гильдебрандт, В. А. Ткаченко-Гильдебрандт - Страница 4

На пути к предвидению?

Два года назад, в бушующее время всем известной болезни, мне довелось переводить с французского на русский язык Практический учебник ясновидения Эммануэля Орланди ди Казамоцца, который занимает особое место в ряду книг, освещающих эзотерическую традицию Запада и Востока, поскольку представляет собой подлинное введение как к паранормальным способностям, «дремлющим» в каждом человеке, так и к совокупности универсальных Планов бытия, откуда исходят вибрации разной частоты и чистоты на уровень нашей земной жизни.

Интересно, что сам автор учебника по происхождению корсиканец, а потому с детства столкнулся с волшебными традициями, поверьями и обычаями, существующими на этом самом романском острове Франции и помнящими еще древнеримскую старину. Последнее и побудило, как выясняется, автора заняться эзотерическими исследованиями. Неслучайно Орланди ди Казамоцца начинает курс своего учебника с удивительного рассказа о человеческом предчувствии, его знаках и символах, разбросанных во внешней по отношению к автору среде. Дальнейшие примеры из жизни удачно вплетены в текст учебника и замечательно подчеркивают повсюду звучащую рефреном мысль исследователя о том, что от предчувствия до ясновидения один шаг. Однако же, какой величины этот шаг? Впрочем, выстраивается и логический ряд, четко заданный Орланди ди Казамоцца. Его последовательность такова: предчувствие или низшая форма ясновидения; субъективное ясновидение, в том числе визионерство; и, наконец, объективное ясновидение, именуемое нами даром пророчества. И вся канва учебника подчинена восхождению от низшего к высшему, завершаясь изложением о проблеме зла, идущей от цивилизации погибшего континента Атлантиды, и знаменательным видением Джейн (Джин) Диксон (Лидия Эмма Пинкерт, 1904–1997), американского экстрасенса и астролога, которая почти за десятилетие предсказала приход к власти в США Джона Кеннеди в 1960 году и его последующее убийство в Далласе в ноябре 1963 года. Неслучайно напрашивается вывод: ясновидящие, подобные Джейн Диксон и Эдгару Кейси, вышли за грань парадигмы предсказательного ясновидения, по существу войдя в пророческие пределы. В связи с этим, необходимо подчеркнуть, что они оба оставались верны своей христианской традиции, ведь Джейн Диксон была практикующей католичкой, а Эдгар Кейси принадлежал к протестантской церкви «Ученики Христа».

Итак, исходя из концепции сверхчувственной духовной сущности Акаши, протяженной памяти Вселенной, в которой заключена ее Мыслеоснова, откуда излучается Первый Логос или выраженная мысль (Мыслеформа), автор умело раскрывает тайные стороны Электромагнетизма и его множественных проявлений, причины всех космических феноменов, особо связанной с ясновидением при помощи хрустального шара, выполняющего своего рода роль электромагнетического отражателя, преломляющего отблески этой вселенской памяти. Задача же ясновидящего в переложении данных полученных из Акаши, персонализируя их в отношении отдельного человека или человеческого коллектива. Чем меньше субъективности несет само переложение, тем более реальная картина разоблачается впереди, о чем, собственно, и повествуется в учебнике. Но надлежит учитывать, что проблематика, порождаемая такими антиномическими и сосуществующими понятиями, как Свобода выбора и Фатальность или Свобода и Карма, нам позволяют понять лишь то, чем они являлись и чем могут быть в жизни человеческого индивида или человеческого сообщества. Задача пророков, как лиц, обретших высший уровень ясновидения, именно в большем выявлении потенциальностей грядущих событий. Для Эммануэля Орланди де Казамоцца, как для приверженца научного подхода, не существует безусловной предопределенности; однако он выявляет накапливающуюся позитивность или негативность Кармы, приводящие к неизбежным последствиям. Его величество случай способен только ускорить или отсрочить наступление неотвратимого, впрочем, всегда находящегося под контролем Божественного Провидения. Обобщая, можно сказать, что именно так вершится Суд истории над цивилизациями, народами, государствами, человеческими сообществами и людьми, ибо верно сказано: «Так как они сеяли ветер, то и пожнут бурю» (Ветхий Завет, Книга Пророка Осии, Глава 8, стих 7). Собственно, в этом, как показывает Орланди ди Казамоцца, нет ничего антинаучного, а все закономерно и в русле древнегреческой диалектики. Но ведь рационально и современное эзотерическое познание, зиждущееся на сих вековечных основаниях. Интересно, что будущее автор Учебника практического ясновидения видит в синтезе традиций двух религий: римского католицизма и буддизма; поскольку последние обладают наибольшими атрибутами теократических и иерократических исповеданий.

