Читать книгу Неодинокий Попсуев - В. М. Ломов - Страница 6

Работа в цехе велась круглосуточно в три смены, но для лучшего знакомства с производством Попсуева временно определили в первую смену. Когда бригада уходила в другие смены, его подменял бригадир.

Узнав, что Берендей в тридцать лет стал начальником цеха и уже девять лет руководит коллективом, Сергей решил повторить его путь. С утра он осваивал операции, а после обеда изучал ветхие, захватанные пальцами, пропитанные запахом масла инструкции и чертежи, время от времени посещая участок, дабы приглядеть за рабочими. Как-то проходя мимо чайной, услышал рыдания. Заглянул. Аппаратчик Валентин Смирнов, упомянутый Берендеем на диспетчерской, присосавшись к бутылке, судорожно глотал вермут. Оторваться от бутылки он не смог. Попсуев ткнул в него пальцем и голосом Левитана произнес:

– Еще увижу – уволю к ядрене фене! – и вышел.

Смирнов от спазма глотки закашлялся и побагровел. Со смены Валентин ушел очень веселый.

– Грядут перемены, – пророчески изрек он в душевой. – Ой, ребята, этот змей похлеще Берендея будет. Жизнь при нашем царе Лёне была лучше и ядрёней.

По-свойски Валентин посетовал и Берендею, но тот только радостно рявкнул: – А! Давно так с тобой надо! Скройся с глаз!

После смены Попсуев поднялся к Закирову. Проходя мимо открытой двери кабинета ОТК, он услышал: – Попсуев! Можно вас?

Светланова сидела в кресле и холодно смотрела на него.

– Никита Тарасыч попросил показать мое хозяйство. Завтра в восемь двадцать жду вас здесь.

Попсуев поклонился и вышел.

– Она всегда такая? – спросил он у Закирова.

– Всегда, – ответил тот. – Ты в общагу? Айда ко мне, Нинка к матери ушла, перекусим. Это хорошо, что она такая. Благодаря ей наш цех три года кряду занимает классные места.

Двухкомнатная малогабаритная квартира на втором этаже выходила окнами на узкую улицу, по которой нескончаемым потоком громыхали на выбитой дороге машины. Закиров достал из холодильника кастрюлю с борщом, нарезал колбасу, сыр, задумчиво посмотрел на четвертушку бородинского хлеба.

– А позовем-ка твою Несмеяну. Она выше живет.

По спине Попсуева пробежал холодок, а внизу живота сладко заныло. Через пять минут Закиров привел Светланову.

– Здравствуйте, Несмеяна Павловна, – произнес Попсуев.

Та удивленно взглянула на него: – Здравствуйте, Попсуев, коль не шутите.

– Вы чего это? – спросил Орест. – За знакомство?

– А вы давно знакомы? – обратился Сергей сразу к обоим.

– Да лет двенадцать уже, а? – посмотрел на Несмеяну Орест. – На вступительном познакомились. Она шпоры в чулок заложила, а они вниз скатились, к щиколоткам…

– Как у петуха, шпоры, – сказал Попсуев, рассмешив Ореста. Несмеяна лишь скользнула по нему холодным взглядом.

Светланова сосредоточенно хлебала борщ. «Как она похожа на ту девочку». Борщ был отменный. Какой и должен быть, каким помнил его Попсуев. Тогда ему было лет семь…

* * *

…На кремовой скатерти из далекой Венгрии, с вышитыми готическими темно-вишневыми буквами и узорами. В глубоких фарфоровых тарелках с двойной тоненькой красной каемкой в подтарельниках. Отдельно тарелочка для косточек. На блюдечке красный перчик с косо отрезанным кончиком. Он его никогда не давил ложкой в тарелке – не разрешали, но очень хотел. В старинной селедочнице (не из сервиза) нарезанная мясистая селедка со сладкими плавничками в душистом горошке и прозрачных колечках лука. Самодельная горчичка, бьющая в нос, с крохотной золотой ложечкой… Мама с улыбкой разливает из супницы золотистый густой борщ, отец наливает ему в тонкий стакан крюшон, затем вытаскивает массивную пробку из хрустального графинчика, наклоняет его над рюмкой мамы, вспыхивают лучики…

* * *

– А теперь за здоровье, – сказал Орест.

Орест и Несмеяна перебрасывались короткими фразами о чем-то своем. Сергей слушал их и не слушал, пребывая в воспоминаниях о воскресном пире далекого детства, глубоких тарелках, с которых мама после обеда, что-то рассказывая и смеясь, сначала снимала салфеткой, а потом отмывала в тазике жирный золотисто-красный ободок…

– Говорят, вы спортом высоких достижений занимались? – спросила Несмеяна.

– Занимался.

– А что ж не достигли? По возрасту вышли? Не старый еще. И чего на завод? У нас ведь тут скукотища. Как и в спорте.

– Разве?

– Конечно! – усмехнулась Несмеяна. – Плавала, знаю. Цикл за циклом, туда-сюда, двадцать дорожек, десять, две. А в эстафете вообще абзац: первая! первая! первая! сердце в голове колотится.

– Сергей фехтовал, – сказал Орест. – Там не успеешь зациклиться.

– Там и думать некогда, – подхватил Попсуев, облизав ложку.

– Ничего удивительного, – согласилась Несмеяна. – Мне у братьев Гримм сказка нравится, «Три брата». Там младшенький до того лихо крутит шпагой, что под дождем сухой остается. Можете так?

– Думаете, фехтование это только вот это? – спросил Попсуев, вращая кистью ложку.

– Думаю, – спокойно ответила Несмеяна.

– Там одних технических испытаний…

– Сколько? – насмешливо спросила Несмеяна.

– Шесть. На растяжение, на разрыв, на структуру…

– Это вас испытывали? – женщина явно провоцировала его, но вдруг сменила тему: – Как там деканат поживает?

– Да живет как-то, – сдулся Сергей.

– Исчерпывающе. Вкусный борщ, Орест, спасибо. До завтра, коллеги.

Закиров проводил Несмеяну.

– Я сморозил не то? – спросил у него Попсуев.

– Да нет, всё в порядке. Она такая. Жалко ее.

Сергея потрясло это признание. «Жалко? Чего ее жалеть?» Посидев немного, он попрощался с хозяином и пошел спать. «Чего я глупею рядом с нею? Первый раз такое! – ему досадно было ощущать себя мальчишкой, запавшим на сумасбродку. – Чего подкалывала? Тоже запала?»

Ночь прошла в полудреме. Сергей долго ворочался в плену возбуждающих картин. Под утро ему приснилось, что Несмеяна не может отворить дверь своего кабинета, а он помогает ей, прикасается к ней, чувствует ее тело. Она отстраняется, тут же льнет к нему, а дверь никак не открывается…

– Нет, так нельзя больше! – ревел утром Попсуев под ледяным душем.