Читать книгу Россия – Крым – Украина. Опыт взаимоотношений в годы революции и Гражданской войны - В. Ф. Солдатенко - Страница 2

Очевидно, в последние годы нет в мире политических лидеров, функционеров международных организаций, которые бы публично не высказывались о крымской проблеме, перспективах ее разрешения. Спектр мнений невероятно широк – вплоть до полярно противоположных, взаимоисключающих. Используются различные аргументы, в том числе исторические факты, документы. Но их трактовки очень часто существенно отличаются, нередко «подверстываются» под желаемый (т. е. конъюнктурный) результат, грешат против объективности, реализма. Вряд ли в ближайшее время удастся преодолеть противоречивые, несовместимые подходы, поскольку дискутанты преследуют преимущественно политические цели, не смущаясь, приносят в жертву истину.

И если уж прибегать к оперированию доказательствами, связанными с сюжетами исторической ретроспективы, то они окажутся приемлемыми, убедительными и даже по-настоящему выигрышными, если в их основание будет положено реалистическое знание, а в оценках и выводах безоговорочно станет доминировать непредвзятый, строгий, последовательный научный анализ.

Конечно, при этом нельзя не учитывать исторической динамики своеобразных, нередко существенно отличающихся стадий развития означенных субъектов взаимоотношений (и России, и Украины, и Крыма) в разные периоды, изначально отказавшись от исследовательских реконструкций в упрощенной системе координат. Каждый исторический этап имел свои качественные особенности и потому требует предметного, обстоятельного изучения при общем понимании, что проявлялись одновременно, параллельно или во взаимопереплетениях, взаимодополнениях и некие фундаментальные, определяющие, «сквозные» тенденции, и временные, конъюнктурные факторы.

Учитывая данное обстоятельство, представляется возможным и необходимым избрать предметом специального рассмотрения один из переломных и весьма насыщенных векторными изменениями исторических рубежей – революционную эпоху 1917–1921 гг., попытаться увидеть в процессах столетней давности корни последующих весьма непростых, часто неоднозначных, порой даже труднопостижимых явлений.

Конечно, результативно это сделать можно лишь с учетом достижений историографии.

При этом надо изначально отдавать себе отчет, что взаимоотношения между обозначенными государственно-административными субъектами были производными от политических, во многом – военно-политических факторов, сущностей господствующих политико-правовых систем и режимов, динамики их смены, ориентаций и поведения государственных, общественных деятелей и массы других аспектов революции, гражданской войны, иностранной интервенции. Ввиду этого внимание следует фокусировать на более узком историографическом сегменте, частично на выборочном подходе к историческим студиям, сознательно допуская определенную асимметрию в сторону более детального анализа в некоторых случаях событий в Крыму[1], поскольку анализ изменений ситуации в материковой части (и России, и Украины) представляется сравнительно более широко известным, получившим обстоятельную апробацию во множестве современных публикаций. Гораздо объемнее представлена и документальная сторона деятельности государственных образований упомянутых субъектов.

Кроме того, в реальной жизни складывалось так, что от ситуации в Крыму практически на всех этапах периода зависимость характера и результатов взаимоотношений России, Украины и Крыма была большей, нежели от позиций, желаний, стремлений всех властей, сменявших друг друга севернее полуострова.

События февраля 2014 г. и последующих лет, однозначно квалифицируемые в официальных документах Украины, оценках руководителей государства, политиков как «временная оккупация Крыма», «аннексия» полуострова Российской Федерацией, как составная часть ведущейся против суверенного государства «гибридной войны», предельно актуализировали проблему на самых различных срезах, в т. ч. и в аспекте исторических реконструкций. Оперативное информационное пространство заполнилось множеством публикаций научного и популярного свойства[2]. Без особой опасности ошибиться можно предположить, что этот бурный процесс вряд ли в ближайшее время проявит тенденцию к затуханию.

Естественно, как ранее изданные, так и новейшие исследования и публикации не равноценны. Среди них встречаются и такие, которые не отвечают научным принципам и критериям. Немало и таких, которые несут на себе отпечаток политической конъюнктуры, идеологической предвзятости. Иногда интересные, добротные научные подходы, наработки соседствуют или переплетаются с весьма сомнительными, декларативными суждениями и оценками в пределах одних и тех же публикаций. Однако рефлексия на подобные явления, представляющаяся крайне необходимой, тем не менее, окажется более предпочтительной, сущностно целесообразной по ходу рассмотрения конкретных исторических ситуаций, когда в полной мере можно будет разобраться не только в логике теоретических рассуждений, выводов и обобщений, но и в необходимых случаях попытаться предметно оценить наличный историографический арсенал, сущность проявляющихся в этой сфере тенденций. При этом важно с пониманием относиться к тому, что основные источники, проливающие принципиальный свет на проблему, уже давно находятся в научном обороте[3], а их комплексное, системное, неискаженное использование – главный залог уяснения сущности обозначенной темы.