Однако частный случай, произошедший со мной и связанный со скоропостижной смертью товарища и соратника, внезапно высветил для меня некоторые грани явления, постепенно сложившиеся в моем сознании в общую картину. Каких красок в ней больше, фатальных или провиденциальных, сказать пока сложно. Хотя, разумеется, по замечательному французскому эзотерическому философу Антуану Фабру д’Оливе гармония на уровне человеческого бытия заключается в равновесии сил необходимости, человеческой воли и божественного промысла, чего, впрочем, никогда не бывает ввиду поврежденного человеческого естества. Но обо всем по порядку. Заранее оговорюсь: я нисколько не притязаю на провидческие заключения, пусть это останется моим видением или видением; оба феномена сближал между собой знаменитый ирландский поэт, драматург и Нобелевский лауреат Уильям Батлер Йейтс (1865–1939), размышляя о том, как ирреальное (трансцендентное) правит реальным и создает его.

«Возвращение Зорро»

Итак, больше двадцати лет тому назад я с великим удовольствием посмотрел фильм «Возвращение Зорро» с Антонио Бандерасом в главной роли (кстати, весьма актуальный и в наши дни в связи с происходящими событиями), из которого мне врезался в память диалог между Хоакином Мурьетой и представителями местной знати на светском приеме, устроенном губернатором, где высказывались мнения о том, что есть добродетель дворянства: позиции разделились коренным образом, – одни считали, что она состоит в обеспечении богатства и безбедного существования дам сердца, другие полагали ее на острие шпаги, и только Хоакин Мурьета (уже наученный Зорро) определил ее в искусстве предвидения и, собственно, обобщения событий, которые с большой долей вероятности при наложении условий могут происходить в человеческой истории, причем как на личностном, так и общественном уровне. Иными словами, действует некая событийная матрица, неизбежная при стечении обстоятельств и способная повторяться в жизни ли государства, или человеческих индивидов. О нечто подобном я некогда прочитал в одном из рассказов русского советского классика Юрия Нагибина, но там летчик гражданской авиации, опасающийся за полеты своей жены, создал на энергетическом уровне подобную матрицу, в которую угодил летевший с ней и многими другими пассажирами самолет: все, к счастью, завершилось благополучно. Но в нашем случае речь идет о раскрытии данных матричных состояний в рамках общей фатальности или кармы, тогда как предвидение исходит из их периодического переживания и, если угодно, излучения. Не стоит впадать в мистический сомнамбулизм Уильяма Батлера Йейтса, искусно приукрашенный словесной эквилибристикой, ведь рациональный язык более уместен для объяснения самых загадочных вещей.

Геометрия времени

А для этого, что может быть лучше геометрии. Разумеется, Неевклидовой эллиптической геометрии, гласящей по Риману, что две противоположных точки сферы и переходящих в третью могут иметь между собой, а могут и не иметь еще одну условную точку. Собственно, здесь речь идет о вероятности или невозможности того или иного события, отраженного последней точкой, поскольку эллиптическая геометрия, на мой взгляд, языком математических аллегорий отражает тот процесс, который мы именуем временем. Стало быть, оно нелинейно, и эллипс той или иной формой своей кривизны хорошо объясняет идею вечного возвращения по восходящей или нисходящей спирали. Значит, проекция вечного возвращения особо отчетливо выявляется в изгибах или на изломах эллиптического пространства времени, создавая впечатление однажды увиденного и пережитого как на общественном, так и личностном уровне: ничто неново под луной. Однако подобные явления, вписываясь в сферическую геометрию времени, подчинены своей внутренней логике и как бы выстраиваются в звенья одной цепи причинно-следственных связей. Уж во всяком случае, внешне выглядя спонтанными, они внутренне последовательны в своих акциденциях. При тщательном рассмотрении одно отражается в другом, образуя незримую голограмму сплетений фатальности кармы и необходимости. Впрочем, профаническое мировосприятие слабо улавливает аллюзии данной логичности, относя ее к совпадению, положим, двух случайностей. Пространственное время в своем преломлении не учитывается, и все представляется в линейном развитии.

