Читать книгу За что наказан великий импровизатор - В. О. Устьянцев - Страница 3

Считаю, что последней каплей, послужившей поводом меня арестовать, стали события 24 октября 2020 г.

В тот день я слушал, как Петька Степанов читал что-то из «Конька-горбунка». Хоть убей, не помню, какой именно был отрывок. Я сидел за столом и, подперев рукой голову, стеклянными, полусонными глазами таращился в учебник. Делал вид, будто слежу за текстом. Хотя ни слова не понимал, и думал только о том, чтоб как можно быстрее кончился урок – и домой.

До чего было скучно – не передать! Каждые полминуты я нажимал кнопку на телефоне и проверял, сколько осталось до звонка. Пять минут. Не так много, если сидеть дома перед телевизором или читать увлекательный приключенческий роман. Но в классе – что знакомо любому школьнику! – время тянется невероятно долго. Лишь мысль о том, что завтра суббота, успокаивала. Не надо будет готовиться к урокам, спи хоть до самого обеда, а проснувшись, делай что вздумается: хочешь – играй в компьютерные игры, хочешь – книжку почитай, а не хочешь, так с друзьями или на улицу или в кино!

Внутри сидела ловкая, неподатливая пружинка. Хотелось, не дожидаясь, когда тётя Маша нажмёт кнопку под лестницей, собрать в портфель тетрадки, учебники и вон из класса. Съехать на животе по перилам вниз на первый этаж, а оттуда, срывая пальто и шапку с вешалки, из школы на улицу, где светит солнце и птицы поют.

– Виталий Александрович!

А? Что такое? Я дёрнулся, как человек, который только начал засыпать, и вдруг проснулся.

Петя Степанов тянул руку.

– Да, Петя, что хотел? – спросил я, деликатно сдерживая зевоту.

– Виталий Александрович, а что такое малахай?

«А я откуда знаю?» – тут же подумал я, но виду не подал. Только поинтересовался.

– Как ещё раз? – я сощурил глаза и сделал такую мину, будто и в самом деле не расслышал.

– Ну вот тут написано, – Петька ткнул пальцем в учебник и прочитал: – «Иван с печи слезает, малахай свой надевает».

Я посмотрел в книгу.

– На какой странице?

– На пятьдесят седьмой.

Пролистнул две странички. Нашёл. М-да, действительно, малахай. Чёрт его знает, что означает. И сноски нет никакой. « – Ну разве можно в детских книжках не давать разъяснения старинным словам!» – ворчал про себя я, хотя сам, к стыду своему признаюсь, к урокам не готовился как следует давно. Всё больше импровизировал. Не удивительно, что в подобные ситуации попадал часто. Один такой вопрос, и не знаешь, как выкручиваться.

Что делать? Признаться, что не знаю – страшно неловко. Вроде как учитель и знать должен. А кроме того, засмеять могут. Промолчать – тоже не вариант. Выбрал третий путь, уж самый надёжный:

– Ну, малахай – это типа… ну такая штука, щас её уже ну как бы не используют.

Хорошее начало ответа, ничего не скажешь! Загуглить бы, рука так и тянулась к телефону. Но нельзя же, нельзя! Увидят. Тут надо в контратаку!

– А вообще, ребят, кто-нибудь знает, кто такой малахай?

Сначала тишина. Потом Люба Рябушкина подняла руку.

Ну слава богу, хоть кто-то.

– Так, Люба, пожалуйста, слушаем тебя.

– Виталий Александрович, вы ошиблись, потому что сказали «кто такой», а это должен быть предмет, потому что он его надевает.

Ну что же такое! Опять срезался! На пустом месте! Пора с работы уходить, вот что. Или готовиться лучше.

– Молодец, Люба, заметила мою оговорку. А это я специально, проверял, насколько вы внимательны. Одна Люба только и заметила. Остальные чего? Надо слушать внимательней. Ну что, кто знает кт… что такое малахай?

Представьте, никто, ни один человек не поднял руки.