В данном случае речь не идет о том, что круг возможных источников совершенно исчерпан. Новейшие издания как раз дают основание для выводов о том, сколько действительно интересной, очень ценной информации еще хранится в архивных, частных, книжных хранилищах, каким поистине громадным является потенциал мемуарной и художественной литературы, тогдашней прессы. Одним из лучших подтверждений тут является упомянутая солидная монография А.С. Пученкова «Украина и Крым в 1918 – начале 1919 года. Очерки политической истории». Воображение читателя буквально эпатирует лавина введенных в научный оборот данных, фактов, цитат, свидетельствующих о скрупулезнейшей работе автора, весьма похвальных стремлениях сущностно дополнить, обогатить знание по затрагиваемым вопросам едва ли не по каждому сюжету, аспекту, моменту. Несомненно, это сделало книгу очень привлекательной, заслуживающей всяческой похвалы.

В то же время нельзя сказать, что А.С. Пученкову удалось серьезно скорректировать закрепившиеся в научной историографии концепции, общие представления, коренным образом пересмотреть уже достигнутые обобщения и выводы. Этим не умаляется предпринятая капитальная, детальнейшая работа. Наоборот, автор привел просто колоссальнейшее количество аргументов, определенно подтверждающих (несколько, естественно, развивающих) выверенные научные подходы и оценки существующих историографических достижений. Иначе, впрочем, и быть не может, когда одни авторы используют, скажем, изданные и научно обработанные, с добротным научным сопровождением протоколы и стенограммы переговоров между РСФСР и Украинской Державой, а другие заимствуют эти же документы из периодической печати 1918 г.

Безусловно, постоянно умножающаяся фактологическая, документальная информация, эффективно дополняемая подробнейшими справочными материалами в области исторической персоналистики (особенно следует отметить довольно богатые традиции крымских ученых, творивших начиная с 1920-х гг. и далее – через Н.П. Надинского, В.Е. Возгрина до В.М. Брошевана, А.Г. и В.Г. Зарубиных, многих других), также привлекает внимание, превращает в чем-то известные образы множества политических, государственных общественных деятелей в более рельефные, многокрасочные, убедительные. Однако и здесь сколько-нибудь радикальных изменений или хотя бы кардинальных подвижек тоже не происходит.

Конечно же, при этом нельзя не упомянуть осуществленной на рубеже 1980-х – 1990-х гг. трансформации в оценках определенных процессов, феноменов, их репрезентантов. Но это несколько иной срез проблемы, который после почти тридцатилетней исследовательской практики стал той доминирующей реалией, в которую вписываются и отмеченные выше соображения, не требующие дополнительных разъяснений.

Наиболее зримым, весомым, даже не требующим сегодня доказательств является прочно вошедший в научный обиход феномен Украинской национально-демократической революции, сопряженные с этим представления о революционном процессе 1917–1921 гг. в целом.

При этом следует избегать сознательной «перелицовки» картины развития событий, которая подчас наблюдается при стремлениях сместить ударения по линии обеления, исторического оправдания одних лагерей – и социальных, и национальных – и перекладывания вины, исключительно или преимущественно, на одну («неприятельскую» с позиций априорных симпатий) силу. Не стоит пренебрегать «невыгодными» источниками при одновременной гиперболизации сведений, почерпнутых, скажем, из тенденциозных, в частности, мемуарных рукописей и публикаций, требующих сравнения с другими несомненными данными. Комплексный, системный научный анализ предполагает отказ и от подобной фактологической «селекции», воссоздание объективной, по возможности всесторонней и полной картины, к примеру, определения мотивации, масштабов, оценки и белого, и красного, и национального (националистически – татарского) террора. Естественно, нельзя допускать и бесстрастного уравнивания степени ответственности по принципу «все одинаково виноваты», или же наоборот – от конкретных политиков мало что зависело (а то и вовсе их позиция равным счетом ничего не значила) в ориентациях государственных образований, выборе и претворении в жизнь линии поведения, перспектив отношений с ближними и дальними соседями. В таком случае тоже не обойтись без последовательной системности и строгой конкретизации, персонификации происходившего.

Специально хочется застраховаться против наблюдающегося в последнее время нациоцентрического подхода к реконструкции событий в регионах с полиэтническим составом населения и обострившихся в революционной обстановке тенденций, окрашивавшихся в национальные тона. Крен в одну из сторон, даже небольшая абсолютизация ее, гиперболизация действительно имевших место позитивов довольно часто оборачиваются поиском негативов, иногда реальных, а иногда и надуманных, их преувеличениями, что в результате уводит от объективности, вызывает неприятие и сожаление.

Хотя избранный ракурс – изучение опыта взаимоотношений России, Украины (всех их тогдашних политически-правовых, государственных образований) и Крыма (также в соответствующих измерениях) – не предполагает последовательного, хроникального воссоздания картины всей многогранной жизни в субъектах, чему посвящено подавляющее число как упомянутых, так и огромной массы других изданий, в ряде случаев для понимания и разъяснения существа происходившего необходимо обращаться хотя бы к минимуму свершавшихся событий в несколько более общем плане. Однако, обращаясь к историографическим источникам, внимание в них должно фокусироваться лишь касательно очерченной узкой проблемы, а не с точки зрения их значения для развития исторической науки в целом.

В этом плане оправданными представляются и отклонения от общепринятых вариантов периодизации гражданской войны в России и в Украине. Калейдоскоп изменявшихся обстоятельств в регионе, качественно влиявших на сущность курсов, от которых зависели взаимоотношения государственных субъектов, обусловливает определенную хронологическую конкретизацию изучаемых явлений, тенденций, анализа процессов.

Как специальные работы, так и публикации обобщающего характера, думается, дают достаточно оснований для предметного, конструктивного решения обозначенной проблемы.