Между тем в своем Практическом учебнике ясновидения Эммануэль Орланди ди Казамоцца пытается привить читателю пространственное чувствование времени, пусть у него это не столь явно выражено, больше имея отношение к области психологических навыков и экспериментов. И в нашем примере вышеизложенное воззрение прекрасно высвечивает вещи, проявленные опытным путем: текстура событий выткана заранее, она по-особенному выказывает свои складки на изломе и кривизне времен, как могли бы подытожить адепты буддийской мистической Калачакра-тантры. Тогда в математической плоскостной системе координат на графике время жизни можно представлять по восходящей и нисходящей кривой, рассекаемой перпендикулярной прямой, разделяющей каждый его отрезок, если мы, подобно буддизму, допускаем цикличность реинкарнаций душ. Это то, что мне хотелось донести о пространственном времени и его гипотетической композиции в сочленении складок той самой временной ткани или тантры.

Андрей Никитин и Владимир Прусаков: неуловимое сродство во времени и уловимое в случайности…

Итак, не притязая на роль Плутарха, оставившего великолепные сравнительные жизнеописания греко-римских военачальников и политических деятелей, лаконично обратимся к биографиям наших героев. Пожалуй, нелишне напомнить здесь, что оба предстают недооцененными личностями для российской культуры.

После публикации книг Андрей Никитина «Мистики, розенкрейцеры и тамплиеры в Советской России» (1998) и «Rosa Mystica. Поэзия и проза российских тамплиеров» (Аграф, 2002) я мечтал познакомиться с их автором и составителем. К тому же, в 2004 году в издательстве «Минувшее» вышел в свет фундаментальный пятитомник документов «Орден российских тамплиеров» (3 тома), а также «Розенкрейцеры в Советской России» (1 том) и «Эзотерическое масонство в Советской России» (1 том), составленный и прокомментированный Андреем Никитиным. И вот в 20-х числах сентября 2005 года я получил приглашение от одного из издателей эзотерической литературы познакомиться с Андреем Никитиным у него в издательстве на следующий день в 17.00. Однако из-за срочных вопросов службы (я тогда служил в Пограничной службе ФСБ России) мне пришлось задержаться. Я опоздал буквально на час и, войдя в кабинет к издателю, узнал, что Андрей Никитин покинул его буквально пять минут назад, то есть: «Разминулись», – выпалил я в сердцах. Издатель меня успокаивал, дескать, не переживай ты так, еще неоднократно будет повод для встречи. Однако не прошло и двух месяцев с той поры, как Андрей Никитин скоропостижно скончался 15 ноября 2005 года в возрасте чуть более семидесяти лет (в общем, молодом по нынешним меркам московского долголетия: говорю без тени иронии).

