Читать книгу Я меняю мир. Книга 2. Становление - В. Ли - Страница 6

Авторитет позвонил ранним утром. Мы с Ксюшей еще лежали в постели, расслабились в рождественские каникулы. Он говорил громко, едва сдерживая волнение:

– Мы согласны лечить сына. Мать не хочет и слышать о других вариантах. Главное, чтобы сын выжил, пусть хоть каким. Сережа, я сейчас отправлю машину, через час будет у тебя.

– Хорошо, Иван Павлович, я собираюсь.

Ксюша, сплетница, во все уши слушала наш разговор, а потом переспросила:

– Все таки они согласились, Сережа?

– Да, моя болтушка!

Девушка помолчала, а потом уверенным тоном заявила: – А я знала, что так будет. Какая мать не захочет, чтобы сын ее жил, пусть и не совсем нормальным!

Я вчера после возвращения домой рассказал подругам о произошедшем, они только ахали от такой вести, переживали за бедного юношу. Пока Ксюша бегала к старшим женам поделиться последней новостью, не спеша стал собираться, потом завтракал, когда услышал шум подъехавшей машины. Водитель не стал сигналить, будоражить всех, ждал, пока я не выйду. Меня провожали жены как на подвиг, желали удачи, надеялись на успех.

За рулем сидел тот же Серега, ответил на мое приветствие, а потом дал газу. Мне так быстро не приходилось ездить в городе, даже от страха поджилки затряслись, но не стал урезонивать лихача. Машина его, пусть едет как хочет. Доехали к дому босса чуть больше, чем за полчаса, почти вдвое скорее, чем вчера со мной. Здесь ждали меня все домочадцы, босс тоже остался, решил сам понаблюдать за операцией. Они все зашли за мной в комнату Саши, даже пигалица, его сестренка. Я не стал возражать, они мне не помеха, если не станут греметь.

Начал с кровеносных сосудов. Очистил их от тромбов и сгустков, аккуратно срастил разорванные края. Сил и времени на их восстановление ушло много, слишком обширные повреждения как мелких капилляров, так и основных каналов. После немало усилий понадобилось на очистку тканей от отеков и следов излившейся крови. Результат первого сеанса меня обнадежил, исчезли темные участки в местах разрыва сосудов, они приобрели розовый оттенок. Не стал продолжать операцию, хотя еще остался резерв энергии, но доводить до полного ее истощения, как случилось с Алешей, посчитал неразумным. Лечение предстоит длительное, надо рассчитать ресурс на весь курс.

Внешне вид больного заметно не изменился, если не считать более естественный цвет лица, исчез красный оттенок вокруг глаз. Рассказал родным Саши о проведенной операции, первых обнадеживающих ее итогах. Они восприняли мой рассказ с облегчением, но пока еще боясь поверить в лучший исход. Их осторожность понятна, инстинктивно защищают себя от краха надежды. Поблагодарили меня за труд и участие, договорились о следующем сеансе. Я назначил его на завтра, только во второй половине дня. Утро у меня занято, веду детей на спектакль в ТЮЗе.

Последующее лечение проводил по продуманному плану, поэтапно. Восстанавливал поврежденные ткани, нейронные связи, нервные рецепторы, функциональные параметры. На седьмом сеансе Саша вышел из комы, открыл глаза. Видно, что он узнал родителей, мышцы лица дернулись, но сказать ничего не смог. Речевой центр, как и многие другие, я еще не восстановил. Но даже такой успех вызвал взрыв эмоций родных больного, они уже уверились в скором выздоровлении Саши. Мать плакала, обняв сына, у отца тоже дрожали губы. Когда я уходил, Валентина Сидоровна обняла меня, все еще плача, а потом, захлебываясь, проговорила:

– Сережа, я буду молить бога до конца дней своих о всех благах тебе! Ты нам вернул сына, – твоя мать поймет, – нет дороже для меня никого, ради его жизни я готова отдать свою. Ты наш спаситель, не только сына, да хранит тебя Господь!