– Ну раз так, – говорю, – вот вам задание. Открывайте дневники, пишите: страница 56—59, выразительное чтение. Самостоятельно найти значение слова «малахай». В понедельник обязательно всех спрошу. Где будете искать?

– В интернете! – тут же сказал Петя Степанов.

– Так, а ещё?

– В словаре.

– Замечательно. Словари дома у всех есть?

– Да, да, да…

– У меня нет, – поднял руку Лёша Коробков.

– Сходи в библиотеку, попроси Марину Леонидовну, пусть выдаст тебе словарь.

– Не, не надо, я в инете найду.

– Ну как хочешь.

Тут к общей радости и звонок прозвенел.

– Ура! – закричали все, и я чуть было не крикнул. Одна Ира Берёзкина удивлённо, с раскрытым дневником в руке, спросила:

– Виталий Александрович!

– Оу?

– А оценки разве не будем выставлять за неделю?

Ах ты, боже мой, ну точно! Оценки же ещё! Как я так про них забыл! И домой как хочется. А начнём выставлять, это минут на двадцать точно, как не больше.

Виду не подал, и с честными глазами заявляю так:

– Оценки в понедельник! Сейчас у меня как бы совещание, срочно идти надо, так что – в по-не-дель-ник!

(В скобках, коллега, замечу, что, когда говорил, на лице моём не один мускул не дрогнул. Что говорить: стаж!)

Дети обрадовались ещё больше, поставили стулья на парты ножками вверх и, на ходу надевая портфели, побежали.

– Шапки только, – кричу вдогонку: – Шапки не забудьте одеть, на улице ветер!

Ушли все, только две девочки, Зоя и Вероника, остались. Они любили после уроков рисовать в своих блокнотах всяких ёжиков, пони-фей, кошечек и хомячков.

«– Нет, сегодня я их отправлю домой. Устал я.»

– Девочки, шибко не раскладывайтесь. Давайте фломастеры, карандаши блокноты по портфелям и домой. Пора уже.

– Ну Виталий Александрович, ну можно мы останемся, ну пожалуйста, – в голос просили девочки, молитвенно сложив руки.

– Нет, собирайтесь.

– Ну почему?

– Вас дома потеряют.

– Не потеряют.

– Я сейчас пойду тоже домой… э-э.. на совещание, так что сидеть с вами мне некогда.

– А вы там долго будете?

– Долго. Давайте собирайтесь.

Я взял стул Пети Степанова, подбросил его, поймал за нижнюю перекладину и поставил на парту как положено.

– А ещё говорите, Виталий Александрович, что мы из цирка сбежали! – заметила Зоя, погрозив пальцем.

– Ай-яй-яй! – шутливо закачала головой Вероника.

– Я никогда такого не говорил!

– Говорили! – хором сказали девочки.

– Я не говорил, что вы из цирка сбежали, – парировал я: – Я говорил, что вы из зоопарка сбежали.

Зоя и Вероника засмеялись.

– Вам на Камеди надо! Шутник вы!

– Со-би-рай-тесь!

– Ну почему?

– Быстро.

Нехотя, девочки всё-таки стали собираться.

– Пойдём ко мне, – предложила Зоя.

– А у тебя папа дома?

– На работе. И мама на работе.

– Ну ладно, пошли.

– До свидания, Виталий Александрович.

– До свидания, Виталий Александрович.

– Давайте, девочки, счастливых выходных.

Ну вот ушли, слава богу, всех спровадил. Стал собираться.

Пока собирался, вспомнил, что забыл оставить дежурных. На полу валялись обрывки от цветной бумаги, фантик от конфеты, сломанная ручка, а под партой Стёпы Барашкина лежала стружка от карандаша. Нужно было всё подмести, подобрать…

Правильней было бы вернуть ребят и попросить прибраться, но, вообразите себе, делать этого не стал. Сам пробежался по классу, что покрупнее подобрал – и в мусорное ведро. А грязь с улицы (кто-то забыл сменить обувь) и стружку я ногой под батарею. Отошёл в сторону, присмотрелся – вроде не заметно.