Андрей Леонидович Никитин

О всеохватности и энциклопедичности исследований Андрея Никитина, с кем не удалось пообщаться на земном плане, свидетельствуют данные в открытых источниках. Мне же следует обратить внимание читателя на два направления его деятельности: история тайных обществ раннего советского периода и археологические открытия, предвосхитившие новое направление в биохимии и ДНК-исследованиях и дающие нам представление о прародине и первоисточниках культур Индии, Ирана, Памира, Афганистана и Пакистана. Будучи профессиональным археологом, Андрей Никитин, проводя раскопки на Верхней Волге, одним из первых обратил внимание на малую изученность Фатьяновской археологической культуры, которая теперь по праву считается колыбелью как праславянских племен, так индоиранских и индоарийских народов, некогда ушедших с Верхней Волги и распространившихся отсюда сначала на Южном Урале (знаменитая Синташтинская культура), а затем в Центральной и Южной Азии, в том числе на Индийском субконтиненте. Вскрытый Никитиным Никульцынский могильник, принадлежащий к Фатьяновской культуре (прибл. 86 км на юго-восток от Ярославля), выявил древние костные останки, относящиеся к архаической Y-гаплогруппе R1a, к которому восходят ветви: славянская z283 и общая индоиранская z93; последняя характерна для высших каст Индии, восточно-иранских народностей Памира, пуштунов, евреев-левитов, арабов-курейшитов, казанских и крымских татар, что говорит о скифском происхождении всех вышеперечисленных этнических групп (http://www. e-notabene.ru/hr/preprint_37844.html). Ныне костные останки Никульцынского захоронения, извлеченные археологическим отрядом Никитина, хранятся в Ярославском университете. Собственно, Никитин придерживался версии о рождении первого Зороастра или Заратуштры (а их было несколько, как свидетельствует история), протагониста монотеистической религии, на Южном Урале, возможно даже в легендарном городище Аркаим: данное событие могло произойти от 25 до 23 вв. до н. э. Дело Никитина продолжил замечательный и ныне здравствующий советский российский и американский биохимик Анатолий Клёсов, с которым Владимир Прусаков сделал серию бесед на ютуб-канале Школы здравого смысла. С другой стороны, являясь сыном русского тамплиера 20-х гг. прошлого столетия рязанского дворянина Леонида Никитина, Андрей Никитин уже в 1990-е открыл и успешно разработал новое направление в изучении общественной жизни России раннего Советского периода, посвященное деятельности неотамплиерских, франкмасонских и тайных сообществ и орденов (по архивам ОГПУ-НКВД-МГБ). К примеру, он первым на основании документов и свидетельств подтвердил принадлежность актера Юрия Завадского и режиссера Бориса Эйзенштейна, впоследствии «любимцев» И. В. Сталина, к рыцарям Ордену Света и розенкрейцерским группам. Особо стоит отметить, что, насколько возможно, Андрею Никитину удалось выяснить некоторые биографические вехи недооцененного, но поистине выдающегося русского мыслителя Владимир Шмакова (1887–1929), автора великолепных по композиции и содержанию книг эзотерической философии: «Священная книга Тота. Великие Арканы Таро» (Киев: София, 1993), «Закон синархии и учение о двойственной иерархии монад и множеств» (Киев: София, 1994), «Основы пневматологии. Теоретическая механика становления Духа» (Киев: София, 1994), «Основные законы архитектоники мира. Единство – бинер, тернер и кватернер» (издавалось до 1916 года в журналах на немецком языке). О нем впервые в постсоветской России Андрей Никитин написал в своей статье «Московский Сен-Жермен» (Клуб Третий Глаз. – М., 1997), рассказав о его руководстве школой московских розенкрейцеров в начале 20-х гг. Владимир Шмаков, с одной стороны, продолжал синархическую традицию французских мистиков Антуана Фабра д’Оливе и Александра Сент-Ив д’Альвейдра; с другой стороны, наряду с Анри Бергсоном (1959–1941), стоял у истоков философии интуитивизма.