Не знаю, то ли молитва страждущей матери помогла или мое провидение, или все вместе, но в событии, произошедшем незадолго до завершения курса лечения, спасли мне жизнь. В тот день какая-то тревога вселилась в меня, без всякой видимой причины. Процедуры проходили в нормальном режиме, я практически завершил с восстановлением головного мозга и связанных с ним структур и систем организма, принялся за лечение других органов. Больной уже мог говорить, пусть с трудом, самые простые слова и выражения, самостоятельно есть, пить. Вставать еще не мог, двигательный центр не полностью вышел на нужный уровень рефлексии, да и с вестибулярным аппаратом мне еще надо позаниматься.

Мы уже садились в Чероки, как меня что-то толкнуло, я сел не впереди, рядом с водителем, как обычно, а на заднем сидении. Сказал еще Сереге: – Пожалуйста, не гони, что-то мне неспокойно.

За три недели общения мы как-то нашли общий язык, он уважительно относился к моим словам и просьбам. Так и сейчас, недоуменно посмотрел на меня, но пошел навстречу моему совету, ехал осторожнее, чем прежде. Но все же уйти из приготовленной судьбой или недругами ловушки мы не смогли. По неизвестной причине джип не вписался на крутом повороте перед самым городом, слетел с высокой насыпи. Перевернулся несколько раз, – меня бросало в стороны, но ремень удержал в сиденье, – а потом вмялся в стоящий у дороги дуб. Я потерял сознание.

Очнулся от боли, пронизывающей все тело – от головы до пят. Я задыхался, что-то не давало вздохнуть полной грудью. Голова раскалывалась на части, от нового всплеска невыносимой боли вновь ушел в беспамятство. Когда снова пришел в себя, чувствовал уже гораздо лучше. Боль осталась, но не столь острая, да и дышалось легче. В голове то же прояснилось, только немного кружилась от сотрясения. Мог уже думать, смотреть и замечать окружающее без опасения вызвать новую боль в разрывающемся мозгу.

Оглядел себя – почти все тело перебинтовано, грудь в корсете, правая нога в гипсе и зафиксирована в растяжках. Я в больничной палате, кроме меня здесь еще трое бедолаг, также перевязанных, правда, поменьше, чем я. За окном темно, ночь. Сколько времени я пробыл здесь без сознания, мне неизвестно, но не думаю, что долго. Стал припоминать происшедшее – машина слетает с дороги, опрокидывается, Серегу, не пристегнутого ремнем, выбрасывает из сиденья, бьет о проемы. Последнее, что осталось в памяти – стремительно надвигающееся дерево, удар.

Пришла мысль о подругах, ведь они не знают, что со мной, переживают. Как только зашла сестричка сделать одному из соседей укол, позвал ее. Голос вышел слабый, сначала хрипом, как будто горло забилось чем-то. Она все же услышала меня и подошла. Увидела, что я смотрю на нее, проговорила:

– Очнулся? Сейчас врача позову, подожди немного.

Вскоре в палату зашел врач, совсем молодой, немногим старше меня. Он бегло осмотрел меня, после выразил свое мнение:

– Неплохо, после такой аварии. Сказали, машина разбилась всмятку, только чудо спасло тебя, да еще то, что пристегнулся. Водителю не повезло, погиб на месте от множественных травм.

Покачал головой, а после продолжил: – У тебя перелом двух ребер и голени, ушибы конечностей, задеты плевра и легкое на правой стороне грудной клетки. Голова не сильно пострадала, небольшой ушиб и сотрясение. Месяц полежишь у нас и будешь как новенький.

Говорю ему без особого напряжения, голос уже восстановился: – Сколько времени я у вас?

– Доставили пять часов назад. Сразу провели операцию под наркозом, в палату перевели только что.

