Читать книгу Кинжал мести - В. П. Волк-Карачевский - Страница 8

Когда Холмские переехали в Москву и детям наняли гувернеров и учителей, Софья опережала сестер успехами в учебе. Относились к этому как к само собой разумеющемуся. Ведь она умна.

Сестры часто сваливали на нее выполнение уроков, заданных учителями: «Ну, Софьюшка, ты ведь умна, тебе и выполнять задание», – убеждали они младшую сестру. И Софья не кичилась своим умом, а всегда старалась услужить, как тот, кто выше ростом, помогает достать что-либо с верхней полки тем, кому до нее не дотянуться.

Маменька, особенно после смерти мужа, когда возникали трудности, часто советовалась с младшей дочерью. А нянюшка – пока была жива, – случись какой недосмотр, всегда упрекала виноватых, почему те не спросили совета у Софьюшки.

Именно благодаря уму Софьи маменька вышла, хотя и с горем пополам, из того положения, в котором она оказалась после смерти главы семейства. Наследство оспорили родственники мужа, ничего не отсудили, но и невестку на долгое время лишили возможности что-либо получить. А тут еще вдруг обнаружились огромные долги, сделанные именем Холмского той самой французской актрисою, тайной пассией супруга.

От долгов этих Холмская хотела отказаться. Это, конечно, грозило судебными тяжбами. У актрисы на руках имелись документы, подписанные Холмским. Стряпчий, ходатайствовавший в суде по делам наследства, говорил, что с этими долгами дело неверное, и можно бы отпереться, особенно если толково и тонко повести дело, как это умеет он. Но Софья посоветовала продать московский дом, заплатить долги, а самим уехать в Надеждино.

Слова ее поразили всех, как гром, хотя и не с ясного неба. Небо уже затянуло тучами, но пока еще казалось обойдется без грозы. Уезжать из Москвы, возвращаться в их бедное Надеждино никому, кроме старой няни, не хотелось.

Егорьевна – так звали няню – Москву не жаловала. А больше всего боялась, что когда она умрет, то не исполнят ее просьбу и не отвезут в Надеждино, где няня хотела лежать на погосте рядом со старой барыней (бабушкой Холмской, прабабушкой Елизаветы) – старая барыня не чета нынешним, из настоящих старых бар, при ней и на погосте надежнее, а то, неровен час, похоронят, как молодого барина (не старого обычая был барин, вертопрах), в Москве, где, что на кладбище, что на улице, все не свое и не протолкнуться среди чужих людей.

А они еще на каждом шагу так и норовят залезть к тебе в карман, и если завелась у тебя копеечка, то придерживай ее каждую минуту рукой, а то вернешься домой – хвать, а карман-то пуст. А уж коли своего ума нет, так послушайте Софьюшку, уж она-то с младенческих лет неглупенька и всегда справная да послушливая, ей два раза молвить не приходилось, во всем сметлива, до всего доходчива…

Софьюшку пришлось послушать. Дом в Москве на доходы от Надеждино не продержать, да и жить-то не на что… Слава Богу, что надоумились внять умному совету. И как права оказалась Софьюшка! В Надеждине – хотя и в бедности, да в своем углу, под своей крышей, да и хлеба – невелик кусочек, а свой.

А уж что не ввязались в тяжбу по долгам, так за то век Бога молить нужно, что не отнял на тот момент разум. Это еще Бог миловал, что так легко отделались от той французской актрисы, заплатив долги и выкупив у нее долговые поручательства, так неосторожно подписанные Холмским… Да уж об осторожности ли ему думалось, когда он их подписывал…

Софьюшка – ей тогда только четырнадцатый годок минул, совсем, можно сказать, дитя, а какая предусмотрительность…

Конечно же, дело с этими долгами скандальное. Объясняя это дочерям, Холмская говорила, что папенька покровительствовал театральным талантам этой бесстыдницы… Девочки поди уже догадывались, что это за таланты такие, которыми актрисы эти французские составляют тут у нас состояние и укатывают потом в собственных английских каретах в свой бесстыжий Париж, прости Господи… А люди-то все знают…

Не успели Холмские еще уехать из Москвы, как оказалось, что у актрисы этой в почитателях тех самых известных талантов состоял не только Холмский, но и князь Крапоткин. И его она своими талантами не замедлила свести в могилу – восьмидесятилетний поклонник театральных искусств, казавшийся на вид бодрым и деятельным, стал то и дело падать в обмороки – уж не от восторгов ли от проникновенных монологов, с подмостков сцены произносимых, – и умер от сердечного приступа, в кругу своего благородного семейства.

Как потом выяснилось, он тоже в свое время все по той же неосторожности подписал долговые поручения – осторожность ведь не свойственна людям, увлекающимся изящными талантами.

Но княгиня Крапоткина, славившаяся своей надменностью, выставила вон и французскую актрису, и кредиторов. Началась судебная тяжба. Стали выясняться многие подробности, неприятные для семейства князя, зато привлекательные для любопытной публики. Тяжба потребовала денег, чуть ли не больших, чем долги, и, в конце концов, была проиграна.

Однако княгиня не смирилась и дошла до Сената. В Сенате тоже нашлись поклонники неистощимых талантов актрисы. Сама она сделалась знаменитостью. Публика валом валила на спектакли с ее участием, молодые люди засыпали блистательную служительницу Мельпомены цветами, а круг почитателей мгновенно увеличился.

Княгине же Крапоткиной пришлось уехать в одно из своих дальних имений, чтобы не оставаться предметом насмешек и нескромного любопытства. Сын ее, молодой князь Крапоткин, даже не знал, от кого ему требовать удовлетворения – насмешники злословили за глаза, не вызывать же на дуэль саму виновницу того, что произошло…

Оставшись без присмотра матери, он спустя всего полгода завел себе такую же актрису, слава Богу, что не ту самую, талантам которой поклонялся его покойный родитель… А ведь мог и ее, она всегда готова, таковы эти французские актрисы и таков ныне век…

Имя же Холмского, хотя и упоминалось вначале, но позже совсем забылось, и семейство Холмских избежало и полного разорения, и позорного скандала. Благодаря уму Софьи. И нянюшка Егоровна, выкормившая, а потом вынянчившая все молодое поколение Холмских, умерла тихо и мирно и без тревог и лежит теперь на погосте церкви в Надеждино рядом со своей старой барыней, при ней и на погосте-то хорошо и покойно, а уж какой порядок держала, когда была жива…

Да, прежде всего нужно посоветоваться с Софьей…