Владимир Викторович Прусаков

Владимир Прусаков родился в Москве почти двадцать лет спустя после Андрея Никитина 4 марта 1955 года, закончил Московский авиационный институт, работал на заводе им. Хруничева, ковал ядерный щит страны, где вырос от простого инженера до руководителя ведущей лаборатории, через которую прошли все члены Политбюро ЦК КПСС, в 90-е гг. с развалом отечественной оборонки и конструкторских бюро ушел в бизнес, управлял коммерческим банком. Непрестанно учась, получил (с отличием) богословское, философское и психологическое образование. Неоднократно совершал паломничества на Святую Гору Афон, где высадил своими руками сад (500 фруктовых деревьев). Пожалуй, главным выдающимся достижением и произведением искусства Владимира Прусакова является издание Золотого Корана, который создавался на средства его предприятия Московским Монетным Двором с образца, которым послужил Коран Усмана VII-го столетия, находящийся в собственности Российской Академии Наук и хранящийся в филиале Института востоковедения в Санкт-Петербурге. Золотой Коран представляет собой 162 пластины из золота 999 пробы. На его изготовление Московскому Монетному Двору потребовалось полтора года, то есть работа над ним начиналась в середине 2005 года, если полностью цельно-золотая копия священной исламской книги увидела свет в декабре 2006 года, реализованная по наиболее совершенной и не имеющей аналогов в мире технологии. Тогда же стоимость копии составила 5,9 миллионов долларов. В сентябре 2007 года Золотой Коран (в количестве 14 золотых пластин или «плакетов») был впервые представлен под руководством автора проекта Владимира Прусакова на выставке «Священный Коран» в Исламской Республике Иран. С тех пор замечательный российский артефакт экспонировался в других исламских странах, а также в ведущих центральных и региональных музеях изобразительного искусства нашей страны. Ювелирная техника исполнения священной книги такова, что на золотых пластинах можно различить даже капли крови убитого в 656 году халифа Усмана, четко передаваемые, как и в оригинале древнего арабского манускрипта. Кроме того, под руководством Владимира Прусакова был отчеканен Московским Монетным Двором четыре года спустя в 2010 году Серебряный Коран, а в 2013 году вышла коллекция сорока серебряных марок, знакомящая с достопримечательностями Мекки как священного центра мусульман (количество сорок неслучайно, ибо в сорок лет от роду пророк Магомет услышал глас Аллаха). Будучи по-настоящему православным христианином, Владимир Прусаков глубинно понимал значение духовного наследия всех народов нашей великой России. Шедевры, созданные им, теперь украшают стены главных мечетей в Казахстане и Москве. Последние два года он фактически с нуля создал в информационном пространстве «сеть разумных от народа» – Школу Здравого Смысла, которая, развиваясь, обрела многотысячную аудиторию. Он представлял собой редкое гармоничное сочетание высококлассного инженера и всестороннего гуманитария, считавшего вместе с выдающимся русским филологом и лингвистом Вячеславом Всеволодовичем Ивановым, что в XXI-м веке должны получить приоритет именно гуманитарные и духовные знания; в противном случае – человечеству придет конец.

По сути, Владимир Прусаков своей благородной деятельностью предложил новый формат издания священных книг, увековечивая их подобным образом, поскольку пергамент и бумага со временем ветшают и утрачивают четкость печати, тогда как их ювелирная технология исполнения на драгоценных металлах и сплавах позволят их сохранять на все времена в рамках религиозных общин, организаций и объединений. Разумеется, самое дорогостоящее здесь это матрицы, созданные на Московском Монетном Дворе. А чеканить страницы священных текстов можно и на другом более доступном содержащем ювелирный металл материале, обеспечивающем их вековую сохранность. Здесь не нужно быть большим специалистом, чтобы понимать, насколько это здраво, а вместе с тем и целесообразно.

Одна из страниц Золотого Корана

На первый взгляд вроде нет ничего общего, однако, присмотревшись, стоит отметить: работа над Золотым Кораном под руководством Владимира Прусакова началась как раз в год смерти Андрея Никитина и вовсю уже шла, когда я на несколько минут разминулся с сыном русского тамплиера в одном из издательств. Ведь так легко заблудиться в лепестках Мистической Розы времени, воспетой тамплиерами и суфиями мистического ордена Сухравардия, наблюдавшейся Уильямом Батлером Йейтсом в розетках древних ирландских соборов и церквей. Собственно, это и есть Роза Мира Даниила Андреева, незримыми серебряными нитями служения своей стране и своему народу сроднившая между собой уже в вечности моих соратников, с которыми я разминулся – Андрея Никитина и Владимира Прусакова. Впрочем, эта роза очень напоминает заполнение пространства Лобачевского правильными прямоугольными додекаэдрами, в центре которых образуются три разновеликих пентаграммы. В подобной фигуре и заключается цветущая сложность времени и пространства или пространства времени, воспетая Константином Леонтьевом и Владимиром Соловьевым.

