Читать книгу Судьба энтомолога. Воспоминания о Евгении Михайловиче Степанове - В. А. Тряпицын - Страница 4

Евгений Михайлович Степанов родился в городе Екатеринодаре (ныне Краснодаре) 12 апреля 1902 г. (по старому стилю) в семье обедневших потомственных дворян [см. Степанова Н.Е., Сугоняев Е.С. Жизнь и деятельность Евгения Михайловича Степанова. В кн.: Биологическая защита растений – основа стабилизации агроэкосистем. Краснодар, ВНИИБЗР РАСХН, 2004. С. 3–8.]

Отца своего Е.М. в разговоре со мной называл «молчуном», «человеком, всю жизнь промолчавшим», «суровым». Я вспоминаю на Чаквинском пляже в 1950 г. худого и изможденного Е.М. и крепкого Бориса Ивановича Рукавишникова. «Вот скажите, Володя, – спросил меня Борис Иванович – кто из нас старше?» Я посмотрел на обоих моих учителей – настоящего и будущего и ответил без колебаний: «Мне кажется, что старше Евгений Михайлович…». «Нет, сказал Борис Иванович – он на несколько лет моложе меня!». «Жизнь непростая…» – смущенно произнес Евгений Михайлович.

Е.М. учился до революции в очень хорошем Екатеринодарском коммерческом училище. Как-то в Батуми он сказал мне: «Вы знаете, Володя, раньше, до Революции учили хорошо. Напрасно сейчас пишут, что в царские времена школа была отсталой. Вы даже представить себе не можете, какие у нас были прекрасные учебные кабинеты: физический, химический, минералогический, ботанический, зоологический! А какие преподаватели у нас были! И учили детей писать грамотно, вырабатывали у учеников хороший литературный стиль – не то, что в нынешние времена. Сейчас никто элементарно грамотно писать не умеет». Я ответил Е.М., что нечто подобное говорил мне мой дед.

Михаил Дмитриевич Степанов – отец Е.М. Степанова

Мария Павловна (в девичестве Крауш) – мать Е.М. Степанова

Е.М. рассказывал мне, что уже в школьные годы увлекся изучением природы и начал собирать и определять лишайники. У него была большая коллекция лишайников, и он их хорошо знал.

В юности Е.М. познакомился с братьями Кириченко (Александром Николаевичем и Алексеем Николаевичем) и со своими ровесниками братьями Арнольди (Константином Владимировичем и Львом Владимировичем). Я лично знал их всех, кроме Алексея Николаевича Кириченко, который скончался еще до того, как я стал энтомологом. Братья Кириченко были много старше Е.М. Они родились и выросли в Керчи.

Александр Николаевич был великим гемиптерологом (специалистом по клопам), его брат – кокцидологом и деятелем в области карантина растений. Константин Владимирович Арнольди был мирмекологом (специалистом по муравьям), а Лев Владимирович – гидробиологом и колеоптерологом. Е.М. говорил об этих выдающихся энтомологах с глубочайшим уважением.

С особым пиететом Е.М. рассказывал об Александре Николаевиче Кириченко, но не как о гемиптерологе, а как о хранителе коллекций и библиотекаре Русского (Всесоюзного) энтомологического общества.

Об Алексее Николаевиче Кириченко он говорил, что это был высокопринципиальный человек; работая в 30-х годах в Одессе, в Селекционно-Генетическом институте в должности заведующего отделом защиты растений, он покинул этот Институт в тот же день, когда его директором стал Т.Д. Лысенко. И перешел в Одесскую инспекцию по карантину растений, откуда часто наезжал в Москву, в Управление по карантину растений, где щедро помогал коллегам: составлял и корректировал планы, редактировал инструкции, определял вредителей и т. д.

О Константине Владимировиче Арнольди Е.М. сказал тогда вот что: «Какой красавец был в молодости! А что с ним стало? Сейчас немного красивей черта!»

