Читать книгу Неодинокий Попсуев - В. М. Ломов - Страница 10

С Таней Сергей встречался каждый вечер, сначала по инерции, лишь бы как-то убить время, а потом и втянулся. Перестал обращать внимание на простоватость девушки и на ее прозрачные намерения женить на себе. Она охотно целовалась, позволяла обнимать себя так, что становилась расплывчатой грань между дозволенным и недозволенным, но однако же к недозволенному еще не подпускала. Через две недели Татьяна срочно улетела к заболевшей тетке в Ленинград.

– Ты тут смотри! – сказала она Сергею в аэропорту.

Попсуев заскучал было без нее, но скука не мешала ему поглядывать на девушек, которых к концу апреля стало как цыплят. При этом он поймал себя на том, что они все своей кажущейся недоступностью напоминают Татьяну.

Таня вернулась в среду, а в субботу они вечером пошли в молодежное кафе. Через три столика сидели Берендей с Несмеяной и Закиров с женой. Попсуев поздоровался с ними сдержанным кивком головы. Таня помахала рукой, как показалось Сергею, несколько фамильярно.

– У царевны вчера день рождения был.

– Отмечали?

– Торт, конфеты где-то нашла – и на том спасибо. В прошлом году, на тридцать лет, шампанское принесла.

– Поздравить надо.

– Поздравь.

Попсуев подошел к имениннице и взял из воздуха (из внутреннего кармана пиджака) коротышку розу, которую припас для Татьяны, с поклоном преподнес:

– Это, сударыня, вам.

Та встала и поцеловала его в губы. Губы ее, такие невинные, были в вине. В гибельном вине! И от них нельзя было оторваться. Пронзительное ощущение мимолетности счастья. Что-то вроде мгновенной боли. Той, когда его пронзил сломавшийся клинок, и он потерял сознание.

– Идите к нам, разместимся вшестером, – сказал Берендей, пожимая руку Сергея. – Не возражаешь, Несь?

Светланова подошла к Татьяне и подала ей руку. Та удивленно посмотрела на нее. Перенесли стулья, тарелки, бутылки.

– А можно мне тост? – спросила Татьяна.

Никита Тарасович, поднесший уже рюмку ко рту, глянул «на собравшихся» и, не отводя рюмки ото рта, кивнул: произноси, только скорей.

– Позволь, Несмеяна Павловна, пожелать тебе счастья.

– Всё? – спросил Берендей и опрокинул рюмку. – Спиши слова.

– Как там город на Неве? – спросил Орест. – Из музеев, наверно, Тань, не вылезала?

– Какие музеи? В больнице три дня просидела.

– А ты, Сергей, в Ленинграде бывал? – Попсуев не поверил ушам: прилюдно «ты», взглянул на Несмеяну. Та с насмешкой смотрела на надувшего щеки саксофониста, гривастого с пролысинами молодца лет пятидесяти, и в ее глазах был огонек.

– Бывал. На соревнованиях, а в детстве вообще при цирке жил.

– Родители циркачи? – спросил Берендей.

– Да, – ответил Сергей, – цирковая семья.

– А чего же не пошел по их стопам? – спросила Нина, глядя то на Несмеяну, то на саксофониста. – Классно играет.

– Классно дует, – поддакнул Попсуев; ему очень хотелось хоть как-то зацепить Несмеяну. – Не лопнул бы.

Когда музыканты отложили инструменты в сторону, Сергей подошел к саксофонисту. Окинув его взлохмаченный, не по годам экзотический вид, произнес запомнившуюся фразу: – Что за польза тебе в спутанных волосах, о глупец! Что за польза тебе в одежде из шкуры! Ведь внутри тебя – джунгли, ты заботишься только о внешности. – Саксофонист взял за грудки Попсуева, но тот с усмешкой развел его руки, и в них оказалась свернутая в трубочку «Вечерка». Барабанщик в восторге схватил палочки и выдал дробь. Несмеяна, как показалось Сергею, улыбнулась. Но ему улыбка царевны показалась такой далекой и не ему предназначенной, что он поспешил вернуться к Тане.

Попсуев преуспел в комплиментах, а Татьяна, чутко уловив сомнения кавалера и не дав им развиться до болезненного состояния, поспешила увести его из кафе в общежитие. Сергей под утро лежал на спине, глядя в потолок, слушал дыхание девушки, прижавшейся к нему, думал о Несмеяне и о том, что теперь потерял ее навсегда.

– Не спишь? – произнесла Татьяна. – Я слышу твои мысли.

– Они о тебе. Спи-спи.

– А стихи ты ей написал?

– Какие стихи?

– Да у тебя бумажка выпала, – зевнув, Татьяна вытащила из-под подушки листочек, – вот эта. «Под белою кожей арктический лед, и капельки яда на кончике фраз, откуда в осе этот липовый мед? Откуда закваска, откуда экстаз?» Это ты ей написал?

– Кому? Это Тютчев России посвятил. Спи, поздно уже.

Сергей осторожно освободился из объятий девушки, подошел к окну. Непостижимым образом он ощущал каждой клеточкой своего тела пустоту комнаты. Будто в ней летало всего несколько фотонов света или других элементарных частиц. «Может, это оттого, что пусто внутри меня самого?» Синее пространство замерло в ожидании утра, в ожидании восхода солнца. «Как оно похоже на схваченную ледком душу. Оно ждет света, а когда свет озарит его, придет вдруг в смятение, так как ждало совсем не того, а чего?»

Попсуев вздрогнул. Ему послышался голос Несмеяны.

– Чего не спишь? – опять спросила Татьяна.