В тот вечер 23 мая 2022 года в 18.00 Владимир Прусаков запланировал беседу со мной в дистанционном режиме, в которой я должен был рассказать об Андрее Никитине, сделав упор на его произведениях по истории тайных обществ в России XX-го столетия и замечательной археологической деятельности, связанной с открытием Фатьяновской культуры, как выясняется, первоисточника Синташтинской культуры и, следовательно, индоиранской и индоарийской цивилизаций. Буквально накануне, к исходу дня 22 мая, мне позвонил Владимир, предупредив о будущей беседе. Тогда же я попросил своего товарища, занимающегося генотипированием древних останков, ассистировать мне и подготовить слайды по Фатьяновской культуре. В 16.00 я вышел из дома на улицу, решив позаниматься на спортивной площадке, так сказать, для бодрости тела и духа. Когда я шел по знакомому маршруту, на моих глазах машина задавила голубя: предчувствие чего-то неладного шелохнулось в моей груди, хотя я всегда гоню подобные мысли прочь, тогда как книга Эммануэля Орланди де Казамоцца, о которой шла речь, советует все же прислушиваться к таким знакам. Вернувшись домой и предупредив товарища, я ждал условленного времени. Полчаса пробежало молниеносно.

18.00 – Владимир не звонит. 18.05: я несколько недоумеваю, поскольку знаю его строгую инженерскую пунктуальность; 18.07 решаюсь ему позвонить: трубку берет помощник Владимира Прусакова, сообщивший мне о его скоропостижной кончине.

Дальше шоковое состояние: оно длилось недолго, приходило осмысление случившегося. И сразу в памяти моего сердца предстало то мгновение несостоявшейся беседы осенью 2005 года с Андреем Никитиным. Казалось, будто роковое стечение обстоятельств сначала лишило меня встречи с ним, а теперь я не смог рассказать о нем из-за внезапной смерти товарища. Как же все взаимосвязано в нашей жизни: эти серебряные нити судьбы, промысла, человеческой воли, расставаний, несовпадающих встреч и, наоборот, неожиданных свиданий, – все это разбросано в виде сети в пространстве времени, логику которого прекрасно выразили еще древнегреческие диалектики, твердя, что случайность есть непознанная закономерность. Что тут скажешь? Получается, что и краткие моменты состояния предвидения у лиц, наделенных главной добродетелью дворянства, подвержены его величеству случаю. Но не будем его абсолютизировать, а то так можно вслед за Аристотелем договориться, что и небеса есть результат случайности или стечения обстоятельств, что, разумеется, не так. Просто подобный пример уже ушедших из жизни двух замечательных людей красноречиво иллюстрирует, что случайностью действительно управляет закономерность, создающая предрасположенность или предопределенность индивида в том или ином контексте жизненных ситуаций, бытия.

Жертвоприношение… Катарсис

Может ли и оно быть обусловленным в пространстве времени или зависит исключительно от осознанной воли индивида? Скорее и то, и другое, а еще и нечто третье, поскольку во время Великой Отечественной и других войн наши воины, совершая подвиги и творя чудеса героизма, не успевали осознавать свою жертвенность. Это коренится в характере народа. Тем же самым отличались уже повенчанные с вечностью Андрей Никитин и Владимир Прусаков. Причем если первый ревностно и беззаветно служил отечественной археологии, писательству и делу изучения тайных обществ в Советской России, то второй поступал тождественно, создавая свои произведения искусства, а последние два года положив свой живот за други своя – неустанно возрождая в тяжелый пандемический период Школу Здравого Смысла, как бы вливая в нее свою жизненную энергию, наполняя ее ютуб-канал новыми лицами, новыми смыслами и новым содержанием.