«А теперь, – торопился я: – живо-живо тетради, ручки с красной пастой – всё в портфель. Учебники по русскому, математике – сюда же. Скорее-скорее, пока тёт…»

– Ну чё, ушли ваши?

От страха чуть учебник из рук не выронил.

Не успел! В дверях с ведром и шваброй стояла тётя Маша.

– У-ушли, – ответил я и обратно достал тетради и ручки из портфеля. Сел за стол и, придав лицу умный вид, стал, будто ни в чём не бывало, проверять домашние задания.

А тётя Маша, поставив на пол ведро и прислонив к стене швабру, важно, по-царски, прошлась по кабинету. Чем дальше она шла, тем мрачней становилось её лицо. Я же старался на тётю Машу не смотреть, всё ниже и ниже опускал голову и даже умудрялся исправлять ошибки там, где их и не было. Казалось бы, чего страшного, кого боюсь и почему, в конце концов, не я мусорил, а совесть грызла.

– Опять, что ли, не дежурили?

– Дежурили, – соврал я.

– А чё грязь такая? Глядите, чё делается! Где они тут дежурили?

Я стал изображать, будто очень занят, и что мне дела до этого никакого нет.

– Восемь на семь это выходит пятьдесят….сколько? Четыре, кажись. Щас на калькуляторе проверю.

– Ужас, а не дети.

Тётя Маша вытащила из корзины пакет с мусором, туго его завязала и вышла. Когда вернулась, стала мыть.

– Ничему родители не учат, ничему! – продолжала ворчать тётя Маша, натирая шваброй пол: – Дома, наверное, такой же бардак! – и тут: – Ой-ёй-ёй! Виталий Александрович! Смотрите, что они у вас тут творят!

Пришлось поднять голову.

– А что такое? – спросил я, да таким голосом, будто и вправду серьёзно возмущён.

– Натащили грязи с улицы и под батарею замели! Что за дети такие пошли! Кто их этому научил!

Я нервно заёрзал в кресле. Состояние хоть сквозь землю провались!

– Кто у вас сегодня в первой обуви был?

– Толик, кажется, Тихомиров, – признался я, пряча ноги под стол.

– Родителям написать! – распорядилась тётя Маша, ткнув пальцем в парту: – Пусть обувь ему кладут.

– Хорошо, я напишу. Завтра же.

Уборщица засмеялась.

– Так суббота ж завтра.

– Ах, ну да! Точно! Ну тогда в понедельник.

Вымыв половину класса, тётя Маша поставила ведро у доски и стала мыть за моей спиной. Я хотел встать, уйти…

– Сидите-сидите, вы мне не мешаете. Работайте, я быстренько тут.

Не знаю почему, но ослушаться тёти Маши я не посмел. Сел и послушно продолжил работу. Чувствовал себя как школьник, над которым стоит мать с ремнём и проверяет уроки.

– Ну вот, – сказала она: – домыла, – тут же взяла ведро и пошла к выходу. Вдруг обернулась: – Когда домой пойдёте, не забудьте окна закрыть, а то в прошлый раз всю ночь были открыты. А ночи счас холодные.

– Да-да, сейчас же закрою.

– Ну всё, – кивнула уборщица: – Пошла дальше мыть.

Фух!!!Если Вы, дорогой коллега, хоть раз пережили проверку начальства или того хуже приезжей из города комиссии, то состояние моё Вы поймёте. Только тётя Маша в дверь, я облегчённо вздохнул, тут же, сминая, запихал тетради в портфель, туда же горстью ручки, не разбирая, где синие, где красные, взял ключи и к выходу. В школе уже шли уроки. Я осторожненько приоткрыл дверь и в щёлочку стал проглядывать коридор – не идёт ли случаем завуч или директор. Всё-таки ухожу раньше времени. Нехорошо.

К счастью, никого не было и шагов ничьих не слышно. Я вышел, правда тут же и вернулся, закрыл окно, проверил, заперты ли остальные, и только тогда убежал.