– Позвоните, пожалуйста, ко мне домой, жена не знает, что я здесь.

Врач, немного подумав, согласился, кроме номера телефона записал мои данные. Из документов у меня при себе оказался только студенческий билет, так что сведений обо мне, кроме фамилии и имени, у персонала не было. Не прошло и часа, как ко мне приехали Таня, Наташа и Ксюша, взволнованные почти до паники. Я уговорил врача, Дмитрия Анатольевича, пропустить их в столь позднее, неприемное, время. Мой вид – весь перевязанный, с загипсованной и подвешенной ногой, – вызвал слезы и причитания у Наташи и Ксюши. Таня отнеслась стоически, постеснялась любопытно глядящих на нас больных. Только убедившись, что я в более-менее сносном состоянии, подруги как-то успокоились, смогли сдержаннее воспринять мой рассказ о происшедшей аварии.

Попросил их утром позвонить Валентине Сидоровне и предупредить ее о переносе следующих сеансов до моей выписки из больницы. Ивана Павловича сейчас в городе нет, уехал на несколько дней по своим делам. Я о них и не расспрашивал, но еще до отъезда босса заметил обеспокоенность, даже тревогу, охватившей его. При мне он не вел каких-то разговором или обсуждений по своему бизнесу, только на личные и семейные темы. Но в городе шли слухи о новых разборках между бандами, переделе сфер влияния, так что вполне возможно, что именно подобными проблемами в эти дни занимался авторитет.

Утром неожиданно для меня в больницу приехал сам босс. Ему вчера вечером сообщили об аварии и пострадавших его людях, он прервал поездку, срочно выехал сюда. Наверное, посчитал боле важным для себя разобраться с происходящими здесь событиями. После расспросов о моем состоянии он сообщил ошарашившую меня весть:

– Извини, Сережа, но ты оказался втянут в мои разборки с недругами. Они совершили покушение на тебя, решив всяческими путями дожать меня. Сейчас тебя переведут в отдельную палату, с тобой все время будет кто-то из моих людей для твоей охраны. Но, думаю, это ненадолго, я скоро разберусь со своими проблемами, сниму угрозу тебе. Все понятно?

Умом я понимал, что связь с одним из криминальных авторитетов к добру не приведет, но вот так, самым прямым образом, стать жертвой, мишенью разгоревшейся между бандами войны, – никак не ожидал. Ставится под риск не только моя жизнь, но и моих близких. Лихорадочные мысли неслись в моей голове, но ничего толкового они не дали. Стоп, одергиваю себя, надо собраться, все хорошо продумать. Поспешность может только навредить. Отвечаю боссу внешне спокойным тоном:

– Понятно, Иван Павлович. Сейчас, думаю, другого мне и не остается, только ждать. Да и самому надо прийти в порядок, тоже время понадобится. Как только встану на ноги, продолжим лечение Саши.

Босс одобрительно кивнул, оставил приготовленную Валентиной Сидоровной снедь и ушел. Вскоре после его ухода меня на кровати перекатили в другую палату в самом дальнем конце коридора. На кушетке у двери примостился один из братков, я его видел в офисном особняке. Немногим позже пришли Алена с Таней, уже гораздо спокойнее, чем вчера. Правда, Алена поначалу тоже ахала и охала надо мной, но быстро взяла себя в руки, спрашивала по существу, также отвечала на мои вопросы о домашних делах и детях.

Мы вместе обсудили семейные обстоятельства, возникшие из-за происшествия со мной. Я объяснил о некоторых переменах в моем положении, посоветовал подругам лишний раз из дома не выходить. Они обратили внимание на охранника в палате, он сразу после прихода девушек вышел в коридор. Такое наглядное свидетельство угрозы моей, возможно, и их жизни обеспокоили подруг, даже напугали, но при мне не стали высказывать свою тревогу. Думаю, дома они вволю наговорятся о реальных и мнимых опасностях.