Святой преподобный Иоанн Колов, ожививший иссохшее дерево

Я помню, как он критиковал меня из-за моего пристрастия к марочному красному вину, моей приверженности художникам русского авангарда, в том числе Марку Шагалу и Казимиру Малевичу, композиторам Нововенской школы и ее корифею Арнольду Шёнбергу, великому русскому режиссеру Андрею Тарковскому: я мог долго с ним спорить по поводу цикла Распятий Марка Шагала или полифонии фон Веберна и Шёнберга; наши вкусы, мягко говоря, кардинально отличались, однако братство между нами только крепло и упрочивалось. И что любопытно: про Андрея Никитина мы давно намеревались снять беседу (уж, наверное, с год), но все откладывалось по тем или иным причинам и в итоге – не вышло… И вот на фоне этих двух замечательных русских людей, с одним из которых мне удалось, а с другим не удалось пообщаться, вырастает фигура Андрея Тарковского с его последним фильмом «Жертвоприношение», снятым в 1986 году на шведском острове Готланд: двойная аллюзия на племя готов и страну Бога. Трагичный сюжет этого фильма, изложенный в киносценарии «Ведьма» братьев Аркадия и Бориса Стругацких, не стоит пересказывать, отмечу лишь, что повествование обращается вокруг притчи о сухом дереве, взятой из жития святого преподобного монаха Иоанна Колова, наставник которого Пам-во, желая испытать терпение послушника, заставил его поливать сухое дерево, взбираясь на гору: спустя три года иссохшее дерево покрылось пышною зеленью и дало обильные плоды, с тех пор называясь «древом послушания». Однако жертвоприношение у Андрея Тарковского скорее еретическое, нежели христианское: оно связано с адюльтером главного героя писателя Александра со служанкой Марией, поджогом им собственного дома и попаданием его, по сути, в клинику для умалишенных, в результате чего к его немому сыну возвращается дар речи и расцветает сухое дерево. Это дуалистический подход, юродство «по-западному», ради искупления предполагающий пройти через горнило блуда, уничтожения и даже самоуничтожения, аутодафе интеллектуала: в этом смысле братом писателя Александра является зараженный сифилисом композитор Адриан Леверкюн, главный герой романа Томаса Манна «Доктор Фаустус». Здесь уже стирается грань между добром и злом, а мир представляет собой смешение демонических духов, использующих человеческие тела. Тарковский совершенно верно передал феномен и ноумен западного жертвоприношения: оставаясь русским и православным, он вскрыл тщету экзальтированной духовности западных христиан, начиная с пантеизма Мейстера Экхарта до квази-сексуальности мистики Терезы Авильской (впрочем, я отнюдь не считаю, как некоторые наши ревнители, всю католическую мистику таковой). И здесь в отношении наших героев, Андрея Никитина и Владимира Прусакова, наиболее уместна мастерски обыгранная притча о сухом дереве: Андрей Никитин долгие годы занимался сухими ветвями, производя археологические раскопки и определяя корни европейской и центрально-азиатской цивилизаций; Владимир Прусаков насадил на Святой Горе Афон сад живых фруктовых деревьев (500 саженцев соответствует практически полутора годам срока поливки засохшего дерева монахом), – и оба они как раз и сливаются в образе египетского пустынника святого Иоанна Колова (умер около 430 года), стараниями которого, можно сказать, расцвело «Древо Жизни». Между тем Владимир Прусаков преставился 23 мая в день памяти блаженной Таисии Египетской, послушницы святого преподобного Иоанна Колова.

И подобно тому, как огненная жертва великого магистра Ордена Храма Якова де Моле в 1314 году способствовала возрождению тамплиеров в грядущем под видом сообществ Компаньонажа и Массении Святого Грааля, вплоть до возрождения ордена при герцоге Филиппе Орлеанском в конце XVII-го столетия; точно так же и мирная тихая жертва Андрея Никитина и Владимира Прусакова в дальнейшем послужит делу развития и сохранения отечественной цивилизации и культуры, учитывая масштаб личностей обоих, невзирая на то, что они, как говорилось выше, и недооцененные в нашей стране. Но их смерть, как не парадоксально, явилась, поистине, восстановлением их связи с жизнью, сущим – по слову Андрея Тарковского.

Вот, пожалуй, все то, о чем я размышлял, вспоминая знаменитую розетку Амьенского собора, несущую аллюзию на заполнение пространства гениального русского математика Николая Лобачевского правильными прямоугольными додекаэдрами, в центре которых образуются три разновеликих пентаграммы. Собственно, это и есть символическое отображение пространства времени, лепестки, складки, лабиринты которого высветили для нас пересечение судеб двух замечательных соотечественников – Андрея Никитина и Владимира Прусакова. Разумеется, мы свидимся все там, однажды преодолев эту розетку, отделяющую мир становления от сущего; встретимся по ту сторону Розы Мира:

«И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет. И я, Иоанн, увидел святой город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего. И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их. И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло» (Откр. 21: 1–4).