В Екатеринодаре во время Гражданской войны Е.М. пережил множество драматических событий. «Я видел, – говорил он, – как тело генерала Корнилова тащили по мостовой на веревке». [В те дни Красная армия пыталась взять Екатеринодар. Генерал Корнилов был убит 31 марта 1918 г. на своем командном пункте снарядом во время осады города. Белые с величайшими почестями похоронили его близ станицы Елизаветинской, в немецкой колонии Гначбау. Он был оплакан населением (по меньшей мере, частью его, какой – можно догадаться). Красные, захватив город, нашли могилу ненавистного им генерала, вырыли тело из могилы, привезли его в Екатеринодар, проволокли по городу и повесили]. (Подробнее – см. в воспоминаниях ген. Деникина «Очерки русской смуты» (журнал «Октябрь», № 11. 1991 г.)).

Е.М. начал определять жуков по переводному определителю Шлехтендаля и Вюнша и только позднее приобрел хорошую книгу Кунта (на немецком языке). Этот последний определитель Е.М. очень любил. Он с гордостью показал мне эту книгу, где почти каждый признак был иллюстрирован на широких полях страниц. «Вот так надо было бы сделать определитель хальцид!» – сказал мне однажды Е.М.

В 20-е годы Е.М. учился в Институте прикладной зоологии и фитопатологии (ИЗИФ) в Ленинграде. Он боготворил это учебное заведение и его основателя профессора Николая Николаевича Богданова-Катькова. Они были дружны еще с Екатеринодарских времен. Е.М. часто рассказывал мне о феноменальной работоспособности этого замечательного человека, очень сожалел о его раннем параличе и ни разу не намекнул о похождениях любвеобильного знаменитого профессора, о которых в студенческой среде тогда ходили легенды.

В те времена, когда Е.М. учился в ИЗИФ’е, в этом институте выросла плеяда блестящих энтомологов, ставших впоследствии знаменитостями. Из них стоит упомянуть (а всех их не перечислишь) Николая Абрамовича Теленгу Игоря Васильевича Кожанчикова, Бориса Ивановича Рукавишникова, Владимира Вениаминовича Попова, Всеволода Владимировича Гусаковского, Леонида Сергеевича Зимина, Всеволода Ивановича Волгина (учившегося там несколько позднее). Это была хорошая энтомологическая компания.

Е.М. ближе всего дружил с В.В. Гусаковским и Л.С. Зиминым, очень хорошо относился к Н.А. Теленге и уважал И.В. Кожанчикова. Но активно не любил В.В. Попова. Вероятно, эта нелюбовь к Попову пришла позднее, когда тот после войны не принял Е.М. на работу в Зоологический институт АН СССР. Но возможно, Попов держался в ИЗИФ’е несколько особняком, т. к. ему претила несколько «богемная» среда, каковой он считал компанию Гусаковского, Зимина и примыкавшего к ней Е.М. К этой компании относилась также крупная решительная женщина Евгения Кузнецова – жена цикадиста Виктора Кузнецова. Это были очень живые люди: Леонид Сергеевич Зимин был отличным танцором и не упускал случая поволочиться за дамами; Всеволод Владимирович Гуссаковский писал отличные стихи и едкие эпиграммы, он был безнадежно влюблен в Кузнецову, тоже одаренную некоторыми художественными талантами (она пела и играла на гитаре).