Еще при них пришла мама. Наташа позвонила ей утром, она, приготовив бульон, с ним поехала в больницу. От мамы тоже хватило причитаний, а потом заставила при ней покушать еще горячий суп. Вообще у меня с утра вся тумбочка и стол заполнились всякими вкусностями, тут надо хорошо напрячься, чтобы их съесть. Все три гостьи наперебой ухаживали за мной, едва ли не с ложки кормили меня. Ушли все вместе, хотя Таня намеревалась остаться со мной до вечера. Ей хватило моего взгляда на дверь, за которой стоял охранник, больше не стала настаивать.

Этот день оказался богатым на посетителей. Пришел следователь из милиции, расспрашивал о всех подробностях аварии, что вспомнил я. О своем заключении он не говорил, есть ли какие-то доказательства причастности злоумышленников или происшествие идет как обычное ДТП. Во второй половине дня заявились мои однокурсники, почти вся группа. Кроме сочувствия к моему состоянию проявили и профессиональный интерес – расспрашивали о диагнозе, проводимом курсе лечения, смотрели снимки грудной клетки и пострадавшей ноги, их мне оставил врач.

Ночью, когда суета вокруг утихла, принялся править свой организм. Не стал форсировать зарастание поврежденных костных тканей, только убрал причинявшие боль разрывы и деформации в легком и плевре, мышцах, небольшой отек в височной области мозга, восстановил оборванные кровеносные сосуды в пострадавших участках. Прислушался к себе, ничто теперь меня не беспокоило. Можно спокойно, не испытывая каких-то неудобств, дожидаться естественного выздоровления, мне спешить особо некуда.

Последующие дни проходили рутинно, без особых событий. Я уже встал с постели, ходил на костылях. С утра забегали кто-то из подруг, иногда мама, чаще она приходила вечером. Дважды приезжал босс, вроде дела его шли неплохо, судя по бодрому виду, но охрану пока оставил. Во второй раз я ему передал, что со мной все в порядке, ожидаю только снятия гипса, и можно продолжить с Сашей. Он сразу переговорил с врачом, тот распорядился везти меня на рентген. Интересно, но на снимке грудной клетки и ноги видно, что кости полностью срослись, хотя я не вмешивался в их восстановление. Получается, мой организм сам активизировал их регенерацию, чуть больше, чем за за неделю устранил повреждения.

Молодой врач только озадаченно покачал головой, тут и опытный подивится, снял в процедурной гипс и корсет. На месте перелома нет обычного отека, только кожа слегка побледнела. Но все же Дмитрий Анатольевич посоветовал в первое ограничить нагрузки на пострадавшую ногу, да и не забыть о восстановительных процедурах. После принялся оформлять выписку, все еще удивляясь моему стремительному излечению. Он знал, что я будущий врач, обсуждал мой случай как с коллегой. Я соглашался с недавним выпускником нашего института, вслух поражался своему «феномену». После выписки Иван Павлович сам доставил меня домой, мы договорились с завтрашнего для продолжить сеансы.

Дома не ожидали столь скорого моего возвращения, но тем больше радости оно вызвало у Тани и Алены, детей. Как только вошел в дом на своих ногах, обступили меня, целуя и обнимая, дети прижались ко мне, а Лена попросилась на руки. И без слов понятно, что все соскучились по мне, переживали и беспокоились. Сам испытывал к самим дорогим мне существам нежность, желание приласкать их. Не стал сдерживать его, обнял и гладил всех любимых. После первых эмоций подруги захлопотали, накрыли стол, за столом отпраздновали мое выздоровление и возвращение в родной дом. Ближе к вечеру после занятий к нам присоединились Наташа с Ксюшей, добавили приятной суеты и восторгов. А ночью постарался возблагодарить подруг за их переживания и тревоги. Они сначала опасались за меня, осторожничали, а потом отдались всепоглощающему упоению.