Жили тогда трудно, и Е.М., как и многим другим, приходилось подрабатывать на разгрузке вагонов или пароходов в порту; возможно, ему пришлось поработать и корректором. Но вот о чем я доподлинно знаю, так это то, что он заведовал одно время наблюдательным пунктом по вредителям и болезням. Этот пункт находился к югу от Ленинграда. И лаборантом его был в то время будущий знаменитый энтомолог Александр Сергеевич Данилевский. [Узнал я об этом в 1953 г., когда был в Батуми уже в роли аспиранта Зоологического института Академии наук СССР. Тогда Грузбиолабораторию посетила небольшая группа студентов Ленинградского университета, отличающихся, как известно, изрядным снобизмом. Среди них была одна хорошенькая, бойкая, но бесцеремонная студентка. Е.М. спросил ее, под чьим руководством она выполняет дипломную работу. «Я выполняю работу под руководством Александра Сергеевича Данилевского, Вы, конечно, не знаете такого». «Столичная» барышня, увидев скромного директора скромной лаборатории, решила удивить его, произнеся фамилию Данилевского. Но Е.М. не вспылил, он скромно ответил: «Нет, я знаю его, он работал у меня лаборантом в 1928 г.»].

Студенты ИЗИФ’a часто засиживались вечерами в лабораториях института, занимались определением насекомых. Многие из них, в том числе и Е.М., начали работать и в коллекционных фондах Музея Зоологического института АН СССР. Тогда в этом институте было все не так, как сейчас, когда он переполнен людьми, сидящими, стоящими и бегающими повсюду. В институте было малолюдно и тихо: здесь существовала система: один кабинет – один ученый специалист – один лаборант (до Революции 1917 г. лаборантов называли лабораторными служителями, это были исключительно мужчины, после Революции в лаборанты пошли преимущественно женщины).

Состав энтомологического отдела Института был следующий: в отделении жуков работали Георгий Георгиевич Якобсон и Андрей Петрович Семенов-Тян-Шанский; в отделении чешуекрылых – Николай Яковлевич Кузнецов; в отделении прямокрылых – Елена Федоровна Мирам; в отделении двукрылых – Александр Александрович Штакельберг; в отделении перепончатокрылых – Александр Степанович Скориков; в отделении тлей – Александр Константинович Мордвилко; в отделении полужесткокрылых – Александр Николаевич Кириченко. Ученых степеней кандидата и доктора наук тогда не было; эти звания были присуждены ведущим специалистам Зоологического института «honoris causa» (без защиты диссертации) в 1936 г. Но профессора были, например, Николай Яковлевич Кузнецов.

Е.М. начал посещать отделение жесткокрылых (жуков) Зоологического института и был представлен А.П. Семенову-Тян-Шанскому и ГГ. Якобсону. Он был хорошо принят ими. Они часто беседовали с Е.М., а он благоговел перед ними до конца своей жизни и очень любил о них рассказывать. Книгу Г. Г. Якобсона «Жуки России и Западной Европы» Е.М. считал одним из шедевров мировой энтомологической литературы.

Во время пребывания в Ленинграде в 1920-1930-х гг. Е.М. сделал ряд хороших работ по систематике жуков-щелкунов, которые опубликовал преимущественно в Чехословакии.

В 1929 г. по мобилизации он работал в Туркмении инспектором в отряде по борьбе с пустынной саранчой Schistocerca gregaria.

Первой женой Е.М. была Александра Тимофеевна Кирьякова. Мне неизвестно, где она тогда училась или работала, но в 1952 г. я застал ее работающей в Зоологическом институте. Это была уже «пожилая» (на мой взгляд) женщина, с несколько аскетическим волевым лицом. Вероятно, у нее был сильный характер. Она была очень хорошей пианисткой и иногда играла на вечерах в институте, которые тогда были традицией повсюду. Ко мне Александра Тимофеевна относилась очень хорошо и даже однажды познакомила со своей дочерью. Вероятно, кто-то ей сказал, что я ученик Е.М., но она никогда даже не намекнула на то, что знала об этом. Вообще, она была очень сдержанна. Лишь лет через 15 после моего поступления в Зоологический институт кто-то сказал мне, что она была женой Е.М. Тогда я вспомнил, что в 1958 г. моя жена, Елизавета Яковлевна Шувахина, говорила мне, что Е.М. сказал ей как-то, что в свой ленинградский период жизни он очень много слышал хорошей музыки.